Визитёр из прошлого. Серия Фатум. Часть 2

Многогранный голод

У Потапа от многочасового сидения онемел копчик. Он встал, размялся, и устало взглянул в окно, где срываемые ветром листья кружили во влажном воздухе осени, и падали на землю, будто увесистые капли слепого дождя. Переменчивое небо то хмурилось мохнатыми тучами, то светилось щербатой улыбкой, щекоча солнечными лучами макушки деревьев. Стая крикливых галок, вышагивая по усохшей траве в компании общительных грачей, рыскала взглядом в поиске семян сорных растений в опавшей листве. Обладатели желудей лакомились ароматной горькой мякотью, прячась от собратьев на ветках в укромных местах. Они легко щелкали мощными клювами плюску, отбрасывая в сторону жёсткую кожистую околоплодную шапочку.

Умная галка расположилась на макушке дуба, имитируя собачий лай, старательно прогоняла грача с желудем в клюве. Озабоченная пропитанием стая, не обращала внимания на соседей. Птица, наметив добычу, стремглав слетела вниз и устроила потасовку, отбирая у чужака вкусный жёлудь. Однако силу она не рассчитала и на подмогу ей слетелись все забияки, и скопом ринулись на находку, засвидетельствовав истину, что голод стадное чувство.

В конце концов, стая разлетелись. После затишья птицы с осторожностью по одной снова спускались на землю за добычей. Битва за выживание продолжалась.

Безудержное чувство голода отозвалось под ложечкой у криминалиста и почти сразу же исчезло. Огромный объем работы, не терпящей отлагательства, вынудил Потапа забыть о житейских радостях. Наблюдая за птицами с чёрным опереньем, он всматривался в их серебристо-серые грудки и погружался в мысли о жизни и движении в ней. В такие минуты часто рождались новые идеи. Работа двигалась медленно, это была бессонная ночь и голодное утро.

Потап вспомнил испачканное мукой лицо матери, фартук с подсолнухами на груди и вкус вареников с картошкой со шкварками. Умелая хозяйка, защипывая края теста, творила настоящие произведения кулинарного искусства, превращая вареники в сосновые шишки. Она бросала их в кипящую солёную воду, накрывала крышкой и, после третьего вскипания, шумовкой вынимала пышные, как пирожки, вареники, накладывала их в глубокую тарелку и, приправив сметаной, звала сына к столу. Никто в округе не умел так искусно лепить вареники, как мать. Зная слабость сына к еде, она хлебосольно встречала его.

У Потапа потекли слюнки от воспоминаний о варениках с капустой и грибами, он сглотнул, явно ощущая запах шипящего в жиру лука. Бросить бы все и махнуть к матери, обнять, поцеловать и услышать: «Сыночек!», слово от которого таял лёд в душе.

Мать ставила доверху наполненную тарелку и голодный, будто зверь, желудок немедленно отзывался утробным урчанием. Вкусные грёзы наполнили тело душевным теплом, и как рукой сняли осеннюю унылость души. Потап дал себе слово навестить родителей.

Отжившая свой век ветвь могучего дуба, с выщербленным в человеческий рост дуплом, заскрипев многоголосьем, упала на землю, вспугнув пернатую стаю и пробудив Потапа от неги воспоминаний. Он изумился, ведь не каждый день видишь, как на глазах погибает часть огромного существа.

После поиска улик на месте убийства Надежды Музычук, Потап сразу же сформулировал рабочую гипотезу и разработал план действий. Следователи, даже не подозревают сколько времени уходит на идентификацию улики, чтобы доказать их принадлежность подозреваемым, представить начальству экспертное заключение исследованных предметов, и установить их взаимосвязь с убийцей. Потапу было хоть раздвоись на части, чтобы справиться.

Анализируя и сопоставляя факты, глубоко увязший в кропотливой работе криминалист, выбрал наиболее эффективный путь, который должен был приблизить расследование к раскрытию преступления. Склонный к исследовательской деятельности, он с максимальной скрупулёзностью просматривал все доказательства.

Потап не выносил равнодушия к работе, поэтому чаще никому не доверял её исполнение, боясь за утерю важных улик, или порчи их нерадивыми сотрудниками. Рассеянность в работе он ставил в один ряд с преступной халатностью.

