Сага о МаТане, или Сестры-двойняшки: скоро в школу

Таня на прогулке – когда не скандалит – всегда любезна и предупредительна: вылезает из санок в труднодоступных местах и даже помогает мне их провезти. Говорю ей: «какая ты милая, когда не вопишь, и какая противная, когда скандалишь! Почему так?» Таня затруднилась с ответом, а Маха нашлась: «мама, ну ты же понимаешь, что человек не может быть всегда одинаковым!» Кажется, я знаю, кто защитит мой диссер, если этого не сделаю я))

Таня переопылилась с папой, проснулась коньюнктивитная, и гулять мы пошли с одной Махой. Маха бойко форсирует сугробы, а дома прошла задним ходом уже всю диагональ гимнастического ковра, а не половину, как вчера. Походкой Майкла Джексона. Я от нее балдею.

А Таня болеет идеально – сидит тихо с книжечкой, только успевай снабжать ее новыми по мере прочтения старых. Маха, заразившись примером, тоже стала читать книги сама, но пока еще берет более простые – журналы, небольшие книги с большим шрифтом, а толстые тома еще не поглощает. Но начало положено.

Единственное, что для Тани проблема – закапывать в глаза. Она уговорилась еле-еле, после 15-и минутных воплей и страданий, и то при условии вознаграждения. И папа привез ей из аптеки крошечную плюшевую собачку, которая теперь закапывает ей глаза сама. И Таня этого ждет и сама напоминает, что пора капать. Ну разве может один человек быть настолько разным?

И растущие стулья оказались в тему. Маха на своем сидит идеально ровно – как нигде больше. Конечно, после моего живительного пинка и энергичного объяснения, как именно на нем должно сидеть и куда ставить ноги.

Маха стащила со стола шоколадку, распаковала ее и за три секунды сожрала половину, пока Таня успела прибежать и сказать мне об этом. Я отобрала остаток, сделала Махе выговор, оставила ее без ужина во избежания проблем. А Таня негодовала на меня: «не обвиняй мою сестру!» Ну, во всяком случае постепенно проясняются причины, по которым у нее может болеть живот. Маха, конечно, рыдала, уверяла, что она «случайно ее съела» и больше не будет. А я больше и не дам. Все спрячу.

Спрашиваю Таню, как у нее самочувствие. Она говорит: «я сегодня неизящная!» Прекрасное определение нездоровья!

Маха закидывает обе руки за голову и тянет локти вверх: «мама, смотри, как я умею! Это упражнение называется „бантик“!» Маха делает тучу всяких упражнений, и все они имею названия, так что понятна ее изобретательность по этой части.

Маха сидит рядышком, я говорю: «хочется чота нового…» Маха смеется: «хочется чудного?» Чудное у меня и так уже есть, в двух экземплярах.

Ночью к общему больничному присоединилась Маха, и сделала это в своем стиле – вопила и никому спать не давала часа два. Сначала у нее голова болела – и было от чего, Маха, если уж температурит, всегда жарит от всей души. Дали ей нурофен. Голова прошла, температура спала – но теперь Маха бузила, что ей не спится. А когда она наконец отрубилась, отрубилось и электричество, проснулась Таня и стала скандалить, что она в темноте спать не может, не будет и никогда не станет. И тоже куролесила час точно. Дети это счастье, да.

Днем праздник продолжился. Когда девочки не гуляют, они буйные, а когда они не гуляют по причине болезни, они буйные вдвойне. Днем они не спят никогда, сон даже ночью для слабаков, про день и говорить нечего. А раз Маха жарит, то и позаниматься с ней толком не получилось. Сплошное буйство и мультики, изредка разбавленные книжками. Тане уже вроде немножко получше, она строжит Маху: «не ной, Маня! Не ной!» Но в целом, ноют они сегодня в равных пропорциях.

