Древо возможностей (сборник)

Та, что живет в моих снах

Идеальная женщина?

Она египетская богиня, и зовут ее Нут.

В пять часов утра, когда солнце розовеет, она купается в молоке ослицы и потягивает свой любимый аперитив, приготовленный из жемчужины, растворенной в уксусе из старого коринфского вина. Для любой другой этот напиток был бы смертелен. Расторопные служанки массируют ее, а оркестр тем временем играет ее личный гимн.

Это единственный гимн в мире, который исполняют не голоса людей, но хор из восьми тысяч трехсот соловьев.

Затем Нут завтракает листьями эвкалипта, приправленными миндальным молоком. После завтрака она красится.

Нут сама толчет сурьму в ступке из слоновой кости и наносит полученный серебристый порошок на свои прозрачные веки с загнутыми ресницами. Цвет своих губ она подчеркивает помадой на основе пигментов мака. Потом она красит ногти на руках и на ногах темным лаком, сделанным из чернил каракатицы.

Она всегда одета в тунику из золотых нитей и носит два драгоценных камня, рубин цвета крови в волосах и сапфир в пупке.

На мочки ушей и на шею она наносит по три капли белого мускуса с примесью бергамота. Эти духи составила для нее старая рабыня-критянка, которую она привезла с собой из путешествия к Северным варварам.

Нут никогда не бьет своих рабынь, разве только тех, что красивее ее. А это большая редкость.

Слуги ждут ее приказов.

Когда она говорит, ее сережки искрятся, как капли росы; когда она ступает, браслеты на ее ногах позвякивают.

Ей приводят ее кота. Это, собственно, не кот, а гепард, его зовут Самуил, и он живет только ради нее.

Нут не работает, чтобы не испортить руки. Нут убеждена, что от работы появляются морщины и укорачивается жизнь. Нут не ест, она вкушает. Нут не дышит, она трепещет.

Нут – не просто женщина. Нут – звезда, такая же, как Солнце или Звезда Пастуха.

При своем царственном происхождении (ее считают дочерью ветра) Нут не чурается простого народа, в частности играет на утконосьих бегах по воскресеньям в долине Нила.

Можно увидеть, как Нут устремляется прочь из своих садов. Цветы на ее пути благоухают самыми тонкими своими ароматами в надежде привлечь ее внимание. Тщетно.

Нут случается приобретать аксессуары из черной кожи (уступая, как она говорит, «простонародной фантазии», ибо Нут хочет быть ближе к народу), но она не заходит в вульгарности так далеко, чтобы их носить.

В полдень Нут ест пиццу. Начинку она выбирает без анчоусов, побольше каперсов, немного майорана, моцареллу из молока буйволицы, пикантное оливковое масло первого холодного отжима. Тесто непременно должно быть пропечено в печи на дровах из сандалового дерева, а пшеница, из которой оно сделано, выращена на солнце, ни в коем случае не в теплице.

К пицце полагается зеленый салат из одних сердцевинок (Нут терпеть не может мерзкий хруст жестких листьев на своих зубах). Бальзамический уксус, разумеется, подается отдельно, температуры тела и с отдушкой тмина.

Нут не ходит, она плывет, Нут не говорит, она поет, Нут не видит, она взирает, Нут не слушает, она внемлет.

Вернувшись домой, Нут иногда играет на лютне. Она ласкает инструмент своими изящными пальчиками с бесконечно длинными ногтями. И говорят, те, кто слышит игру Нут на лютне, ощущают нечто подобное эффекту азотного наркоза.

Когда она входит в свою гостиную на склоне дня, солнце скрывается, не желая ее затмевать. Она боится мышей, но это ничего не меняет.

В час ужина Нут принимает гостей. Она умеет сочинять изысканные комплименты, которые записывает на папирусе, украшенном гипсовыми листьями. На приеме она зачитывает их приглашенным. Все восхищаются ее умом.

У Нут есть брат по имени Гипосиас, который тайно любит ее и запретил всем мужчинам старше тринадцати лет приближаться к ней. Но она знает, что когда встретит юношу, который будет ее достоин, то уберет с дороги Гипосиаса без колебаний.

Под вечер, когда волны тьмы захлестывают небо, гася облака, Нут, небрежно облокотясь на перила балкона, размышляет о тайне жизни и странности всего сущего.

Руки ее рассеянно черпают из кувшинов, полных соснового семени, перемешанного с коконами шелковичных червей, чуть кисловатыми на вкус.