Первоочередным делом он считал графологическое исследование. Чутьё подсказало, что этот путь хоть и масштабный, но все же, при удаче, скорый в достижении цели. Просматривая намётанным глазом тетради старшеклассников, он норовил обнаружить сходство с почерком в записке, оставленной преступником в руке жертвы.

Убийство Музычук оказалось неординарным.

Начальник районного отдела проявлял эмоциональную несдержанность в отношении Потапа. Он уверовал в то, что эксперт бог и должен вмиг, проделав множество экспертиз, принести на блюдечке результат. Раздражённый, свалившимися на его голову преступлениями, он подгонял педантичного криминалиста, чем слегка его злобил. Полковник, словно оборотень, перевоплощался в хищника, совал нос в каждую дырку, контролировал и подгонял процесс, что чрезвычайно мешало Потапу сосредоточиться на главном. Если неуёмный начальник не даст ему передышку, – размышлял Потап, – он скончается на месте от нервного срыва или от голода.

Для исполнительного эксперта это была чрезмерная нагрузка. Удивительная способность мозга одновременно исследовать улики и размышлять о жизни спасала расшатанную за годы работы в органах психику эксперта. Монотонный труд он превратил для себя в интересное и многообразное хобби, это удерживало его долгие годы на поприще криминалиста.

Снова засосало под ложечкой и, присущая чертам лица озабоченность, обострила глубокая морщина между бровей. Он огладил рукой живот и понял, что за пару дней его размер заметно уменьшился, а в ремне появилась новая дырка. Выутюженные руками заботливой жены брюки с острыми, как бритва, стрелками, деформировались от долгого сидения, образовав на коленях пузыри. Живот урчал военные марши, благо в кабинете никого не было, чтобы оценить завывания кишечника. Чтобы избавиться от неприятных ощущений, Потап налил из графина в гранёный стакан воды и, осушив до дна, продолжил исследования почерков.

Голод вернул Потапа в детство, и он отчетливо припомнил страшные времена.

Голодомор в Украине коснулся его многодетной семьи и что это такое, он знал не понаслышке. Несытое детство было тому подтверждением.

Его мать перед тем, как послать кусок хлеба в рот, крестилась четверть часа, благодарила подававших еду людей, и поминала соседей померших от голода.

Потап тепло вспомнил о тех, кто спас их с братом погодкой от голодной смерти. Даже гнилые овощи, картофельные очистки, все шло на похлёбку. Её привкус до скончания дней останется в сознании Ветрова. С тех пор старший лейтенант к пище стал неприхотлив.

Позже, Потап, изучая историю, узнал правду о трудных временах.

Голодомор тридцатых годов унёс жизнь почти десяти миллионов украинцев. Это было преступление против собственных граждан, геноцид. Определённые лица, наделённые властными полномочиями, стремились «умиротворить» голодомором соотечественников. Среди этнических украинцев ходили революционные настроения, и они подверглись жесточайшему голодомору.

Мысли о хлебе насущном не давали прогрессивной массе людей увлечь за собой голодающее население. Но люди выживали за счёт сердобольных, кто подавал нищим. Люди ели крыс, мышей, воробьев, костную муку, кору деревьев. Были случаи каннибализма, когда из-за конфискации провианта, зерна, сала, картофеля, люди могли съесть даже кожаные изделия, которые отваривали.

Конвой на железнодорожных станциях не допускал к зерну, гниющему под открытым небом, умирающих с голоду людей. За кражу социалистической собственности приговаривали к смертной казни даже матерей – за принесённую с поля горсть зерна голодным детям.

Умерших от голода, ежедневно вывозили в братские могилы, собирая по улицам селений и городов.

Потап в те годы был одним из тех детишек, которые ранней весной не носились по полям и садам, не ходили в школу, потому что не было сил двигаться. Он сидел у забора со сложенными в калачик опухшими от голода ногами, любовался цветущим абрикосом и мечтал о крошке хлеба. Лозунг, висевший в сельской школе, «Спасибо за счастливое детство товарищу Сталину!» был всего лишь бездушным слоганом.

