В конце декабря мой брат объявил, что к нам в гости встречать Новый год приезжает Витя. Настроение мое подпортилось. О моих «чувствах» к Виктору брат знал и предупредил, что, если я хоть словом или жестом покажу, что мне неприятно общество Вити, брат меня придушит. И для того, чтобы я поверила, что он не шутит, стал меня душить. На шутку это было совсем не похоже, дышать становилось все труднее и труднее, а потом, чтобы окончательно развеять все сомнения, он бросил меня в ванную с ледяной водой. Из-за перебоев с водой, ванная у нас всегда была, к сожалению, полной.
Когда приехал Витя, я вела себя смиренно. Мы ездили по достопримечательностям Крыма, гуляли по набережной Ялты, бродили по ботаническому саду, побывали в «Ласточкином гнезде». Витя принял мою кротость как надежду на более близкие отношения. Он и подумать не мог, что именно стало истинной причиной такого моего поведения, и искренне надеялся на то, что хоть не на много стал мне симпатичен.
Наступал 1990 год – странное время, когда деньги у людей вроде и были, но купить что-либо было трудно, все было в дефиците.
Мой брат в местном клубе по вечерам «крутил» дискотеку. В клуб поступили товары, и директор клуба разрешил ему выбрать что-то для себя. Это было 1 ноября, как раз на мой день рождения. Родители никогда не дарили нам подарков. Каково же было мое удивление, когда я открыла брату дверь, а на меня навалился огромный медведь, почти в половину моего роста! Медведь был таким красивым, и я была счастлива. В детстве я мечтала, чтобы мне купили олимпийского мишку, но мечта так и осталась мечтой. И только в мои 18 лет ей наконец мечте суждено было сбыться – этот медведь был таким же красивым, как олимпийский. Я носилась с ним целый день. Своей девушке мой брат тоже купил мишку, только в пять раз меньше. Став его женой, она потом частенько упрекала его этим.
Невеста…
Время в Крыму я всегда вспоминаю с теплотой. Вскоре мой брат объявил, что женится и переезжает в Харьков к жене. Я, конечно же, не могла остаться одна жить в Крыму и вернулась домой.
Мои родители и все наши родственники знали о чувствах Вити ко мне и о том, что я всячески избегаю его. Они считали своим долгом напоминать мне, что Витя из хорошей семьи и может стать мне хорошим мужем, но я и слышать не хотела об этом.
В Арциз приехала моя двоюродная сестра Анжела, и мы вместе стали ездить в клуб на дискотеку. В Крыму мы могли остановить любую машину, и нас всегда подвозили без проблем. Здесь же, в Арцизе, мы не рисковали. Но однажды, когда мы стояли на остановке, подъехала машина, и ребята предложили нас подвезти до клуба. Мы отказались, но женщина, стоявшая рядом, сказала:
– Девочки, вы садитесь, я номер машины запомню, не переживайте.
Мы сели в машину, но приехав в клуб, узнали, что сегодня дискотеки не будет. Ребята предложили отвезти нас домой. Мы уже доверяли им, но, как оказалось, зря. Водитель свернул в другую сторону, Анжелу потащили в посадку. Я осталась в машине с водителем, который начал приставать ко мне. Но я начала так яростно кричать и сопротивляться, что он спросил у меня:
– Ты что, девочка?
Я соврала, сказав, «да.» И добавила, что Витя Хохлов – мой парень. Тогда водитель завел машину и поехал. Я хотела выпрыгнуть на ходу, но водитель схватил меня за руку и прокричал:
– Я везу тебя домой!
Я спросила, как же моя сестра? Он ответил, что ее он привезет позже.
Водитель остановился напротив моей улицы. Я хотела выйти, но он остановил меня и сказал:
– Повезло Вите!
Анжела пришла домой через час после меня и рассказала, что была более сговорчивой, чем я.
В следующие выходные, мы опять поехали на дискотеку, но уже на автобусе. Однако и тут без приставаний не обошлось, хотя в этот раз мы отделались легким испугом.
Витя продолжал приходить. После случившегося я поменяла свое отношение к нему. Теперь мне казалось, что в Арцизе нет хороших ребят, и что брат и все мои родственники были правы, когда, говорили, что Витя надежный, из хорошей семьи, и лучшего мужа мне не найти. Тем более, что он меня любит. Мы с Витей стали встречаться.