На сон грядущий мудрец рассказывает ей подлинную историю мироздания. Он повествует о битвах богов во прахе былых времен. О грандиозном столкновении сил природы ради создания смехотворного мира смертных. Рассказывает он ей и сказки неведомых племен, в которых эльфы, кентавры, грифоны, херувимы и прочая нечисть строят козни, чтобы поработить души смертных. Он поет славу проклятым героям, которые бились за то, чтобы жили их мечты.

И она думает…

С недавних пор у Нут появилось новое развлечение: военные набеги в соседние страны. Она уже покорила Намибию и сражалась с ордами нумидийцев на Юге. К сожалению, армия Нут состоит по большей части из батавских наемников, молдавских лучников, швейцарских фрондеров, атласских львов с клыками, пропитанными цианидом, страусов с оснащенными лезвиями клювами, орлов, изрыгающих огонь, ручных карликовых слонов, плюющихся из хобота смолой, и ястребов, обученных лить с высоты кипящее масло. В XXI веке перед современным оружием все это выглядит несерьезно. Поэтому Нут сейчас в поиске того, кто смог бы модернизировать ее войска. Тот, кто ей нужен, должен отлично владеть саблей, быть владыкой страны не меньше ее собственной, искусным в дрессировке слонов, не плевать на пол, не ковырять в носу, не обращать внимания на других красавиц, кроме нее, владеть современными техниками кинезитерапии, быть свободным от воинской повинности, а также от родни (Нут не нужна докучная свекровь).

Она хочет, чтобы он был послушным, но диким. Изысканным, но буйным. Покорным ей, но мятежным. Скучать Нут не намерена. Он должен быть миролюбивым, но способным вспылить. Красивым, но не подозревающим о своей красоте. И главное, он должен иметь красную спортивную машину с рабочим объемом цилиндра три тысячи кубических сантиметров и кругленькую сумму в банковской ячейке с секретным кодом. Если он будет соответствовать этому последнему условию, остальные становятся второстепенными.

Если вы знаете кого-то, кто может ее заинтересовать, напишите издателю, который даст ход вашему письму.

Отпуск на Монфоконе

Июнь. Сияет солнце, воздух легок. По улицам расхаживают девушки в нескромных блузках, облегающих джинсах и мужчины в футболках и темных очках. На этот отпуск Пьер Люберон решил употребить все свои сбережения и позволить себе по-настоящему оригинальное путешествие: экскурсию во времени. Это надо пережить хотя бы раз в жизни, сказал он себе, решительно распахнув дверь агентства по временному туризму.

Его встретила хорошенькая служащая.

– В какую эпоху месье желает отправиться? – любезно спросила она.

– Век Людовика XIV! Этот период всегда меня завораживал! Достаточно перечитать Мольера или Лафонтена, чтобы понять, что в то время люди были утонченные. Я хочу полюбоваться на сады, фонтаны, лепнину, статуи Версальского дворца. Хочу приобщиться к искусству галантности, столь важному тогда при дворе. Хочу подышать еще не загрязненным воздухом Парижа. Поесть помидоров со вкусом помидоров. Овощей и фруктов, не знавших ни пестицидов, ни фунгицидов. Попить непастеризованного молока. Я хочу попробовать на вкус подлинное. Хочу в эпоху, когда люди не прилипали к телевизору по вечерам, во время, когда умели веселиться, разговаривали друг с другом, интересовались окружающими. Хочу пообщаться с мужчинами и женщинами, которым не надо глотать антидепрессанты, перед тем как идти на работу.

Служащая улыбнулась.

– Как я вас понимаю, месье. Поистине, это хороший выбор. Ваш энтузиазм радует душу.

Она взяла бланк и начала его заполнять.

– Месье не забыл сделать все прививки?

– Прививки! Я ведь еду не в страну третьего мира, насколько мне известно!

– Разумеется, но, знаете, в те времена ги-гиена…

– Я хочу отправиться в 1666 год, чтобы посмотреть представление «Лекаря поневоле», поставленное Мольером при дворе! Я же не еду в какое-нибудь болото бирманских джунглей! – оскорбился Пьер Люберон.

– Конечно, – покладисто согласилась служащая, – но в 1666 году во Франции еще были эпидемии чумы, холеры, туберкулеза, ящура и многого другого. Вам необходимо сделать прививки от всех этих болезней, иначе вы рискуете принести их с собой. Это обязательная мера.