Многие матери, спасая от голода детей, в отчаянии подбрасывали их в проходившие мимо грузовые поезда, чтобы власти их накормили. Сироты слонялись по дорогам и попрошайничали. Большая часть их на ходу падали от голода, не дождавшись помощи от властей.

Но мать Потапа из последних сил старалась отыскать еду, не желая расставаться со смыслом её жизни, – детьми.

С годами смертность убыла, и то лишь по причине прироста населения за счёт запрета на аборты.

Страшное время было давно позади, но привычка запасаться хлебом у Потапа исчезнет только вместе с ним.

Голод тошнотой подступил к горлу и с каждым часом барьер повышался. Мозг отказался трудиться без подпитки. «Пора перекусить», – уж много раз вторило подсознание. Стопка тетрадей слишком медленно таяла.

Эксперт открыл слева от себя шкафчик, заглянул внутрь, переставил пустые баночки и обнаружил в углу сухарик. Он поднёс его, хрустящий, к носу, вдохнул аромат и, насладившись хлебным духом, надкусил корочку крепкими, как у здорового жеребца, зубами. Хруст оглушил, слюна рекой хлынула к божественной еде, и вмиг растворила хлеб. Рецепторы взорвались сладким, кислым и горьким вкусом. В мозг хлынула информация о ржаном хлебе. Для голодного это были сладостные минуты, когда во рту таяли крошки ржаного хлеба. Смакуя, он догрыз сухарик и снова окунулся с головой в тетради.

До сих пор он не нашёл ни одного совпадения по почерку. Это радовало только в одном, что среди учеников преступник не нашёлся, и огорчало в другом, что расследование возможно пошло не тем путём.

Бросить проверку тетрадей и пустить работу в другое русло Потап не мог физически. Педантизм играл не последнюю роль и часто тормозил процесс расследования. Усердие мешало остановиться на полпути, потому что прежде следовало подтвердить вывод, а потом переходить к новому этапу.

Глаза слезились от сильного напряжения при использовании оптики. Он потёр их, снова прошёлся по кабинету, выглянул в окно, в котором виднелись сумерки. Стая птиц покинула парк и его окружила ночная тишина. Голод слегка утих и, не глядя на усталость и спустившуюся ночь, старший лейтенант продолжил графологическую экспертизу.

Вареники не давали покоя. Образ матери являлся, когда приходилось особенно трудно. Будучи глубоко религиозным человеком, мать блюла божьи законы и как ангел хранитель берегла сына, молясь о нем.

Потап в детстве разучил молитвы и до сих пор знал их на зубок. Ребёнком он не осознавал, кто такой Бог и твердо верил в то, что это его мать. Он любил мать и нуждался в её любви. Возложив на его хрупкие плечи чувство ответственности за младших детей, она неосознанно украла у него детство. Он всегда чувствовал себя старшим, ведь он почти всем им заменил отца, и его сестры и брат не смели ослушаться его, когда уже и сами были родителями.

Рядом с матерью Потап доселе ощущал себя маленьким ребёнком, и стал чувствовать её защиту с того момента, когда с тюрьмы вернулся отец.

Мать сильно любила главного своего помощника, была всю жизнь ему благодарна за помощь в спасении жизни ее детей. Она души в нём не чаяла и почитала, каждый раз, встречая сытным обедом, испытывая перед ним вину за изголодавшееся детство.

Хлопочущая у печки состарившаяся мать была неоспоримо прекрасной картиной семейного очага, у которого согревалось сердце, забывался холод, голод и отчаяние. Тяжёлое детство крепкой нитью привязало Потапа к семье и даже сейчас он, исподволь, контролировал жизнь всей родни, и всегда приходил на помощь.

Минула ночь кропотливой работы над исследованием многочисленных тетрадей. Почерк Мстителя не совпадал с образцом. Появилось весомое доказательство его невиновности. Хотя это можно и оспорить. Записку мог написать кто угодно по просьбе маньяка, хотя Потап думал, что это маловероятно.

Сначала он искал схожесть по общим признакам, характеризующую почерк в целом. Каждому человеку соответствовал свой темп и движение письма, размер и наклон, разгон и связность букв, а также сила нажима. Он почти заснул над стопками, но его внимание привлекла тетрадь, которую он открыл.

