Отойдя от утренней нервотрепки, его атаковало огромное чувство ярости к Журналисту. Из-за него над его карьерой, над его смыслом жизни нависла гильотина. Как этот мелкий человечишка мог даже из-за культурных соображений состряпать такой сюжет. Ведь есть вещи, которые нельзя использовать просто из-за этических соображений.
Чистых уже забыл, как встал с кресла и как долго расхаживал по кабинету. Мысли в его голове кружились на карусели, разумом он понимал, что сейчас ему нужно сесть и сделать все срочные дела, что от него ждут документы, а с маньяком надо завтра на свежую голову. С маньяком надо обставить все так, что действительно идет проверка, а это задача плёвая. «Ну журналист и гаденыш, пристрелить! Нет, застрелить эту собаку очень просто, да и зачем таких как он лишать жизни, стране нужны руки! Не рты, а руки! В ссылку бы его, на север! На каменоломню! В порт Диксона на разгрузочные работы! Пускай там подумает о своем поведении, искупит сволочь свой общественный вред работой. Любуйся теперь из-за него мемчиками про себя с пальцем. Коллеги уже закидали меня этими картинками. Тоже мне! Не товарищи, а самые настоящие гиены» – злился Чистых.
В этот самый момент журналист ликовал и принимал поздравления от коллег. Его ролик начали публиковать сообщества социальных сетей федерального уровня, просмотры росли с геометрической прогрессией. Журналист яростно просматривал все ссылки на его репортаж, которым с ним делились. Вот его сюжет опубликовала группа «Банальный Н», а это уже ссылка на пост в «Банальный Б», а еще ссылка на группу людей с левыми взглядами. Он уже представлял, как его после такого успеха приглашают работать на один из крутых федеральных медиахолдингов. Журналист даже не подозревал, что в какой-то миг Чистых до потери самообладания и визита к нему с табельным оружием оставалось всего лишь пару делений на манометре нервного срыва.
Конечно, Чистых не снимал с себя ответственность за легкомысленный жест и необдуманное, неподобающее поведение, но несмотря на все это, он нутром ощущал, что человеческого в нем было больше, чем в этом Журналисте. Да, покрутил пальцем у виска, но он никогда никого не преследовал и не обвинял без вины, как сейчас это сделал Журналист. Чистых занимался ежедневной рутиной, он был именно тем, кто действительно ощущал оболочку криминального мира и всю основу статистических данных, периодически публикуемых в средствах массовой информации. Простые обыватели, каким, по его мнению, был в том числе Журналист, не были в курсе его успехов. Не были посвящены в те победы, которые составляют фундамент спокойного существования гражданского общества.
4
С большой одышкой Петр Семенович поднялся на второй этаж, где работал менеджером по продажам. Коллектив фирмы «СантехЛюксГудСтройНептун» был достаточно молодой, и Петр Семенович в нем был самый старший. Усевшись за свой рабочий стол, с Петром Семеновичем случился казус, его штаны лопнули, но не в паховой области, как это случается со многими полными людьми, а в районе голени, превратив классические брюки в клеш. Петр Семенович начал ругаться, называя всех модельеров и прочих людей творческих профессий словами, обозначающими противоположную сексуальную ориентацию.
– Как же задолбали эти зауженные штаны! Куда не придешь, все зауженное, как для девочек шьют.
Из-за двух огромных мониторов появились глаза Светы, местного маркетолога.
– Никто не виноват в том, что ты жрешь как свинья!
Света никогда не была замечена Петром Семеновичем с такими грубыми выражениями. Он хотел было послать эту сучку на все четыре стороны, но в кабинет зашел директор Антоха и сразу засмеялся.
– Петь, ну с брюками понятно – лопнули. А что с рубашкой, она села от страха быть съеденной? Она тебе мала, или это функция обдува пуза?
Антоха шутил всегда, но раньше его шутки обходили стороной Петра Семеновича, а тут ударили прямо по нему, а для достойного ответа подходящих слов не нашлось.
Антон был молодым парнем и не вписывался своим видом в роль директора. Петр Семенович понимал, что бизнес явно не принадлежит Антону. Он просто родственник-наместник, но ввязываться в политику он не хотел. Его вообще воротило от информации об аффилированности, каких-то договоренностей и так далее. Петр Семенович четко решил для себя, что он просто будет честно зарабатывать свой хлеб, не залезая в змеиный клубок. Заработная плата его устраивала, работа тоже и больше ничего ему было не нужно.