Назавтра Пьер Люберон вернулся с кипой проштампованных листков в руках.

– Я сделал все прививки и даже более того. Когда я смогу отправиться?

Служащая проверила печати и протянула ему памятку туриста.

– Здесь все необходимые рекомендации, чтобы ваше путешествие удалось. Еще кое-что: принимайте каждый день хлорохин и, главное, не пейте воды.

– А что же мне пить?

– Спиртное, конечно! – пророкотал басом высокий бородач, вошедший вслед за ним в агентство.

– Спиртное? – удивился Пьер, обернувшись.

– Месье прав, – подтвердила служащая. – В 1666 году лучше пить спиртное. Пиво, мед, вино, амброзию… Алкоголь убивает микробы.

– К счастью, тогда были отличные виноделы, – добавил новый клиент. – Они изготовляли, например, ячменное вино, думаю, вы его оцените.

Пьер посмотрел на него с подозрением.

– А вы уже побывали в 1666 году?

– И не раз! – ответил бородач. – Я завзятый путешественник в пространстве и во времени. Разрешите представиться: Ансельм Дюпре к вашим услугам, готов ответить на любой вопрос. Я опытный турист. Кто, по-вашему, написал «Путеводитель странника во времени»? Я повидал на своем веку немало эпох.

Он сел и уставился вдаль.

– Посмотрите на меня: я профессиональный турист. Я помогал строить пирамиду Хеопса в Египте. Ах! И весело же было на стройке! Был там один парень – умора, такой анекдот загнет, что сядешь на камень и час хохочешь. Я скакал на коне рядом с Александром Македонским. Видел победу греков над персами. Их военачальники, может, и были голубыми, но в бою они не знали себе равных.

Вы выбрали эпоху Людовика XIV? Славное времечко. При случае отведайте типичное тогдашнее блюдо, садовую овсянку под соусом по-охотничьи. Уверен, вы оцените.

Пьер отчего-то не доверял этому бородачу. Он повернулся к служащей.

– Будут еще рекомендации?

– Да. Вы встретитесь с людьми из прошлого. Не посвящайте их в современные технологии. Не рассказывайте им о будущем. Ни в коем случае не признавайтесь, что вы турист из другого времени. В случае любой проблемы немедленно возвращайтесь.

– А как это сделать?

Служащая протянула ему предмет, похожий на калькулятор, с множеством всевозможных кнопок.

– Заносите дату вашей конечной цели во времени и нажимаете сюда. Таким образом вы создадите пересечение квантовых полей, которое перенесет вас в нужную точку пространства-времени. Но смотрите, не ошибитесь с датой возвращения. Этот аппарат запрограммирован только на одно путешествие. Вы не имеете права на ошибку.

– Это точно, – подхватил Ансельм Дюпре. – Не ошибитесь, иначе рискуете застрять в прошлом. Были у меня друзья, с которыми это случилось. Я не раз пытался прийти им на выручку, но не знаю точно, где они находятся. Искать кого-то на планете уже нелегко, но найти человека, не зная его местонахождения и в пространстве, и во времени, – задача непосильная.

Служащая протянула ему желтый листок.

– Желаете подписаться на Темпоро-гарантию?

Пьер рассмотрел листок.

– Что это?

– Страховка. В случае затруднений за вами прибудет бригада экстренной помощи. Мы спасли уже немало туристов, заблудившихся во времени…

– Это дорого?

– Тысяча евро. Но с этим контрактом вы гарантированы от всех рисков. Настоятельно вам советую.

Пьер внимательно прочел контракт.

– Позволю себе тоже вам его рекомендовать, месье, – вмешался бородач. – Я никогда без него не путешествую.

Тысяча евро, практически треть стоимости билета. Всего лишь за страховку! Это уж слишком, подумал Пьер Люберон. Он никогда не принимал подобных предосторожностей в обычных путешествиях и для этого не станет делать исключения. Это, в конце концов, просто отпуск!

– Нет, извините, цена и так достаточно высока. Мне не нужна ваша Темпоро-гарантия.

Служащая закатила глаза в знак своего бессилия.

– Напрасно, боюсь, не пришлось бы месье пожалеть.

– Мое решение принято. Еще рекомендации?

– Нет, можете отправляться прямо сейчас. Введите дату и место и нажмите сюда, – ответила служащая, протягивая ему красный калькулятор.

