Запасной козырь
– Ну и долго я должен любоваться, как ты глазами хлопаешь? – Босс постучал толстым пальцем по циферблату часов, поднося их к самому носу Клыка.
С виду часы выглядели дорогущим «Ролексом», но Клык знал, что это китайская дешевка. Смешно, думал он иногда: денег куры не клюют, а часы – тьфу, копеечная подделка. Хотя, может, у Босса и настоящие есть, только не носит – боится, что снимут или еще что. Черт его разберет, у богатых свои причуды. Вообще-то свои причуды есть у всех, но у тех, что победнее, чудачества бывают какие-то человечные, что ли. Забавные, даже милые. А у Босса… Клыка иногда так и подмывало заехать шефу со всей дури левым боковым в челюсть – когда-то был фирменный его удар. За что и прозвище получил: кое-кто из противников зубы после этого удара на ковер выплевывал. А теперь… Ладно, Клык, терпи! В каждой бочке меда есть свой деготь. Если тут не нравится, куда идти? Охранником в супермаркет, пьянчужек гонять? Да еще вопрос, возьмут ли «травмированного».
– Там парень один пришел, – начал говорить он, – из секции нашей. Живет он тут неподалеку…
Но Босс его перебил:
– Я при чем? Пусть платит за вход и любуется, сколько угодно. Или ему, как одному из секции, скидку хочется?
– Да нет, тут другое, – помотал головой Клык. – Он не поглядеть, он драться хочет. И боец реальный… Может, попробуем его сегодня?
Босс скептически хмыкнул:
– Ты, никак, решил включиться в подбор новых бойцов? Надо же, какая вдруг инициатива! – радушию его улыбки могла бы позавидовать акула. – Я-то грешным делом считал, что их я покупаю…
Ох черт, подумал Клык. Ведь не дослушает и уволит. Посягательства на свои полномочия не простит. Нет, теперь уж деваться некуда, надо до него достучаться. Пусть и стеклянные глаза, а может, дойдет?
– Босс… я бы не дергался. Но… На субботние бои нам троих выставлять положено, а у нас приличных бойцов только двое осталось. Кто в больничке, кто дома отлеживается, а кто и вовсе… Остальные – чистое «мясо». Я на прошлой неделе докладывал, ты сказал, что решишь…
– Н-да? – Босс нахмурился, припоминая. – Да, было. Черт, совсем из головы вон. Закопался я тут в делах, – он пожевал губами, пытаясь собрать в кучу расползающиеся мысли.
Ох, похоже, он не только травкой балуется, сокрушенно подумал Клык, совсем с мозгами плохо стало.
– Ну так чего? Попробуем парня? Если нормально сегодня пройдет, будет на завтра третий боец. И нет проблем…
– Ладно, – хмыкнул Босс уже более добродушно. – Пойдем поглядим, что за фрукт у тебя в секции созрел! – он хохотнул над собственной шуткой. – Ща переоденусь, и глянем.
В последнее время дела в бойцовском клубе шли хуже, чем всегда. Это ведь не кружок кройки и шитья, где раз начал, дальше все по накату движется. Бои без правил – дело непростое. Ну и опасное. В первую очередь, конечно, для самих бойцов. Люди-то посмотреть приходят такие, для которых обычный бокс или самбо пресными кажутся, тутошним зрителям реальную «жесть» подавай. За это и деньги платят. И за вход, и тем более на тотализаторе – кто кого «порвет, как тузик грелку». Нет, до смертельных исходов, понятно, стараются не доводить – чересчур проблемно. Однако ж травмы случаются куда чаще и серьезнее, чем в официальном спорте. Лучшие бойцы Босса за последние месяцы повыходили из строя – кто-то надолго, а кто и навсегда. А новых не только найти надо – еще и доучить, и обкатать мало-помалу. Вся эта карусель – не на один день. Этим же заниматься нужно. Босс раньше и занимался. Теперь же все больше погружается в совсем другой, не бойцовский промысел.