Был конец 1991 года, по-прежнему в стране был дефицит товаров. И как-то Витя сказал:
– Надя, моя сестра, знает, как достать золотые кольца.
Я спросила – как, не понимая вообще, зачем? Витя ответил, что, если мы подадим заявление в загс, нам дадут справку, по которой мы сможем купить обручальные кольца, и что лучше нам пожениться в этом году, потому что его мама сказала, что следующий год – високосный и неудачный для брака. Вот так мне сделали предложение…
Мой брат женился и уехал жить в Харьков. Без него стало скучно. Мне уже исполнилось 19 лет, а на следующий год угрожало исполниться 20. Тогда мне казалось, что 20 лет – это так много! И я согласилась выйти замуж за Витю.
Мой брат женился всего 4 месяца назад. Свадьба была в Харькове, а значит, потрачена была довольно большая сумма денег. Поэтому мама предложила сделать скромную церемонию, но я была против, мне хотелось надеть красивое свадебное платье, чтобы меня все в нем увидели.
– Мама, я же у тебя единственная дочь! – укоряла я. И после долгих уговоров она сдалась.
Мы с Витей поехали в Одессу покупать мне платье. Но время было сложное, в то время меняли рубли на купоны, а все салоны почему-то были закрыты. Тогда мама Вити предложила купить свадебное платье у знакомой. Платье мне не понравилось, но было не ловко сказать об этом. Витина мама купила мне это платье, а я смотрела на него и уже не хотела пышной свадьбы. Я согласилась на скромную, мы отказались от столовой, где обычно проводились торжества.
Свадьба…
У родителей Виктора была четырехкомнатная квартира. И мы решили отметить праздник у них дома, договорившись в первый день пригласить только наших с Витей родных братьев и сестер, а второй день отпраздновать с друзьями. Так и сделали. Свадьба была назначена на 24 января 1992 года в квартире родителей Виктора.
Квартира была большой, одна только прихожая могла бы быть полноценной комнатой 3 на 3 метра. Левее от прихожей был просторный зал, а правее комната Виктора. Слева была спальня родителей Вити, тоже немаленькая. И еще левее от спальни родителей была большая комната Витиной сестры Любы. В квартире была также кухня, и конечно же, туалет с ванной.
В зале поставили несколько столов, а в прихожей установили магнитофон для танцев.
Моя свадьба казалась мне сплошным кошмаром, и не только казалась. Платье мне не нравилось, прическа не получилась. Я делала ее себе сама и когда вышла, услышала:
– Боже, кто ей делал прическу?!
И это был совсем не комплимент. Во время венчания, когда Витя нагнулся, чтобы поцеловать меня, его волос на виске загорелся от огня свечи в руке. Накануне свадьбы он сорвал себе спину и не смог меня вынести из ЗАГСа на руках. И я услышала в толпе приглашенных возмущенный возглас:
– Почему Виктор не вынес ее на руках?!
А когда после росписи мы зашли в квартиру, я увидела незнакомых мне людей, и много. Я спросила у Вити, кто все эти люди, на что мой молодой муж начал мне перечислять своих теть, дядь, двоюродных братьев и сестер. Я не понимала, что происходит, а как же договоренность, что на свадьбу приглашаются лишь родные сестры и братья?
Но и это было не все. У Виктора были две старшие сестры и брат-двойняшка. В отличии от Вити брат любил выпить и, напившись, решил своровать у меня туфельку. Это случилось тогда, когда я танцевала – брат моего мужа нагнулся и стал снимать с меня туфельку. Его двоюродный брат, тоже изрядно навеселе, решил ему помочь – один стал снимать одну туфлю, второй другую. Потеряв почву под ногами, я начала падать на пол, но братья даже не поняли, что произошло. Они с моими туфлями, счастливые, побежали требовать выкуп. А я оказалась на полу, без туфель, настроения и гордости. Мне хотелось бежать от всех этих незнакомых и чужих мне людей, мне хотелось плакать – все было не так, начиная с платья и заканчивая позорным моим падением. Мне хотелось исчезнуть…
Разочарование от свадьбы немного подсластил медовый месяц, который, правда, длился совсем недолго, всего три дня. Но все эти дни я купалась в любви мужа. Мне было с Витей хорошо, с ним я чувствовала себя спокойно и уютно. Я любовалась своим обручальным кольцом и всегда старалась выставлять его напоказ. Но Вите со мной было трудно. Я не привыкла спать не одна и предложила спать хотя бы под разными одеялами. И муж боролся со мной, постепенно приручая к своим рукам и своему телу.