Маха носится с керамической свистулькой, уронила ее на кровать, перегнулась через изголовье достать, а ее умная голова перевесила, и Маха застряла, вися пузом поперек изголовья. Сама выбраться не может, висит и кричит: «неприятность! Неприятность! Помогите!»

Тане поменяли капли, вроде глазюкам лучше, а главное, новые капли не щиплются. И Таня теперь не верещит. А температурой девочки меняются – вчера у Махи было 39, а у Тани 38, сегодня наоборот. Правда, на их буйство это совершенно никак не влияет. Маха пыталась оторвать пуговицу от халата нашего педиатра, а Таня кричала ей: «у тебя лапы холодные!» Каждая верна себе.

Маха, устав скакать на голове, вспомнила про калимбу, попросила ее достать и сидела, прилежно занималась музыкой. А потом прибежала ко мне с радостными писками: «у меня получилось! Мама! У меня получилась мелодия!» Это надо было постараться!

А потом Таня пыталась извлечь мелодию, а Маха держала ей табы. Иногда девочки так похожи на настоящих, что мне смешно.

Таня вечером: «я плохо соображаю, мам! Я почти потеряла сознание!» Это она от Махи, видимо, позаимствовала любовь к гиперболам.

Сознание она не потеряла, даже наоборот – всю ночь вообще не спала. И не реагировала на жаропонижающие. Тогда я вытащила ее из-под одеяла, раздела, обтерла водой под душераздирающие вопли, и после того, как мы повторили эту процедуру с интервалом каждый час раза четыре, Таня стала понемногу остужаться. Одеяло и ночнушку я ей обратно не отдала, накрыла маленьким байковым одеялком, которым они накрывались во младенчестве. Часов с шести Таня стала спать более-менее, и дрыхла почти до полудня.

Маха зато спала как человек, встала вовремя и долго умилялась на спящую Таню: «у нее теперь наоборот стало, день – ночь, а ночь – день? Она как спящая красавица!» Ах, как это мило!

Сама Маха поначалу решила прикинуться немощной, сказала: «я сейчас мертвая чтобы ходить». Размечталась! Хватит того, что мы с ней почти не занимаемся сейчас. И ничего, ожила и отлично ходила даже по лестнице. И еще выдвигала мотивационные речи в процессе подъема на второй этаж: «я балансирую! Пройдет еще немножко времени, и мне, чтоб подниматься, вообще не надо будет перил!» Да, да, главное – это верить в себя.

Маха сидит и мечтает о будущем: «если будет даже девочка, я назову ее Константин». Это любовь Махи к ее доктору, не иначе. Сказали ей, что есть женский вариант того же имени, Констанция, так что в честь доктора можно назвать и дочку))

А потом у Махи заболело ухо, она стала ныть, выть, вопить и рыдать. Скрипит: «теперь буду кряхтеть!» На мой вопрос, доколе, сказала: «не знаю! Наверное, пока ухо не пройдет!» Безудержное веселье, однако.

Заставить девочек соблюдать питьевой режим – отдельный квест. Они пить не будут, не хотят, не сейчас, потом, с ложки, нет, через трубочку, нет, давай из шприца напои. А как только начинаю поить из шприца, Маха верещит: «хватит меня впаивать!» С лекарствами та же свистопляска.

А потом Таня обнаружила у себя на коленках пятнышки сыпи и ушла рыдать: «уберите это!!!» При любых попытках произвести более тщательный осмотр пиналась и рыдала еще сильнее. Но выпить сорбент это тоже не наша тема, потому что это ведь тоже питье. А водобоязнь, между прочим, это признак бешенства. И вот он – постоянный спутник девчонок, в большей или меньшей степени. Собственно, по ним и видно, что они немножко бешеные.

Маха так озверела от скуки – без прогулок, без занятий, без упражнений – что пошла на лестницу швырять разные предметы со второго этажа на первый. Хорошо, я успела заметить, когда она приготовила для этой цели камни, и воспрепятствовать. От великого горя Маха чуть было сама оттуда не сбросилась: «я камни приготовила не чтобы кидать!» Ага, так я и поверила.

