Все продается и покупается
– Вставай, Желудь! – процедил сквозь зубы Стихарь и брякнул на стол черную болоньевую сумку, придерживая ее рукой, чтобы то, что было в ней, не выкатилось на пол.
– Женечка! – тот, кто лежал на топчане, и не подумал выполнить приказание, отданное столь категорично. – Сколько раз здесь вас просили оставить свои блатные замашки и называть всех по именам? Мы не на зоне и не в обществе отморозков. Так что будьте любезны к людям обращаться по-человечески, в каком бы настроении вы ни изволили пожаловать.
Тот, которого назвали Желудем, окончив проповедь, спустил босые ноги с топчана, сунул их в валенки, стоящие рядом, и, поправив на себе расстегнутую телогрейку, воззрился на Стихаря до святости невинными глазами. Как ни зол был Женька, а не сдержал улыбки. Оскалиться, правда, постарался по-хищному. Волосы на голове Желудя в силу загадочных причин сползли сверху вниз – с темени и затылка, голых, как бабье колено, на впалые щеки и подбородок, заросшие многодневной густой, рыжей щетиной, начинающейся от самых глаз.
– Молчи, Сергей Иванович. – Стихарь даже нагнулся, чтобы взглянуть в эти белесые глаза попристальней. – Помалкивай, интеллигент херов. Если я скажу об этом, – он ткнул пальцем в направлении стола и сумки на нем, – Генералу, всю вашу чистоплюйскую компанию вместе с Губастым погонят отсюда сраными трусами!
Сергей Иванович, так и не опустив глаза, сморщился, как от кислого. Тогда Стихарь схватил со стола сумку, быстрым движением выхватил из нее и швырнул на колени Желудя человеческий череп.
Сергей Иванович, отбросив в сторону страшный предмет, вскочил, тут же наткнувшись на Стихаря. Женечка схватил его обеими руками за телогрейку, встряхнул так, что у того мотнулась голова, и выдохнул в давно небритое лицо:
– Ты, бывший интеллигентный человек, сейчас пойдешь во двор! Там в багажнике моего «ленда» лежит жратва для ваших собачек. Но, смотри, чтобы такого… – он угрожающе кивнул на череп, откатившийся по полу к стене, и не договорил. Желудь рывком вырвался из его рук и выскочил в открытую дверь.
Стихарь носком башмака катнул мертвую голову прочь из комнаты, подошел к столу, с грохотом подвинул стул, сел и, довольно улыбаясь, налил в грязный стакан остывшего чая из пузатого чайника с самодельной проволочной ручкой.
– Тл-ля! – пропел он коротко. – Теперь и ворота закроет, и собак спустит! – и удовлетворенно мотнул головой.
* * *Потребовав у дяди Славы свой плащ с чужим диктофоном в кармане, я приготовилась коротать время с очередным бокалом «Карменситы» в обществе пожилого бармена, которому сейчас было временно не до меня, потому что заказали ему целую батарею коктейлей, совсем уж невероятных по количеству компонентов.
«И все же здесь лучше, чем дома, – решила я после короткого раздумья. – Больше шума, от меня не зависящего. Буду сидеть, пока совсем не надоест. А потом уйду. Положу диктофон перед Анохиной и подамся восвояси».
Не пришлось. Анохина сама подошла ко мне, обняла за плечи и громко зашептала в ухо:
– Рекомендую, Татьяна, мужика. Не смотри, что виски седые, сама знаешь, в наше время седеют быстро. Скучать не будешь, гарантирую. Я его немного знаю. Был в «горячих точках».
Я отодвинулась и посмотрела удивленно: не похожа Анохина на бабенку, готовую сбыть с рук, что самой не подошло, выше этого она. Да и меня знает. Знает мое отношение к мужчинам. Пьяна, что ли? Да, кажется, не трезва. Тогда прощаю.
– Держи, сводня!
Я протянула ей диктофон. Она, почти не глянув, затолкала его в нагрудный карман джинсовой куртки.
– Аркашка без ума от тебя! Если захочешь, можешь им…
– Слишком много пьет! – категорически оборвала я ее шепот.
– Так не пьянеет же! – тряхнула она растрепавшимися волосами. – Зря!
Дядя Слава, глядя на нас, улыбался в усы.
– Как ты попала к ним, подруга?
Алла энергично поскребла затылок и отобрала у меня дымящуюся сигарету.
