Сказка про девочку

Девочка и тыква

В далекой-далекой стране Гренландии, раскинувшейся посреди необозримых просторов, среди буйных лесов и быстрых рек, окруженной от врагов болотами и непроходимыми чащами, сегодня праздновали буржуинский праздник Хэллоуин.

Маленькая и гордая страна была изолирована не только от врагов, желающих завоевать ее и поставить жителей на колени, но и от всего остального мира. Да жители Гренландии никогда даже и не подозревали, что где-то существует другая жизнь. Наивные и глупые маленькие люди думали, что они одни во всей Вселенной, а вся Вселенная – это маленькая Гренландия.

Необозримый и бескрайний океан с бурными бушующими волнами отделял Гренландию от других заокеанских стран, а пользоваться водным сообщением могли только самые высокопоставленные чиновники, которых, к счастью, было не так много. Можно сказать, только одна семья – верховного правителя Бармалея, пользовалась особыми привилегиями и могла путешествовать по заокеанским странам.

Праздники в Гренландии были редким явлением, а уж такого, чтобы сами власти разрешали людям бурное веселье до захода солнца – городские жители на своем веку даже припомнить не могли. Порядки в Гренландии были строгими – собрания и митинги были запрещены законом еще с древних веков. Во все времена действовало негласное правило «больше трех не собираться», неукоснительно исполняемое законопослушными и смирными гренландцами. Только избранные богачи могли делать, что им вздумается, и снимать сливки с благосостояния обычных гренландских жителей.

Гренландцы отличались своей миниатюрностью – самый высокий житель страны был всего полтора метра ростом.

Жили себе гренландцы в своих убогих хижинах, зарабатывали на краюшку хлеба, и ни о чем большем никогда не мечтали. Был бы хлеб на деревянном столе, была бы чарка да шкварка – о чем еще мечтать обывателю, спокойно проживающему свою обычную обывательскую жизнь?

А сейчас жителям и гражданам представилась редкая возможность и на других обитателей своей страны посмотреть, и себя показать. Не часто им удавалось увидеть праздник.

Основное празднество, конечно, состоялось на главной площади столичного города, где на улицы высыпали возбужденные толпы народа. Никто из жителей сегодня не собирался пропускать предстоящее веселье и оставаться дома. Даже самые глубокие старухи оставили свои прялки и вышиванки, и выползли из своих избушек на белый свет, подслеповато щурясь на ярком солнце и удивляясь расцветающей весенней природе.

Недавно в Гренландии легализовали зеленую траву, чем привели население в неописуемый восторг. Власти разрешили устроить по этому поводу большой праздник и веселую ярмарку, и не знавших до сей поры даже мало-мальских праздников жителей разом захватила бурная атмосфера веселья.

На маленьких улочках в центре столицы, дружно взявшись за руки, стояли девушки в разноцветных одеждах. Девушки были опоясаны черной лентой по кругу своего веселого хоровода. И если бы кто-то вдруг решил измерить цепь, в которую они сомкнулись, она оказалась бы длиной в несколько километров. И тянулась эта многокилометровая цепь от самых дальних окраин столицы до самого центра города.

Кроме старух, которые никого не интересовали, миловидных девушек и одиноких женщин, здесь можно было увидеть мамочек с колясками. В безопасной глубине колясок, накрытые расшитыми кружевом балдахинами, спали маленькие дети. Розовощекие младенцы сосали леденцы, а некоторые, совсем малюсенькие, – пустышки. Рядом с мамами встречались и дети постарше, в прогулочных колясках.

Подростки и прочие зеваки околачивались неподалеку, создавая группу поддержки и внося нотки безумного веселья в организованную цепь женского населения.

Красавицы в элегантных ярких белых, красных и голубых платьях символизировали зарождение в гренландцах надежды на лучшее будущее. Лучшее будущее представлялось им как разрешенные впредь повсеместно веселые праздники и уличные гуляния. Лица женщин выглядели счастливыми, а разноцветные шарики летали над толпой, оживляя и раскрашивая яркими красками чудесную картину народного веселья. Белые цветы в руках у женщин дополняли живописную картинку.

