Лекарь вскочил с постели. За окном мельтешили огни, кричали люди, и потому первая его мысль была о пожаре.
Он отодвинул засов.
– Месье Бонне…
В комнату ввалился запыхавшийся слуга. Венсан принюхался, но его чуткий нос не уловил ни дыма, ни гари.
– Что случилось? На нас напали?
– Его милость требует вас, – задыхаясь, выговорил тот. – Скорее! В северное крыло!
…Плач и крики Венсан Бонне услышал, едва только завернул в галерею. В конце ее, у входа в покои дочерей графа, толпились люди. Одутловатая женщина, в которой Венсан не сразу признал няньку, громко читала молитву.
– Лекарь… Пустите лекаря… – зашептались вокруг, когда он приблизился.
Слуги расступились, отворачивая от него перепуганные лица. Кто-то плакал. Белый, как мел, стражник у дверей шевелил губами, бессмысленно глядя перед собой.
Венсан протиснулся мимо него.
Он уже догадывался, что увидит. Но даже у него вырвалось невнятное восклицание, когда взгляд его упал на кровать.
Элен де Вержи лежала на спине и смотрела в потолок навсегда остановившимся взглядом.
– Лекарь здесь, ваша милость, – почтительно сказал кто-то.
Гуго де Вержи обернулся к лекарю. Лицо его было спокойно и страшно.
– Подойди.
Бонне остановился возле постели, склонив голову.
– Все прочь, – сухим негромким голосом приказал граф.
Комната опустела. Возле тела, кроме Венсана, остались только сам Гуго и Пьер Рю, начальник охраны замка Вержи – могучий мужчина лет сорока, прозванный Медведем за силу и хитрость.
– Проверь, точно ли она мертва, – приказал Гуго.
Бонне вопросительно взглянул на него. Не нужно было обладать особыми познаниями, чтобы понять, что перед ними труп.
– Проверь, – повторил граф и отошел к открытому окну.
Насторожившийся лекарь протянул руку к покрывалу, укутывавшему Элен до подбородка. Отдернул его – и вновь не удержался от возгласа.
– Я выразился еще крепче, когда увидел ее, – негромко проворчал Пьер-Медведь и отвернулся.
На Элен была шелковая туника, оставлявшая открытыми лишь руки и шею. Но, глядя на синюшные пятна величиной с монету, покрывавшие ее кожу, Бонне не сомневался, что все тело девушки усыпано ими.
– Случается, люди умирают и их хоронят, – сказал Гуго, – но это не смерть, а лишь необычайно крепкий сон. Тебе об этом должно быть известно.
Венсан молча кивнул.
– Убедись, что моя дочь мертва, а не одурманена. Ты понял меня?
– Да, ваша милость.
Он проделал все, что требовалось в подобных случаях. Послушал сердце. Поднес зеркальце к похолодевшим губам. Распорядился, чтобы из его дома принесли арабскую соль, и долго держал пузырек у носа Элен. Наконец, с молчаливого согласия графа применил последний способ, хоть и древний, но действенный: прижал к пятке девушки раскаленную кочергу.
Все было напрасно. Они могли жечь неподвижное тело хоть до Страшного суда: Элен ничто не вернуло бы к жизни.
– Ваша милость, она мертва. Точно мертва.
Граф открыл шире окно, чтобы выветрился отвратительный запах горелого мяса. Пьер-Медведь бережно прикрыл лицо покойницы.
– Надеюсь, ее привезут живой, – вполголоса сказал он.
– Кого? – так же тихо спросил Бонне.
– Эту девку, Николь Огюстен.
– Служанку? При чем здесь она?
– А, так вы ничего не знаете! Это ее рук дело.
Венсан Бонне давно научился не меняться в лице, что бы ни видели его глаза и ни слышали уши. Но в эту минуту невозмутимость далась ему с большим трудом.
– Откуда известно? – ровным голосом спросил он.
– В ее комнате нашли флакон из-под яда и еще кое-что. Подсунула отраву и сбежала. Колдовское зелье, дьявол его возьми! – Пьер сложил три пальца левой руки, плюнул на щепоть и прочертил крест в воздухе.
– Флакон из-под яда… – Венсан пытался собраться с мыслями.
– Пустой.
– Зачем ей травить свою госпожу?
Пьер удивленно взглянул на него голубыми глазами – такими ясными, что закрадывалось сомнение в его чистосердечии.
– Кому же еще, мой дорогой Бонне?
– И где она сейчас?
– Уже здесь, – холодно сказал Гуго де Вержи.
Венсан посмотрел на него. Граф стоял, вцепившись в подоконник, и не сводил глаз с отряда, въезжавшего в ворота замка. Когда послышался скрежет опускающейся решетки, он быстро вышел из комнаты. Лекарю почудилось, будто граф, проходя мимо него, по-волчьи щелкнул зубами.
Они с начальником охраны остались одни.
– Дьявольщина! – рассерженно проворчал Медведь, сбрасывая маску глубокой скорби. – До чего не вовремя. Похороны, траур… Графу долго еще будет не до сделки с Мортемаром.
