Эксперт для ангела
– Вам некуда торопиться, синьорина Паолита. Сегодня у нас большой праздник: моему старшему брату исполнилось тридцать пять. Будет много гостей, музыка, танцы, фейерверки, – тон его голоса был как недозрелый виноград – ещё кислый, но уже обнаруживающий будущие достоинства вкуса и запаха. При этом звенел в воздухе трелью колокольчиков, – о делах поговорим завтра, или на днях.
Беседуя, юноша легко подхватил меня под локоть и увлек за собой на парковку, где по знаку его пальцев был подан черный автомобиль. Увидев машину, я вздрогнула и отшатнулась, вцепившись в руку спутника. Точно такой же джип расстреляли на моих глазах три года назад. Живо представилось, как из щели под дверью сочится кровь.
– Мы должны поехать на этом? – голос дрожал, а мысли путались.
– Что-то не так с транспортом? – непонимающе уставился на меня юноша. – Вам нечего бояться, он бронированный.
До смерти перепуганный взгляд поднялся к красивому, юному лицу спутника и замер – на меня внимательно смотрели те самые, янтарные, с темными лучами глаза. Парень был несомненно моложе и выглядел более худым, но взор… Начинал вгонять в откровенную истерику. Похоже воспоминания наложились на реальность и теперь сознание жестоко шутило со мной, выдавая прошедшее за действительность.
– Не поеду, – уверенно отрезала я, сильнее вцепляясь в широкую, горячую ладонь.
Мягкий, вежливый, немного беззаботный Лучо как-то сразу посуровел, являя движениями непоколебимую сталь уверенности. Казалось, что он повзрослел в один миг лет на двадцать. Аккуратно поглаживая мое плечо, парень достал свободной рукой телефон, выбрал номер из быстрого набора и коротко осведомился у начальства о чем-то, по-итальянски. С той стороны последовал такой же лаконичный ответ, а потом, очевидно какое-то распоряжение. Провожатый убрал аппарат и посмотрел на меня так, будто увидел только что впервые.
– Тише, малышка. Скоро подгонят другую машину. Не плачь.
Мягкий тембр шелестел, точно баюкал, выражая живейшее участие в моих переживаниях. При этом не по-юношески крепкие руки обнимали настолько бесцеремонно, будто мы были знакомы всю жизнь. Я аккуратно выбралась из излишне фамильярных объятий, вновь обретая самоконтроль.
– Простите. Воспоминания неприятные…
Лучо спокойно ослабил хватку, но продолжил смотреть, как на близкую родственницу, подобное только усиливало невроз.
– Простите, мы раньше не встречались?
– Нет, – парень усмехнулся как-то надменно, словно с высока взирая на меня. – Я бы запомнил.
– Тогда почему Вы обращаетесь так… фамильярно?
Перемены в его поведении наводили на сомнения в психическом здоровье моего юного спутника.
– Это Италия, малышка, – он непринужденно подмигнул мне, возвращаясь к прежнему легкомысленному характеру общения. Мягкая, лучезарная улыбка выражала определенное нежелание больше ограничиваться деловым тоном.
Скоро действительно подали другой транспорт, на котором мы и отправились на Вилла Эмануэлла. Поместье оказалось большой усадьбой в псевдо-викторианском стиле с массивными ограждениями и серьезной охраной по всему периметру.
– Откуда такое название? – я старалась вежливо дистанцироваться от своего нового друга, внимание которого становилось навязчивым.
– Так звали нашу мать. Она любила бывать здесь.
– Простите за бестактность, ее больше нет?
Лучо погрустнел, словно в солнечный день появилось на небе облачко, а потом опустил взгляд к носкам своих лёгких, белых Lacoste.
– Мама умерла при моем рождении. Я даже лица ее ни разу не видел вживую.
– Мне так жаль, – холодные пальцы коснулись его запястья, и задорный взгляд парня опять приобрел прежнюю беззаботность.
– Благодарю, у меня большая семья. Все вокруг заботятся обо мне до сих пор. Иногда это даже… Злит.
Высокие скулы его грубоватого латинского лица, чуть острее выступили, выдавая раздражение, но даже так он все равно казался ребенком. Любимым, ухоженным, заласканным малышом, основной проблемой которого был лишь поиск конфет по дому или выбор подарка на рождество.