– Пошли! – скомандовал вернувшийся Босс.
Вместо растянутой футболки с такими же штанами на нем теперь красовался строгий дорогой костюм с белой рубашкой. Образ «настоящего хозяина» дополняли галстук (Босс хвастался, что «ручной работы») и велюровая шляпа.
Велюровая шляпа в летнюю жару – это сильно, хмыкнул мысленно Клык, отметив и то, что костюмчик нуждается в чистке, да и рубашку явно уже надевали. Впрочем, его это не особенно беспокоило. Босс есть Босс. Пусть хоть в ушанке ходит, если ему не жарко.
Особой жары в зале и впрямь не было. В пятницу всегда так: и опоясывающие ринг самодельные трибуны полупусты, и на нависающем над ними узеньком балкончике для публики попроще почти никого. При «аншлаге» здесь помещалось до сотни человек, но «аншлаг» бывает, когда бои посерьезнее. А в пятницу так, разминка перед субботой. Ставки невысокие, зрители чуть не зевают от скуки.
Ну еще бы, хмыкнул мысленно Клык, бросив на ринг оценивающий взгляд – под такое зрелище только засыпать. Результат подходящей к завершению схватки, правда, непредсказуем. Но не оттого, что бойцы неординарные, скорее наоборот. Никакие. Оба уже в полубессознательном состоянии, ни атак, ни финтов, ничего. Даже о защите уже почти не заботятся. Тупо молотят друг друга – две мясорубки, и ничего больше. Осталось только дождаться, кто первым рухнет.
Соскучившиеся зрители посвистывали, кое-кто пытался подбодрить соперников криками, но тщетно – те, скорее всего, уже ничего не слышали. Даже ногами переступали еле-еле, так вымотал их поединок.
Взглянув на это унылое действо, Босс взъярился:
– Тьфу! Так себя дать изувечить за три копейки! Впрочем, они и этих-то денег не стоят! Мясо! Каждый бычара ведь уверен, что он круче всех! – Он повернулся к Клыку. – Думает, махнет разок-другой со всей дури – и готово, любого снесет. Сила есть, ума не надо. А на самом-то деле сила без ума – ничто. К ней еще и мастерство требуется. И хитрость. И сообразительность. И выдержка. Да много чего еще, – брезгливо поморщившись, Босс сплюнул. – Слышь, Клык?
– Да, Босс? – Клык слушал разглагольствования хозяина с некоторым удовольствием – значит, есть там еще мозги, есть, не все так плохо.
– Чтоб этих зомби я у нас больше не видел. Рассчитай и сплавь куда-нибудь. Тьфу! Смотреть на них тошно. Кто в следующем бое?
– Двое против Мухтара. Гастролеры.
– Не поломают? – обеспокоенно осведомился Босс.
– Не, – Клык пренебрежительно сморщился. – Они тяжеленные, каждый под сто кило, двигаются еле-еле. Ногами практически не работают. Я ж говорю, борцы. А борцы – не бойцы. Тормоза.
Босс было расслабился, но тут же в его голову пришла «ценная» мысль:
– Ты пойди тогда, шепни Мухтару, чтоб подольше их погонял. Пусть народ хоть немного развеселит. А то публика уже зевает со скуки. Так и клиентов недолго растерять. Решат, что у нас тут сонное царство и смотреть не на что… А, ну да, новичок-то твой где?
Клык повел плечом:
– В качалке, разминается. Позвать?
Босс покачал головой:
– Сам загляну. Попозже. Пока кое с кем из гостей поздороваться надо.
Пятница – день скучный, серьезных людей среди публики увидишь редко. Да почти никогда. Но сегодня на полупустых трибунах мелькнуло лицо, которое Босс знал очень хорошо – век бы его не видеть. Сидел, как обычный зритель – кажется, только сам Босс и знал, что это за птица.
