Сюрприз для Биг босса

5 глава

Коршунов ставит меня в неловкое положение. Он хранит молчание, а я из-за этого молчания накручиваю себе нервы. Вопросы все так же продолжают вертеться на кончике языка, но я прикусываю его. Нужно сначала осмотреться на новом месте.

Как и предполагала, дом Богдана Аркадьевича находится за городом, на закрытой территории коттеджного поселка. На въезде охрана, проверяет номера, пропускает машину. Безопасность впечатляет. Нестрашно ребенка выпустить на улицу погулять.

Подъезжаем к воротам, они сами открываются. Особняк воображение не поражает, но довольно милый и компактный. Ровный газончик, подстриженные кустарники, декоративный фонтанчик. Действительно все как с картинки.

– Фотографию вашего дома случаем не использует в каталоге по продаже местной недвижимости? Уж больно все идеально, аж не по себе.

– Предпочитаю личное не афишировать, но мне предлагали выкупить права на использование фотографий моего дома в буклетах, – Коршунов отстегивается и оборачивается к нам.

Смотрит на спящую Веруську. Мне даже кажется, что он улыбается, но мне кажется.

– К сожалению, комната для вас и малышки не подготовлена, поэтому пару дней вам придется ютиться в одной комнате.

– Мне не привыкать спать с Верой на одной кровати, так что никаких проблем.

– Вы спите вместе с ребенком? – удивление в голубых глаз – первое проявление каких-то эмоций с момента, как мы встретились.

– А что? – хмурюсь. – Это удобно. Корми я ее еще грудью, вообще был бы рай.

– Но это неправильно!

– Правила существую, чтобы их нарушать, а то помрешь от скуки. Вы, Богдан Аркадьевич, хоть раз нарушали правила? – пытливо смотрю в глаза.

Мой вопрос подразумевает интрижку с моей сестрой. Если он приехал за нами и привез в свой дом, значит, тест на отцовство положительный. Коршунов оказался порядочным мужчиной, ему скандалы не нужны. Они ведь негативно сказываются на бизнесе.

Но…

Где же жена? Она ведь не вещь на камине, от нее так просто невозможно избавиться. Или они развели тихо-мирно, никого об этом не известив, поэтому Богдан Аркадьевич замутил с молодой девчонкой в виде моей сестры?

– Думаю, нам стоит идти в дом, Ольга Петровна ждет с ужином, – Коршунов отводит глаза в сторону, отворачивается.

– Это теща?

– Это домработница. Я говорил.

– Я забыла.

Сначала из машины выходит Богдан Аркадьевич, я не жду, когда он проявит себя джентльменом, выскакиваю быстрее, чем мне открывают дверь. Меня награждают недовольным взглядом. П-ф-ф, напугал!

Верунчик просыпается. Тянет ручки, подгибает ножки и открывает глаза. Увидев меня, пытается улыбнуться своим беззубым ртом, но тут же начинает хмуриться. Я настораживаюсь, пытаясь понять причину смены настроения. Когда до моего носа доносится парфюм Коршунова, понимаю, что племяшка заметила на горизонте чужого подозрительного дядю. Я бы на ее месте тоже хмурилась.

– Кажется, я ей не нравлюсь, – замечает Богдан Аркадьевич.

– Я полностью разделяю ее чувства, – нагибаюсь и отстегиваю ремни, беру на руки малышку и смотрю на Коршунова.

– Я вам не нравлюсь? – звучит риторический вопрос, но я вопросом на вопрос отвечаю:

– А должны?

– Мы как минимум год будем жить под одной крышей, думаю, что нам стоит поладить.

– Поладим. К счастью, мне с вами детей не крестить.

– Кстати, а Вера крещенная? – внезапно Богдан Аркадьевич меняет тему.

– Нет. Не до этих формальностей было.

– Вы можете стать ей крестной мамой. Как вам идея?