Шорох шин о гравий подъездной дорожки стих, возвещая о том, что мы добрались до места. Водитель вышел первым и учтиво открыл двери: сначала для Лучо, а уж потом и мою. Обширный сад был изысканно украшен мелкими, желтыми огнями гирлянд, утопающих в кронах деревьев. Повсюду сновали люди, обустраивая зону банкета, заставленную круглыми маленькими столиками, покрытыми белоснежными скатертями. Сияющее в свете огней полотно выгодно перекликалось со светлым оттенком стен особняка. В отдалении, на большой сцене монтировали лазерное и звуковое оборудование. Судя по всему праздник должен был иметь по истине королевский размах.
– Гости приглашены к девяти, ты тоже можешь спуститься к нам, а сейчас пойдем.
Юноша легко взял меня за руку и, как лучшую подругу, провел в дом, словно предлагая присоединиться к его шалостям. Внутреннее убранство поместья разительно отличалось от обиталища моего хозяина Эмиля. Каждая вещь, даже самая мимолётная, будь то ваза с цветами или полка для обуви, четко и грамотно вписывалась в интерьер. У всего было конкретное место, что свидетельствовало о колоссальных масштабах проведенной дизайнерами работы. К тому же убранство иллюстрировало собранность и педантичность самих хозяев жилья.
Мне предложили несколько гостевых комнат на выбор. Все они были изысканно, но лаконично обставлены и отличались только цветовой гаммой. Мое внимание, в одной из них, привлекло старое, потертое и совершенно не вписывающиеся в интерьер кресло. Оно стояло прямо в центре, и обращено было к постели так, словно кто-то сидел в нем, наблюдая за спящими в кровати.
– Пожалуй остановлюсь на этой, – кивнула я Лучо, пересекая порог.
– А знаешь, я даже не удивлен, – широко улыбнулся парень, отдал короткое распоряжение носильщику и растворился в воздухе подступающей ночи.
Рассуждая на тему внезапного панибратства странного молодого человека, я побрела в душ. За широкой дверью на противоположной от входа стороне, обнаружилась ванная комната, обустроенная по последнему слову техники душевой зоной, с панелью управления струями воды, тропическим дождем и прочими удовольствиями. Всю конструкцию отсекала от остального пространства помещения плексигласовая стена.
С наслаждением избавившись от одежды, я вступила под теплые струи и расправила затёкшие от напряжения плечи. Горячая вода расслабляла, выветривая из головы мысли, позволяя ощущениям ненадолго занять главенствующее положение в сознании. Постепенно теплые ручейки, медленно стекающие по коже от плеч до самых пяток, стали вызывать приятный трепет, расползающийся мурашками по плечам и позвоночнику. Мягкая, чуть взволнованная дрожь влечения отзывалась лёгким, едва болезненным, но приятным спазмом в низу живота. Я прикрыла глаза от удовольствия, и уже не замечала как, пальцы сами скользнули по мокрой коже, опускаясь все ниже… И ниже…
Вдруг спину словно обжёг чей-то жаркий, внимательный взгляд. Все мое существо натянулось, явственно ощущая постороннее присутствие. Оглянувшись в поисках источника, вызвавшего такое острое беспокойство, я замерла, затаив дыхание. В углу спальни, сразу за настежь открытой дверью ванной комнаты, стоял мужчина в белой рубашке с закатанными на треть рукавами и черных, модельных брюках. Запотевшее стекло душевой не позволяло рассмотреть его внимательно, но широкие плечи, высокая фигура и расставленные, в демонстрации господствующего положения, ноги однозначно свидетельствовали о половой принадлежности. Незнакомец, запустив ладони в карманы брюк, наклонил голову и внимательно наблюдал за мной.
Приступ животной паники потек по позвоночнику вместе с горячей водой. Так наверное чувствует себя загнанный в угол кролик, заглядывая в спокойные глаза завершившего охоту волка… Или нет, скорее филина. Меня насквозь прожигал полыхающий адовым огнем, кровавый взгляд бесшумного хищника, обнаружить появление которого можно лишь когда станет уже слишком поздно, и пути к спасению будут отрезаны.
Казалось, что в комнате вмиг стало холодно, по коже свободно струился озноб, а бешеный стук сердца в ушах откровенно оглушал. Несколько секунд я не могла сдвинуться с места, молча взирая на странного незнакомца, как статуя застывшего у самой двери. Потом, собравшись с духом, все же взяла с полки полотенце, обернула его вокруг мокрого тела и протёрла перегородку, в намерении выяснить, кто столь бесцеремонно нарушил мое личное пространство. Сразу стало понятно, что спальня за дверью совершенно пуста, а мужская фигура, скорее всего, оказалась плодом моего разбушевавшегося от неги воображения.