Мультиков и фильмов они пересмотрели, кажется, годовую норму. По-хорошему, им бы надо читать книжки, но на это уже у меня сил не хватит. А вкусы у них внезапно стали взаимоисключающими, и что хочет смотреть Маха, от того убегает Таня, и наоборот. Я понимаю, что степень одичания от болезни достигла критических значений, но у меня тоже. Зато на ухо Маха больше не жалуется. Когда я капаю капли, она верещит: «щекотно!!!» и пытается уползать. Мне кажется, я выгоню их гулять, не дожидаясь выздоровления, и сразу профилактически закопаю их в сугроб. Допекли.

Готовлю Тане ингаляцию. Надо развести вещество водой из ампулы, шприц, все дела. Таня увидела и спрашивает в ужасе: «что это такое? Не укол же?!» А потом дышала и кричала: «горько!» Зато перестала непрерывно тарахтеть, а молча продышала все, сама догадалась, что если не трещать, не будет горько.

Но эта ингаляция подействовала на Таню волшебным образом, и когда Таня через два часа после отбоя проснулась, она была в сыпи вся, а не только коленки. Это зрелище меня так впечатлило, что я достала из аптечки Преднизолон, уложила Таню с нами и, перешагнув через тысячу психологических барьеров, вызвала скорую. Я никогда в жизни не вызывала скорую, так что это был первый раз. И звонить мне им пришлось раза четыре, потому что ехали они пять часов. А все это время я смотрела, как танины сыпные пятнышки сплываются в большие пятна, гуглила всякие ужасы в интернете по этому поводу и думала, не уместнее ли уже уколоть ее самой. Но мы все-таки дождались врачей. Люблю адреналин.

Когда скорая наконец приехала, Таня проснулась, увидела свои коленки при свете и снова заверещала и зарыдала. Врач спросил, чего ради такие вопли, что ее беспокоит? Я говорю, что ее травмирует вид ее коленок – это она еще свою морду лица не видела! Вообще квазимодо. А Таня у нас эстет. Но потом она успокоилась – до того момента, когда врач стал набирать Преднизолон в шприц. Таня тут же запищала: «у меня ноготочки не отросли еще!» Я ей сказала, что сейчас будет вовсе не стрижка ногтей. Тогда Таня начала понимать страшную правду, но мы не дали ей сбежать, и держали ее втроем, пока она дорого продавала свою жизнь. Кричала врачу: «мне больно, вы не представляете! Вы мне таз проткнете! Вынимай уже иголку!!» А когда иголку вынули и Таню отпустили, она уползла на постель, ворча: «убирайтесь прочь, воришки!» Врачи долго тряслись от смеха.

Утром Таня проснулась без единого следа сыпи, с нормальной температурой, довольная и счастливая, насколько это для нее вообще возможно. А вот Маха была комантозная до дозы жаропонижающего. Потом и она взбодрилась и села ломать точилку, говорят при этом: «я изучаю нутро и наружу точилки». Изучила очень внимательно.

Я после такой чудесной ночи легла вздремнуть среди дня, а проснулась без голоса. Он и так-то уже был не особо, а тут совсем исчез. Девочки не поняли, почему я говорю шепотом, а я рассказала им, что пока я спала, фея унесла мой голос, и вернет его только после того, как Маха с Таней научатся слушаться моего шепота. Они обе сделали большие круглые глаза и изо всех сил стараются быть послушными. Зато Ваня и родители балдеют. Я без голоса это мечта всей семьи))))

Таня снова проснулась красивая, и пришлось повторить укол. На этот раз уже я сама с этим справилась, и вопила и протестовала Таня уже меньше. Она начала было, как и накануне, пищать про проткнутый таз и воришек, но второй раз было уже не смешно. И она покорно дотерпела и даже не скандалила особенно.

