Наследник собаки Баскервилей

Глава III

Была у зайца избушка…

Началась эта леденящая кровь история скучным-прескучным осенним днем…

Домой идти не хотелось. Папа – опять в командировке, мама – опять на работе. Лешка предложил сходить в парк – там начали строить какой-то забавный детский городок. Весь из себя сказочный.

– Ну там избушка Бабы Яги со ступой, – взахлеб начал соблазнять меня Алешка. – Ну там печка, в которой от всяких гусей-лебедей прячутся всякие дети. Деревянный Серый Волк в кустах скачет. Три поросенка в шляпах поют…

– Постой, – перебил я. – А ты откуда знаешь?

– А я уже там был.

– Когда?

– Вместо физкультуры. Меня освободили от урока…

Понятно. Освободили. Выгнали, значит.

– За что?

Алешка нахмурился, сделал грустное лицо.

– Да я упал, – признался он. – Залез на канат и с него упал.

– Ушибся?

– Я-то нет.

– А кто?

– Валентина Ивановна.

– ?

– Да я, понимаешь, Дим, на нее упал.

Так, все ясно. Нашел на кого падать. Я молча протянул руку.

Алешка посопел, пошарил в сумке и отдал мне измятую записку.

«Уважаемые родители Алексея Оболенского! Прошу Вас срочно зайти в школу по поводу безобразного поведения Вашего сына, нанесшего психологическую травму преподавателю физкультуры».

– Что еще за травма? – нахмурился я.

– Да понимаешь, Дим… Я когда на нее падал… У нее прическа с головы слетела…

Хорошо, что не голова. Но и такое не прощается. Тем более – Валентиной Ивановной. Она к тому же у нас старейший педагог. Вообще-то они почти все у нас старейшие. Новейшие к нам в школу не идут. А если приходят, то долго не выдерживают. Особенно они не любят, когда им на головы ученики третьего класса падают. И парики сшибают.

– Что будем делать? – спросил Алешка.

– А ничего! – Я махнул рукой. – Папа – в командировке, мама – на работе…

– Записку я потерял, – подхватил Алешка. – Пошли в парк.

В парке мы болтались долго – даже сумерки уже появились. Тишина настала. Только листья под ногами шуршали. А иногда слышалось, как с дубов падают на них тяжелые спелые желуди – звонко так, хрустко.

Набрали мы зачем-то полные карманы желудей, осмотрели все деревянные чудеса. Нам они понравились. Жаль только, что все это очень скоро население нашего микрорайона, как обычно, разломает на мелкие дребезги. А кое-что симпатичное и не очень крупное утащит на свои дачи, чтобы украсить их ежиками с яблоками на колючках и гномиками с фонариками. Заодно и поющими поросятами в шляпах.

– Тут надо охрану ставить, – сказал я с сожалением.

– Вон, – показал Алешка, – один охранник уже сидит.

Возле симпатичного домика, спереди у которого было написано резными буквами «Избушка лубяная № 2», сидел на скамейке, сгорбившись, такой одинокий мальчуган, что нам даже жалко его стало.

Когда мы подошли к нему, он поднял голову и безразлично взглянул на нас. Лешка остановился и спросил:

– Чего ты тут сидишь, как бездомный?

– А я и есть бездомный, – ответил мальчуган. – Меня из дома выгнали.

– Кто? Родители?

– Нет. Чужие люди.

– А родители где?

– Не знаю. Они куда-то пропали. Я пришел домой, а там чужие дядьки. Они меня прогнали.

Ни фига себе! Ну точно как в сказке про лису и зайца. «У лисы была избушка ледяная, а у зайца – лубяная… Вот лиса его и выгнала».

Но нам тогда и в голову не пришло, какая это жестокая и загадочная история. И что нам с Алешкой придется в этой истории разбираться. Разгадывать тайны и наказывать зло. С риском для жизни…

Мальчугана звали Федя Зайцев. Он гостил у своей любимой бабушки, а когда вернулся в родной дом, на пороге его встретили незнакомые дядьки и сказали:

– Иди отсюда! Ты больше здесь не живешь!

Федя растерялся и испугался.