Пьер облачился в костюм эпохи Людовика XIV, купленный у костюмера с киностудии. С собой он взял только кожаную сумку, которая могла принадлежать любой эпохе. Он поудобнее устроился на стуле, ввел желаемую дату и нажал кнопку.

ПАРИЖ. 1666.

Первым, что почувствовал Пьер, был запах. Город вонял мочой. До такой степени, что ему захотелось сразу нажать кнопку возвращения. Но, постаравшись дышать неглубоко и прижав платок к носу, он кое-как приспособился к этой вони.

Второй шок – мухи. Никогда он не видел их столько, даже в странах третьего мира. Надо сказать, что такого количества человеческих экскрементов на улицах города он тоже никогда не видел. Он поспешил на торговую улицу. На лавках красовались яркие вывески. У сапожника башмак. На кабаке бутылка. На харчевне курица. Торговцы надрывали глотки, зазывая покупателей. Все говорили на французском, который для современного туриста походил скорее на жаргон, чем на то, чего он ждал от языка Мольера.

Пьер Люберон едва успел увернуться от помоев, выплеснутых из окна расторопной хозяйкой. О небо, ему и в голову не приходило, что в XVII веке было так грязно! И повсюду этот запах мочи и гнили. Неудивительно: нет ни канализации, ни водопровода в домах, ни уборки мусора городскими службами. Везде шныряли крысы, свиньи свободно расхаживали по улицам, роясь в отбросах. Вот они, мусорщики эпохи – свиньи и крысы.

Улицы были узкие, извилистые. Пьеру казалось, будто он попал в огромный вонючий лабиринт.

От лавок кожевников повеяло новыми едкими запахами.

Пьеру подумалось, что, в сущности, у XXI века есть свои преимущества. По улице, которая постепенно расширялась, он вышел к виселице Монфокон[1]. Наконец-то достопримечательность. Наконец-то туризм. Тела повешенных облепили вороны. Из вытекшего семени казненных прорастали мандрагоры. Значит, легенда не лгала…

Миниатюрным цифровым фотоаппаратом он сделал несколько снимков, предвкушая, как поразит своих друзей.

Затем он пошел дальше, ориентируясь на центр города, и увидел еще исторические памятники: квадрат Тампля[2], Двор Чудес. Он напитывался образами и звуками эпохи. Его путешествие стало наконец занимательным. Если бы не этот мерзкий запах, экскурсия была бы почти приятной. Он зашел в таверну выпить кружку ячменного пива, терпкого и теплого, и пожалел, что холодильников еще не существует. Потом отправился дальше в поисках постоялого двора, чтобы переночевать.

Пьер заблудился в очередном переулке. Вокруг него кружили мухи, их становилось все больше. Здесь их привлекали не только нечистоты и мусор, но и трупы. «ТУПИК УБИЙЦ» было написано на стене, и прямо под надписью лежало тело без признаков жизни с кровавой улыбкой от уха до уха.

– Вызовите полицию! – закричал он прохожим.

Кто-то ответил ему непонятной фразой. Вероятно, на просторечном старофранцузском. К счастью, Пьер предвидел, что язык этого века трудно будет понять. Вставленный в ухо электронный переводчик пришел ему на помощь.

– В чем дело, что стряслось? – спрашивал его прохожий.

Электронный толмач подсказал ему слова, чтобы объяснить, что надо вызвать полицию. В ответ собеседник поднял утыканную гвоздями дубину и точным ударом свалил его с ног. Пьер успел лишь увидеть, как он убегает с его кожаной сумкой, и потерял сознание.

Очнувшись, он увидел, как молодая девушка накладывает ему жгут; не успел он и слова сказать, как острый нож порезал его до крови.

– Что вы делаете, черт вас побери?

– Пускаю вам кровь, что же еще. Вам было плохо, я еле дотащила вас до своего дома, а вы вместо спасибо меня оскорбляете!

Она рассмеялась, потом взяла влажную тряпицу и промокнула ему лоб.

– Лежите спокойно, вас еще немного лихорадит. Не надо бы вам драться на улице.

Он потер голову… вспомнил, как на него напали в тупике Убийц… И украли сумку, а в ней аппарат, который должен был вернуть его в настоящее!

Это его добило: он понял, что стал пленником прошлого.

Взгляд его медленно переместился на нежданную защитницу. Девушка была грациозна, не лишена очарования. Однако что-то его сильно смущало. От нее исходил звериный запах. Не мылась она, должно быть, с рождения.

– Вас как будто что-то беспокоит? – спросила девица.

Когда она заговорила, стало еще хуже. Изо рта пахнуло гнилью, а на черные зубы больно было смотреть. Разумеется, она не знала ни зубной пасты, ни дантистов, разве только зубодеров. Надо полагать, она никогда в жизни не чистила зубы.

– У вас есть аспирин? – спросил он.

– Что?

– О, простите, я хотел сказать, настой коры плакучей ивы.

Она нахмурила брови.

– Вам знакомы лекарственные растения?

Девушка теперь смотрела на него с подозрением и как будто уже жалела, что помогла ему.

– Вы, часом, не «колдун»?

– Нет, что вы.

– Странный вы все-таки, – заметила она, еще больше нахмурившись.

– Меня зовут Пьер. А вас?

– Петронилла. Я дочь сапожника.

– Спасибо, что помогли мне, Петронилла, – сказал он.

– Ну наконец-то я дождалась благодарности. Я приготовила вам супчика, господин странный чужестранец, всему удивляющийся и сам удивительный.

Она подала ему миску не очень аппетитного желтовато-белого бульона, в котором плавали кусочки хлеба и овощей. Он протолкнул в себя жирную жидкость, и ему хватило присутствия духа не попросить чаю или кофе.

– С тех пор как вы пришли в себя, вас, кажется, что-то мучит, – снова заговорила девушка.

– Дело в том, что я приехал из провинции, где люди жить не могут без ванн, и…

– Ванн? Вы имеете в виду бани?

Она объяснила ему, что эти места, задуманные как помывочные, стали местами разврата. Вдобавок ученые обнаружили, что от горячей воды трескается кожа и организм подвергается пагубным сквознякам; подозревали также, что пресловутые бани – рассадники чумы.

Наверняка эти веселые места раздражают Церковь, подумалось Пьеру.

Петронилла подтвердила его мысль:

– Господин кюре запрещает нам ходить в бани. Он говорит, что не подобает добрым христианам собираться в жарком и полном пара помещении, похожем на ад.

Пьер подумал, что по возвращении было бы интересно написать диссертацию о гигиене в XVII веке.

– Ладно, поговорили, и будет, теперь отдыхайте, – скомандовала девушка.

Когда он проснулся, вооруженная стража окружила дом и арестовала его. Петронилла донесла на него, обвинив в колдовстве. Не успел он и глазом моргнуть, как его отвели в тюрьму и бросили в камеру, где были еще двое.

– За что вы здесь?

– За колдовство.

– А вы?

– За колдовство.

– Значит, мы все здесь за колдовство?

Взгляд Пьера упал на предмет, выглядывавший из-под жилета одного из сокамерников.

– Да у вас фотоаппарат!

– Надо же, вам знакома фотография? – удивился тот.

– Конечно, я из XXI века. А вы?

– Тоже.

Пьер успокоился.

– Я в отпуске, – сказал он. – Имел несчастье напороться на грабителя, вот и влип. Кончилось тем, что аборигены бросили меня в этот карцер.

– Мы, стало быть, все трое пространственно-временные туристы, – заметил третий узник.

– Да, и нас считают колдунами.

Откуда-то донеслись леденящие кровь крики, и трое заключенных содрогнулись.

– Мне страшно. Что с нами сделают? Наверняка они собираются нас пытать, пока мы не признаемся, что продали душу Сатане, – вздохнул владелец фотоаппарата. – А потом повесят нас на виселице Монфокон.

Пьеру подумалось, что скоро и из него прорастет мандрагора. Воспоминание о повешенных с вывалившимися синими языками, облепленных воронами, не давало ему покоя. Далеко же он оказался от Версаля и пьес Мольера. Если бы только он не потерял машинку для перемещений во времени. Он задергался в цепях и оцарапал руки о ржавый металл.

Лицо третьего «колдуна» было, однако, безмятежным.

– А вы, похоже, не очень тревожитесь, – заметил Пьер Люберон.

– Я подписал контракт на страховку Темпоро-гарантия. Если в течение трех часов я не подам условный сигнал, они вернут меня назад автоматически. Этого, кстати, уже недолго ждать.

И действительно, заключенный вдруг исчез, оставив после себя только свисающие пустые кандалы и немного голубоватого дыма.