Тегеран-82. Мир

Еще я спросила у Ромины, чем жеребец отличается от мерина. Она сказала, что объяснит мне это в машине на ушко. Ответ меня устроил, и я снова задремала, переместившись в гамак, подвешенный в беседке.

Я проснулась, когда часы на административном здании заповедника показывали пол-третьего дня. Со стола все уже было убрано, Хамид с господином Рухи прогуливались по тропинке поодаль, Роя дремала в соседнем гамаке, а Ромина тормошила меня за плечо.

– У них мужские беседы, – показала она на отца с братом. – А мужская беседа не закончится никогда, если ее не прервет женщина – так говорит моя мама. Поэтому вставай, Рои тоже касается, и мы идем к машине! Мы должны заехать еще в три национальных парка, а к семи нам необходимо быть дома.

– В три парка??? – испугалась я, вспомнив про свои ноги.

– Не бойся, – рассмеялась Ромина, – гулять по паркам мы будем бегом.

Мы пошли к машине. Ноги мои немного ожили, но теперь нещадно гудели.

Увидев, что мы уходим, Хамид и господин Рухи сразу же прервались и пошли за нами следом.

– А мама-то права! – торжествующе констатировала Ромина.

В машине она и впрямь растолковала мне на ушко, в чем отличие жеребца от мерина. Видимо, мы так громко хихикали, что дремавший на переднем сиденье хаджи Рухи (теперь машину вел Хамид) догадался, о чем речь, повернулся к нам и заметил:

– Жеребец быстрее бегает, но реже приходит первым.

– Как это? – удивилась я.

– Потому что у него больше бестолковой суеты и меньше опыта и разума. Мерин берет мудростью.

– К тому же, он не отвлекается на посторонние вещи! – вставила Ромина.

И все снова засмеялись.

Часа через два мы уже были в первом из намеченных парков, в Саад-Абаде (см. сноску-7 внизу).

Ромина с Роей сказали, что это резиденция шахской семьи и раньше они ходили в школу, расположенную на территории этого парка.

Мне рассказали, что в Саад-Абаде прохладно даже в самый жаркий день, благодаря горным арыкам и платанам. Вдоль каждой аллеи парка с обеих сторон почетным караулом выстроились вековые платаны, которые я так любила. Их голые, гладкие, нагретые на солнце стволы источали запах покоя и мудрости, а зеленые раскидистые кроны давали тенистый приют уставшему путнику или играющим в солнечный денек детишкам.

Каждую аллею сопровождал звенящий горный арык. В Тегеране арыки прилагались к каждой улице, но чем ближе к горам, тем чище, прозрачнее и резвее они были. Постоянная близость воды дарила ощущение свежести и приятной задумчивости. Над арыком хорошо было сидеть и размышлять: вода журчала под ногами, непрерывно обновляясь, и сбегая от гор вниз, в утомленный дневной жарой город.

Вверх от тенистых аллей Саад-Абада убегали извилистые горные дорожки и на их излучинах между холмами виднелись какие-о оплетенные зеленью постройки. Ромина пояснила, что это беседки для пикников, которые так любят тегеранцы.

Рухишки сказали, что на территории Саад-Абада 18 дворцов и если взяться их осмотреть, придется остаться тут на недельку. Мы посмеялись, что поселимся под одним из платанов, возле арыка, ящик «колы» у нас есть, так что не пропадем. А Хамид будет присматривать за бизнесом господина Рухи и привозить нам еду.

Я сказала, что хотела бы посмотреть на дворец, в котором жила шахбану Фарах, хотя бы издалека, уж очень она мне нравится.

– Красивая ханум! – одобрительно заметил господин Рухи.

Мы срезали путь по горной тропинке, и на одном из ее поворотов открылся вид на дом, где проводила большую часть своего времени единственная в истории коронованная персидская шахиня.

– Здесь были опочивальни и личное пространство шахини и ее детей, – указал господин Рухи на одно крыло здания, – а в этой части был рабочий кабинет шаха и зал, где он принимал посетителей.

Возможно, я ожидала увидеть золоченый дворец, как в сказке, поэтому была слегка разочарована. Шахский дворец стремился не ввысь, а вширь, оказавшись анфиладой темных одноэтажных строений кубической формы, соединенных между собой стеклянными переходами. Никаких вычурных деталей, кроме того, что некоторые стены в строении были полностью стеклянными, а в цветах, оплетающих их, усматривалась рука художника. Будто садовник тоже принимал участие в строительстве дворца.