Через некоторое время появился официант с подносом. На ломаном английском слуга сообщил, что хозяин велел принести мне еду в комнату, ожидая, что спуститься на торжество я все же не решусь.
Что ж это было весьма учтиво с его стороны. Признаться меня удивляло совершенно все в этом странном доме. Ожидания рисовали малограмотную, неотесанную братию, до крайности избалованную деньгами и вседозволенностью. Реальность же иллюстрировала весьма образованное, вежливое и интеллигентное семейство, способное ценить личное пространство и не настаивать на своих правах. Все эти выводы омрачала только картина присутствия мужчины, наблюдавшего за мной в душе, но полной уверенности в ее реальности у меня все же не было.
Итак, добро пожаловать в Кальяри, мисс Блэк.
Не первая первая встреча
Из открытых дверей небольшого балкона доносились звуки музыки и громкие, одобрительные окрики на итальянском, очевидно призванные чествовать именинника. Я ощущала некоторую неловкость от своего уединения, все же у хозяев поместья был праздник. Игнорировать мероприятие было проявлением дурного тона, что не красило образ эксперта в области антикварных ценностей.
Торжественной одежды, подходящей под случай, в чемодане не нашлось. Захватить с собой пару выходных платьев даже в голову не пришло, ведь меня никто не предупредил о возможности участия в официальных приемах. Потому я просто выбрала наряд поприличнее, заложила каштановые волосы в высокую прическу, открывая шею, надела такие неудобные, но вместе с тем единственно уместные туфли на высоких, тонких каблуках и отправилась присоединяться к поздравлениям.
Коридоры поместья, увешанные картинами разных эпох, без сомнения подлинными, извивались точно змеи, уводя меня все дальше от гула празднующей толпы. Если судить по количеству пройденных лестниц, то скорее всего я давно попала в цоколь или даже подвал, но выбраться из хитроумных лабиринтов никак не получалось. Внимание привлекло одно из украшавших стены полотен, такое яркое, светлое, живое… Будто глоток воздуха в спертой атмосфере давящих со всех сторон, толстых, каменных стен. С него улыбалась женщина, бесспорно итальянка. Глубокий, томный взор прозрачных, карих глаз светился совершенным, чистым, неподдельным счастьем. Ей было тепло и уютно тут, все окружение приносило радость, спокойствие и умиротворение.
Эмануэлла.
Сомнений в том, что передо мной портрет матери Лучо не было никаких. Очень красивая и, судя по лицу, добрая хозяйка дома конечно была его душой. Даже сейчас незримое присутствие этой женщины нагревало пространство вокруг, вселяя в душу лёгкие отсветы ее собственного счастья.
Нехотя оторвавшись от портрета, я огляделась. Справа чернела острыми, вырезанными прямо на дереве узорами массивная дверь, на кованых петлях с элементами, напоминающими засов. Внутри обнаружился небольшой, оформленный в строгом, европейском стиле рабочий кабинет, очевидно принадлежащий хозяину поместья. Черная кожа кресел поблескивала тусклыми отсветами скудного освещения. Стены от пола до потолка занимали стеллажи с книгами разных эпох и направлений. Лёгкая пыль в некоторых местах была стёрта пальцами обладателя коллекции, что говорило о недавнем использовании фолиантов по назначению. На столе в некотором беспорядке лежали бумаги и фотографии.
Меня не покидало подспудное ощущение тревоги, словно чувства уже уловили источник опасности, а сознание ещё не сумело его идентифицировать. Лёгкая, неприязненная дрожь текла по позвоночнику, сковывая движения, заставляя сердце биться чаще, побуждая боязливо оглядываться в поисках отсвета алых глаз того самого огромного филина. Напряженно прислушиваться, в ожидании тихого шороха мягких перьев на крыльях, возвещающего о неминуемой гибели.
Передернув в волнении плечами, я попыталась сосредоточиться на материальном. На краю стола, тыльной стороной ко мне, стояла маленькая фотография в простой, деревянной рамке. Любопытство вскипело в крови неконтролируемой волной, и чуть дрожащая ладонь потянулась к ней, намереваясь обнаружить изображение. Да так и замерла в воздухе. По позвоночнику хлынула мелкая, ледяная дрожь.