Моя свекровь была внушительных размеров, высокой, интересной женщиной, а свекор был очень добрый. Его доброта ощущалась во всем – во взгляде, в жестах, он просто излучал доброту.
Родословная…
Родители продолжали ссориться. Мама мечтала купить небольшой домик и переехать от папы. И в октябре 1991 года вышел спасительный закон. Граждане, подвергнувшиеся раскулачиванию (репрессиям), были официально признаны репрессированными и имеющими право на реабилитацию.
Маме вернули дом, который принадлежал ее отцу и деду, дом, в котором она родилась и который отобрали при раскулачивании.
Бабушка родом была из самой богатой семьи Волкановых в селе Дмитровка и самой красивой девушкой в этом селе. Ее засватали, жених был из самой богатой семьи села Виноградовка. Бабушку выдали замуж, и она стала Петровой Пелагеей Петровной, переехав в село Виноградовка, в дом ее мужа.
Петровы были намного богаче Волкановых, бабушкиной семьи. Свекровь недолюбливала невестку и нагружала бабушку непосильной работой, при этом дочери свекрови слыли ленивыми и избалованными девицами. Зато свекор очень любил свою невестку, мою бабушку. Она была не только красива, но и трудолюбива, с покладистым характером. И при любой возможности свекор ее брал с собой в поездки, чтобы освободить от тяжелой работы, которой нагружала ее свекровь.
У свекрови был скверный характер, ее побаивался даже сам свекор, несмотря на то что был сильным, умным и дальновидным человеком. Но он предпочитал не связываться со своей сварливой женой, у него и без того было много дел. Свекор владел мельницей, маслобойней и многочисленными землями, на него работало много рабочих.
Как-то свекор уехал надолго, никто не знал куда. Когда он вернулся, то объявил семье, что купил в Белгороде-Днестровском целый квартал. Но несмотря на богатства семьи, работой загружены были все. Обязанностью бабушки было обеспечить хлебом всех рабочих и семью. Для этого ей приходилось замешивать тесто и выпекать 10 больших хлебов каждый день. Хлеб выпекался ночью, а днем находилась еще какая-то работа. И несмотря на то, что у бабушки уже родился ребенок, ее не освободили от ночной выпечки хлеба.
Начались репрессии. Свекра сожгли в извести, бабушке с мужем удалось бежать в Румынию, где они жили в одной семье, нанявшись в найм, так как пришлось бежать внезапно и почти без денег. Но для бабушки ничего не поменялось, разве что работы стало в разы меньше.
Прожив в Румынии какое-то время, стали поговаривать, что опасность миновала, и можно возвращаться домой. Бабушка с мужем вернулись. Но уже не в свой дом, потому что его конфисковали, и он стал клубом. Одно утешало, что тайник остался нетронутым.
Через какое-то время стали ходить слухи, что идет новая волна репрессий. Афанасий, муж бабушки хотел бежать с семьей, но бабушка накануне родила третьего ребенка и побоялась, что младенец не выдержит долгую дорогу. Прощаясь с мужем, бабушка не знала, что в следующий раз им будет суждено увидеться, когда родится их первый внук.
Афанасий приехал в Румынию, купил дом для семьи, обустроил все, нанял самолет, чтобы забрать семью. Но в 1940 году Румыния в течение нескольких месяцев потеряла 100 000 кв. км собственных территорий. Бессарабия, Северная Буковина и другие области перешли во владения Советского союза, и границы с Румынией были закрыты.
С июля 1941 года Черновцы были заняты румынскими войсками, которые воевали на стороне Германии. В период второй румынской оккупации в городе было создано еврейское гетто, массовые расстрелы евреев осуществлялись на берегу реки Прут. Многие евреи были депортированы. В 1944 году город без боя вновь был занят войсками 1го украинского фронта.
Когда в селе опять начались волнения, бабушка, собрав свои пожитки и детей, переехала в Черновцы. Первые, кто решил переехать в этот город, заняли лучшие дома и квартиры, ранее принадлежащие евреям, но бабушка была не из их числа. Ей достался маленький домик на улице Некрасова, 37, у которого была разрушена одна стена. И ей с детьми пришлось восстанавливать дом. Тяжелые испытания выпали на долю этой красивой и сильной женщины.