Звали «птицу» безлично – Полковник. Все, похоже, считали это кличкой, но Босс не только был уверен, что это действительно звание, но и подозревал, что на самом деле визитер давно уже в чинах куда повыше. Хотя из себя невидный, второй раз не взглянешь. Одет Полковник всегда был скромно, непритязательно. Лицо как будто размытое, незапоминающееся. И – абсолютно бесстрастное. Из тех, что называют лицом игрока в покер – ни одной эмоции на нем не отражалось. Как, собственно, и положено сотруднику организации, о делах которой никто толком не знает – только слухи ходят. О делах же подразделения, которым руководил Полковник, даже в самых высоких инстанциях знали, что называется, три с половиной человека. Да и не только о делах – о самом существовании подразделения. Так и не поймешь, кто они, эти парни, – разведчики, контрразведчики, шпионы, диверсанты или еще кто. Сотрудники силовых структур – вот и все, что о них можно было сказать. Хотя по документам они, скорее всего, числились абсолютно мирными гражданами.
Из любопытства Босс пытался пробить номер автомобиля, на котором приезжал Полковник. По милицейской базе – не по общедоступной гражданской. И получил – ноль. Машины с таким номером в природе не существовало, вот и весь сказ. Нет, автоинспекторам-то они, конечно, известны: как увидят, так закуривают равнодушно – вроде как на пустое место глядят – или просто отворачиваются.
Зачем Полковник ходил в клуб, Боссу было известно на собственном печальном опыте. Одного из лучших бойцов он так недосчитался. Хороший парень был, перспективный, денег на нем можно было срубить – ой-ой-ой сколько. Полковник с ним две минутки поговорил – и приветик, нет парня, как и не было. Друзья и родственники только плечами пожимали: собрался в одночасье и убыл в неизвестном направлении. Босс тогда как бы между делом спросил, не знает ли Полковник – ну чисто случайно, – куда парнишка подевался. Очень уж обидно ему было ценного работника вот так терять. А Полковник только бросил коротко: «Забудь». И не было в этом коротком негромком словечке ни угрозы, ни нажима, ничего такого, но Босс моментально перестал жалеть об утраченных прибылях. Не до прибылей – самому бы целому остаться. Ему дышать вдруг стало как будто нечем. Ну вот как будто потолок на тебя опускается. Будешь рыпаться – от тебя мокрое место останется, смолчишь – может, и обойдется.
Наученный горьким опытом, Босс начал лихорадочно соображать: а сегодня-то Полковника чего принесло? Кто ему понадобился? Мухтар? Да ну, бред. Мухтар – боец, конечно, исключительный, но ведь полный псих. Такие отмороженные только на бои без правил и годятся, «им» такие точно не нужны. Кому «им», Босс представлял смутно, но не пытался уточнять – себе дороже. Нет, Мухтар там точно не в кассу. Да и видел его Полковник не один раз. Кто-то еще? Но остальные сегодняшние бойцы – чистое мясо, которое держат про запас, для разогрева публики. А если больше никого, то…
Неужели Полковник явился взглянуть на того молокососа, которого Клык притащил? Нет, может, тот и впрямь боец, но откуда Полковник-то узнал? Если и владельцу клуба о юном даровании пять минут назад сообщили. Вот работает «контора»! Это значит, еще и в легальную секцию кто-то заглядывает, молодые таланты высматривает. Босс прошелся туда-сюда по узкому проходу за последним рядом трибун, поймал себя на желании съездить кулаком по грязной стене. Черт, черт, черт! Что творится, в самом-то деле? От приятного благодушия, привычно туманящего голову после порции травки, не осталось и следа. Какое уж тут благодушие! При таком раскладе и пожилая черепаха занервничает.
Босс начал потихоньку закипать. Ладно, думал он, служивый человек, надо бы нам с тобой все-таки разобраться по понятиям. У тебя служба – у меня бизнес. Надо поделить сферы влияния. А то что ж получается, так и будешь у меня лучших бойцов отбирать? А мне с кем прикажете работать? С такими вот обмылками? Он с ненавистью взглянул в сторону ринга, где все еще вяло молотили друг друга тупые «мясорубки», поискал глазами среди публики. Полковник сидел совсем неподалеку.