– Ты любопытна, малышка.
Мужской голос за плечом был до крайности необычен. Он звучал низко и мягко, вызывая ассоциации с тонким велюром, бережно обволакивающим кожу. На самом дне тихого рокота явственно проступали звенящие, стальные нотки абсолютного доминирования, давящие на сознание, вызывающие желание втянуть голову в плечи и опустить взгляд, уступая.
В голове словно щёлкнул механизм автоматического затвора. Вот она – та самая опасность, преследовавшая меня с момента приезда на Вилла Эмануэлла. Тот самый тихий шорох пера крыльев филина, сулящий кролику только смерть.
По коже расползся неприятный озноб, справиться с которым было почти не возможно. Сделав над собой усилие, и пару раз глубоко вдохнув, я обернулась… Да так и замерла с распахнутыми от страха и удивления глазами. Тихий стон, уже готовый сорваться с губ, напрочь застрял в лёгких.
Сложив рельефные руки на широкой груди и небрежно облокотившись о дверной косяк, на меня внимательно смотрел он – Анжело Валлара. Человек, которого три года назад повезло достать с Того Света в напрочь покореженном автомобиле. Прозрачный блеск мягкого, янтарного взора отдавал сталью жёсткой уверенности, словно нож, спрятанный в складках красивого платья или яд в кубке с медом.
Смирить чувства, хлынувшие бурным потоком в душу, оказалось не так-то просто. Впервые за три года я снова видела этот взгляд. Теперь он был совершенно другим: дерзким, надменным, немного злым, но… Продолжал оставаться все тем же, в глубине полыхая какой-то неуловимой нежностью… Или это лишь чудилось моему измученному таким долгим ожиданием разуму?
– Малышка? – мне едва удавалось унять биение сердца и сохранить голос ровным… Более или менее.
Он безразлично пожал плечами.
– Так ведь тебя зовут – Паола, – а потом вдруг мужчина снисходительно усмехнулся. – На моем языке.
– Слишком вольная трактовка перевода с латинского.
Слова застревали в горле, но я все равно почему-то выпрямилась и подняла голову, понимая однако, как безумно глупо смотрюсь, пойманная в чужом кабинете за непонятным занятием.
– Считаешь?
Мужчина вел себя подчёркнуто фамильярно, всем видом демонстрируя превосходство. Это немного злило, выбивая из равновесия ещё больше.
– Простите, синьор Валлара, я просто заблудилась в доме и похоже нарушила личное пространство.
Итальянец приподнял смольную бровь и усмехнулся, демонстрируя снисходительное удивление.
– Знаешь, кто я?
Мой растерянный взгляд, блуждающий по пуговицам его белоснежной рубашки, поднялся к янтарным глазам и с изумлением обнаружил в них едва заметный отблеск мучительной, болезненной надежды, лишь на миг вспыхнувший где-то на самом дне. Мысли окончательно спутались. Что можно было сказать ему сейчас? Ведь скорее всего он совсем не запомнил меня. В том состоянии мы оба с трудом фокусировали сознание. Как же теперь начать разговор?
«Я – та, которая попыталась спасти тебе жизнь после обстрела… Та, что молилась за тебя каждый день своей длинной, одинокой, безрадостной жизни… Та что мечтала повторно попасть в страшную аварию, лишь бы снова увидеть твой взгляд…»
Как облечь в слова такую острую, мучительную боль, пронзающую грудь каждый раз, когда рука тянулась к телефону, чтобы набрать номер юго-западной больницы L. A.? Что сказать человеку, сохранность жизни которого стала для меня просто навязчивой идеей? Мне никогда не было нужно личное присутствие в его судьбе. Я не считала себя в праве чего-то требовать, винить или настаивать… Но знать, что он все еще смотрит своим колдовским, янтарным взором на этот мир… Еще дышит, чувствует, слышит… Печалится, злится или радуется где-то там, в своем собственном, никак не связанном со мной, будущем… Это было необходимо, как воздух.
А теперь… Мои желания исполнились, молитвы были услышаны, даже окупились с лихвой. Я стояла с ним рядом, на расстоянии вытянутой руки и как будто в другом измерении одновременно. Нас разделяла всего пара метров, но при этом целая жизнь.