Женщины искренне верили в то, что любовь может победить, любовь была их оружием и светлой мечтой. Местный газетчик, описывающий события в своей желтой газетенке, отметил, что в заметку непременно нужно внести пришедшие ему на ум великие слова:

«Женщины опоясаны силой любви и венчаны венцом подвига».

Он сам был в восторге от красоты и яркой звучности своих эпитетов. Экзальтированному писаке нравились напыщенные выражения.

Журналист подумал, что также крайне необходимо в заметке определить сообщество женщин как светлый дозор, ополчившийся против сил зла и тьмы. Это будет так красиво и свежо!

Мужчины в надетых на голову черных банданах и в майках с нарисованными скрещенными костями и черепами гордо гуляли вдоль рядов с девушками, потягивая пиво и попыхивая самокрутками с зеленой травкой.

Народ праздновал Хэллоуин, кто во что горазд. Мужчинам интереснее всего было напиться и обкуриться, любовь их мало интересовала не только сегодня, но и вообще.

Но надо признаться, что, несмотря на разноцветные шарики и цветы в руках у девушек, а также излучаемые ими радость и счастье, атмосфера праздника ближе к вечеру стала казаться жутковатой.

Страшные Бабы Яги развевали на ветру свои одежды, тощие скелеты клацали жуткими огромными зубами, а мрачная подсветка улиц наводила ужас на всех окружающих. Да и сами уличные фонари стали казаться зловещими, они были похожи на монстров из страшной сказки, старающихся напугать абсолютно мирных и спокойных радостных жителей. Ожившие зомби протягивали всюду свои тощие черные руки, а черепа оживали и летали по воздуху, вращая светящимися красными огромными глазами.

Основной ритуал Хэллоуина состоял в том, чтобы навсегда изгнать из Гренландии бесов. Люди всерьез надеялись, что бесы сгинут навеки и больше никогда в их краях не появятся.

Один бес даже показался в воздухе – он пролетел над главной площадью, показав народу свою звериную морду, испугав бедных женщин до полусмерти. Женщины от неожиданности качнулись в разные стороны, а некоторые даже присели на корточки.

Люди в Гренландии всегда боялись всего потустороннего и непонятного. Мужчин же пролетевший в темных небесах и гнусно осклабившийся бес заставил выпить еще по пол-пинте пива и поглубже затянуться папиросой, чтобы заглушить неведомо откуда взявшийся необъяснимый страх и ужас.

В довершение всего прямо в центр площади выскочил Черт из преисподней, одетый в развевающийся на ветру балахон до пят. Черт быстро пронесся по площади, напугав жителей до колик в животе. Толпа разгоряченных мужчин бросилась за ним, и Черт исчез в толпе среди женщин.

Журналист стремился запечатлеть Беса, чтобы рассказать о нем потомкам, но тут же понял, что это фейк. Обычное дело в среде пишущих людей – принять фейк за факт реальности.

Люди тоже быстро поняли, что Черта уже не догнать, он навсегда скрылся в преисподней, где бы она ни находилась.

После пролетевшего беса и исчезнувшего Черта веселье начало понемногу угасать, а эйфория стала сменяться усталостью.

В небольшой церквушке в арочном проеме стоял священник в черном одеянии. Под величавый звук колоколов он приветствовал развеселившихся прихожан, подняв руку вверх и величаво кланяясь. Батюшка полностью одобрял изгнание бесов и всецело поддерживал свой народ, осеняя прихожан крестным знамением.

В конце вечера на площади развели огромный костер, от которого во все стороны рассыпались огненные искры. И, наконец, состоялось главное действо праздника, о котором знали только организаторы.

На Площадь вывели связанную по рукам и ногам Справедливость.

Справедливость, одетая в развевающиеся белоснежные одежды, горделиво держала белокурую голову. Она смущенно улыбалась, как будто желая извиниться перед людьми, что не смогла одержать верх над серостью и тьмой.

Палачи в черных одеждах окружили Справедливость, а Главный Палач в черном с красным одеянии стоял рядом, держа свой топор острием вверх.

– Казнить! Казнить ее! Смутьянка! Народ с ума свела, беспокойство посеяла! – кричали провокаторы в черных котелках, возникая в толпе то тут, то там.

– Адвоката! Адвоката! Она не виновата! – закричали люди, стоявшие рядом со Справедливостью, восхищенные ее мужеством и стойкостью.