– Я Оленьку давно знаю. Она работала в «Губернских вестях», а я – в «Вестнике». Редакции на одном этаже были. Ну Ларик ее, доложу тебе!.. Ладно, это не наше дело. А Аркадия в первый раз вижу.
– Кто они такие, Аркадий, Ларик?
– У Ларика теплицы, а Аркадий, по-моему, собаками занимается. Разводит для продажи, что ли. Вояка. Рекомендую, Таньк, а?
– Ты уймешься? – глянула я на нее почти неприязненно.
– В отставке, – прозвучало сзади. – Подполковник в отставке.
– Ну я пошла, – не без кокетства сообщила Алла и двинулась к столикам, оборачиваясь на ходу и поблескивая через плечо очками.
– Итак, Аркадий… – начала я, собираясь вежливо отбить у него охоту к общению, но он перебил:
– Татьяна, набиваться в кавалеры я не собираюсь, можете не ершиться.
Славно! Редкая у него манера произносить слова – медленно, но без какой-либо рисовки. Необычная. Голос низкий. Худое моложавое лицо. И ведь действительно не производит он впечатление пьяного. После бутылки-то с хвостиком!
– Просто интересно мне поговорить с частным детективом Татьяной Ивановой.
Меня даже оторопь взяла на какое-то время, но справилась, подумала, что вполне мог узнать он это от Аллы, еще до моего прихода.
– Нет, ваша подруга здесь ни при чем. – Аркадий словно мысли мои прочитал. – Откуда знаю вас? Слухом земля полнится.
«Слухом так слухом», – пожала я плечами.
– Да, болтливостью вы не страдаете.
Мне даже жалко его стало, и именно поэтому я разлепила наконец губы:
– А я вот вас не знаю ни по каким слухам.
Он рассмеялся.
– Был подполковник, теперь – собачник.
Гордо он это произнес, будто похвалился.
– Не смотрите удивленно. Этим делом мне хотелось заниматься с детства. Можно сказать, осуществил свою мечту.
Нет, пьян все-таки. Сейчас начнет изливать душу.
– Псарня, Татьяна, представьте! И не для каких-то неженок с полуметровыми зубами, типа ротвейлеров или доберманов. И не для заносчивых овчарок, с которых вся спесь слетает, когда по-настоящему туго приходится. Овчарка, Таня, когда понимает, что ее жизни настоящая опасность угрожает, бросает хозяина и сматывается без зазрения совести. Да, это так, и не спорьте, пожалуйста.
Спорить? Больно надо! Тем более на тему, интересующую меня меньше всех прочих. Пусть себе заливается!..
– Дворняги. Да, двор-рняги! Нет умнее и преданней собак, а уж про выносливость и неприхотливость, по сравнению с породистыми, и говорить не приходится. Здоровенные, как телята, мохнатые, сильные, свирепые псы! А дрессируются – как прилежные школьники уроки учат. Сколько труда мне стоило подобрать производителей!
– Кто же у вас таких покупает? – спросила я, невольно заинтересовавшись его увлеченностью.
– А я и не продаю их.
Аркадий вдруг словно стушевался, растерял весь свой пыл.
– Ращу, дрессирую и сдаю в аренду для охраны. Или сам по вечерам отвожу на объекты. Туда, где запереть их можно или на цепь посадить. Иначе – разорвут любого чужого.
– Прямо-таки…
– В клочья! – не дал он договорить, и у меня мороз пошел по спине от его жутковатой уверенности. – Ну что, удалось мне вас увлечь?
– Нет, – ответила я откровенно.
– Жаль. Чем же мне вас заинтересовать?
– Своей фамилией. Вы-то мою знаете.
Его глаза засветились радостью.
– Трегубов я, – просто представился Аркадий и улыбнулся, пожалуй, впервые за все время.
Мне понравилась его улыбка. Мужественная, но без рисовки, открытая и искренняя.
«Я рад, что ты поинтересовалась моей фамилией», – вот о чем вне всяких сомнений говорила эта улыбка. И чего я ершусь, не в постель же он меня тащит, в самом деле?!
– Вы не любите знакомиться в барах? – спросил он, на этот раз с сожалением.
– Я вообще не люблю случайных знакомств и разговоров на эту тему тоже не люблю, так что лучше и не начинать.
– Готов поддержать любую другую, только предложите!
Ну, он уже становится навязчивым. Пора переходить на несколько иной уровень вежливости.
– А где вы научились так пить?
– В армии, – пожал он плечами.
Мимо! Не вышло.
– По какой причине Ларик относится к вам пренебрежительно?