Господин Рухи словно угадал мои мысли:

– Кенсингтонский дворец в Лондоне тоже так выглядит, и все сначала удивляются. От королей и шахов ждут мраморных стен, инкрустированных золотом и драгоценными камнями, как у шаха Джохана в Тадж Махале. Но Пехлеви стремились к западной манере и в своей частной жизни тоже. Дворец строился недавно по проекту французских архитекторов. Национального колорита во дворце совсем нет, поэтому в этом Эдеме, – Рухи обвел рукой экзотический сад вокруг, – он смотрится чужаком.

– А по мне, отличный дворец! – высказал свое мнение Хамид. – Простые геометрические формы без излишеств не отвлекают от пейзажа и не загромождают его.

– Ну, ты у нас и умник! – рассмеялась Ромина.

– Я же буду учиться на архитектора, как шахбану Фарах, – ответил сестре Хамид.

– Да, а кто же отцу с бизнесом станет помогать? – строго вопросила Ромина.

– Роя будет помогать, – спокойно свалил на сестру Хамид.

– Вот всегда так, – отозвалась Роя. – Всегда я за вами все доделываю!

Роя и впрямь была среди них самая серьезная, хотя, на мой взгляд, родителям одинаково помогали все «детишки-Рухишки».

Следующей нашей остановкой стал парк Меллат или Национальный парк.

Мне пояснили, что до революции он назывался Шахским. Шах Мохаммад Пехлеви, любивший все западное, захотел устроить в Тегеране настоящий английский парк, вроде Гайд-парка в Лондоне. В 1967-м году он выделил под парк 30 с лишним гектаров на северном окончании улицы имени себя и выписал специалистов из Англии. Тегеранский Шахский парк стал одним из самых больших на всем Ближнем Востоке.

Мы поднялись по центральной лестнице парка, с обеих сторон к ней подступали разнообразные статуи. Мне пояснили, что нас окружают увековеченные в скульптуре заслуженные иранцы. Шах распорядился ваять всех, кто внес значимый вклад в иранское искусство, науку или политику, и ставить их в Меллат-парк.

Вокруг, куда ни кинь взор, на идеально-ровных зеленых лужайках красовались группы фигурно постриженных кустарников, сверкали в солнечных лучах фонтаны, поблескивало глянцевой гладью озеро со скользящими по нему парусниками. Там и сям попадались ухоженные спортивные площадки, удобные лавочки и уютные кафе-веранды.

Все это было идеальным, как на картинке из журнала по садоводству (наше посольство выписывало французский журнал «La Maison», в нем был раздел про уход за садом). Но, если честно, Саад-Абад мне понравился больше: по мне, там было больше тени и больше жизни. А Меллат-парк показался мне слишком уж «причесанным».

Ромина предложила пойти в платную часть парка, где зверинец и аттракционы, до революции их водили туда всем классом и там очень весело. Ее предложение приняли единогласно.

Хаджи Рухи отправил Хамида ко входу в парк за билетами и, пока мы неторопливо шли по аллее, он успел обогнать нас и передать купленные билеты, куда положено. Во всяком случае, когда мы переходили на платную часть, контролер нас только радостно поприветствовал и ничего не проверял.

Я не уставала удивляться странному отсутствию в Тегеране привычных формальностей: здесь не было очередей, строгих билетеров и крикливых родителей. То есть, билетеры продавали билеты, люди их покупали, контролеры контролировали, родители воспитывали своих детей, но как-то без надрыва и недоверия, а по-свойски, будто в деревне.

Мне вспомнилось, как еще до первого класса я отдыхала с родителями в доме отдыха под Коломной. По вечерам там крутили кино, по 15 копеек за сеанс. Билеты продавались прямо у входа в кинозал: их при помощи линейки отрывала от шершавого зеленого рулона местная бабуля. Иногда к началу фильма прибегали местные дети и вместо покупки билета заявляли: «Теть Маш, денег мамка не дала, пусти так!» В ответ тетя Маша добродушно ворчала: «Ладно, входи уж, завтра сама с твоей мамки возьму, неча дитю на киню зажимать!»

Представляю, если бы я заявила так билетерше в нашем сокольническом кинотеатре «Орленок»! А она бы в ответ пожурила мою маму за жадность и пообещала бы «сама с нее завтра взять»!