Босс протянул ему руку:
– Здравия желаю! – и кивнул на пустое соседнее кресло. – Я присяду?
Тот в ответ сухо кивнул, как бы не замечая протянутой руки.
Босс почувствовал, что вся его решимость испарилась:
– Только один вопрос, ничего?
Полковник наконец взглянул в его сторону, усмехнулся:
– Ну валяй.
– Снова кого-то приметил? – нашарив в кармане платок, Босс вытер лицо. «Вот ведь зверь, – мелькнуло в голове, – ничего еще не сказал, а меня уже в пот бросило».
Его собеседник только молча повел плечом – мол, понимай как знаешь.
– А после я опять лучшего бойца недосчитаюсь? – настаивал Босс, раздираемый двумя противоречивыми чувствами: неукротимой злостью на Полковника и безотчетным страхом, от которого холодело в животе, а колени становились ватными.
– Это уже вопрос номер два, – усмехнулся Полковник. – Но я отвечу. – Он чуть склонился к Боссу и тихо, но очень отчетливо проговорил: – Ты меня не знаешь и никогда здесь не видел. Это все… И с травой поаккуратнее все-таки, – откинувшись назад, добавил он. – Ты тут все-таки на работе. Мухи отдельно, котлеты отдельно, не забывай. Свободен!
Босс хотел было бросить в ответ что-нибудь резкое – он же «по понятиям поговорить» подошел, а с ним, как с пацаном на побегушках, – но язык не слушался. И воздуха вдруг стало не хватать. Как будто на шее защелкнули тяжеленный железный ошейник и стягивают его все туже и туже. Едва найдя в себе силы встать, владелец боксерского клуба потащился прочь. Ноги слушались плохо, пот заливал лицо, но платок куда-то делся.
Кто-то крепко взял его под руку:
– Подышать! Надо воздухом подышать! Сейчас подышим! – приговаривал, ведя его к выходу, незнакомый молодой парень. Голос звучал глухо, как сквозь вату, и чем-то очень напоминал голос Полковника.
– Ты кто? – тупо поинтересовался Босс, едва ворочая языком.
– Я-то? Да никто, – все так же невыразительно сообщил парень. – Мимо проходил, воды зашел попить. Сейчас подышим, все хорошо будет.
Спустя некоторое время – может, две минуты, а может, и два часа – Босс обнаружил себя сидящим на табуретке возле входа в клуб. Рядом с озабоченным видом топтался охранник, бессмысленно махая мокрым полотенцем.
– Полковник там? – выхватив полотенце, Босс прижал его к лицу. Стало чуть легче.
– К-какой полковник? – еще сильнее засуетился охранник. – Вы же сами приказывали, если кто в форме, ни под каким видом не пускать. Ну дык мы… это… бдим. Откуда у нас полковникам взяться?
– Мы – бздим! – передразнил Босс. – Воды мне принеси!
– Моментом!
Парень ринулся было внутрь, но Босс остановил его окриком:
– Стой! Это… вот что… Текилы мне принеси стакан. И чтоб холодной!
Охранник исчез в подвале.
Машины, на которой обычно приезжал Полковник, на парковке не было. Ушел? Примерещился? Да ну, такой, пожалуй, примерещится… Мысли в голове двигались тяжело, со скрипом, как по ржавчине. Ничего, сейчас текилы – и полегчает. Ладно, поглядим, как дальше пойдет. Если Полковник еще одного бойца заберет, надо будет что-то предпринимать. Хотя что – непонятно. Афганцам пожаловаться? Не будут с ним афганцы связываться. С Филиппом посоветоваться? Раз он – смотрящий по городу, вот пусть и смотрит, чтоб бизнес Босса гладко шел. Хотя Филипп за просто так в сторону Босса даже не взглянет. Может, не связываться? Вот же головная боль от этих чекистов или кто они там. Ловили бы шпионов своих, так нет, непременно им везде свой хитрый нос сунуть надо, сливочки снять. Да где же текила, блин?!