Шутка про функцию обдува пуза быстро распространилась за стены офиса, по всему Аренда-центру, и о ней даже шептались в столовой. О такой популярности Петр Семенович никогда не мечтал. Брюки он зашил белыми канцелярскими нитками, рубашку натянул, заправив в брюки, а с репутацией сделать уже было нечего.
Первая половина рабочего дня прошла во внутренних стязаниях и угнетении собственной личности. Давно уже так горького не было Петру Семеновичу. На обед он взял огромный поднос еды в знак несогласия с обществом и унижением полных людей. Верхом гнилых душ своих коллег стало то, что все они принесли Петру Семеновичу по добавке, в основном это были пироги, но Светлана принесла двойную порцию картошки с жаренной курицей. Петр Семенович чуть не зарыдал, но сдержал себя, успокаивая раздумьем о том, что Светлана все-таки сучка. Он ее около года вытаскивал перед начальством, пока она как незрячий котенок тыкалась по всем углам. Принял как родную дочь! А сейчас она издевается над ним. «Но ничего страшного», – успокаивал себя Петр Семенович, – «ведь сердечных уродов уже не исправить».
– Ребят давайте еще еды, я не против, чтобы Вы меня кормили каждый день за свой счет. С дрожью в голосе вымолвил Петр Семенович и, опустив голову, принялся за еду. В столовой пришлось задержаться.
Петр Семенович не всегда был толстым. Когда-то он был атлетического сложения с самыми большими амбициями в жизни. Два высших образования, путь от работника до начальника цеха, а потом и заместитель директора по производственной части. Потом увольнение, нервные объедания и вот он, плюха, сидит, повесив нос в столовой. «А все-таки вкусно тут кормят» – переключил мысли Петр Семенович.
Следующая половина дня прошла еще в большей депрессии по причине плохого отношения к нему, всегда доброму и положительному Петру Семеновичу. Отсутствие уважения и тактичности по отношению к его личности вызывало у него полную апатию. Он ни с кем больше не разговаривал, и даже не звонил по рабочим делам, а просто смотрел новостные ленты, думая про причину этой несправедливости. Прибыльная, но не совсем профильная затея, по участию в конкурсе по поставке городу огромного количества уличных урн простаивала. Петр Семенович за весь день не сделал ни одного звонка, хотя он планировал совершить не просто самую крупную сделку за последний год, заключив договоров поставки уличных урн, а сделать ход конем, договорившись приобрести их напрямую с производства. У него в разработке было уже пару областных предприятий, готовых наладить в короткие сроки выпуск специального продукта в виде уличных урн, разработав единый стиль, который можно было реализовывать по всей области.
С работы Петр Семенович ушел ровно, не дожидаясь никого из коллег и ни с кем не прощаясь. Выйдя на улицу, он поторопился заскочить в местный «Синий» магазин и приобрел газировку с мороженым. Идти домой настроения не было совершенно.
Петр Семенович, посидев на лавочке и погуляв по городу, успокоился, и вроде бы уже собравшись пойти домой, его накрыло второй волной. Злясь на своих коллег и себя, было решено напиться, тем более, что последний раз он выпивал пару лет назад на встрече выпускников, а сейчас при таких обстоятельствах мог просто взять и позволить себе нажраться. Глаза упали на «Синий» магазин, где впоследствии было куплен алкоголь.
Блуждая пьяным по городу, Петр Семенович заметил свое отражение в стеклянной остановке. Подойдя к ней ближе, он тщательно осмотрел себя. Почему-то именно здесь ему открылась правда. Он был безобразно жирный. Петр Семенович попытался втянуть живот, но в отражении ничего не изменилось. Его охватила ненависть к себе, и он начал бить это отражения, обзывая себя уродом. Неожиданно его кто-то схватил сзади за шею и повалил на землю. Петр Семенович начал брыкаться и бить локтями нападавшего. По случаю приоритета в весе Петру Семеновичу получилось перевернуться на спину, придавив нападавшего. В какой-то момент воздух совсем перестал поступать в легкие, он испугался еще больше и окончательно протрезвел, готовясь к летальному исходу, но неожиданно руки нападавшего ослабли и у него получилось вырваться. Обернувшись в сторону преступника, он увидел силуэт крупного мужика, что-то кричащего ему. Продолжая чувствовать на своей спине его взгляд, Петр Семенович как можно быстрее пытался побежал вдоль дороги, прихрамывая на одну ногу. За спиной послышались шаги преследователя, и Петр Семенович изо всех сил ускорился, погибнуть в этот ужасный день на улице подходило к общему фону дневных событий в жизни, но уж очень резко как-то захотелось жить. Зашитые брюки снова порвались, рубашка вылезла из штанов. Вдалеке появились проблесковые маячки, «Полиция!» – хотел закричать Петр Семенович, но получилось издать только хриплый звук похожий на вой слона.