В нём заговорил любопытный исследователь. Несколько раз, сверив почерк в тетради и записке, он предположил максимальную схожесть и отложил тетрадь в отдельную стопку для более детального изучения. Стопка со схожими почерками не росла, но Потапу ещё предстояло проверить пару десятков тетрадей. К тому же взятые образцы почерков у преподавателей также стояли в очереди для экспертизы.

К концу работы у Потапа в стопке с похожим почерком лежало полдюжины тетрадей для детального исследования. Надо было в этой шестёрке выделить частные признаки – индивидуальность почерка.

Предмет по почерковедению он любил. Он с сокурсниками на лабораторных работах писали записки и правой и левой рукой, а затем перемешивали и устанавливали где чьи. Инстинкт охотника помогал со сто процентной уверенностью найти, даже заведомо изменённому письму, хозяина почерка.

Он взял предпоследнюю тетрадь положил под микроскоп и рассмотрел заглавное «Т». Сличая слова с образцом, Потап увидел структурно-геометрическую схожесть и идентичность динамических характеристик. Совпадала извилистость, право наклонность, высота строчных элементов и расстановка букв. Буква «Т» и особенность его написания не оставляли сомнений, что перед Потапом лежала тетрадь с почерком убийцы.

Потап, увлёкшись расследованием, провёл ночь в кабинете. Голод эпизодически напоминал о себе, заставляя его жадно пить воду. Это был не тот голод детства, когда внутри сводило живот, тряслись руки, дрожало тело, а перед глазами, расползаясь, плыла жизнь. Он в большей степени ощущал голод времени, которое таяло с каждым ударом сердца. На кону была жизнь детей, которые могли пострадать из-за его нерасторопности. Преступника надо успеть обезвредить. Помощи ждать не от кого. Шаг за шагом он приближался к завершению некоторого этапа расследования.

У Потапа забарабанило сердце от сходства почерков в тетради и записке.

Безусловно, что исследуемая писулька должна была содержать достаточный объем графических признаков, которые индивидуализировали исполнителя. Но и то, что Потап нарыл, привнесло уверенность, что он на правильном пути.

Потап вынул тетрадь из-под микроскопа, взглянул на её обложку и замер. На ней не значилась фамилия ученика. Он несколько раз пролистал её от начала и до конца, но так и не обнаружил фамилии и нумерации класса.

– Вот незадача! – он с отчаянием взлохматил ладонями волос. – Н-да. Лёгких путей не бывает.

Он повертел тетрадь, всматривался в содержимое страниц, качал головой и рассуждал:

– Иначе жизнь была бы слишком проста и неказиста.

Озадаченный неожиданным казусом Потап позвонил Борису.

Телефонный звонок растормошил, казалось, только что уснувшего Борьку. Он схватил трубку и крикнул:

– Старший оперуполномоченный Кабанов, слушает. Алле, – но в ответ, ни слова ни полслова. Борис потряс трубку, стукнул её о стену так, что она чуть не разлетелась вдребезги. Находясь в плену Морфея, он снова попытался вынырнуть в настоящее.

Очнувшись, он разлепил глаза и понял, что крепко спал. В руках трубки не оказалось. Борис с трудом сориентировался, где находится. В предрассветном мраке бородавчатый потолок ответил, что он дома, – в своей кровати. Одетый и в ботинках он лежал сверху покрывала и даже не вспомнил, как свалился замертво от бессонных ночей. Схватив трубку, висящую на телефонном кабеле, он все ещё не мог произнести ни слова. Не найдя как ответить что-нибудь вразумительное, он не членораздельно промычал:

– У-у-у.

Потап, услышав сонное мычание, перешёл к делу.

– Это я Потап. Включайся, ты мне нужен. Тут такое дело… – он замялся, ожидая ответа с противоположного конца, в надежде, что его поймут. – Возможно, я нашёл убийцу, но фортуна пока на его стороне. Тетрадь с его почерком не подписана. И теперь настало время для твоей работы, – он знал, что на другом конце Боря ловит каждый его шорох. – Я домой спать, а ты дуй в школу и выясни, чьи это письмена. Понял? Повтори.