– Позовите маму, – попросил он.

– И мама твоя больше здесь не живет. И папа твой тоже. Убирайся! – И дверь захлопнулась перед его носом.

– А где же ты ночевал? – с участием спросил Алешка.

– А вот в этой избушке. – Федя показал на «лубяное» сооружение. – Только там страшно ночью. В парке собаки воют. Какие-то люди кричат… И холодно.

– Что же ты к бабушке не вернулся?

– А я не знаю, где она живет. Город еще могу вспомнить, а адрес – нет.

– А фамилия бабушки?

– Анастасия Петровна.

Да, очень точные сведения.

– В милицию ходил?

– Я боюсь. Они меня сразу в детский дом отправят. Тогда меня родители вообще не найдут, – и он мужественно хлюпнул носом.

А в парке уже совсем стемнело и похолодало. И где-то в его глубине и впрямь завыла голодная бродячая собака. Представить, что этот малыш будет здесь ночевать, скорчившись на голом холодном полу лубяной избушки, было невозможно.

– Пошли домой! – решительно сказал Алешка и взял Федю Зайцева за руку. – Поживешь у нас. А потом вернется наш папа и живо разыщет твоих родителей. И вышибет из твоего дома захватчиков. Он знаешь у нас какой? Настоящий полковник. Шерлок Холмс!

Мама была уже дома и готовила ужин.

– Это что за сокровище? – спросила она.

– Это Федя Зайцев, – деловито ответил Алешка. – У нас будет жить. Где раскладушка?

Мама на всякий случай выглянула за дверь, на лестничную площадку – нет ли там еще одного Феди или еще двух Зайцевых?

А Лешка емко и коротко прояснил ситуацию:

– Он бездомный сирота. Временно.

– Какой ужас! – Мама прижала ладони к щекам. – Бедный малыш! Пошли скорее ужинать.

За столом она с удовольствием смотрела, как наворачивает «бедный малыш», и все время подкладывала ему добавки. Федя Зайцев, конечно, был очень голодный и ел очень азартно, но без жадности, аккуратно и, отодвинув тарелку, вежливо сказал:

– Спасибо. Все было очень вкусно.

Чем и покорил материнское сердце нашей мамы.

– Из хорошего дома мальчик, – заметила она вполголоса. – Воспитанный. – И с намеком посмотрела на нас.

Мы постелили воспитанному Феде в нашей комнате, и он мгновенно уснул. Но во сне иногда тоненько поскуливал, как маленький обиженный щенок. Или зайчонок. Которого лиса из дома выгнала.

Лисовский был хороший мастер, но очень плохой человек. Он приходил на помощь людям в трудную минуту: когда у них засорялась канализация, или хлестала горячая вода из проржавевшей трубы, или через край раковины бурлила холодная из непослушного крана. Он ставил на залитый пол свой чемоданчик с инструментами и сразу же заявлял, сколько баксов он возьмет за устранение неисправности. Если жильцы возмущались и отказывались, Лисовский брал свой чемоданчик и спокойно уходил, оставляя людей в беде.

На него жаловались, один раз даже побили, но слесарей в ЖЭКе не хватало, и Лисовский оставался на своем рабочем месте, вымогая у несчастных жильцов деньги. Все больше и больше.

Дело в том, что Лисовский, при всей своей практичности, был в глубине своей серой души человек романтичный. Мечтатель такой… незаурядный.

Он мечтал накопить много денег и уехать в старую добрую Англию, купить там старинный замок на скалистом морском берегу и вечерами сидеть под шум прибоя у камина, ворошить в нем кочережкой жарко рдеющие угли и листать страницы детективных романов.

Но ни накопить денег на замок, ни просто переехать в Англию у него не было шансов – там и без Лисовского хватало алчных сантехников. Итогда он выбрал более сложный, но, как ему казалось, более надежный путь. Он решил отправить в Англию свою дочь Лору. Она будет там учиться в колледже, выйдет замуж за лорда, станет богатой леди и купит папе старинный замок с камином на скалистом морском побережье. Где он вволю полистает страницы увлекательных детективных романов.