Хромая на одной только надежде остаться в живых и здоровым, услышал до глубины души приятный в тот момент скрип тормозных колодок уазика. Из уаза вышли двое с дубинками и приветливо поинтересовалась в чем дело. Из-за одышки, вызванной незапланированными физическими упражнениями по спасению жизни, Петр Семенович ничего вымолвить не мог. Его, не церемонясь, взяли под руки и повели в машину. На место для задержанных гостей Петр Семенович убраться не смог, поэтому, сжалившись, его посадили на заднее сиденье и повезли в отдел, мотивируя, что задержали как пьяного.
Петр Семенович, дыша часто и находясь в легком шоке от происходящего, начал осматривать салон машины. Еще больше он удивился, увидев слева от себя аккуратно уложенный шлем с бронежилетом, а справа – два автомата Калашникова. Удивляясь мнимой безопасности, с которой его перевозили, его взгляд поймал в зеркало заднего вида водитель, тут же ударив в тормоз. Петр Семенович, не успев отреагировать, клюнул носом и застрял между сидений.
Забрав с заднего сиденья оружие, полицейские тут же начали материть жирдяя и угрожать дубинками. Освободившись из плена передних сидений и окончательно отдышавшись, Петр Семенович начал сбиваясь рассказывать, что его чуть не убили, что его душили, что сегодня его унижали на протяжении всего дня. Несмотря на то, что на шее задержанного гражданина имелись свежие ссадины, полицейские не верили приевшимся пьяным бредням, пока Петр Семенович не озвучил, что нападение было совершено около остановки общественного транспорта. В этот момент у хранителей правопорядка в голове сошелся пазл, и, с учетом поднявшейся шумихи вокруг ловли маньяка, они приняли решение основательно проверить показания пьяного гражданина.
Место борьбы было изучено, но никаких улик обнаружено не было. Полицейскими был сделан коллективный вывод, что нападение – дело рук того самого маньяка, который уже неделю наводит ужас на город.
Петр Семенович был доставлен в отделение полиции где тут же стал героем, тем более, что он не смог устоять, не приукрасив свою победу над маньяком. С его слов, вырваться из цепких лап ему помог хороший удар с локтя. Петра Семеновича закутали в зимний бушлат дежурного, как в американских фильмах, угостили печеньем и напоили чаем. В такой приятной обстановке он чувствовал себя импозантным шпионом, кумиром детства Штирлицем, который наконец-то вырвался к своим с боем.
Дача объяснений, попытка составления фоторобота и другая процессуальная волокита заняли приличное количество времени, и Петр Семенович освободился только ближе к утру, состояние алкогольного опьянения ему простили. С большого похмелья и не выспавшийся он валился с ног. Самый важный полицейский по фамилии Чистых сжалился над ним и выдал повестку, официально освобождающую Петра Семеновича от работы в этот день, и он же на своей машине подкинул до дома. Впрочем, дома ничего хорошего не было. Его ждала жена Инна Захаровна, находившиеся в предынфарктном состоянии вместе со Светой. Загуляв, Петр Семенович не только впервые за долгие годы напился, но и потерял телефон, что на него совсем было не похоже. Инна Захаровна, пытавшаяся самостоятельно разыскать своего мужа, к ночи обратилась от безысходности к его сослуживцам, которые рассказали о рабочем конфликте и даже предсказали вариант самоубийства.
Открыв дверь квартиры, Петр Семенович с накинутым поверх рубашки полицейским бушлатом, раскачиваясь медленно, зашел, ожидая, что его супруга ушла на работу, но тут же на нем повисла Светлана, и с рыданием подошла жена.
Петр Семенович отмахнувшись рукой от всех женщин и на полном автомате проложил короткий путь к кровати, решив плюхнуться на нее с высоты своего роста, но промахнулся, свалившись на пол.
5
Граф жил последние двадцать лет в беспамятном состоянии из-за ежедневных пьянок. Бывало, когда он был полностью на нулях, один, и без капли алкоголя в крови к нему приходил здравый рассудок. Граф терпеть не мог такие моменты, потому что его трезвый внутренний голос начинал унижать его же самого, призывая к унынию, апатии из-за того, что он стал за последние двадцать лет простым алкашом. Несмотря на то, что здоровье и силы были уже не те, выйти из этого состояния и стать нормальным человеком было, по его мнению, еще возможно, но справится со своим трезвым самосознанием он не мог. Его трезвый внутренний голос доносил до Графа лица тех, кого он растерял, и те возможности, которые были упущены им по жизни, унижая его ежесекундно. Граф понимал, что всему причина – его слабость, он жалел себя постоянно. Он был мягок к себе, разрешая пить и не работать. Трезвому на душе становилось так тошно, что хотелось выброситься из окна. Один раз он просидел целый день трезвым, борясь с голосом и вроде даже выиграл борьбу, но накатившаяся скука сделала удар со спины, и он снова нажрался. Граф не мог понять, как можно просто целый день сидеть и не пить, да еще и работать.