Ведь Справедливость не плакала, не ныла, не просила пощады – она терпеливо ждала своей участи, когда Палач прикажет сложить красивую голову на плаху, занесет над ней топор, а потом стремительно взмахнет своим смертоносным стальным оружием.

После прочитанного глашатаем с папирусного свитка приказа о немедленном исполнении казни, участь приговоренной к смерти белокурой красавицы была решена.

Топор стремительно опустился на голову Справедливости, а голова покатилась к ногам стоявших впереди зевак, окрасив красной кровавой дорожкой мраморные плиты на площади.

– Ох… – выдохнула толпа, не то с сожалением, не то с облегчением, что наконец-то все закончилось.

Журналист суетливо бегал по площади, стараясь ничего важного не пропустить. Ему нужно запечатлеть атмосферу праздника, чтобы назавтра поделиться с людьми. Выпуск готовился ночью, а для начала статьи уже была заготовка:

«Народ с восторгом приветствовал Гренландских правителей и сердечно благодарил их за любовь к людям и заботу о процветании населения».

Черта он планировал вставить в середину статьи, найдя его художественное описание в манускриптах. Настоящего сфотографировать так и не удалось – настолько стремительно Черт промелькнул перед глазами собравшихся. Толпа даже удивиться не успела, не то, что его рассмотреть.

О том, что Справедливость была казнена, журналист решил не упоминать – как бы чего не вышло, ведь раз решили ее казнить, значит, были на то дозвол и разрешение городских властей, а может быть, кого и повыше. Ведь дороже всего в Гренландии было спокойствие мирного населения, не стоит нервировать его нехорошими новостями.

И вот тут-то, когда праздник близился к своему логическому завершению, а уставший пить и гулять народ начинал разбредаться по своим хижинам, раздался громкий плач.

Посреди площади внезапно обнаружилась огромная тыква, в глубине которой лежала маленькая-маленькая девочка.

Драконы

Откуда она взялась в тыкве – никто даже предположить не мог. Может быть, ее принес аист, а может быть, ее бросили злые родители. Возможно, девочку нашли посреди бескрайней водной глади, привязанной к спасательному жилету и мерно покачивающейся в волнах океана.

Через некоторое время в народе появилась еще одна версия – что девочку подкинули инопланетяне с далекой планеты Альфа Центавра.

Из недр тыквы явственно был слышен шум затихающего, но все еще не закончившегося, праздника, и этот шум сильно напугал девочку. Сквозь сон она услышала громкие голоса, проснулась и заплакала.

Она еще не знала, что голоса очень вредно слушать, особенно вражеские. За прослушивание вражеских голосов многие в далекой стране поплатились карьерой и свободой. Голоса во веки веков были запрещены в Гренландии, как и праздники.

Каждого, кто заявлял о том, что слышал голоса, хватали зеленые человечки и увозили в неизвестном направлении. Что с ним происходило дальше – не знала ни одна живая душа.

Но тут, услышав плач девочки, откуда-то прилетели три огромных дракона, хлопая на ветру своими огромными крыльями. Крылья были такой величины, что, если бы драконы одновременно их расправили, могли бы полностью накрыть ими всю столицу. Один из драконов был толстый, второй деревянный, а третий умный.

Умный был старше всех – ему исполнилось несколько тысяч лет, и он вобрал в себя всю вековую мудрость веков. Толстый выглядел невозмутимым, молчаливым и сосредоточенным, деревянный же казался самым деятельным, воинственным и храбрым.

Никто не знал об их происхождении, да и самих драконов увидеть могли только избранные. Лишь на короткое время они превратились в драконов – может, на какую-нибудь тысячу лет. А возможно даже, что они были бесами, изгнанными из рая Господом за свои неправедные поступки.

– Ой, кто это у нас тут в тыкве?! – услышала девочка два голоса, мужской и женский.

Над ней склонились всклокоченная голова мужчины, похожего на Бармалея, и белокурая красивая головка женщины, напоминающей Белоснежку из сказки.

На голове у Белоснежки красовалась корона, усыпанная бриллиантами, а кольцо на пальце сверкало, притягивая взгляд и завораживая девочку своим ярким небесно-голубым светом.