– Идея отличная, но мы об этом поговорим позже, – примирительно улыбаюсь. – Веру нужно переодеть, – я опускаю слова «пахнущий памперс», стараясь не шокировать папашу подробностями, о которых он ни сном ни духом.

Коршунов, похоже, догадывается, о чем я умолчала. Жестом показывает на дом, как бы повелевая мне идти первой. Я тушуюсь и не спешу. Периодически оглядываюсь, наблюдая, как из багажника достают наши скромные пожитки.

– Смелее, или вы только эпизодично дерзкая и наглая?

Голубые глаза вспыхивают озорством, я аж спотыкаюсь от удивления. Меня придерживают за локоть. Вновь эти необъяснимые мурашки по всему телу. Спешно освобождаю руку и бодро преодолеваю три ступеньки. Тут же натыкаюсь на женщину в свободном брючном костюме цвета бирюзы.

Это домработница? Я без понятия, как должна выглядеть домработница, но если верить фильмам по федеральным каналам, то у них должна быть форма.

– Татьяна Павловна? – слышу удивленный голос Коршунова. Вряд ли бы он так удивился своей работнице.

Женщина окидывает меня оценивающим взглядом с ног до головы, на мгновение задерживается на Верунчике. Малышка ее не особо интересует. Переключает свое внимание на Богдана Аркадьевича.

– Здравствуй, Богдан. Проезжала мимо и решила заскочить к тебе в гости. Но кажется, не вовремя, – меня вновь осматривают.

Я ей не нравлюсь. Это заметно по выражению глаз, несмотря на то что женщина приятно улыбается.

– Ольга Петровна, покажите Надежде ее комнату, я позже занесу вещи, – командует Коршунов.

Замечаю Ольгу Петровну. Она не в форме, но в удобном костюме, и правда похожа на человека, на котором лежит забота о таком большом доме. Увидев меня и Веру на моих руках, расплывается в доброй улыбке, но тут же сама себя одергивает и становится серьезной.

Я не собираюсь стоять под прицелом недружелюбного взгляда незнакомой мне женщины, поэтому оборачиваюсь, забираю у Коршунова сумку для первой необходимости с новорожденным и ретируюсь на веранду.

– Богдан Аркадьевич про вас сегодня утром говорил. Меня зовут Ольга Петровна, – у домработницы приятный голос.

– Надеюсь, он обо мне говорил только хорошее, – я широко улыбаюсь и впервые чувствую, что не напрягаюсь рядом с человеком. – Меня зовут Надя, а это Верунчик, – поднимаю повыше малышку, чтобы Ольга Петровна полюбовалась маленькой прелестью.

Кажется, в этом доме я буду не одинока.

– Богдан Аркадьевич выделил эту комнату под детскую. Сказал, что позже займется обустройством, а пока как-то так, – Ольга Петровна смущается, а я не понимаю, чего она нервничает.

«Как-то так», конечно, не смахивает на уютную детскую, заставленную игрушками, но комната впечатляет размерами и большой кроватью. Тут еще своя ванная и своя гардеробная. Можно сказать, целая квартира. Кухни и прихожей только не хватает.

– Все нормально, – улыбаюсь, направляюсь в ванную. Верунчик пускает слюни, пытается улыбаться. Ей, похоже, весело, а вот ее тетушке не очень.

Пока привожу племяшку в порядок, мысли то и дело возвращаются к женщине, которая нас встретила на веранде. Чутье подсказывает, что, возможно, это свекровь. Вот тут и гадать не стоит, донесет дочери об изменениях в жизни зятя. Только вот где сама жена Коршунова?

– Ольга Петровна, а если не секрет, где супруга Богдана Аркадьевича? – спрашиваю, выйдя из ванной. Домработница полирует и без того блестящую поверхность комода.

– Вчера ночным рейсом улетела в Италию. Она искусствовед. Богдан Аркадьевич ее провожал.

Смотрит на меня с любопытством, а я прикусываю язык, едва сдерживаясь, чтобы не спросить, в каком статусе Коршунов меня выставил перед своей домработницей.