В минуты трезвости Графа начинало трясти, и он искал любую возможность нажраться, чтобы заглушить свой внутренний голос, постоянно унижающий его. Он был готов на все: попрошайничать, рыться в мусорках, бродить по городу в поисках легкой наживы. В самой крайней ситуации он готов был идти к своему брату Петру Семеновичу, тот всегда радушно встречал, несмотря на безобразный грязный внешний вид и репутацию падшего человека. Петр Семенович всегда сначала отправлял его мыться и обещал постирать вещи. Граф отпирался, но Петр Семенович насильно заталкивал его в ванную. Графу было очень приятно ощущать заботу родного брата, но принять ее без упрямства он не мог. Петр Семенович вещи Графа, конечно, не стирал, а сразу выбрасывал, взамен выделял почти новые из своего гардероба, в основном из того, что стало ему мало. Иногда Петр Семенович втайне от жены покупал вещи специально с прицелом для таких случаев. Граф уважал брата за эту любовь и знал, что Петр Семенович всегда даст ему в конце их встречи денег. Инна Захаровна, жена Петра Семеновича, ненавидела Графа. Петр Семенович связывал это с ее профессиональным отвращением к такому типу людей. Работала Инна Захаровна в местной психиатрической больнице. У Петра Семеновича была еще одна тайна – он оплачивал квартплату брата. Впрочем, Инна Захаровна догадывалась об этом, но не возражала, понимая, что после смерти Графа так или иначе долг с его поместьем все равно перейдет на мужа по наследству.
Граф ненавидел жену своего брата, он слышал от местных братишек, чем она занимается у себя на работе, и всегда кидал ей презрительный взгляд, пытаясь сверлить ее глазами. Графу казалось в такие моменты, что он своим взглядом мстит ей за всех ее забитых и несчастных подопечных. Но морально Инна Захаровна была сильнее и подавляла бунт Графа усмешками и прямыми оскорблениями. Петр Семенович в минуты разлада пытался примирить стороны, что всегда заканчивалось провалом. Потом братья оставались на кухне одни. Петр Семенович кормил гостя и призывал вернутся его к нормальной жизни. Граф осознанно соглашался, но, выйдя за порог, трезвый внутренний голос начинал унижать его еще хуже, чем обычно, и еще хуже, чем Инна Захаровна. Единственным способом заглушить эту боль было только нажраться в дровища. Все равно уже ничего нельзя было изменить, подсказывал другой голос, пытающийся оправдать эту жизнь.
Инна Захаровна предлагала Графу лечь в больницу, но родственник отказывался, понимая, что тогда его лишат своих, хоть и скудных, но пьяных гражданских прав. Да что тут говорить, каждый боится потерять свою свободу, вот и Граф боялся, считая ограничение его хоть и пьяной, но все-таки свободы неприемлемым.
Жил Граф в родительской квартире, которая за десятилетия его хозяйства заросла мусором и зимой превращалась в притон. Прозвище Граф ему дали уличные друзья как раз из-за того, что он, в отличии от многих имел, свою квартиру.
Квартира Графа зимой была полна гостей. В ней отогревались бомжи и их друзья, друзья-друзей. На самом деле благодаря этой квартире спаслось очень много жизней. Главным и единственным правилом этих стен было – «Граф должен быть пьян». Трезвым Граф свирепел, начинал всех выкидывать из квартиры, а иногда даже заставлял убираться и мыть пол, поэтому алкоголь в этих стенах кончался только ближе к лету. Летом квартира пустела, даже сам Граф бывал в ней редко. Его высочество отдыхало на улице круглыми сутками.
Был у Графа лучший друг – Колян, с которым они проводили большую часть всего времени. Они были близки по духу. Из-за их дружбы местные начали называть Коляна Князем.
В конце весны Граф рассорился с местными бомжами, которые побили его за то, что он опустошил пару мусорок в поисках чего-либо для сдачи в пункты приема переработки вторсырья.