Лисовский очень любил детективы. Но не так, как их любят нормальные люди. Нормальных людей увлекает в детективах загадка, они восхищаются умом иотвагой бравого сыщика, удовлетворяют чувство справедливости. Нет, Лисовский читал детективы по-своему. Вкаждом из них он отмечал про себя (и даже отчеркивал на полях книги) ошибки преступников, анализировал их и мечтал совершить крупное и доходное преступление, но самому при этом остаться безнаказанным.

А пока он добывал деньги наглым шантажом бедных жильцов, у которых выходила из повиновения ненадежная сантехника и их квартиры заливало холодной или горячей водой. Либо еще кое-чем похуже.

Чаще всего Лисовский читал о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Он справедливо полагал, что учиться надо у великих людей. Ина ошибках незаурядных преступников.

И вот однажды Лисовского вызвали устранить аварию водопровода в ювелирном магазине «Топаз». Здание было старое, трубы в нем проржавели, и ему пришлось довольно долго повозиться в подвале. Правда, и заплатили ему неплохо. Но главной оплатой он посчитал одно небольшое открытие, сделанное во время работы. Вернее, открытий было два. Первое – очень приятное. Когда Лисовский увидел в витринах торгового зала ценники на всякие браслеты, колье и медальоны, у него волосы стали дыбом от радости. Он понял, что все эти «безделушки» дороже всяких денег.

Второе открытие – заманчивое, наводящее на размышления. Оказалось, что из подвала можно довольно легко проникнуть в торговый зал, не затронув сигнализации и не разбудив охранника, который по ночам спал в небольшой каморке возле входной двери магазина.

Лисовский сперва задумался, а потом начал действовать. Исначала произвел разведку – зачастил в «Топаз» под предлогом профилактики его ржавых канализационных и водопроводных труб. Он не один раз пробирался грязным тоннелем, прикидывая, соображая, и как специалист оценил возможности, которые открывало ему вонючее подземелье, протянувшееся через все Поречье прямо к подвалу под «Топазом». Но понял Лисовский и то, что одному с этим сложным делом ему не справиться. Ион стал искать сообщников.

Утром мама позвонила на работу папиному сослуживцу Олегу Ивановичу.

– Сережа в командировке, – сказала она, – а мне нужна помощь.

– Слушаю вас, – сказал Олег Иванович.

И мама рассказала ему печальную историю Феди Зайцева.

– А где этот дом? – спросил Олег Иванович, внимательно выслушав маму. – Адрес назовите.

– Небольшой такой дом. Деревянный. Где-то в районе Поречья.

– Какой точный адрес, – усмехнулся Олег Иванович. – Но я, кажется, знаю это место. Разберемся, не волнуйтесь. Сейчас я направлю туда своих ребят, и они все выяснят на месте.

Когда мы вернулись из школы, Олег Иванович уже был у нас.

Он о чем-то поговорил с Федей, а потом пошел с мамой на кухню пить чай. Ну а мы с Алешкой, конечно, стали подслушивать.

Сначала ничего интересного не слышалось, только всякие «вам покрепче?», «да, пожалуйста», «спасибо, достаточно» и звяканье ложечки о стакан. А потом Олег Иванович задумчиво сказал:

– Странная история. Очень странная. Мои ребята все проверили. Этот небольшой старый дом в Поречье принадлежит на самых законных основаниях гражданину Кислову. Он купил его у граждан Зайцевых.

– А граждане Зайцевы? – спросила мама.

– Отбыли в неизвестном направлении.

– Бросив пятилетнего ребенка, да?

– Я и говорю: очень странная история. Мы смогли выйти на Федину бабушку, она живет в Курске, сделали осторожный запрос, чтобы ее не встревожить…

– И что же?

– К ней родители Феди не приезжали. И о том, что они собирались продавать дом, она ни разу не слышала.

– Мистика, – сказала мама. – Еще чаю?

– Нет, спасибо, мне пора. Но вы не волнуйтесь. Мы этим делом займемся. А мальчика можно пока устроить в детский дом.

– Вот уж ни к чему, – сказала мама. – Ребенок и так натерпелся горя. Пусть живет у нас. С моими разбойниками. Он такой воспитанный. И будет на них хорошо влиять.