– Разве?
На этот раз улыбка получилась на удивление злой.
– Наверное, потому, что я нахожусь в некой зависимости от него. Уточнить хотите?
Застарелое раздражение, вызванное моим вопросом, обозначило себя казенно-армейскими нотками, прорезавшимися в его голосе.
– Это ваша личная трагедия, – отказалась я уточнять и поднялась. – Я ухожу, Аркадий Трегубов. И не вздумайте меня провожать. Не надо портить о себе впечатление.
– Ладно, – согласился он огорченно и безропотно. – Не буду.
Глядя на его опустившиеся вниз уголки губ и слегка склоненную голову, я вдруг почувствовала, что он нравится мне. Господи, со скуки, что ли?
– До встречи, Аркадий.
– Правда, до встречи?
Глаза его стали наливаться хмельной мутью. От огорчения, наверное, ну не от грусти же!
– Думаю, да, – обнадежила я его и даже предположить не могла, насколько оказалась права.
– И я надеюсь. Буду надеяться! – проговорил он, протягивая для прощального пожатия руку, которую я не сочла уместным заметить. Дамам это простительно.
Глава 2
Двое с половиной суток миновало с того субботнего вечера. Снег местами убрали, а в большинстве прикатали колесами, и жизнь в городе вошла в обычную колею.
Если я и вспомнила Аркадия, то раз или два, не более. Во всяком случае, по ночам он мне не снился. Да и некогда было грезить-то. С воскресного полудня и почти до вечера понедельника не давали мне скучать местные бандиты. Нет, не отморозки какие-то, не пустопорожняя шпана, балующаяся холодным и огнестрельным оружием ради доказательства собственной лихости. Нанесли мне визит люди солидные, не раз зону топтавшие, хорошо известные в своих кругах, а мне – по кое-каким прошлым своим делам. Они пришли к Ведьме, ко мне то есть, с просьбой вполне корректной, с моей точки зрения, – за полторы тысячи посидеть в своей машине неподалеку от одного из центральных скверов и пронаблюдать за передачей небольшого кейса с деньгами одним человеком другому. Их личности были показаны мне на фотографиях, и моя задача сводилась лишь к фиксированию факта передачи кейса из рук в руки.
Вся процедура, включая ожидание на месте, не заняла и тридцати минут, а на сороковой, доложив о результатах по сотовому телефону и получив в добавление к деньгам, уже хрустевшим в моем кармане, благодарность и обычное в таких случаях обещание помощи в трудных жизненных ситуациях, я снова оказалась не у дел.
Бывают такие периоды в жизни частного детектива, когда и не сообразишь сразу, что это – отпуск с отгулами или временная безработица? Впрочем, не у дел после этого звонка я оставалась не то что недолго, а буквально считанные минуты. Едва успела тронуть с места машину, как в «бардачке» заныл молчащий до этой минуты сотовичок, и период безделья прервался голосом Анохиной, пропевшей мне в ухо:
– Таню-ушенька! Привет, привет, радость моя! Извини, никак не могла выбрать время тебе позвонить. Ты не в претензии за тот вечер в «Восторге»? Ну как же, я тебя пригласила, а сама оказалась в компании! Поверь, это произошло случайно.
Я накручивала руль, придерживая сотовик у самого уха, и не заботилась об ответах. Знала по опыту – Алле достаточно моего редкого хмыканья, чтобы быть уверенной в том, что ее слушают, и продолжать болтать в свое удовольствие. На сей раз ее щебетание закончилось неожиданно:
– А ведь я тебе по делу названиваю. Ларик пропал.
«Пропал Ларик», – отметила я про себя, трогая машину с перекрестка и увертываясь от старой «Шкоды», притирающей меня к бордюру. В самом деле, куда-то пропал какой-то Ларик.
– Ты что молчишь? – удивилась Анохина, и это было уже не совсем обычно – требовалось отвечать.
– Да, да, поняла, – заторопилась я, чтобы не обидеть ее невниманием. – Слушаю, излагай дальше.
– Нет, ты не поняла! – настаивала она. – Ларик Борисов, товарищ Аркадия, муж Ольги, ну?.. Бар «Восторг», суббота, вспомнила?
– Алла, я все помню. Пропал Ларик, что дальше?
– В тот самый вечер, в субботу пропал. Сразу после бара. И до сих пор не объявился.
– В милицию заявили?
– Уже вчера по телеканалу показывали его фотографию и приметы, но пока все глухо. – Алла вздохнула и добавила: – Не знаю, что дальше будет.