Раздосадованный Граф, сидя на трубах, с ссадинами под глазами, рассуждал о том, какие же они неблагодарные, и что этой зимой он не пустит их к себе. Но в тоже время он понимал, что до зимы он их успеет простить, и такая ссора в действительности человеческой жизни не стоит. Да и все-таки зимой он пьет за их счет, но желание мести жгло его. И к вечеру они с Князем придумали хитроумную месть на их взгляд – они начали ломать и воровать мусорки. Между тем мусорки охотно принимали в пунктах приема металлолома. За месяц Граф и Князь оставили без мусорок почти всю улицу. Обмен курса алкоголя был один к одному: одна мусорка – один пузырек боярышника. Местные бомжи были в ужасе от такого беспредела.
6
Как-то раз Князь, тусуясь с Графом на набережной в ожидании туристов, услышал фразу одного видимо авторитетного человека, разговаривающего со своим другом: «В России все равно лучше, веселее! Вот приезжаешь на Красную площадь и видишь, как бомжи дерутся, разве не здорово?! И у нас таких кадров много». Князь часто вспоминал эту фразу, она как-то успокаивала его глубоко зарытое несогласие с судьбой.
Вот и сейчас Князь смотрел на раскинувшуюся даль, раз за разом прокручивая эту фразу в голове. Значит не просто так он ведет аморальный образ жизни, значит пусть немного, но его жизнь полезна, она хоть кого-то веселит и дает право на сравнение. Мысль постепенно растворялась в его голове в небытие и заменялась чувством красоты речного пейзажа. Ему было так вольно и прекрасно на душе, несмотря на то, что на него дул прохладный речной ветер.
Ветер залетал в дырки его потрепанного с годами свитера. От холодного ветра по коже бежали мурашки. К холоду Князь был привыкшим и не боялся его, но предстоящая зима заставляла его нервничать.
Предстояло снова бороться за жизнь, искать еду и приют. Он повернулся лицом к городу и начал рассматривать множество домов. «А как было здорово жить в тепле и уюте, как я докатился до такого?» – задал он себе вопрос. – «Даже и не помню, как бродить начал. И ведь жена была… А как-то все скатилось по наклонной». Эх, долго мне теперь не протянуть, а так жить хочется» – рассуждал протрезвевший Князь. Можно, конечно, у Графа перезимовать частями, частями на вокзале и теплотрассе. Пока Граф пьян, можно и с ним жить. А что будет если Графа не станет? Однозначно теплотрасса, коллектор и смерть. Князь испугался, что в его мозг начала проникать расчетливая мысль о необходимости самостоятельности, так сказать возможности независимой зимовки от Графа. Князь, который жил по принципу «дели все поровну» и с тобой тоже поделятся, почему-то высмотрел в своей душе какую-то жадность к жизни. Пускай малое, но стремление к своему законному месту. Тут же он начал думать о возможных вариантах отыскать бывшую жену, детей и попробовать наладить с ними отношения, но его обжег такой стыд, словно раскаленный кусок железа прислонился к его лицу. В этот момент у Князя действительно лицо окрасилось в яркий красный цвет. Вот вернуться в семью не бомжом, а миллионером было бы здорово, и от разыгравшейся фантазии Князь даже посмеялся вслух, смакуя как разбрасывается перед родственниками деньгами.
Потом фантазии в его голове куда-то улетучились. Князь заметил, что, стоя по центру улицы, все рассматривают его лохмотья, обходя стороной. Да, одежку надо бы поменять к зиме. Только вот все, что попадало пока в руки, не подходило. Некоторые бродяги носят все, что только подворачивается под руки: женские сапоги и куртки, яркие синтетические кофты и т. д. Хоть Князь и был бродягой со стажем, но во что-то яркое и женское тем более одеваться не хотел принципиально. Рассуждая о том, что лучше замыленная одежда до дыр со состраданием, чем яркое пятно с насмешками.
Вдруг неожиданно к Князю подошла, юная очень ухоженная девушка, лет так около двадцати.
– Простите. Обратилась она к нему. – Меня зовут Маша, у нас открылся центр реабилитации для бездомных. Вот Вам памятка. И протянула какую-то бумажку.
Князь не читая ее сунул в карман, сразу подумав о том, что разожжет ей костер, когда ночью будет греться в кустах около коллектора.
– Если Вы хотите начать новую жизнь, приходите! Мы поможем и с документами, и с работой, и даже с жильем.
Князь сделал несчастное лицо, по крайней мере ему так показалось, и попросил девушку выручить мелочью на еду. Сам же Князь думал о том, что пора ему уже выпить слишком много новых мыслей лезло в его голову.