– Ясно.

Кладу Верунчика на кровать, играю с ее ножками, сюсюкаясь с малышкой. Ей нравится щекотка, дрыгает ножками. За нами наблюдает Ольга Петровна. Ее пристальное внимание напрягает. Похоже, я поспешила принять ее в свои союзники. Не удивлюсь, если будет сливать информацию своей хозяйке. Надо ведь быть в курсе дела, что дома творится.

– Она миленькая. Этому дому как раз не хватало детского смеха и топота ножек, – с грустинкой замечает домработница.

Я не реагирую. Меня должно меньше всего интересовать, почему в благополучной, обеспеченной семье нет детей. Даже если слова Коршунова правдивы, что он бесплоден, у них есть и финансы, и возможности этот диагноз подвергнуть сомнению. Я бы на месте супруги Богдана Аркадьевича все клиники мира объездила, чтобы родить от любимого человека.

Вопросов много, а ответов нет. Обсуждать личную жизнь своего «работодателя» с Ольгой Петровной не планирую. Присмотрюсь к ней пока.

В дверь стучатся, а затем медленно ее открывают. Входит Коршунов с нашими скромными пожитками. Невозмутимый. Спокоен. На его лице словно маска, никаких эмоций.

Неужели разговор с тещей прошел гладко и без скандала? Может, у них настолько хорошие отношения, что нет повода ссориться?

– Ваши вещи, – Богдан Аркадьевич ставит чемодан возле кресла и подходит к кровати. Засунув руки в карманы, разглядывает Верунчика. Она, маленькая паршивка, меняет гнев на милость, улыбается ему.

– Кажется, комната ей пришлась по вкусу, – нарушаю тишину. – Мне бы тоже по вкусу пришлись такие хоромы.

– Ваша комната напротив, – устремляет на меня немигающий голубой взгляд. – Или вы планировали спать с малышкой в одной комнате?

– Более того, планирую спать с ней в одной кровати.

– Это неприемлемо.

– Я вашу позицию, Богдан Аркадьевич, помню, но моя точка зрения от этого не изменится.

– А придется, – сердито на меня смотрит. – Вы, как наемный работник, обязаны подчиняться моим требованиям.

– Во-первых, я не ваш работник, – кошусь на притихшую Ольгу Петровну. Греет уши. – Вы меня официально не наняли. Во-вторых, я буду действовать в интересах малышки, а не правилам, которые порой травмируют сильнее, чем что-либо.

– Как раз по поводу найма я и хотел с вами поговорить.

– Давайте часика через полтора. Мне нужно скоро кормить Веру.

– Этим вполне справится Ольга Петровна. У нее есть опыт.

– У меня трое внуков, всех кормила, – подтверждает слова Ольга Петровна, делая шаг вперед.

Я поджимаю губы. Оставлять Верунчика не хочу. Пусть у меня нет материнского инстинкта, но я чувствую тревогу, когда малышка не в поле моего зрения. Особенно если она с теми, кому я совсем не доверяю.

– Хорошо, – скрепя сердце соглашаюсь.

Коршунову такой ответ приходится по вкусу. Он тут же разворачивается и уходит. Я показываю Ольге Петровне термос с бутылочкой. Она еще теплая, поэтому Вера не будет капризничать. Напоминаю, чтобы не заставляла малышку все съедать. Повторив еще раз, бегу за Богданом Аркадьевичем, который поджидает меня внизу возле лестницы.

– Сейчас вы изучите договор, где прописаны ваши обязанности, график работы и заработная плата. Если устроят условия, подпишите.

– А если не устроят, то что? У нас ведь есть уговор.

– Если не устроит, вы можете тут же покинуть этот дом, навещать племянницу по предварительной договоренности, когда нам будет удобно. Я не буду препятствовать вашим встречам, но я не позволю незамужней девушке находиться в моем доме непонятно в каком статусе!

– Вы когда-нибудь нарушали правила? – снова спрашиваю я и прищуриваюсь.