Фамильный же дом, после конфискации у семьи Петровых, стал клубом, потом школой. И вот наконец он вернулся к настоящему наследнику, Петровой Марии Афанасьевне, моей матери. Дом был не в очень хорошем состоянии, но мама была счастлива уехать хоть куда, лишь бы была крыша над головой и подальше от отца.
Дела семейные…
Я мечтала жить в Крыму и когда уезжала из Крыма, дядя сказал, что когда я выйду замуж, то могу переехать в его квартиру, и квартира станет моей. Но Витя был против. Зная, что у меня в Крыму были отношения, он ревновал меня и категорически не хотел переезжать. Но аргументировал свое нежелание переезжать лишь тем, что здесь, в Арцизе, у него есть работа. А что он будет делать там?.. Как я ни старалась уговорить мужа переехать в Крым, Витя был непреклонен.
Мои родители развелись и поделили дом. Свою часть дома мама переписала на меня, и мы с Витей решили переехать на мою половину. Во второй части дома жил мой папа. В доме было два входа, но одна кухня. И мы наш коридор превратили в кухню и ванную, чтобы жить отдельно от отца. С ним у меня были сложные отношения из-за постоянных его ссор с матерью и еще больше из-за того, что нас, детей, родители постоянно втягивали в свои разборки, пытаясь перетянуть каждый на свою сторону. Мама пыталась настроить нас против отца, постоянно требуя поговорить с папой, рассказывая нам все плохое, что сделал ей отец. И один и тот же рассказ повторялся не один и не два, и даже не три раза.
Помню, в детстве, когда папа приезжал на обед, мы с братом забирались в машину и играли в игру. Я была мамой, Вова – папой, и мы как будто-то бы ехали в гости и «по дороге» мы копировали наших родителей. Мы ругались, повторяя страшные слова своих родителей. Родители не матерились, но обзывали друг друга и желали друг другу смерти. Вспоминая все это сейчас, я понимаю, в какой страшной атмосфере мы росли, хотя и хорошего было немало.
В детстве мы с моим братом вечно шалили, летом брызгались, обливались, бегали друг за другом. И я решила устроить нам с мужем что-то подобное, мне тогда было всего лишь 19 лет. Но когда я облила Витю, он только и сказал:
– Ну, Таня…
Но я продолжала брызгаться, обливаться, мне хотелось дурачиться, но у меня так и не получалось втянуть мужа в игру. Он был слишком серьезным. Но именно Виктор научил меня мыть посуду сразу после еды, складывать вещи перед сном, а не разбрасывать их, где попало.
Да, чистюлей меня было трудно назвать. В мои 19 лет муж стал и моим воспитателем. Не сказать, что я была совсем грязнулей – я просто никогда не видела, что пора бы убраться в доме, пора бы прополоть огород, подмести во дворе. Всему этому учил меня Виктор. Я складывала свои вещи в шкафу, но уже на третий день на моей полке не было порядка, тогда как на полке моего мужа порядок был всегда.
Витя часто ездил в командировки, и мне это совсем не нравилось. Я возмущалась, что вроде как я замужем, но мужа никогда нет рядом. Решение проблемы подсказали Витины друзья. Ему посоветовали сделать мне ребенка, чтобы у меня не было времени скучать по мужу. Когда Витя мне это рассказал, я ответила:
– А как же ребенок будет расти без папы? Тогда мы вдвоем будем скучать по тебе!
И тем более, какой ребенок, ведь я готовилась к поступлению в медучилище. Но вскоре я узнала, что беременна. Хотя не совсем вскоре, а через год совместной жизни, в марте 1993 года.
Меня не обрадовала эта новость. Ребенок совершенно не вписывался в мои планы. Я вообще не думала о детях, я их не замечала. Помню, когда я жила в общежитии, мои подружки покупали детские вещи и целовали их, представляя, что это их ребенок, а я недоуменно смотрела и не понимала их. А подружки уже в училище и не будучи еще замужем готовились к материнству!
Я решила избавиться от ребенка. Я выпила таблетки, которые когда-то мне дала Анжела. Но после таблеток меня рвало два дня. Тогда я начала носить тяжести, парилась, но ничего не помогало. На аборт я, слава Богу, не решилась.