Маха проснулась уже гораздо бодрее, но пыталась изобразить великомученицу: «я скисаю!» А с виду совсем наоборот.

А потом я посадила девочек друг напротив друга пить воду, и Маха сказала, глядя на Таню: «а что у Тани на ручках розовые пятнышки?» Таня тут же заверещала: «аааа уберите ее!!!!» Она очень переживает по поводу своей сыпи, и даже не столько непосредственно из-за ее наличия, а больше оттого, что она сама ее видит. Сама она уже научилась себя уговаривать, что она ее не видит, но теперь надо, чтобы и другие не видели. Сколько комплексов. Ну, а Махе мы просто рассказали про толерантность. У кого-то ДЦП, у кого-то сыпь – так бывает.

Таня сидит с плюшевым леопардом на руках – у нее с ним теперь особое родство всвязи с приобретенным Таней новым окрасом. И говорит: «я хочу изучать диких кошек, мама!» Пожалуйста. Таня и сама ничуть от них не отличается, можно начать сразу с себя.

Я заказала себе сумочку для мобильника, на случай отсутствия карманов, в виде мохнатого единорога. Девочки тут же его заиграли, хотели придумать ему имя, но раз сумочка моя, я и придумала. Его теперь зовут Рожа, единорожек ведь. И Маха полна предвкушений: «все, что мы найдем на пляже, мы будем складывать в Рожу». Звучит.

Фея вернула мне голос, хотя бы отчасти, но в наших реалиях он недолго продержится. Таня на преднизолоне стала еще более бешеная, чем обычно, и ее угораздило посадить себе занозу в палец. А заноза у нее и в лучшие времена всегда проблема. Тут клапан сорвало совершенно. Она бегала кругами то ко мне, с требованием вытащить занозу, то от меня, с воплями: «отстань! Не трогай меня!» И эта история продолжалась два часа, пока мне не надоело, я ее буквально заставила сначала умыться, потом выпить стакан воды, потом сесть и дать мне руку. И вынула занозу за две минуты.

Для дальнейшего восстановления душевного равновесия отлично зашла ингаляция и набор пластилина. Таня лепит больше по формочкам, а у Махи здорово получаются вазы в стиле модерн. Или даже постмодерн))

В ночь у Тани заболело еще и ухо, снова поднялась температура, а утром опять был леопард. Врач велела вызвать скорую и ехать в инфекционку, а на мое предложение поехать туда самим сказала, что примут только по скорой. Но скорая ехала 7 часов и так и не приехала; мы поехали сами в областную.

Все эти семь часов ожидания Маха сначала весело предвкушала наш отъезд: «наконец-то мне никто не будет мешать!» Но потом, когда с ней стал заниматься папа, она уже заскучала по нам: «а когда вы приедете, что мы будем делать?» Но мы вот даже и не уехали.

А Таня не теряла бодрости и говорила: «я теперь немного леопард!» На мой вкус даже многовато.

Таня, уже зайдя в приемную областной больнички, спросила у меня: «мам, а я выживу?» Я говорю: «думаю, да, а что, есть сомнения?» Сомнения, видимо, были, потому что тот же вопрос Таня задала и врачу, которая ее осматривала. Врач такими мелочами не озадачивается и ничего не ответила. Только рассказала мне, как я все неправильно делаю, и кто вам такое назначил, и откуда вы вообще приехали и почему сюда. Я последние три дня только и слышу ото всех, как я все неправильно делаю, и уже начинает надоедать.

Зато на обратном пути нашу машинку так лихо занесло и развернуло прямо на спуске с эстакады, что настроение у меня тут же улучшилось. Мы не улетели оттуда в бездонные сугробы, и по счастью никто не ехал ни по встречке, ни сзади, так что отделались легким испугом. Даже в ограждение не въехали, чудеса! Только Таня спросила встревоженно: «что это такое?» Я говорю: «карусель! Мне понравилось». Таня тут же: «мне тоже!» И чудесно.