– Предпочитаю их соблюдать.

– Это так скучно.

– Зато спокойно.

6 глава

Кабинет Коршунова, как я и представила перед дверью, в идеальном, образцовом порядке. Кошусь на стеклянный книжный стеллаж. Корешок к корешку, каждая книжка по размеру другой книжки. Вот же педант! Аж тошно от его стремления к порядку.

Богдан Аркадьевич жестом указывает мне на стул возле массивного стола. Я присаживаюсь, кладу ладони на колени, как послушная ученица. Мимоходом смотрю на стол. Там тоже все в идеальном порядке.

– Вы действительно хотите меня оформить в качестве няни для Веры? – скептически приподнимаю бровь, разглядывая края стола. Не хочу, чтобы Коршунов видел в моих глазах пламя гнева. Я злюсь. Я правда злюсь из-за абсурдности предложения.

– Да, хочу, чтобы вы получали плату за то, что присматриваете за Верой. Пока она маленькая, ей нужен близкий человек, чуть позже наймем педагогов и квалифицированную няню.

– Ваши эти няни и педагоги не заменят родительского тепла, ласки и любви. Вере прежде всего нужно внимание.

– Вот первый год вы и обеспечите ее вниманием.

– Вы серьезно? – удивленно вскидываю брови. – Думаете, что после года малышке не нужна будет любовь?

– В Англии детей отправляют в интернат после десяти лет.

– А вы собираетесь в год. Не рановато ли? – улыбаюсь, а самой хочется свернуть шею этому бездушному деспоту, которому хочется избавиться от дочки, едва ее обретя.

– Вот ваш договор, – Коршунов берет папку с края стола, протягивает ее мне, игнорируя мой вопрос.

Нехотя беру договор, со скучающим видом открываю первую страницу.

Первый пункт касается внешнего вида.

– А чем вас не устраивают распущенные волосы? – вопросительно приподнимаю бровь, переводя взгляд на невозмутимое лицо Богдана Аркадьевича. Я мило отражаюсь в стеклах его очков. Рука так и тянется поправить прядь возле лица.

– Малышка будет хватать вас за волосы, причинять боль.

– Ерунда, но мне приятна ваша забота.

– А если она потянет ваши волосы в рот? – Коршунов брезгливо морщится. Я не сдерживаю смешок. Какой же наивный. Точно ранее не имел дела с детьми.

– Это самое безобидное, что она может сделать.

– Я против. Еще ваша одежда, – выразительно смотрит на видавшего вида футболки.

– А что с моей одеждой не так? Вы знаете, футболки намного практичнее носить, чем какие-то накрахмаленные блузки. Тем более Вера имеет привычку после еды срыгивать. А еще может сделать пахучую неожиданность, – по мере того, как округляются глаза Коршунова, я смачно описываю, как выглядят и пахнут детские сюрпризы.

– Достаточно! – глухо произносит Богдан Аркадьевич. Снимает очку, прикрывает глаза и сжимает переносицу. На секундочку мне становится его жалко. И пока он приходит в себя, я читаю дальше.

График работы для рабов. Выходных почти нет, только если очень заранее предупредить работодателя. Постоянно находиться возле ребенка, делать отчет в конце рабочего дня.

– Серьёзно? – не выдерживаю, захлопываю папку. – Смотря на вас, не подумаешь, что идиот, но читая эти абсурдные пункты, закрадывается подозрение, что у вас не все в порядке с головой.

– За ту зарплату, что я вам буду платить, имею право быть самодуром, – ровным голосом замечает Коршунов.

Я поджимаю губы, показательно листаю листы, вчитываюсь в сумму. Еще раз вчитываюсь и присвистываю, забывая о приличиях. Такая сумма мне только во сне снилась.

– Да за такие деньги можно не только волосы собрать в хвост, но и накрахмаленную блузку надеть, – я сладко улыбаюсь.

– Вы же понимаете, что при подписании договора не имеете права говорить вслух, что взбредет в голову. И вам придется соблюдать правила моего дома.