Глава 4
– Нет, ну ты посмотри! Ведь русским по белому этим дурам на последней примерке талдычила, что слишком свободно, прямо мешок какой-то! Они ж поклялись, что уберут лишнее. А где? – Наташа повернулась туда-сюда перед зеркальной дверцей платяного шкафа. – Тут сантиметра два лишних! Если не все три…
Алена отрешенно почесывала урчавшего у нее на коленях Наташкиного кота, не слишком вслушиваясь в стенания подруги. Ясно же, что платье – чудо, а Наташка цепляется к чему попало, беспокоясь, что на выпускном кто-нибудь может оказаться красивее. Вот выдумала себе проблему, ей-богу.
– Да нормально все, – бросила она в распахнутую балконную дверь, за которой то появлялась, то пропадала скачущая перед зеркалом Наташа.
– Да ты не смотришь! – возмутилась та. – Вылези с лоджии хотя бы!
– Мне и так все видно. Отличное платье получилось, Анька из параллельного все локти от зависти обкусает.
– Ага, обкусает, – жалобно протянула Наташа. – Нет, ну чего ты там засела-то? Чего убиваешься? Позвони уже своему драгоценному Боречке и не переживай! Вот, на, – на лоджию высунулась рука с мобильником. – Мой телефон возьми и позвони, – следом за рукой появилась и вся Наташа.
Кот Мартышкин, дернув ухом, приоткрыл в сторону хозяйки один глаз – чего, мол, пришла? Если чего вкусненького, то давай, а нет – не мешай, меня тут чешут, гладят и вообще.
Алена покачала головой:
– Да нет, не в этом дело. Он, когда на тренировке, мобильный дома оставляет или отключает. Чтобы звонками не отвлекали. Ладно, пустяки все. Сейчас платье до ума доведем, раз уж тебе кажется, что широко, и пойду я, – улыбнувшись, она чуть прикрыла глаза, подставляя лицо задувающему на лоджию ветерку. От ощутимого цветочного запаха – не то с приподъездных клумб, не то с соседних балконов – почему-то хотелось плакать. А это, само собой, никуда не годится.
За свои семнадцать лет Алена уже успела запомнить: плачь не плачь, никто тебе помогать не кинется, все твои беды и несчастья с тобой и останутся. Потому что сытый голодного не разумеет. Вон Наташка – и добрая вроде, и неравнодушная. Но разве она может понять? У нее проблема – портнихи лишние два сантиметра в талии платья оставили. А когда твои собственные родители тебя – под дых? По крохам удалось накопить на материал для выпускного платья, сшила Алена сама, очень красиво вышло, а они… нет, плакать она ни за что не будет… взяли и продали. И мобильник – тоже загнали. Ну как же! Трубы горят, на бутылку не хватает! Нет, плакать нельзя. Что толку плакать? Еще и Борьке что-то врать придется… Борька… Плакать сразу расхотелось. Повезло ей в жизни – она встретила своего Единственного. Самое главное счастье свое. Так чего расстраиваться из-за того, что остальная жизнь не такая… счастливая? Плохо, что ему о своих огорчениях не поплачешься. Он вспыльчивый, резкий, при этом – совсем еще мальчишка. Мальчишка, который изо всех сил старается побыстрее стать взрослым, а значит – помужски решать все возникающие проблемы. Если он узнает, что трясущиеся ручонки ее родителей дотянулись до ее выпускного платья и телефона – ох. Разнесет же в пыль всю их насквозь пропитую берлогу, которую домом и язык не поворачивается называть. Нет, ему нельзя говорить. Придется что-то выдумывать, врать – а врать Борьке так тяжело…
Алена вздохнула:
– Давай, надевай свой мешок наизнанку, сейчас заколем, чего там у тебя слишком свободно, застрочу по-быстрому, и все нормуль будет. Хватит сидеть, идти пора.