– Фу, она некрасивая, – сказала Белоснежка, красивым тонким пальчиком отодвинув вьющиеся светлые волосы с лица девочки, и заглянув ей в глаза. Девочка смотрела на нее прозрачно-синими огромными, как блюдца, глазами, и хлопала длинными пушистыми ресницами.

По всей видимости, Белоснежке не понравилась найденная в тыкве малышка, потому что вслед за этим она сказала мужчине:

– Давай отдадим ее в детский приют.

Мужчина обернулся и удивленно посмотрел на Белоснежку.

Его действительно звали Бармалеем, и он был мужем Белоснежки. Бармалей выглядел представительным, пузатым и упитанным. Во всем его облике чувствовалась уверенность в собственной королевской власти и восхищение своей царственной особой.

В Гренландии под страхом смертной казни запрещалось упоминать о том, что Бармалей толстый, в народе он слыл образцом идеального мужчины. То, что он толстый, доподлинно знала только его жена, но и она старалась об этом не думать, а уж тем более никому не говорить.

В отношении Бармалея разрешалось использовать эпитеты «Светлейший», «Лучезарный», «Превосходный», «Величественный», а обращаться к нему следовало «Ваше королевское величество».

За правильным обращением и цензурой строго следили, давая каждому, кто осмеливался усомниться в лучезарности Бармалея, огромные штрафы. Слуги Бармалея хорошо знали свою службу, а в народе маскировались, прикидываясь своими, и никто их не мог распознать.

Монументальная фигура, густая борода и расшитый золотом камзол Бармалея с черными вставками придавали его облику нечто зловещее.

Девочка от страха свернулась бы в клубочек, но она и так сидела в тыкве, обнимая свои коленки. Сейчас она со страхом ждала, что же толстый господин ответит Белоснежке.

– Ты в своем уме?! У нас что, в королевстве, детские приюты есть? – наконец ответил Бармалей. – У нас же растут две дочки, пусть эта тоже немножко подрастет, и мы без всяких дополнительных вложений получим бесплатную прислугу.

– Ну, не поселим же мы ее во дворце, с нашими девочками, – задумчиво сказала Белоснежка. – Нельзя, чтобы наши чудесные девочки набрались плохих манер от неизвестно откуда взявшейся оборванки.

Калькулятор в голове у Бармалея быстро подбил дебет с кредитом, и он тут же принял подходящее решение:

– А чтобы было меньше расходов, давай поселим ее в хлеву, и пусть там живет со свиньями и коровами.

Королевская власть накладывала на Бармалея определенные обязательства и заставляла его постоянно находить устраивающее всех решение с наименьшими затратами. Кто еще, кроме верховного правителя, будет так ревностно следить за наполнением королевской казны и строгим соблюдением законов? На счету в королевстве была каждая копейка.

Бармалей наслаждался своей незыблемой и неделимой властью в народе. Доходили до него иногда слухи, что всемогущий Князь Тьмы положил глаз на его королевство, но он слухам не верил.

Никто пока даже не догадывался, что у Бармалея есть тайная страсть, а на сердце у него не всегда спокойно. И на всякий случай он решил держать непонятную девочку у себя на глазах.

Огнедышащие драконы молча слушали весь разговор, стараясь не проронить ни слова и сохранять спокойствие.

Никто их не видел и не слышал, кроме девочки. Дети всегда знают и чувствуют то, чего не видят взрослые. Ведь взрослые ослеплены потоками внешней информации и совсем не умеют заглядывать внутрь себя.

Если бы огнедышащие драконы выдали свое присутствие и промолвили хоть слово, то нечаянно могли бы испепелить Бармалея и Белоснежку своим смертоносным огнем.

Но тогда они привлекли бы всеобщее внимание, и оставшийся народ, все еще беснующийся на празднике и в экстазе гоняющийся за несуществующими бесами, захотел бы получить в качестве трофеев еще парочку-троечку страшных драконов. Возможно, за драконов героям даже дали бы премию, или наградили орденом.

Драконам показалось, что они действительно слышат этот странный разговор между охотниками королевства:

– Подумаешь, бесы! Бесов все уже видели, и чертей, пролетающих над толпой, тоже все видели. А вот драконов еще никто не видел! Нужно их поймать и казнить!