– Не ковыряться в зубах при важных гостях? – дерзко спрашиваю усмехаясь.

– Как минимум.

– А как максимум?

– Не влюбляться. В меня.

Лишь бы не рассмеяться. Но смех рвется из меня, как бы я не пыталась его сдержать. В конце концов, не выдерживаю и начинаю хохотать. Мне требуется минута, чтобы от души повеселиться над условием. Посмеиваясь, склоняю голову и иронично смотрю на серьезное лицо Коршунова.

– Вы серьезно?

– Вполне.

– Даже если вы будете единственным мужчиной на земле, влюбиться в вас мне не грозит, – откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди. – Я не люблю дотошных педантов и скучных мужчин, которые только и знают, как жить по правилам.

– Надежда…

– Викторовна, – очаровательно улыбаюсь. – Мы же должны соблюдать субординацию.

– Так вот, Надежда Викторовна, – Коршунов смотрит сурово, как начальник на подчиненного, который уже где-то накосячил. – Если вы принимаете условия и согласны с заработной платой, можете подписать договор, – мне протягивают ручку.

Я прищуриваюсь.

– А я могу получать плату и оставаться тут в качестве любимой тетушки? – ручку забираю, отодвигаю стакан для ручек, с ним же двигаю перекидной календарь. Богдан Аркадьевич морщится, недовольно поджимает губы.

– Нет.

– Почему? Мне ваша честь и фамилия ни к чему, влюбляться без оглядки точно не буду, – усмехаюсь. – Вы не в моем вкусе. Наверное, уже поняли.

– Вы подписываете? – давит взглядом и тоном.

Я на секунду задерживаю взгляд на его лице. Высокие скулы, гладко выбритые щеки, глаза насыщенного оттенка голубого цвета. Ресницы бомба, на зависть девушкам. Его даже не портят эти чертовы очки.

Сдержанный. Безукоризненный. Идеальный. Скучный.

Зря Коршунов переживает, что я в него влюблюсь. Этого даже в страшном сне не произойдёт. Я нахожусь в его доме из-за Верунчика. Не знаю, на чем сошлись Богдан Аркадьевич и Лида, они как лед и пламя, зато итогом их недолгих отношений стала милая очаровательная малышка, которая сейчас, наверное, посапывает.

Единственное, мне до сих пор не по себе от того, что я не понимаю, где его жена. На самом деле уехала, как сказала домработница? Лезть к Богдану Аркадьевичу с таким личным вопросом не позволяет воспитание. Любопытство и беспокойство тревожат не на шутку.

– Вы будете принимать участие в воспитании Веры или будете полагаться только на меня?

– По возможности я буду стараться уделять Вере внимание. Декретный отпуск мне никто не даст, – на его губах впервые за весь разговор появляется улыбка. Правда, тут же исчезает. Он словно вспомнил, что не должен улыбаться.

– А ваша жена будет участвовать в жизни Веры или будет наблюдать со стороны?

Этот вопрос Коршунову не нравится. Я это понимаю сразу по потемневшему взгляду. Он не рявкает, не напоминает мне мое положение, но и не отвечает. А я намерена получить ответ. Богдан Аркадьевич вздыхает.

– Моя жена вчера улетела в долгосрочную командировку. Боюсь, что ее ближайший год не будет в стране.

– То есть Вера будет расти без мамы?

– Почему же? – иронизирует Коршунов. – У нее есть биологическая мать, которую черт знает где носит. Я очень жажду с ней встретиться, – возникает пауза. Я нервно ерзаю на стуле. – Рассчитываю, что Лида рано или поздно объявится.

– И? – подаюсь вперед, находясь в не мысленном напряжение от разговора.

Я начинаю подозревать, что сестру объявили в розыск. И если мне отказали в поисках, то такому человеку, как Коршунов, который при деньгах, пропавшего без вести достанут из-под земли.