Я начала раздражаться.
– Что-то не пойму, ты-то здесь при чем? Печальный случай, город большой, люди нередко пропадают. Да и времени пока прошло мало, всего-то два дня. Подожди, еще объявится. Муж с женой поскандалил и загулял с горя. Вот пусть она и беспокоится.
Я даже запыхалась от своей короткой, но произнесенной на едином дыхании речи.
– Она как раз и просит тебя о встрече. Я звоню по Ольгиной просьбе.
Наконец-то они всплыли в моей памяти все, включая лицо армейской национальности. Но, о господи, оказывается, насколько проще разговаривать с мужчинами! Те сразу начинают с главного и замолкают, изложив суть дела.
– Дальше! – подхлестнула я замолчавшую Анохину.
– А что дальше-то?
– Зачем я ей понадобилась? – прорычала я в трубку. – Она хочет, чтобы я занялась розысками ее мужа?
– Конечно! – возмущению Аллы не было предела. – Зачем же еще? Понимаешь, позвонить сама она не решилась, побоялась, что откажешь, а мы с ней знакомы…
– Ольга знает, сколько стоят в России услуги частного детектива? – перебила я ее пустопорожние объяснения, мешавшие мне к тому же управлять машиной. – Борисовы не произвели на меня впечатление людей, купающихся в роскоши.
– На меня тоже, – согласилась Алла. – Тем не менее было сказано, что в деньгах недостатка не будет. Ты встретишься с ней?
– Когда и где?
– Прямо сейчас. Она дома сидит и горюет, бедняжка.
Потратив время, чтобы вместе с адресом Борисовых выколотить из Анохиной объяснения, как туда добраться кратчайшим путем, я с облегчением нажала кнопку отбоя и свернула на ближайшем перекрестке, потому что путь мой теперь лежал совсем в другую сторону.
Борисовы проживали в заурядной пятиэтажной хрущевке, правда, в трехкомнатной и добротно отремонтированной квартире. Ольга встретила меня на ступеньках возле подъезда. То ли ждала после звонка Анохиной, то ли совпало так удачно. Лицо ее было все в черных тенях, как у вдовы после похорон любимого мужа. Она узнала меня сразу, хоть и видела всего раз в полумраке бара, поспешила навстречу с улыбкой мученицы.
– Татьяна! – произнесла она вместо приветствия и так горестно, что мне вдруг захотелось помочь ей в ее беде, если таковая имеет место быть на самом деле.
Да, от нее явно исходил запах беды, и настолько ощутимый, что я, поддавшись первому впечатлению, чуть не принялась излагать ей свои соболезнования.
– Татьяна! – повторила она, и ее глаза налились слезами.
– Подождите, Ольга! Всего два дня прошло, это не срок. Отчаиваться рано, поверьте моему опыту…
Говорить она начала, не дослушав, на половине моей фразы, тихой, плачущей скороговоркой:
– Вы не знаете обстоятельств, поэтому и пытаетесь меня успокаивать. Все гораздо хуже и серьезней. Я объясню…
– Объясните, – согласилась я. – Но не на морозе же.
Ольга спохватилась и пригласила меня подняться в квартиру.
Металлическая дверь с кодовым замком затрудняла доступ посторонним в подъезд, ничем не отличавшийся от тысяч таких же других – в меру грязных, холодных, с облезлой краской на исписанных молодежью стенах и вечным запахом жарехи на постном масле. В квартире же было почти пусто, только самое необходимое, однако на удивление уютно. Это свидетельствовало о хорошем вкусе хозяев в отношении жилищного дизайна. В одном чувство меры им изменило напрочь – повсюду были ковры. Разных размеров и расцветок, везде, кроме прихожей, в которой в виде исключения брошен был под ноги старенький, потертый палас.
Я испытующе поглядела на хозяйку дома, когда она предложила проходить, не разуваясь, однако я скинула сапожки и пошла за ней по ковровому ворсу разной длины и упругости.
Кофе Ольга принесла сразу, приготовила его, наверное, заранее. Сунулась было за бутербродами, но я остановила ее хлопоты и предложила перейти без промедления к делу. А для разгона позволила себе вопрос, праздный на первый взгляд, но неплохо работающий в качестве затравки к главной теме разговора:
– Скажите, Ольга, Ларик… Это сокращенно. А как полностью звучит его имя? Илларион?
– Да, – она грустно улыбнулась. – Этим «Илларионом» он и достал меня при нашем знакомстве. Господи, какие были времена!