– Есть! Товарищ старший лейтенант.

У Бориса сон как рукой сняло. Такой удачи он не ожидал. Он в доску разобьётся для Потапа и выяснит, кто сдал не подписанную тетрадь.

– Понял. Выхожу. Все сделаю в лучшем виде.

Борис через пять минут шагал по мокрому асфальту на работу. Так быстро он ещё ни разу не собирался, словно ошпаренный.

Утром небо разразилось молнией, вдали громыхал гром, голову поливало дождём, как из лейки. Поглощённый мыслями о работе, он бодро встретил рассвет, не замечая ни сырого холода, ни пара изо рта.

За последнее время у Бориса появилась, ему неведомая, черта характера, такая как многогранность, о которой он и не подозревал.

Его доброе от природы лицо мгновенно перевоплощалось в зависимости от того с кем он общался, и чего добивался. При встрече с друзьями оно светилось добротой, вселяло страх преступникам, выражало злость врагам, мог скрыть эмоции за маской безразличия, как талантливый мим.

Борис предпочитал проводить опросы сам, потому что наблюдательность, умение по мимике видеть невидимое, – досталась ему от природы, а его интуиция балансировала на грани ясновидения. Проще говоря, он задницей чуял ложь, и внутренним чутьём определял причастность человека к преступлению.

Карие глаза, как буравчики насквозь сканировали собеседников, которые с лёгкостью расставались с секретами, доверив их неоперившемуся и энергичному следователю. Гипнотизируя людей, он добивался признаний. Как ему это удавалось, он объяснить не мог.

Присущий, не в патологической форме, перфекционизм принимал ошибочность его собственных взглядов. Жизнь для Бориса была не только «чёрное и белое», он наслаждался радугой жизни, хотя некоторых оттенков, как дальтоник, не замечал. Работу оперуполномоченным он воспринимал в красном цвете. Она казалась ему хуже, чем есть на самом деле, раздражала как быка, но, сколько бы он не искал другую работу, более идеальную, то вряд ли бы нашёл. Он боролся с собственным я, даже при выборе девушек. Не каждая подходила под его суждение о любви – «либо все, либо ничего». Вероятнее всего Борис прожил бы жизнь в одиночестве, не найдя идеальных отношений, до тех пор пока не понял бы, что слово «достаточно» часто означает именно это.

Люди для Кабанова были тем инструментом, на котором он оттачивал на допросах мастерство оперативника. Каждый раз, расследуя новое дело, он понимал, что ему не хватает знаний по психологии.

Как-то в разговоре с врачом психиатром по делу о Мстителе, он услышал о существовании методики манипулирования психическим сознанием человека. Экспериментатор по натуре он допускал применение сомнительных методик на людях, чтобы воочию видеть результат. И все же человечность не позволяла ему использовать самые жестокие из них или более двух одновременно, но один он всегда выбирал и внедрял.

Экспериментировать он начал сразу на допросах Мстителя. Борис употребил яростный напор и непомерный гнев. К сожалению, результат огорчил опера. К счастью ситуацию спас Потап. Он нашёл ключ к психопату, а опер разочаровался в том, что не правильно выбрал методику.

По его сценарию, – маньяк, якобы, должен был успокоить опера признанием в убийстве. Он должен был рассказать все как на духу. Но окончательно окаменевший под прессингом Бориса маньяк ввёл его самого в аналогичный ступор. Следователь осознал промахи и ошибки, но не отказался от дальнейшего применения методики.

В беседе с Михайловым опер ограничился излишней подозрительностью, вызвав обвиняемого к вынужденным оправданиям. При этом он добивался «проталкивания» в подсознание – нужных психологических установок, за счёт ослабления защитного барьера психики. Ему практически удалось сломить Леню. Метод помог оперу убедиться в его невиновности, этому он был несказанно рад, а моральные устои его мало волновали.

Слишком доверять нововведениям Борис не спешил. Допрашиваемые люди, испытывающие психологический прессинг, не интересовали Бориса, как личности, ведь перед ним стояла цель, и он реализовал её как мог.