Проводив Олега Ивановича, мама покормила нас обедом и уложила Федю спать. На этот раз он спал спокойно, не поскуливал и даже иногда улыбался во сне.

Когда мы остались одни, Алешка встал посреди комнаты, сложил руки на груди, насупил брови и сказал торжественно:

– Ну вот, Дим, наконец-то у меня появилась цель в жизни.

– Какая? – без всякого интереса спросил я. У Алешки каждый день какая-нибудь новая цель в жизни появляется.

– Я этих негодяев, которые выгоняют маленьких детей из их собственного родного дома, всей душой ненавижу. Я их разыщу и так достану, что им больше никогда жить не захочется!

Вообще-то я Алешкино возмущение полностью разделял. Особенно когда смотрел на этого Федю. Спит ребенок, улыбается. А когда проснется, сразу вспомнит про свои беды и про своих пропавших любимых родителей. А чем он виноват?

– С чего начнем? – просто спросил я Алешку.

Глава IV

Паддингтонский вокзал

– Наши первые шаги? – деловито спросил Алешка, одеваясь.

– А я знаю? – искренне признался я. И съехидничал: – У своего Шерлока Холмса спроси.

– Неплохая идея, сэр, – неожиданно согласился Алешка. – Мистер Холмс всегда начинал свои расследования с того, что…

– Садился в кеб, – шутливо подхватил я, – и отправлялся с доктором Ватсоном на Паддингтонский вокзал.

– Молодец, сэр, – похвалил меня Алешка. – Едем обыскивать это самое Поречье. Мы его там все перевернем.

В этом я не сомневался.

И мы поехали на вокзал. Где встретили и преодолели первое препятствие. В виде нехватки средств. Оказалось, что денег у нас – только на один билет. Тем более что там установили эти дурацкие турникеты.

– Бери себе билет, – уверенно сказал Алешка, – и жди меня.

Я так и сделал – когда Алешка начинает командовать, его даже мама слушается. И побаивается.

Я прошел через турникет, и тут у меня за спиной раздался такой звонкий и отчаянный Алешкин вопль: «Мамочка!» – что я обернулся и забегал глазами по толпе пассажиров, в самом деле надеясь увидеть нашу мамочку.

А Лешка уверенно продолжал драматический спектакль одного актера. Талантливого, несомненно.

Он метался вдоль турникетов, воздымал руки и отчаянно блеял, как заблудившийся барашек, призывая свою каракулевую мамочку.

Мне стало интересно. Тем более что в спектакле появились и другие действующие лица.

Сначала к Алешке подошла и встревоженно склонилась к нему решительная тетя с сумкой на колесиках:

– Что случилось, мальчик?

Алешка едва не рыдал (от смеха):

– Моя мамочка… Вон она… А я здесь… Я заблужусь теперь…

– Как ее зовут? – с готовностью отозвалась тетя.

– Миссис Хадсон, – брякнул Алешка.

– Как? – удивилась тетя с сумкой на колесиках.

– То есть… Елена Ивановна.

– Елена Ивановна! – трубно взревела тетя. – Вы забыли своего ребенка!

И тут все пассажиры стали хором орать:

– Елена Ивановна! Ленка! Вы забыли своего ребенка!

Наконец Елена Ивановна откликнулась. Вернее, Елены Ивановны. Их было сразу четыре. Все они вернулись, подбежали к турникету и затараторили:

– Бедный мальчик!

– Что случилось?

– Это не мой ребенок!

– И не мой!

Алешка включился в этот хор, едва не плача:

– Это не мои мамы! Моя мама красивая! Моя мама – вон она – в синем плаще!

Четыре Елены Ивановны обиделись, что они не красивые, и ушли на платформу. А тетя с сумкой затрубила, как большой пароход в тумане:

– Елена Ивановна в синем плаще! Вас ждет сын… Как тебя зовут? Как? Алекс?

– Громче кричите, – посоветовал Алешка. – Она глухая. – И добавил машинально: – Как пень.