Я испугалась ее не к месту теперь воспоминаний и прикинула, как буду отвлекать ее от темы, если она увлечется ею, но Ольга оказалась человеком благоразумным и искушение это преодолела.
– Тогда, в баре, наверное, вскоре после вашего ухода, Ларику позвонил кто-то по мобильному. Муж ждал этого звонка весь вечер и не расставался с телефоном, держал его под рукой, в кармане. Я все боялась, чтобы он не раздавил его о край стола.
Ольга поставила передо мной пепельницу и закурила.
– Разговор получился коротким, но бурным. Звонивший так орал, что даже мне – а я сидела от мужа не близко, вы видели, – был слышен его голос. Ларик и слова в ответ не смог вставить. После этого звонка он загрустил и сидел как воды в рот набрал. А ведь веселый был, ухаживал…
Ну, положим, веселым он не был, это я тоже заметила. И насчет «ухаживал» – тоже под сомнением. Не джентльмен. Аркадия водкой поил, это правда, но и то – на спор… Интересно, почему Ольга начала с телефонного разговора? Продумала все заранее, превратив его в звено всей цепи событий?
– А позже, в машине уже, ему позвонили еще раз. Нет, на этот раз на него не орали. Зато Ларик все время оправдывался, говорил, что выпил лишнего.
Это меня заинтересовало сразу и настолько, что пришлось перебить Ольгу вопросом:
– Кто же это мог звонить, как вы думаете?
Вместо ответа она только плечами пожала – не знаю, мол, – и мне показалось, что сейчас она не искренна. Странно!
– После этого звонка Ларик совсем пал духом. Даже ремнем безопасности пристегнулся, такого с ним никогда прежде не случалось. Он даже не давал мне советов по вождению машины, как обычно. Невероятно! А приехав домой, мы с ним поругались. Из-за ничего, так, слово за слово, ну, вы знаете, как это бывает. И он стал собираться в теплицы, к Наташе. Ларик часто, как мы с ним повздорим, к Наташе уезжал, к сестре. Она там же, при теплицах и живет. С дочкой. Я его уговаривала, куда, мол, ты по такой погоде, давай отвезу. Конечно, он отказался, а я обиженную из себя корчила, позволила ему уйти, дура!
Ольга, едва удерживаясь от слез, закрыла глаза ладонью и сильно сжала пальцами виски, покачав низко опущенной головой.
– И больше я его не видела, – проговорила она прерывающимся голосом.
Ольга шумно вздохнула, подняла голову и потянулась к тлеющей в пепельнице сигарете.
– В теплицы я удосужилась позвонить лишь на следующий день, в воскресенье, уже ближе к вечеру. Была сердита на мужа. Наташа удивилась и сказала, что там не было Ларика, не приезжал он. Вот так!
Ольга достала заткнутый за рукав халата носовой платок и промокнула глаза, а я задумалась, со скрипом, правда, пока начиная соображать, «въезжать» в ситуацию.
– Значит, в теплицы можно даже позвонить, – отметила я как бы про себя, но вслух.
– Да, там есть телефон. Параллельный, правда, – подтвердила Ольга.
– А милиции про эти телефонные разговоры известно?
– Что вы! – Ольга даже рукой махнула. – Пришел лейтенантик, быстро списал данные с паспорта, задал пару вопросов про ссору и хлопнул дверью. А я тогда в панике была, просто не сообразила…
– Не связали звонки с возможным исчезновением мужа?
– Н-нет… Не то что… Да какое там!.. – она отвернулась. – А отчего же он еще в баре так переменился-то? Мне кажется, с ним «разобрались». Вот теперь, кажется, все.
– Почему сразу этого не сказали? – я смотрела на Ольгу укоризненно. – Какие у вас основания для такого предположения? Не на пустом же месте оно возникло? – я почти прикрикнула, видя ее сомнения.
– Да боюсь я, неужели не понятно? За себя боюсь, вот такая я стерва! А основания мизерные. Только то, что звонки, подобные этим, были и раньше. И производили на Ларика примерно такое же воздействие. Тут будто нарыв зрел и вот так прорвался.
Ну наконец-то! Высказалась! Излила все, что грузом на душе лежало. И больше по делу от нее ничего толкового не добиться, это уж мне известно! Что ж, перейдем к обстановке.
– Теплицы, куда ушел Илларион, кому принадлежат?
– Нам. Ему. Теперь мне, по его завещанию.