– Куда? – всполошилась Наташа. – Куда ты сейчас пойдешь? К своим? Ноль-два позвонить? Соседи и без тебя вызовут. Если уже не вызвали. Хотя толку-то конюшню запирать, когда лошадь свели… Как же ты так лопухнулась-то? Почему платье у меня не оставила? Лежало бы себе… А, ладно, чего теперь. Тебе и так несладко, – она с грохотом открыла швейную машинку. – Чтоб я никаких «я пойду» больше не слышала. Сиди у нас и не пищи. Скоро мать с отцом придут, ужинать будем. Ночуешь сегодня у нас. Так, что ли? – переодев платье швами наружу, она встала перед подругой.
Алена молча и споро заколола булавками «лишнее», осторожно стянула с Наташи платье, застучала машинкой. Подруга только головой восхищенно мотала, наблюдая, как ловко летают над нежным полотном тонкие Аленины пальчики. Ловкие-то они ловкие, только вот в порядок их в последний раз приводили леший знает когда. Может, две недели назад, а может, и все два месяца.
Нахмурившись, она вышла в соседнюю комнату – чтоб не смущать подругу – потыкала в кнопки телефона, вызвала на дом маникюршу.
– Срочно, пожалуйста! Да-да, прямо сейчас. Или в крайнем случае завтра с утра. И завтра же с утра голову надо будет сделать. Точнее, две головы – одна моя, вторая подруги. Обе безбашенные, – она хохотнула, хотя на душе было мрачновато. Ну ладно, хоть чем-то Алене она поможет.
– Иди мерить! – позвала та. – Талию я забрала, надо посмотреть, не тянут ли теперь подмышки…
К приходу Наташиных родителей готовое, уже отглаженное платье гордо висело на полуоткрытой дверце гардероба. Поздоровавшись, Алена опять кинулась было бежать:
– Наташ, ну пойми, позарез! Он же с тренировки ко мне обязательно зайдет. А там… сама знаешь. Ну и начнет разбор полетов…
– Леночка, что же это вы нас покидаете? – Наташина мама, Екатерина Борисовна, сбросив туфли, улыбнулась устало, но весело, даже как будто заговорщицки. – А мы-то с Тошей всяких вкусностей принесли. Я даже сказала бы, приволокли. Как верблюды, честное слово! С рынка в универсам, оттуда – в кондитерский, потом опять на рынок, потому что еще всякое вспомнили. Еле живые, я ног не чую. Вас порадовать-побаловать хотели. Ваш-то директор, Марат Измайлович наш милейший, когда я ему позвонила, только что «Славься, славься» про вас не пел – доволен, как не знаю кто. Говорит, наша школа в этом году по медалям первой в городе будет, в крайнем случае – второй. Ну а ему как директору от гороно и прочего начальства – почет и уважение. Спрашивал, какой вам подарок сделать.
– И ты, мамуля, посоветовала подарить нам жидкость для снятия лака? – съязвила Наташа.
– Вот за такие твои грубые шутки я не скажу, что ему посоветовала, – парировала Екатерина Борисовна.
– И на что, кстати, он не только согласился, но еще и благодарил за подсказку, – уточнил Наташин отец. – Ты куда бежать-то собралась, Аленушка? Что-то где-то горит?
Алена кивнула, вздохнув. От приветливости Наташиных родителей вдруг ком к горлу подкатил – так разительно это отличалось от привычных грубостей, как бы их помягче назвать, собственных предков.
– Бориса с тренировки бежит встречать, боится, что потеряется он, ах, бедный мальчик, – ехидно сообщила Наталья. – Он, видите ли, мобильник то ли отключает, то ли дома оставляет, чтоб ничто не отвлекало от движения к высотам спортивных достижений.
– Так-так-так! Ну-ка, разлюбезная моя, прекрати уже вредничать, – осадил дочь Антон Дмитриевич. – Дело-то простое. Алена, он ведь в «Дружбе» тренируется?