Тут добрая тетя наконец догадалась, что от нее нужно, и сказала:

– Держи мой билет и догоняй свою маму, пока она не села в поезд.

– Благодарю вас, мэм. – Растроганный Алешка утер слезу, скользнувшую по его румяной щеке. – Оставьте мне свою визитную карточку – я вышлю вам деньги телеграфом.

И, безмерно благодарный, помчался догонять свою «мамочку Елену Ивановну». В синем плаще. Глухую как пень.

– Какие у нас отзывчивые люди, – хихикнул он, когда мы уселись в вагоне, у окошка. – Сердечные.

– Зато мамы бессердечные, – хихикнул я. – Бросают детей то направо, то налево.

Мы еще сколько-то похихикали и едва не проскочили свою остановку. Неразборчивый голос в динамике прохрипел:

– Ста… Отрадное… След… становка… форма «Поречье»… сторожно… закрываются. Поехали, Вася!

Это самое Поречье оказалось небольшим кусочком деревни, окруженным со всех сторон наступающей окраиной города. Там было всего несколько старых деревянных домов среди новых, каменных и высоких. Ну и, конечно, среди всяких коттеджей, которые громоздились друг на друга.

Найти дом Феди Зайцева нам удалось без труда. В первой же избе, куда мы постучались, маленькая старушка в телогрейке, придерживая за длинный рог бодливую козу и то и дело прикладывая к уху сухую ладошку, сообщила нам:

– Хто, говорите, ась? Зайцевы? Так они тута не живут. Ась? Съехали. Дом продали и съехали. Чегой-то? Надысь. Ась? Где жили? А вона домок, кривой такой, на самом отшибе, с трубой набок. Видите? Ну и ладно. Бежите скорей отсель. А то Зинка моя вырвется! Сильно пожалеете.

«Домок» Зайцевых – и это первая загадка – оказался совсем неказистым. Кривой на один бок, крыша набекрень, печная труба набок, а крыльцо заскрипело под нашими ногами давно прогнившими досками.

За домом разинула пасть заплывшая глиной глубокая траншея. И стоял щелястый сарайчик с дровами. Кому такой дом мог понадобиться, чтобы выгнать из него целую семью? Кругом вон сколько домов, даже многоквартирных. Выбирай, выгоняй, живи! Если ты такой крутой, в натуре. Правда, возле дома Зайцевых стояла вполне приличная «ракушка», сияя свежим железом. И радуя глаз огромными замками.

– А чего мы скажем? – спросил я Алешку, когда мы потоптались на крыльце кособокой лубяной избушки.

– Чего-нибудь, – уверенно и очень убедительно ответил он.

Мы скромно постучали в дверь. Потом еще скромнее. Потом ногами. И уже решили уходить, но наконец дверь осторожно раскрылась, и на пороге появился худосочный человек в оранжевом прорезиненном комбинезоне.

– Чего приперлись? – вежливо спросил он, почему-то с опаской поглядывая по сторонам.

– Мы за Федей пришли, – так же вежливо ответил Алешка. – Анна-Ванна нас послала узнать – почему он в детский сад не ходит?

– А я знаю? – Худосочный человек начал настойчиво закрывать дверь. – У его мамки спросите.

– Позовите ее, пожалуйста.

– Нет ее тута, не живет.

Алешка растерянно (артист!) посмотрел на меня и сказал грустно:

– Надо в милицию идти: пропал мальчик. Вместе с мамой.

Человек в комбинезоне вдруг сразу изменился, стал добрым и приветливым.

– Зачем в милицию, дружище? Я вам все расскажу и без милиции. Зайцевы энтот дом продали и отседова съехали. В незнакомом направлении. К своей бабушке, в Курский город. А малец ихний уже давно там проживает. Под крылом у бабушки. Все хоккей? – И он захлопнул дверь перед нашими любопытными носами.

– Вот это хоккей, – прошептал Алешка, когда мы пошли к платформе.

– Да, – согласился я. – Вот это загадка. И главное – зачем этому дядьке такая развалюха?

– Главное не в этом, Дим, – задумчиво сказал Алешка. – Главное – почему он так плохо пахнет?

– Кто? – не понял я. – Дом?