Да, похоронила она его, кажется, основательно!
– В двух словах, пожалуйста, расскажите, что собой представляют эти теплицы.
– Ну, их несколько – под грибами и овощами, и оранжерея, где Наташа цветы разводит. Зимой довольно доходно. А в теплое время года живем в основном на то, что удалось отложить за год. Нет, в долги не залезаем и кредитов не берем. Проживаем прошлогоднюю прибыль.
Я окинула взглядом комнату и подумала, что прибыль их скорее всего ничего сверхъестественного не представляет. Вполне могла бы быть и больше, прибыль-то.
– Татьяна, вы попытаетесь нам… – Ольга смущенно кашлянула, – …мне помочь?
Надо было отвечать прямо, а не ходить вокруг да около, тем более что я сама не люблю, когда этим занимаются мои собеседники. Но разыгрывать уверенность, когда ее нет, означает врать, а это еще хуже.
Я попросила у Ольги еще чашку кофе, покрепче, а пока она им занималась, обдумывала свои позиции. Поэтому, когда она вернулась с чашкой и все-таки с бутербродами, мои ясные глаза излучали твердую уверенность, какая свойственна хирургу, уверяющему пациента в благоприятном исходе операции.
– Давайте договоримся так, Оля, – сейчас я олицетворяла само спокойствие. – Проверить вашу версию с телефонными звонками я постараюсь, посмотрим, что из этого получится.
– Что из этого может получиться?!
– Определится перспектива в розыске Иллариона, ни больше ни меньше. Тогда поговорим и об окончательной стоимости моих услуг. Проверка обойдется вам скорее всего тысяч в восемьдесят. Таковы мои условия.
С моими условиями Ольга согласилась без колебаний и слегка озадачила меня равнодушием к названной сумме. Сама же говорила, что доходы их не беспредельны. Но это были ее заботы, и акцентировать свое внимание на этом факте я не стала. А напрасно, как выяснилось впоследствии.
По моей просьбе она позвонила в тепличное хозяйство и поговорила с Наташей – объяснила ей, кто такая Татьяна Иванова, зачем приедет и как нужно ее воспринимать и принимать.
Итак, договоренность с Ольгой Борисовой была достигнута, и новое мое дело началось. И Ольге заметно полегчало. Не одна она теперь была. Не один на один со своим горем. Ольга словно воспрянула духом, и наступила очередь бутербродов, не отведав которых оказалось невозможным откланяться. Впрочем, я и не отказывалась. Тонкие поджаренные ломтики хлеба, оставляющего впечатление только что испеченного, и нежнейший семговый балычок, прикрытый петрушкой и молодым укропом. В декабре такая роскошь могла появиться на столе только у хозяев парников.
Да, я возьму с нее деньги. Уже беру, и немало. А если положение Ларика удастся выяснить окончательно, возьму не в пример больше. Это моя работа. За работу надо получать деньги. Тем более что спрос на нее довольно высок, да и качество я гарантирую.
Ольга была основательно зациклена на своих проблемах, продолжая и за едой говорить о том же; и мне стоило немалых усилий, чтобы переключить ее на какие-то пустяковые темы. Не составило большого труда установить, что квартирный дизайн – ее конек, и остаток встречи мы провели в интересной болтовне о мебели и коврах, цветах, багетках, занавесках, светильниках и еще о других интересных и милых женскому сердцу вещах. К концу трапезы мы были на «ты» и чувствовали друг к другу настоящую симпатию.
– Ты не забудешь обо мне, Танечка? – остановила она меня уже в дверях. – Позвонишь? А как связаться с тобой?
– Позвоню обязательно! – пообещала я и протянула ей свою визитку с номерами домашнего и сотового телефонов. – И заеду как-нибудь, если не увлекусь чересчур. На чашку кофе. Приглашаешь?
– С бутербродами. Ой, Татьяна, а какой рецепт пирога у меня есть!
Но обсуждение кулинарных изысков пришлось отложить до нашей следующей встречи.
Вернувшись в машину, я почувствовала хорошо знакомый азарт и желание действовать, как всегда перед делом, начинать которое приходится не на пустом месте. Эти два телефонных звонка чего-то да стоили. По крайней мере у Ольги насчет них сложилось вполне определенное мнение.
Проведя пять минут в раздумьях, я наметила два пути, действовать по которым можно было начинать без промедления. А который из них наиболее вероятный, а значит, и предпочтительный, должно показать ближайшее время и, конечно, мои гадальные кости.