– Я не собираюсь на ней жениться, – опять иронизирует, а мне не до смеха.

Богдан Аркадьевич понимает по моему лицу, наверное, что я не способна нормально оценивать шутки.

– Ваша сестра в любом случае объявится, вопрос времени. Когда она появится, буду договариваться, чтобы Вера осталась со мной. Все равно ребенок ей особо не нужен, раз она сумела его оставить в детском доме и исчезнуть.

– Вы заставите ее отказаться от прав?

– Конечно. Сначала добровольно, а если не согласится, то добровольно-принудительно. Мои юристы смогут это дело решить в мою пользу.

У меня шумит в голове. Я толком ничего не слышу, только понимаю, что Коршунов однажды выкинет меня из жизни Верунчика и запретит с ней видеться, разорвет наши кровные связи. Он сможет. Теперь понятно, отчего договор всего лишь на год.

– Но вы, Надежда Викторовна, можете не переживать по поводу ваших встреч с Верой. Вы ее не оставили в детском доме, вы ее привезли в столицу на свой страх и риск, каким-то чудом меня нашли и добились своего. Этого многого стоит. Я вам благодарен. Если бы не вы, я никогда не узнал, что у меня есть дочка.

Почему у меня стойкое ощущение, что «дочка» – это та самая ложка дегтя в медовой бочке?

– Надежда Викторовна, вы меня слышите? – Коршунов проникновенно заглядывает глаза, похоже, пытается считать мои мысли. Только мои мысли не поддаются прочтению.

– Слышу-слышу, – бормочу я.

Окончательно сдвинув в сторону все, что мешает мне на столе, расписываюсь. С громким звуком засовываю ручку в стакан, а бумаги протягиваю уже своему начальнику.

– Какие у вас пожелания в воспитании? – сразу включаю деловой тон. У меня нет педагогического образования, но даже я понимаю, что каждый родитель хочет максимально развивать своего малыша.

– В каком смысле? – вот Богдан Аркадьевич далек от темы детей. Он вообще не догоняет, что я его сейчас спрашиваю.

– Вера сейчас маленькая, но это не значит, что с ней нельзя заниматься. Можно начать с грудничкового плаванья в бассейне. Конечно, ездить в город далековато, но ничего страшного. В полгода можно включить какие-то развивашки. А еще я читала на форумах, чтобы ребенок знал несколько языков, дома нужно разговаривать еще на каком-то, кроме родного. Вы знаете китайский?

– Почему китайский? – Коршунов наводит порядок на столе. Все вещи занимают свои законные места. Я едва сдерживаюсь от усмешки.

– Он перспективный. Еще арабский. Потом немецкий. А английский можно чисто разговорный, так как на нем почти весь мир говорит.

– Китайский я не знаю, но свободно говорю на немецком и английском.

– Отлично, тогда за завтраком и вообще наедине с Верой вы можете с ней общаться на одном из них. Позже вы наймете педагога носителя, чтобы язык не перестаивался, а получал постоянную практику. В идеале няню можно пригласить из Германии.

– Вы серьезно? – красивые голубые глаза Коршунова становятся огромными.

– Конечно, серьезно. А спорт? Вы каким спортом занимаетесь? – придирчиво присматриваюсь к мускулам Богдана Аркадьевича, которые не вырисовываются в рубашке.

– Вообще или конкретно одним?

Замечаю, как ему внезапно становится интересно обсуждать со мной тему образования Веры. Его быстрая включенность в беседу моментально меня подкупает, словно он только что мне на счет перевел полмиллиона рублей. Какая я, оказывается, продажная.

– У вас несколько видов спорта любимых?

– Я люблю серфинг и сноуборд.

Коршунов меня шокирует. Глядя на него, я с трудом его представляю с доской в океане или среди снега. Образ скучного очкарика никак не вяжется с образом брутального серфа или сноубордиста.

– Почему вы удивлены? – Богдан Аркадьевич внимательно меня разглядывает. Я стараюсь быстро прийти в себя.