Беременность проходила тяжело. Меня все раздражало, особенно то, что я не смогу поступить в медучилище. Наконец, 26 ноября 1993 года я родила дочь
Дети…
Роды прошли тяжело, больница не отапливалась, в родильном зале было так холодно, что у меня стучали зубы и сводило все тело. Доченька родилась с родовой травмой, и из роддома нас отвезли в Одессу, в областную больницу. Дочке поставили диагноз «травма третьего шейного позвонка».
В больнице я была одна, поддержать и успокоить меня было некому. Мне на ум ничего не приходило, кроме как молиться. Но молитв я не знала, хотя в детстве бабушка учила меня молитве «Отче наш». Но это было так давно, и, хоть я и выучила молитву, но никогда не молилась. Спросить у кого-либо было неловко. Был 1993 год, вера в Бога не афишировалась.
И я, слово за словом, начала вспоминать молитву. До сих пор не понимаю, как я ее вспомнила. Память у меня была не очень хорошей, а молитве меня бабушка учила, когда я была еще совсем ребенком.
Я молилась, молилась бесчисленное количество раз в день. Мне было жалко этот маленький розовый комочек. Мне было жалко себя, мой ребенок мог расти инвалидом.
В патологии новорожденных нас держали целый месяц, палата детей находилась очень далеко от палаты мам. Кормление было по часам, каждые три часа. Но кормить грудью мне не разрешали, мне приходилось сцеживать свое молоко, а на это уходил целый час, потом нужно было перепеленать малыша, накормить, потом процедуры, капельницы, обход, и так бесконечно. Я почти не спала, детей ночью кормили тоже.
Нас, мамочек, называли «мачехи», потому что многие из нас, когда кормили детей из бутылочек, делали это, не беря детей на руки. Моя девочка лежала на специальном бублике, и ее нельзя было лишний раз тревожить из-за травмы. Но я, если честно, и не горела желанием. Любви я особой к ней не испытывала, только жалость.
В первый раз я поцеловала свою дочь, когда ей исполнился месяц от роду, и поцеловала без особой любви, а просто так. Полюбила я девочку позже, и любовь эта росла с каждым днем. Нас выписали из больницы полностью здоровыми. Дочку мы назвали Богдана. Я была счастлива, что в моей жизни появилась эта кроха.
Даночка росла красивой девочкой, у нее были зеленые глаза. Особенно зелеными они становились, когда она плакала. У моей девочки были красивые белые волосы и белая кожа. Удивительно, я с детства мечтала, чтобы у меня родилась дочь-блондинка. Лет в семь я даже решила, что перед родами покрашу свои волосы в белый цвет, чтобы доченька родилась блондинкой. И позже, прочитав роман «Унесенные ветром», мечтала, чтобы у нее были зеленые глаза. Так и случилось!!! Я обожала свою девочку и думала о том, как же я раньше жила без нее.
Вскоре муж потерял работу, и не он один. Страна переживала перестройку. Теперь Витя, как я и хотела, был всегда рядом.
Продуктами нас обеспечивала моя мама. Она держала свое хозяйство: поросят, курей уток, огород был засажен картошкой и разными овощами. И еще мама подрабатывала в молочном приемном пункте. Так что благодаря ей продуктами мы были обеспечены полностью, но денег нам не хватало, мы жили на детское пособие.
Друзья мужа, потеряв работу, начали искать другие пути заработка, но Витя упорно ждал, что в Сельхозтехнике, где он работал, все же появится работа.
Мы часто с Витей ездили к моей маме в село Виноградовку. Витя помогал ей во всем, а мама снабжала нас продуктами. Но я понимала, что нужно искать работу. Чтобы помочь нам, мой брат предложил открыть у нас в городе магазин автозапчастей. Товар он мог передавать из Харькова. Из этого мог бы получиться неплохой бизнес, но Витя мечтал быть дальнобойщиком.
Когда нашей доченьке исполнился 1 год, я узнала, что снова беременна. Это было неожиданно, мы предохранялись. Но на этот раз я не расстроилась, а даже была рада малышу, хотя и понимала, что будет трудно. Но мы с Витей все равно хотели двоих детей, ну пусть это случилось намного раньше, чем мы ожидали. И меня не пугало даже наше безденежье. Я была очень рада зародившейся в моем теле новой жизни. Я рассказывала своей доченьке, что у меня в животике растет малыш. И как-то после этих слов она ткнула мне в живот свою соску. Это было мило. Доченька меня радовала каждый день.
Когда я рассказала моему брату Вове, что опять жду ребенка, он сказал:
– Таня, ты что, дура?!