Труднее всего ему дался разговор с родителями убитой Надежды, тронувшие его за живое. Сопереживая, Борис чувствовал вину за то, что мирные люди страдали по воле убийцы, что судьба жестоко наказала их.

Слова матери о божьей каре, застряли в его подсознании. Она неустанно твердила об этом, повторяя, что они с мужем состояли в родстве и были троюродными братом и сестрой.

Борис неоднократно возвращался к мысли о божьей каре, возмездии которое настигает грешников. Но в его сознании не укладывалась логика матери.

Библейские рассказы о происхождении людей, что Ева сделана по подобию Адама из его ребра, приводила к выводу, что все люди братья и наказания не логичны.

Грех кровосмешения выдумка. Да и правители нередко грешили, чтобы накопленные богатства не покидали семейный бюджет.

Опять же, зря мать Музычук страдала от греха кровосмешения, оно было заложено изначально с появлением Адама.

Борис малость подумал о смертности человека, об ослушании богов, но, ему в силу юного возраста, не больно хотелось вдаваться в религиозную философию. Не найдя оправдывающих аргументов для Надиной матери, он успокоился.

Он блестяще справлялся и делал все от него зависящее не только ради родителей, которым, по сути, было уже все равно, кто совершил преступление, но и ради собственных амбиций.

Борис, уверенный в победе добра над злом, опросил сотню человек, обошёл полсотни квартир, выведывая информацию у людей, чтобы найти хоть мизерную зацепку об убийце. Не зря сыщиков называли легавыми, потому что их чутьё сродни нюху породы легавых собак.

Борис маршировал на работу за тетрадью, неоценимым сокровищем, хранящим тайну к разгадке убийства.

Тем временем Потап вернулся домой полностью выдохшийся, выжатый словно лимон. Чтобы привести себя в надлежащий ему вид понадобится пару часов, не меньше.

Лидочка, как всегда, хлопотала на кухне, чтобы накормить семью и дать возможность отоспаться мужу, ведь ей довелось исподволь служить отечеству, понимая, что работа стала разлучницей.

Пока Потап уплетал вареники, которые она с любовью наготовила, будто бы уловив волну его настроения и пищевых желаний, Лида, не теряя времени, дословно рассказала о случае эксгибиционизма в школе. Она так возмущалась, что её юной дочери пришлось столкнуться с проявлением человеческих пороков, что если бы ей дали дубинку, она лично охраняла бы пространство от больных мужиков, которые бесстыдно выставляют в дырах школьных заборов гениталии, пугая девчонок.

Удивлённый скрытностью дочери, Потап позвонил Борису и попросил заодно опросить учителя физкультуры Сан Саныча о происшествии в конце учебного года.

Почти такие же вкусные, как у старушки матери, вареники были съедены, но от усталости вкусовые рецепторы притупились, и Потап, засыпая на ходу, дожевал остатки. Предупредив Лиду, что преступник пока ещё на свободе, он запретил выпускать дочь без нужды на улицу, особенно в тёмное время суток и отключился.

Через пару часов Потап приступит к службе, ведь жить ради спасения жизни – оправданная цель. Провалившись во тьму, он храпел на все лады.

Борис с не означенной фамилией тетрадью направился в школу. Озадаченный оперативником, директор быстро сориентировался, вызвал классных руководителей старших классов и попросил просмотреть неизвестную тетрадь. Каждый неспешно осматривал листы исписанные заданием, сверял в памяти, пляшущие в разные стороны крючки. Не ахти прилежный почерк был весьма запоминающийся. Ученик был явно неуспевающим в учёбе, явная безграмотность выдавала владельца. Учительница, преподающая русскую литературу в нескольких старших классах, вспомнила, что на уроке у Димки Ухватова из десятого «Г» отсутствовал портфель, и она снабдила ученика тетрадью и ручкой для выполнения школьного задания.

– Неблагодарный! Даже не соизволил подписать тетрадь, – в её словах сквозила обида.

Борис был на пороге счастья, когда прозвучала фамилия подозреваемого. Оказалось все очень просто.

– Надо же, – думал он, – как я ошибался. Убийцей был другой человек. Потап, конечно, молодчина. Он всегда на высоте. Как хорошо, что он меня во время останавливал.