А Маха по нам уже успела соскучиться и написать Тане письмо. Красота же.

Утром собираемся ехать сдавать анализы. Таня сразу начала беспокоиться и пищать, как она этого не хочет. Маха приосанилась: «а я не боюсь! Я первая пойду!» И очень скоро, увидев танину непереносимость самих разговоров про анализы, стала постоянно заводить эту тему: «а вот я первая пойду! И что там страшного?» Таня: «ааааа прекрати!!!» Я прошу Маху закрыть эту тему, а она через пять секунд с милой улыбкой и нежным голоском: «вот хорошо, поедем анализы сдавать!» И Таня снова: «аааа!»

Пока собирались, на нашу кормушку прилетел дятел. И прямо много раз подряд – прилетал, деликатно брал семечко, улетал на березу, ел там, и снова прилетал за семечком. Девочки пришли смотреть на него, Маха тут же назвала его Димой – уж не знаю, в чью честь. И дятел Дима летал на кормушку до тех пор, пока мы не пошли одеваться. А потом перестал – видимо, он летал больше на девчонок посмотреть, чем за едой.

В лаборатории девочки показали себя со своих лучших сторон. Маха зашла в кабинет своими ногами, и ей взяли анализ за 5 секунд. Таню втащил папа, отколупывая ее когти от косяков, и я еще помогала ему ее держать, пока медсестра брала кровь. А Таня, увидев, что берут уже в третью пробирку, сказала: «у меня горло засохло и слюни кончились!» Я ответила, что если так орать, неудивительно, что засохло. У Тани был другой взгляд на причины этого: «хватит уже кровь брать, у меня слюни закончатся!» И хотя я объяснила ей, что это разные биологические жидкости, все же признала, что определенная логика в ее рассуждениях есть.

Потом мы заехали еще на техосмотр, и папа там отвинчивал что-то от машинки. А когда отвинтил и пришел вытирать руки, Маха поинтересовалась: «наживу свою вытираешь?» Хотя он вообще ничем не поживился там.

Сегодня мы с Махой уже начали заниматься не то что в полном объеме, но понемногу возвращаемся к упражнениям и наращиваем обороты. Маха сидит в растяжке и колупает нос. Я прошу ее взять сопливчик, на что она мне отвечает: «я сама как большой сопливчик!» Не перестаю восхищаться. Ее самооценка всегда максимально трезвая и адекватная.

Маха тонкий политик. Сажаю их с Таней вместе за стол, она начинает какими-то им одним ведомыми дразнилками допекать Таню. Таня пищит, возмущается, потом берет тарелку и уходит в свою комнату: «она меня достала! Будем есть порознь». И я согласна, так гораздо продуктивнее. А Маха, выжив Таню, просит у меня какой-нибудь десерт. Тане сейчас ничего нельзя, она на строгой диете, но Маха успевает везде – она и диетические вкусняшки с Таней поест, и свои, которые Тане запрещены. Маха берет бутерброд с вареньем: «вот сейчас и проверим насчет аллергии». То есть это еще и подается как ее личный вклад в науку!

Таня сначала съедает котлету, а потом уже макароны. Маха наоборот. Спрашиваю, почему так. Маха: «я котлету потом, мне макароны больше нравятся!» А Таня: «а я более вкусное оставляю напоследок, а сначала съедаю менее вкусное». Значит, вкусы у них одинаковые, а подход к жизни принципиально отличается))

А еще Таня рисует папиными акварельными красками, которые гораздо ярче новых, ее собственных. И получается очень здорово.

Девочки явно начали оживать. Таня взяла игрушечную сушилку для игрушечной посуды, сказала, что это капкан, подложила ее папе под дверь туалета и сказала, что она «подстерегает жертву». Я не поняла сначала, говорю, а кто жертва? Таня, как само собой разумеющееся: «да папа!» Потом пошла охотиться на бабулю: «пойду бабуле капкан поставлю. Надо приманку положить. Книгу!» Отличная приманка, бабуля точно клюнет.