А может быть, они и вправду все слышали. Ведь в прошлой жизни драконы были очень талантливыми колдунами, они умели становиться невидимками, могли погружать собеседника в гипнотический транс и передавать мысли на расстоянии. Да за тысячи лет чему только не научишься!

И только девочка слышала, как драконы неподалеку переговариваются между собой.

Толстый, помедлив и подумав немного, сказал:

– Вот же напасть на нашу голову! И кто придумал, что мы должны о ней заботиться? Смотри за ней, следи за ней, думай о ней. Карма просто, а не девочка.

А Деревянный предложил:

– Давайте оставим девочку здесь, в этой спокойной стране. Сейчас у нас много других неотложных дел, а всего через каких-нибудь лет пятьсот мы за ней вернемся. За это время она вырастет, научится вести себя, наберется знаний и умений. И нам меньше заботы!

Умный дракон согласился с Деревянным, но он больше всех сочувствовал девочке. Умный хотел сказать ей много напутственных слов, и, как всякий маленький ребенок, умеющий в младенческом возрасте слушать и чувствовать, она догадывалась, о чем он хочет сказать.

Он бы сказал девочке:

– Тебе предстоит множество нелегких испытаний, девочка. Ты будешь голодать, много работать, вокруг тебя всегда будут океаны лжи и море ненависти. Ты переживешь десятки предательств, будешь много плакать и страдать. Но у тебя всегда будут лучшие учителя, и ты будешь развиваться, пока не станешь умной и правильной. Перед тобой всегда будет стоять нелегкий выбор, но ты неизменно должна выбирать добро. Твоя миссия – найти Веру, Доверие и Любовь, и пока ты ее не выполнишь, мы за тобой не прилетим.

Девочка сквозь все еще не отпускающий ее из своих объятий гипнотический сон страшно расстроилась и подумала:

– Герои какие! Сами бы искали то, чего нет. Ну и валите отсюда, уроды трехголовые. Бросьте меня тут одну, в этой жуткой Гренландии.

Девочка от природы была очень доброй и нежной, но кому же понравится, когда его бросают и оставляют в далекой стране на произвол судьбы?

– Ты должна быть храброй! – услышала девочка голос, который не был частью гипнотического сна.

Она уже проснулась, села в тыкве и хлопала своими длинными ресницами, не понимая, где она и что с ней происходит.

Она успела увидеть, как драконы помахали своими зелеными хвостами в воздухе и улетели, оставив девочку с приемной семьей.

Знакомство с замком

Бармалей, посоветовавшись с Белоснежкой, быстро принял решение – он решил поселить девочку в землянке.

Землянка находилась рядом с хлевом для животных в лесу. Место было выбрано с таким расчетом, чтобы было не слишком близко и не слишком далеко от замка, так, чтобы можно было добраться пешком.

Зеленые человечки по приказу Бармалея принесли в землянку подобие лежанки со старой пожелтевшей от времени пуховой периной. Девочка была рада расстаться с надоевшей тесной тыквой и обрести хоть и крохотное, но свое собственное жилье. Она уютно устроилась на перинке и тут же заснула.

Уже рано утром за девочкой пришли королевские слуги и отвели ее во дворец Бармалея.

Замок Бармалея видно было издалека. Он стоял на высоком холме, и вход за высокий забор обычным смертным был запрещен. По периметру забор охраняли те же самые зеленые человечки с резиновыми дубинками, несущие свой дозор и днем, и ночью.

Два главных стражника, Брабос и Крабос, стояли возле ворот, они внимательно осмотрели подошедших слуг и девочку. Старший стражи Брабос особенно подозрительно и несколько брезгливо рассматривал девочку и ее стоптанные башмачки. Видно было, что незнакомая девчонка вызывала в нем явную неприязнь. Была бы его воля – он бы близко ее к замку не подпустил. Но приказ хозяина – закон, и его нужно исполнять.

Железные ворота распахнулись, пропустив внутрь всех троих, слуг и девочку, и тут же захлопнулись. Девочка с удивлением рассматривала высокие башни дворца – такого великолепия она еще никогда не видела, а может быть, и вообще никакого великолепия никогда в жизни не видела.