Но я была счастлива. Витя наконец нашел работу, как и хотел, дальнобойщиком, и стал пропадать надолго, а мы с доченькой оставались одни.
Как-то Витя уехал, не заготовив нам нарубленных дров. И, как назло, сгорела вилка на электроплитке. Газа у нас не было, и мы сидели с дочкой в холоде, готовить было не на чем. И тут ко мне пришла моя подружка Таня Иванова и спрашивает:
– Чего вы мерзнете?
И я обиженным тоном начала жаловаться на Витю, дескать он оставил нас без дров, еще и плитка не работает. На что Таня ответила:
– Это разве проблема? Показывай, где дрова.
В пять лет моя подруга потеряла правую руку, и теперь она вела меня в сарай, чтобы нарубить мне дров! После того, как она нарубила дрова и затопила печь, она еще и отремонтировала вилку от плитки, заменив ее на ненужную, от старого магнитофона. Мне стало стыдно, что я такая беспомощная, и с того момента я старалась сама находить решения проблемам.
Как-то Витя уехал в командировку и сообщил, что задерживается неизвестно на сколько. Деньги у меня закончились, и я решила сходить к родителям Вити, так как мы давали им в долг. Телефона у нас не было, и я с Даночкой и малышом в животе отправились к родителям мужа. Свекровь открыла дверь, я ей сообщила причину нашего визита, на что она ответила, что денег у них нет, она их вчера потратила на продукты. Свекровь перечислила продукты, которые она купила и в подтверждение своих слов принесла показать свой пустой кошелек. Дальше порога нас не впустили, и нам пришлось уйти. На следующий день свекор принес нам два яйца…
Но, слава Богу, у меня была мама. Мамы – они чувствуют, когда детям нужна помощь. Она привезла мясо, яйца, творог, сметану. Так мы и выжили.
Когда вернулся Витя, дочь его не узнала, и ей пришлось заново привыкать к папе.
Когда я забеременела во второй раз, то знала день зачатия и день родов. Так и случилось. 10 августа у нас родился сын, крошечный маленький мальчик. Я только научилась любить дочь, а у меня уже родился сын, и я не знала, что мальчиков тоже можно любить. Я очень переживала, что не полюблю сына. Тем не мнение, сына я полюбила еще быстрее, чем дочь. На этот раз мне понадобилось всего две недели. Зато Дана полюбила брата с первого взгляда, она не отходила от малыша ни на шаг. Сына мы назвали Вовой.
У нас в доме шел ремонт, который не успели закончить до родов, и мы на время переехали к родителям Вити. Сестра Виктора жила с родителями, у нее был сын, на полгода младше моей Даночки. И теперь в квартире оказалось трое детей, мал мала меньше. Но квартира была большой, и места хватало всем. Витя по-прежнему уезжал надолго, но мы были под присмотром, как мне тогда казалось. Но мне это только казалось.
Когда родился Вова, Даночке был всего 1 год и 9 месяцев, совсем кроха! Как-то ночью у Даночки начался лающий кашель, ларингит. Вова проснулся от шума и начал плакать, требуя внимания и еду. Дана кашляла и плакала от боли в горле. Я пошла в кухню и стала заваривать травы для ингаляции, чтобы смягчить кашель. Я разрывалась между двух плачущих детей, но никто из родных Виктора не встал, чтобы помочь мне. Я еще раз поняла, что я чужая в этой семье. Но обиду я не держала, ведь никто не обязан любить меня и моих детей.
Говорят, что мужчины хотят сыновей больше, чем дочерей. Но любят они все же дочек больше, и я сама в этом убедилась. Как-то мы всей семьей поехали к моей маме, и Витя, показывая на сына, сказал:
– Этому сегодня исполнилось три месяца.
– Кому? – переспросила мама.
– Этому… – ответил муж, показывая на Вову.
Мама удивленно сказала:
– Витя, это же твой сын!!!
Но Витя любил больше доченьку, она была его первенцем. Когда она родилась, он не работал, и Дана росла у него на глазах. Помню, когда Вове было всего лишь 1 год и 3 месяца, Витя поставил его в угол. Я спросила, что случилось, за что? Витя ответил, что дети устроили погром в кладовой. Тогда я спросила, почему в углу стоит только Вова? Он же еще маленький и не понимает, что можно, а что нельзя, и Дана была вместе с ним.