Валлара коротко провел верхним рядом зубов по нижней губе и опустил свой невероятный, завораживающий и пугающий одновременно взгляд в пол, встряхнув смольной головой, как недовольный жеребец гривой.
– Ты совсем не изменилась за три года, – тихий рокот велюрового голоса вызывал трепетную дрожь, расползающуюся по позвоночнику дрожью, а по коже мурашками.
К страху мигом добавилось волнение. Он помнит! Помнит мое лицо, знает, кто я такая и… Возможно… Даже рад встретить меня вновь?
Судорожно вздохнув, я собрала все оставшиеся силы в кулак, с опаской поднимая взгляд. Он сосредоточенно изучал носки своих лакированных туфель. От напряжения высокой фигуры, казавшейся каменной глыбой в сравнении с моей собственной, в воздухе четко ощущалось приближение грозы, словно в любой момент тишину мог расколоть оглушительный раскат грома. Высокие скулы на грубом, латинском лице выступили ещё чётче, придавая ему сходство с работами античных скульпторов.
– Так странно, что ты запомнил меня.
Мой тихий лепет звучал в извинительном тоне и вовсе не был призван обидеть его. Валлара однако саркастически, горько усмехнулся, поднимая злой, темный, полный неприязненного разочарования взор.
– Я узнаю тебя из тысячи… В кромешной тьме.
Сердце замерло, отказываясь продолжать поддерживать жизнь в хрупком теле. Дыхание сбилось, ограничившись рваным, судорожным вздохом.
– Мне казалось, что ты не…
Широкая ладонь взметнулась в воздух, призывая к молчанию. Он по прежнему избегал смотреть в глаза, сжимая челюсти до скрежета зубов.
– Ты тогда не позвонила. Не пришла. Просто, – он повел ладонью в пространстве, описывая неясный пируэт, – растворилась в воздухе.
Состояние вмиг изменилось, заполняя грудь жаром облегчения в понимании его поведения. Он обижен! Как и мне, возможно Валлара хотелось встретиться снова. Может быть чувства, роящиеся в самом центре моего существа, с того самого дня, знакомы отчасти и ему?
Слезы покатились по щекам будто против воли. Я сделала пару шагов в его сторону и вновь замерла в нерешительности. Хотелось обнять Анжело, прижаться к широкой груди, почувствовать запах чуть смуглой кожи, резко контрастировавшей с совершенной белизной рубашки… Хотелось…
– Я боялась, – неожиданное признание как-то сразу разрядило обстановку, принося облегчение нам обоим. – Боялась, что ты не выжил. Не хотела знать, что тебя больше нет… Рядом.
Мне никак не удавалось заставить себя посмотреть на него. Такие простые, естественные… Обычные чувства теперь казались чуть ли не постыдными. За долгие годы я постепенно научилась жить с этой тоской внутри, даже нашла способ дать ей выход, заказывая заздравную службу в любой церкви города, куда заносила весьма специфическая работа. Но теперь…
Валлара легко преодолел расстояние, разделявшее нас, и, взяв двумя пальцами за подбородок, потянул мою голову вверх, вынуждая поднять взгляд. Я ожидала увидеть что угодно в янтарном блеске его колдовских глаз: одобрение, расположение, понимание… Но в них горела ярким пламенем страсть, согреваемая болью, виной, или даже отчаянием – дикая смесь совершенно не сочетающихся эмоций. Глубокое, прерывистое дыхание Анжело покидало грудь с шумом, а пальцы вцепились в кожу настолько, что причиняли боль.
– Ты такая трусиха, малышка.
Пылающий взор опустился от глаз к губам и замер, не желая отрываться. Мы стояли так близко, что я легко ощущала напряжение, быстро растекающееся по его крупному телу, натягивая каждую мышцу. Этот мужчина был огнем, чистым гудящим пламенем, которое не умело согревать, а могло только сжечь, оставляя лишь горку пепла. Я инстинктивно отшатнулась назад и тут же крепкая ладонь легла на спину, предупреждая бегство, а темный взгляд вспыхнул закипающей решимостью, словно мои сомнения заводили его ещё больше. Каждой клеткой, немеющего то ли от страха, то ли от влечения тела, я ощутила необходимость к действию.
– Побежишь, и я поймаю, – мгновенно понял мое намерение неаполитанец, а низкий голос потерял бархатный оттенок, просел, посуровел и стал жёстким.
