Девочка ахнула.
– Нет, не может быть! Дева Мария, он же старый!
– И от него воняет, как от дохлой лягушки, полежавшей на жаре, – безжалостно добавила Элен. – Сколько бы он ни поливался дорогими духами.
– Ты не можешь!
– Я должна.
– Почему? Разве он возьмет тебя замуж?
Элен подумала и покачала головой:
– Вряд ли.
– Но тогда зачем же…
Девушка встала и подошла к окну, распахнула створку. Холодный воздух ворвался в комнату, поколебав огоньки свечей. Она несколько раз жадно вдохнула, будто хотела напиться.
– Зачем, Элен? – настойчиво повторила Беатрис.
– Думаю, отец что-то хочет получить от маркиза. Что-то очень важное. Он готов ублажать его как угодно, даже отдать ему меня.
Беатрис вскочила и босиком пробежала по холодному полу, обняла сестру.
– Бедная моя Элен… Не ходи!
Та осторожно высвободилась из объятий.
– Я не могу. Ты бы видела отца! Если бы я отказалась…
Она замолчала. Но Беатрис и без слов все поняла. Граф Гуго де Вержи всегда добивался своего, не брезгуя никакими средствами.
– Может быть, рассказать матери? – предложила девочка.
Глаза Элен яростно сверкнули.
– Тогда она сама возьмет меня за руку и отведет к этой жирной свинье.
В ответ младшая сестра лишь вздохнула. Обе знали, что Алиса де Вержи была прекрасной женой графу. Настолько прекрасной, что для хорошей матери в ней не оставалось места.
– Надеюсь, отец знает что делает, – заключила Элен.
Она достала из сундука длинную батистовую рубашку, приложила к себе и обернулась к зеркалу.
Ее мало пугало предстоящее. Как и Беатрис, она рано узнала об этой стороне жизни и испытывала скорее интерес, чем страх. Но при мысли о том, при каких обстоятельствах ей предстоит лечь в постель с Жаном Лораном де Мортемаром, Элен охватывали бессильная ярость и отвращение.
Она заметила, как он смотрел на нее во время долгого ужина. Что скрывать – ей нравилось его внимание. Пусть де Мортемар толст и некрасив, но от него исходит мощь и сила, как от свирепого животного. Будь Элен его женой, она преодолела бы свою брезгливость. Но ей, дочери графа де Вержи, идти к нему ночью, словно продажной девке! Удовлетворять похоть полупьяного кобеля! А если о ее позоре станет известно?
На миг Элен задумалась о том, чтобы нарушить жестокий приказ графа. Но вспомнила, как тот сжимал ее руку, и испугалась собственных мыслей. Нет, нет! Ее меньше страшит позор и унижение, чем гнев отца.
– Ты знаешь, что Жан Лоран станет делать с тобой? – прошептала Беатрис. Вид у нее был испуганный, но в глазах мелькнуло любопытство.
– То, что все мужчины проделывают с женщинами, – отрезала Элен. – А может, и что-нибудь похуже. Помоги распустить корсет!
– Расскажешь мне потом?
Тонкие пальчики неумело задергали шнуровку.
– Даже не подумаю! Ой! Не тяни!
– А вдруг он захочет и со мной…
Беатрис не договорила: снаружи почтительно постучали.
– Если Коринна заявилась сюда, я сверну ей шею, как курице, – пригрозила Элен.
Прижимая к себе ночную рубашку, она подошла к двери и распахнула ее.
– Ваша милость… – пробормотала растерявшаяся Николь, опускаясь в глубоком реверансе. – Простите, я хотела приготовить вашу постель.
– Входи.
Горничная выпрямилась и несмело проследовала за Элен. Наметанным глазом она ухватила беспорядок в комнате, запутавшуюся шнуровку корсета…
– Помоги мне раздеться, – приказала Элен. – От Беатрис мало толку.
Николь беспрекословно подчинилась. Ловкие пальчики быстро справились со шнурами вверху, но внизу пришлось повозиться.
Все время, пока Николь стояла за ее спиной, Элен не сводила глаз с их отражения в зеркале. Если бы горничная не сутулилась, они были бы одного роста. Правда, Николь смуглая, а Элен белокожая, зато если распустить им волосы, в полумраке девушек не различить.
У обеих широко расставленные глаза, и ямочки на щеках, и прямые брови. Вот только у дочери графа подбородок округлый, а у служанки острый, как у крысы. И уж конечно, пухлые и розовые, точно бутон, губы Элен и сравнить нельзя с лягушачьим ртом Николь. К тому же Элен пышногруда и полна в плечах, Николь худа, как селедка.
Но если прикрыть ее тело ночной рубашкой…
В зеркале Элен поймала обеспокоенный взгляд младшей сестры и обернулась к служанке.
– Послушай, Николь… Я хочу, чтобы ты сделала для меня кое-что.
Та осторожно сняла с нее корсет.
– Все, что угодно вашей милости.
– Надень!
Элен протянула ей батистовую рубашку, которую по-прежнему сжимала в руках.
– Ваше ночное платье? – Николь непонимающе взглянула на нее.