Девушка опять кивнула.
– Значит, сейчас мы просто позвоним в секцию и попросим, чтобы его предупредили. Ну чтобы он не к тебе домой после тренировки пришел, а к нам. По-моему, очень разумно. Тем более что после своих спортивных битв он будет голодный, как волк в конце зимы. Мы-то с Катюшей нынче с закупками что-то перестарались, как на роту запасли. Так что лишний голодный гость окажется очень кстати. Катя! – он подмигнул жене. – Там, в этой «Дружбе», одни мужики, а у тебя такой ангельский голос. Тебе и звонить, согласна? Тебе не посмеют отказать.
– Ох, подлиза! – засмеялась Екатерина Борисовна. – И это при детях! – Она шутливо шлепнула мужа по спине. – Алена, телефон клуба?
Та растерянно покачала головой:
– Я… не знаю.
– Ну не беда! – Екатерину Борисовну это затруднение ничуть не обескуражило. – Ната, давай быстренько ныряй в интернет, найди телефон, потом к нам на кухню. Мы пока богатства будем раскладывать. Кстати, девочки, на ваш выпускной мы заказали такие торты! Я плакала от зависти! Аленушка, разувайся быстренько, никуда мы тебя не отпустим. Антон, чего застыл, как египетская пирамида? Видишь, дети голодные целый день. Я по их тоскливым взорам и вздрагивающим носикам понимаю, что они готовы пихать в себя еду прямо с пакетами. Да, кстати о пакетах. Натусь, как, платье забрали? Все в порядке?
Алена прикусила губу. Не специально, нет. Обычная реплика про платье как плетью стегнула, напомнив то, что девушка заталкивала в самый дальний уголок сознания – что толку рыдать над сбежавшим молоком! Одна предательская слезинка, кажется, все-таки выскользнула…
– Та-ак. – Понятливый Антон Дмитриевич обвел всех взглядом. – Я пошел разгружать пакеты, дальше вы тут без меня. Жду всех на кухне, будем ужинать.
Екатерина Борисовна строго посмотрела на дочь:
– Кто-то, кажется, должен был найти телефон клуба?
Фыркнув, Наташа удалилась.
– Алена, – Екатерина Борисовна вздохнула. – Я знаю, что ты гордая и из тебя клещами лишнего словечка не вытянешь. Ладно, твое право. Тем более ты теперь взрослая. Почти, – устало опустившись в кресло, она потянула девушку за руку, усаживая ее рядом с собой. – Но ты же понимаешь, я Натку прижму, она все выложит. Или давай опустим подробности, просто скажи, чем мы можем помочь?
Вот потому-то Алена одновременно и тянулась в этот дом, и боялась сюда приходить. Здесь царила любовь. Даже когда Наташка совершала какую-нибудь глупость – а творила она их с избытком, – заканчивалось все не «проработкой», а дружеской беседой о том, «как распутать то, что запуталось». Ни разу Алена не слышала, чтобы кто-нибудь в этом доме повысил на другого голос. Разве что на Мартышкина, и то словно бы понарошку.
О том, что происходит в Аленином доме, Наташины родители знали, но… в общих чертах. Еще бы не знать, если она не только ночевать у них с явным восторгом оставалась, но, случалось, среди ночи прибегала, спасаясь от хмельного буйства «предков». Когда это произошло впервые, Антон Дмитриевич пошел к участковому. И не раз потом ходил. Но участковый только вздыхал: тупиковая ситуация. Да уж, тупиковая, хоть плачь. Вот и выскочила эта предательская слезинка.
– Ничем вы мне не поможете. Никто не поможет. Они же мне родители, куда денешься. А родителей не выбирают. Такой, видно, мне крест достался. Неси и терпи, – уже справившись с минутной слабостью, Алена нашла в себе силы улыбнуться. – Недолго осталось, пустяки. Вот получу аттестат и тут же уеду.