Папа тоже коварен. Купил девочкам по киндеру, но им ведь ничего сейчас нельзя. То есть Тане нельзя, а Мане из солидарности. Поэтому им достались игрушки, а шоколадные яйца слопали мы с ним. Довольны были все.

Сделали Тане клизму. С этими сорбентами и прочими вкусняхами это прямо назначено. И клизма подействовала странно: Таня начала изъясняться лозунгами: «сейчас ты упустишь важный момент! У нас есть цель и возможности, туда, туда!» С этими словами она устремилась к горшку. Депутат растет.

Таня внезапно ударилась в рассуждения: «эти гиббоны человекообразные, так же, как и гигантский белокрылый дракон, который все рушит». Человекообразный дракон – это сама Таня. Все совпадает, в целом, кроме размеров.

Тане, чтобы разнообразить ее диету, купили детское питание в баночках, а то ей совсем грустно ничего не есть. Папа расщедрился и купил баночку кролика, а поскольку девочки все теперь читают, и названия на баночках тоже, они всегда точно знают, кого едят. Тут обе озадачились, чем кролики отличаются от зайчиков, и как из них делают пюре. Я им в деталях рассказала, и Таня пошла обедать, очень воодушевленная: «я люблю звериное мясо!»

Маха сидит в комнате на первом этаже и поет. Таня наверху рисует, слышит Маху: «вот откуда музыка идет!» И бежит к ней. А потом они обе поднялись, и Маха, заразившись от Тани акварелью, села сама рисовать. Изрисовали вдвоем все, включая столы. Потом принялись за пластилин. Люди искусства.

Таня подходит ко мне: «мама, я хочу рисовать. Больше меня ничем не развлечь». Да ради Бога. У Тани прабабушка художница, прадедушка художник, двоюродная бабушка художница, троюродная тетя художница, и это только кого сразу вспомнила.

Девочки подрастают и начинают ссориться. Таня, бывает, выгоняет Маху из игры или отбирает у нее игрухи; Маха игрухи отдает легко, а когда Таня ее гонит, ужасно обижается и начинает рыдать, дрожа подбородком. Это ее новое умение, раньше она только верещать умела, а сейчас так жалобно плачет, что даже на Таню производит впечатление, и она быстро мирится. А Маха действует не так – не напрямую. Она ушатывает Тане психику исподтишка. Вроде бы играючи начинает говорить что-нибудь, что Тане не нравится – вот как недавно про анализ; или повторять какое-нибудь слово, которое Таню раздражает, или еще что-то такое – и все это с веселым видом и милым голосом, типа а чо такова? Тане и возразить нечего, и она начинает верещать и требовать выгнать Маху. А Маха на это будет тихо хихикать, а в другой раз на то же самое – рыдать и дрожать подбородком. Вот и пойми ее.

Таня наконец перестала быть леопардом. Так же внезапно, как стала им – легла спать вся пятнистая, а проснулась без единого не то что пятнышка, даже и следа. Теперь я врачам показываю только фотографии, и если бы не они, сама бы не поверила, что что-то было. Но к аллергологу мы все-таки съездили, оставив Маху дома с бабульдедулями. Маха вообще почти никогда не остается так, и с непривычки вела себя тише воды ниже травы. Только игрухи раскидала по всей комнате.

Таня потом помогала мне убираться и говорила Махе: «так и надо, так и должно быть: один разбрасывает – другой убирает, один стукается – другой лечится». Маха начала хохотать, а Таня строго: «дело нешуточное!»

А с одной Таней ездить – красотища. Она не ноет на светофорах, а просто читает инструкцию к машинке и время от времени говорит: «мама, у тебя стрелка показывает половину бака. Она еще не вошла в красную зону». Чудесно же!