– Ну, давай, заходи уже, – толкнула ее в спину одна из служанок.

– Госпожа Элеонора ждет тебя в главном зале.

Элеонора показалась девочке похожей на неприступную и ледяную Снежную Королеву. С высоко поднятой головой и величавой горделивой осанкой Белоснежка сидела в высоком кресле, похожем на трон, увенчанном огромной серебряной звездой.

Увидев осторожно вошедшую девочку, смущающуюся и съежившуюся от страха, она поманила ее пальчиком.

– А ну, подойди ко мне, девочка из тыквы! – строго приказала Элеонора.

Ситуацию представления королеве в лучшем свете осложняло то обстоятельство, что девочка по дороге вступила в огромную лужу, и с ее старых развалившихся ботинок на блестящий паркет и краешек великолепного белого пушистого ковра стекали едва заметные струйки мутноватой грязной воды, грозившие вскоре превратиться в огромное болотце.

В углу огромного старинного зала ярко горел камин, рассыпая веселые и тут же гаснущие искры сквозь кованую решетку. Чуть слышно потрескивали от огня дрова, создавая атмосферу тепла и уюта.

Девочка начала согреваться и залюбовалась камином, забыв на мгновение, что стоит перед Элеонорой в лужице мутной воды на блестящем лакированном паркете, а ковер стремительно и безнадежно намокает. Краешек ковра уже приобрел серо-бурый грязный цвет.

Элеонора девочкиных восторгов от окружающей обстановки и особенно камина не оценила, она презрительно окинула ее взглядом.

– Оборванка, – процедила Элеонора сквозь зубы и приказала стоявшей поблизости служанке в черном форменном платье и белом переднике:

– Отведи замарашку на кухню, и пусть слуги приведут ее в порядок.

Девочка по дороге удивленно и восхищенно рассматривала окружающую обстановку – стены, увешанные старинными картинами, ковровые дорожки в коридорах, свечи в старинных канделябрах.

А когда она зашла на кухню, то просто ахнула. Никогда в жизни раньше она не видела такого количества хрустальных бокалов и графинов, сверкающих позолотой тарелок и серебряных ножей и вилок. А может быть, и вообще никогда никаких графинов и тарелок не видела.

Оказалось, что служанка, которая ее привела на кухню, была старшей по дому. Взгляд у нее был зловещим, как у ведьмы, а один глаз приоткрыт только наполовину. Смотрела она на собеседников с легким презрительным прищуром, так, как будто бы готовилась выслушивать их очередные глупости.

Это было понятно, потому что она была старшей, несла ответственность за дом, и по долгу службы обязана была презирать пришлых замарашек.

Ярко-рыжие волосы с грязноватым отливом старшей служанки дополняли ее неприятный и зловещий облик. Мерзким, еще более противным, чем у Белоснежки, голосом она приказала двум другим служанкам:

– Найдите замарашке какое-нибудь платье из старых запасов и ботинки. Хозяйка просто в возмущении, стены нашего дворца еще не видели здесь грязных сирот, найденных в тыкве. Если бы не приказ господина, никто не стал бы с ней возиться. Сейчас же приведите эту рвань в порядок, прежде чем подпускать ее к порядочным людям.

Она вышла, царственно неся высоко поднятую вверх голову, а другие служанки занялись девочкой. Через полчаса девочка была готова предстать перед лицом Великой Элеоноры, ей впору пришлись старые ботинки на маленьком каблучке и темно-серое платье в клеточку.

Перед тем, как подпустить замарашку к хозяйке, старшая служанка еще раз придирчиво ее осмотрела. Девочка поняла, что результат старшей понравился, она снисходительно кивнула головой.

Но неожиданное появление в столовой девочки в новом наряде отчего-то вывело из себя белокурую хозяйку замка, тем более, что девочка споткнулась на паркете и только чудом не растянулась перед Элеонорой.

Она чуть было не сбила с ног царственную хозяйку, стоявшую перед своим троном.

– Да что с тобой не так? – презрительно спросила Элеонора, – откуда ты вообще взялась на нашу голову?

– Я не знаю, – запинаясь от страха, сказала девочка.

Элеонора смотрела на нее пристально и долго не отводила взгляд своих серо-стальных глаз от лица девочки, а потом строго спросила: