Любовь анфас

– Я хочу на родину, к маме, – сказала Вика.

– А она этого хочет? – спросил представитель родины.

– Кто? Мама? – переспросила Вика.

– Нет, родина.

– Кто ж ее знает. Но мама-то важнее.

С этим было трудно спорить, и Вику вернули к маме. А заодно и на родину.

Ольга Петровна встретила дочь с таким чувством, как будто получила бандероль, в которой лежала бомба с часовым механизмом. Она бережно обращалась с Викой, не повышала голос и давила в себе тягу к нравоучительным беседам. И все время ждала, когда рванет.

Они обе, мать и дочь, изо всех сил старались зажить, как все. Держали в руках склеенную из мелких осколков семейную чашу и ждали, когда клей схватится. Но то ли клей был просроченный, то ли осколки слишком мелкие, но чаша не склеивалась.

Вика усилием воли стреножила свое раздражение, которое поднималось в ней при одном взгляде на мать. Та была насквозь серой, с какими-то отсыревшими чувствами и засохшими желаниями. Вике было страшно от одной мысли, что и она может стать такой.

Ольга Петровна делала вид, что не понимает дочь. Но она прекрасно понимала ее. И видела себя ее глазами. От этого взгляда она скукоживалась, становилась еще серее. В присутствии Вики она задавала глупые вопросы и давала нелепые ответы, плоско шутила и некрасиво ела. Стоило ей поймать на себе взгляд дочери, как она что-то проливала или запиналась на ровном месте. Только вырвавшись из дома, оказавшись среди своего приятельского круга, она становилась умелой, легкой, остроумной. И спешила домой, чтобы показать себя такую – с живым огоньком внутри. Но стоило ей переступить порог, и огонек гас, как будто воздух их дома был лишен кислорода.

Вика пару раз пересекалась со школьной подругой Лесей, но эти встречи ее только расстраивали. Леся была увлечена своей диссертацией и несла бред про высокую миссию науки. Вике хотелось набрать побольше воздуха и со всей силы дунуть на Лесю, чтобы сдуть с нее слой книжной пыли. Казалось, что под этим слоем есть живая плоть.

– Леська, а зачем тебе эта диссертация?

– Так вопрос не стоит. Просто мне нравится облекать мысли в слова.

– А эти мысли того стоят? Ну твоего времени, твоей жизни?

– Посмотрим, будущее покажет, – отвечала Леся.

Но отвечала с таким видом, будто она уже видит это будущее, где книжные полки прогибаются от книг с золотым тиснением. И на каждой книге стоит Лесино имя. Разве на такое можно жалеть время? Тем более когда его уйма, вся жизнь впереди.

Вика чувствовала себя лишней в этом мире. Серая жизнь матери и книжные мечты подруги вызывали в ней чувство недоумения и досады. Как можно так жить? Мир огромен, нельзя ползать по краю и бояться уйти в его просторы, запахи, звуки, в его разнообразие и непредсказуемость. Люди вокруг напоминали ей мух, которые ползают по кромке тарелки с вареньем. А варенье такое сладкое!..

И Вика начала поиск новых маршрутов скитаний. Она проводила часы в интернете, выискивая очередные возможности кочевой жизни. Это было совсем непохоже на прошлый отъезд. Тогда все вышло случайно: были веселые ребята, романтичные рюкзаки, слова «далеко» и «вместе». Это притягивало, как магнит. Теперь все было иначе. На этот раз никто никуда не звал. Ее гнала прочь затхлость дома, выталкивала серость, которой Вика боялась обмазаться.

Когда дочь объявила, что уезжает спасать каких-то черепах на какие-то острова, Ольга Петровна в глубине души обрадовалась, точнее, испытала облегчение. Она, конечно, сделала вид, будто сожалеет об отъезде дочери, но не особо старательно. Халтурно сыграла. Вика все поняла. Обе женщины, мать и дочь, решили, что лучше скучать на расстоянии, чем так жить. И они разжали руки. Семейная чаша упала и рассыпалась на осколки, обрамленные по краям желтой бахромой беспомощного клея.

Стоило Вике ступить за порог дома, как судьба вспомнила о ней и начала подкидывать новые фортели.

В самолете в соседнее кресло азартная судьба усадила голубоглазого шведа. «Викинг», – подумала Вика. «Офигеть!» – подумал викинг. Словом, они произвели друг на друга самое благоприятное впечатление.