– Дядька.

Вообще-то я его не нюхал. Но Алешка опять прав. Я вспомнил, что во время нашего разговора тоже чувствовал какой-то неприятный тухлый запах. С собой мы его принести не могли. Значит, пахло либо от дома, либо от этого дядьки.

Загадочка! И если бы она была одна!

– Ничего, – уверенно сдвинул брови Алешка. – Мы прольем луч света на это мрачное пятно…

Деньги на обратную дорогу мы добыли довольно просто. У нас оставалась еще какая-то мелочь, Алешка зашел в первый попавшийся киоск с игральными автоматами и «наиграл» денег на билеты. Не знаю, почему он не желает сделать этот метод источником постоянного дохода для всей нашей семьи?

– Слушай, везунчик, – засмеялся я, пересчитывая на ладони его добычу, – а чего ты сразу на такси не наиграл, а? Слабо?

– Да неудобно, Дим, – признался Алешка. – Нечестно. Я ведь все сразу угадываю. Хочешь, угадаю, в какой руке у тебя зонтик?

Правильно – ни в какой!

Витя Кислый к своим тридцати годам все еще так и не разбогател. Хотя ему очень этого хотелось. Парень он был не очень умный, но хитрый, предприимчивый, на всякую пакость догадливый. Но ему почему-то всегда не везло в самый последний момент.

Вот и в этом деле тоже. Кто-то предложил Вите купить по дешевке целую фуру мороженых куриных окорочков. Витя прикинул – за сколько он их купит и за сколько продаст – и ахнул от восторга! Такие деньги ему даже не снились. Он уговорил одного своего приятеля дать ему необходимую сумму в долг, расплатился за окорочка и приготовил огромный мешок для денег.

Но тут опять вмешалось «Но!». Да такое, что Витя еле ноги унес. Окорочка оказались тухлые. Деньги пропали, а приятель все настойчивее требовал вернуть долг.

Приуныл Витя, стал подумывать, куда бы подальше удрать. Да, на его счастье, другой его приятель – сантехник Лисовский – сообщил ему очень большой секрет. Ивыходило по этому секрету, что Витя Кислый, провернув одно дельце, сможет набить деньгами не мешок, а два. Ине рублями, а долларами.

И дельце-то пустяковое. Всего-то и нужно – чего-то покопать, где-то посверлить и слинять с денежками.

И Витя, конечно, с радостью и надеждой принял предложение Лисовского…

Дома все обошлось без расспросов: где вы шлялись, как в школе, почему грязные руки? Потому что папа вернулся из командировки и за вечерним чаем долго и нудно рассказывал нам о далеком городе, в котором он провел три незабываемых дня. Конечно, про свои криминальные интерполовские дела он не сказал ни слова, зато о городских достопримечательностях разливался, как весенний соловей на даче.

– Я и Биг-Бен видел, – хвалился он. – И в Тауэре побывал, и в Скотленд-Ярде… И Нью-Гейтскую тюрьму посетил…

При этих словах Алешка, занятый своими мыслями и потому слушавший папу с обидным невниманием, насторожил ушки.

– Так ты где был-то? – стал допытываться он. – В Лондоне, что ли?

– Ну! – гордо ответил папа. – В самом сердце старой доброй Англии!

– А ты заходил на Бейкер-стрит? Передал привет мистеру Холмсу?

Папа виновато пожал плечами:

– Знаешь… Не успел. Столько дел было.

– Ну да, – буркнул Алешка. – Тауэры всякие. Биги-Бены. – И решительно добавил: – Ладно уж, сам поеду.

– Куда? – спросила мама, сосредоточенно разделяя яичницу на непривычные еще пять частей.

– В Лондон, – спокойно сообщил Алешка. – К Холмсу. Мне надо.

– Ладно, – так же спокойно согласилась мама. – После ужина. Когда умоешься. И Федю с собой возьмешь.

– Курский тоже хороший город, – вдруг вспомнил Федор. – Там бабушка живет.

– Мал он еще, – буркнул Алешка, – по заграницам ездить. И по-английски не говорит… Пап, а зачем одни люди отбирают у других людей ихние квартиры?