На вечерних упражнениях Маха сказала: «сегодня я недостойна ходить назад!» И слово-то какое нашла – недостойна! Я убедила ее, что очень даже достойна, и она отлично пошагала. Вообще за время вынужденного перерыва в занятиях у нее почти нет отката. Только стала больше цепляться за опоры, и поэтому ей труднее стало ходить с палкой. Труднее не физически – она отлично ходит – а морально: она верещит, что ей страшно. Или вот еще что она недостойна. Но этот номер не пройдет. Сделала ей двойную порцию тех упражнений, которые не получаются, и все сразу стало получаться.

Таня: «мы все раньше были головастиками». Я сначала рассеянно покивала, а потом вдруг меня осенило – Таня же читает новую книгу на тему откуда берутся дети и как что вообще устроено. Надо и Махе почитать.

Девочки за болезнь похудели каждая на килограмм. Но Маха все равно собой довольна: «жирок нагуляла!» Хотя жирка уже особо не видно.

К уколам Таня так привыкла, что не верещит больше и не скандалит – просто спрашивает: «укол, да? А в какую полупопу мы утром кололи?» И подставляет другую. Еще приносит своих любимых зверушек в качестве группы поддержки. И все. Как быстро она привыкла! Но тут как раз уколы и закончились.

Режу мясо кусочками в жаровню. Маха рядом чистит зубы, смотрит на это все и говорит: «ну ничего себе петушара!» Она думала, это курятина! Я говорю: «это не петушара, а поросенок, где ж ты видела таких огромных петухов?» Таня потом, сев обедать, сказала: «это ресторанное мясо!» Давно я не получала таких комплиментов.

Вышли на прогулку, впервые после болезни. А на улице каток. Таня радостно разбегалась, катилась и шмякалась, а Маха старалась удерживаться – и у нее даже получалось! Конечно, она тооже шмякалась со звоном, потому что в шине, но гораздо реже, чем Таня. Идет и говорит: «это фигурное катание! Раньше я только смотрела его, а сейчас и сама умею!» И правда, очень фигурное.

А потом я набирала воспоминания прабабушки, а Таня сидела у меня на коленках и читала запоем. Я сама оторваться не могу, так интересно))))

Убираемся с девочками в комнате. Я поменяла простынку на их матрасике, который им вместо диванчика. Сгребли с него все игрушки, перестелила, и потом Таня укладывает игрухи обратно и говорит деловито: «пора нахламлять!» Все логично, сначала расхламили, потом надо обратно нахламить.

Маха периодически жалуется, что животик болит. Мы УЗИ еще перед новым годом сделали, все у нее в порядке, но все равно жалуется. И сегодня на прогулке снова. А придя домой, сказала: «может быть, просто надо в туалет сходить?» Ее здравомыслие очень отрадно, жаль только, что проявляет она его редко. И на самом деле, помогло))

Маха: «я теперь от Апреля перешла к Клаусу. Представляешь, муж волшебник!» Да, у Махи теперь муж Клаус, это уже третий, если не ошибаюсь. Сначала был Горбунок, потом Апрель, теперь Клаус. А Маха развивает свою мысль: «мы с тобой тоже немного волшебницы, что загадаем, то и сбывается». Не поспоришь. Правда, мы не только загадываем, но и действуем в нужном направлении, но суть та самая. Волшебная.

Таня рисует папиной акварелью фантастических существ и говорит, что это филифьонки. Я не знаю, как они должны выглядеть, но так в целом вроде похоже. Маха любуется, но: «не могу понять, филифьонка такая или нет?»

Маха заказала на ужин рисовую кашу, а она в процессе приготовления закончилась, и я добавила овсянки. Говорю Махе, что вот так и так, наполовину рисовая, наполовину овсяная. Маха: «такую кашу мы будем называть мультизлаковая!» Мне кажется, она это слово прочитала на какой-нибудь коробке, не сама придумала.