И все же Анжело медлил, то ли давая возможность выбора, то ли упиваясь собственной властью. Рассудив, что глупо противиться неизбежному, я привстала на носочки и приникла к мягким, горячим губам итальянца. Валлара сразу перехватил инициативу, запуская цепкие пальцы в аккуратно уложенные кудри на затылке.
– Не завязывай волосы, – тихо, вкрадчиво прорычал бандит и, рывком выдернув красивый, серебряный гребень из подпорченной прически, с раздражением бросил заколку на письменный стол. – Мне не нравится.
Возражения утонули в жарком, сладком, жадном, глубоком поцелуе, напрочь лишая возможности мыслить здраво. Стало до края души плевать на все доводы логики, нормы морали и постулаты поведения в цивилизованном обществе. Остался лишь чистый, гудящий огонь его тела, растекающийся по венам, сковывающий мышцы волной напряжения, заставляющий прогнуться, повинуясь властным рукам, казалось стремящимся задушить меня в крепких объятьях.
Открытые ладони медленно, с нажимом спустились по спине, обогнули рельеф немного ниже поясницы и крепко, по собственнически, вжались цепкими пальцами в напряжённые мышцы. «Ты моя» – кричало каждое его движение, каждый шумный вздох, каждый нетерпеливый, жадный поцелуй.
Я в панике вцепилась в белоснежную рубашку у самого плеча итальянца, но желание вырваться из сильных рук таяло на глазах, уступая место совсем другим порывам. Валлара прислонил меня спиной к стене и плотно прижал к шершавой, холодной кладке, каменным от напряжения телом, недвусмысленно иллюстрирующим возбуждение. Сильные руки продолжали нескромно, с наслаждением оглаживать изгибы изящного, в соотношении с ним самим, тела, опускаясь все ниже. Когда длинные пальцы зацепили подол лёгкого платья, зажимая его в кулаке и плотно натягивая ткань, я истерично рванулась из стальных объятий, прерывая такие жаркие, такие сладкие, такие… Желанные ласки.
– Чего испугалась, сладкая?
Чуть хриплый рокот велюрового баритона обжигал шумным дыханием кожу. Анжело коснулся моей щеки тыльной стороной ладони и, не отрывая пылающего, темного взгляда, соскользнул к вспухшим губам, побуждая шире разомкнуть их. Понимая, что теряю контроль над собой и ситуацией, я повела головой в сторону, уклоняясь от ласки, и аккуратно надавила на широкое плечо, давая понять, что хочу освободиться.
Реакции не последовало. Мой немного возмущенный, непонимающий взор поднялся к янтарным глазам, и сердце снова пропустило удар. Приподняв бровь, он надменно усмехался, наблюдая за мной.
– Думала, что все твои прихоти станут выполняться по щелчку пальцев? – прозрачный взгляд наполнился озорным блеском самодовольного удовлетворения.
– В цивилизованном обществе…
Валлара коротко рассмеялся и отпустил подол платья, вновь возвращаясь ладонью у бедру.
– Это Неаполь, малышка. Тут действует только один закон – право сильного.
Обида вытеснила из груди трепет физического влечения, проясняя мысли.
– Отпустите меня, синьор Валлара. Пожалуйста.
– Нет.
Он все шире улыбался, принимая происходящее за игру. Учитывая размеры и силу оппонента, мне ничего было ему противопоставить, кроме слов, разумеется.
– Интересно, что скажет невеста, узнав о подобном поведении своего жениха?
Янтарный взор вмиг утратил озорной блеск, стал злым, жестким, темным. Цепкие пальцы сомкнулись на моей шее, лишая возможности двигаться, не получилось бы даже опустить голову. Анжело медленно склонился к губам и вкрадчиво произнес едва не касаясь их:
– В этом доме абсолютно все подчиняется мне. Никто не откроет рта без моего разрешения.
Я судорожно вздохнула, тщетно пытаясь смирить страх, подступающий комом к горлу. Пальцы скребли по холодной кладке стены в неосознанном поиске точки опоры. Сердце гулко стучало в ушах, оглушая, развеивая мысли.
– Все начнется и кончится только тогда, когда я захочу. Поняла?
Анжело рассерженно развел руки в стороны, выпуская меня, а потом отвернулся, резкими движениями достал зажигалку и начал крутить ее в пальцах, будто в попытке успокоиться. С мягких, чувственных губ синьора сорвалось короткое емкое ругательство на итальянском, прорываясь через плотно сомкнутые зубы