– Ох, что же делать? – Мелисса забегала по кабинету. – Ребрендинг заказывать? Дизайнеры три шкуры сдерут. Слушай, а другой девицы с таким именем случайно не было?
– Увы. После того, как вышеозначенная принцесса, скажем так, печально прославилась, люди уже не захотели так называть дочерей. Их можно понять.
Ситуацию спас Мупочка. Ласково погладив несчастного редактора по свежеоперированному запястью, он сообщил, что все это тлен, надо забыть о скорби и предаться разнузданным развлечениям. Мелисса немного ожила, словно сдутый воздушный шарик слегка накачали воздухом.
– И правда. Бросим все и едем отдыхать. Ах, какая же вы красивая пара! Просто два воркующих голубка!
«Ну, это как сказать», – подумал Тиберий и взглянул на их общее отражение в зеркальном полотне стенного шкафа. Пол с некоторой натяжкой на голубка еще тянул – нахальные раскосые глаза серебристого цвета, порочные, девически пухлые губы, волосы, еженедельно окрашиваемые в золотой цвет. А вот Тиберий, мощный, мускулистый, с волосами, тронутыми сединой и морщинами на еще молодом лице, скорее смахивал на босса итальянской мафии, в молодости бывшего профессиональным борцом. На скуле длинный, свежий шрам, двухдневная щетина. Да уж, хорош голубок.
Внезапно за стеной раздались крики, шум опрокидываемой мебели, визг и звон разбитого стекла. Словом, все признаки напряженной и конструктивной профессиональной полемики. Мелисса и бровью не повела.
– Это сериальный отдел, – пояснила она Тиберию и Мупочке, – творческие люди, что с них взять.
Мупочка страшно заинтересовался:
– Сериалы! Я обожаю сериалы! Можно, можно мы посмотрим?
Пришлось идти.
Мелисса забарабанила в дверь кулаком, игнорируя звонок и латунную табличку рядом с ним: «Звонить!!!». Перепалка за дверью на секунду смолкла, потом в дверь что-то врезалось с глухим ударом и рухнуло на пол.
– Кажется, сумочка Люси, – задумчиво прокомментировала Мелисса, – у Джеймса, вроде, потяжелее. Значит, опять авторская гордость задета.
– А почему мы не позвонили? – поинтересовался Мупочка. Он пританцовывал на месте от снедавшего его любопытства и как гусенок вытягивал шею.
– Нам бы не открыли. Это для посетителей, свои не звонят. Ну, наконец-то.
Дверь открыл молодой человек, похожий на страшноватого гнома. Заросший недельной щетиной, красноносый и очень злой. Увидев Мелиссу, гном явно обрадовался:
– Мелисса, детка, объясни своей подруге, что если спонсоры хотят, чтобы главный герой ел их фирменные сосиски, он должен их есть, хоть бы от этого у него диспепсия началась!
В ответ ему в глубине комнаты раздался страшный грохот. Вся компания осторожно заглянула через полуоткрытую бронированную дверь. Обстановка еще более удручающая, чем в «Юном Люцифере». Практически пусто: несколько столов с компьютерами, офисный стол, заваленный бумагами, и расцвеченный подсохшими лужицами кофе. В углу робко притаился пластмассовый фикус. И недаром, его брат близнец лежал у стены, погребенный под офисными папками, из которых торчали мятые листы бумаги. Тиберий проводил взглядом еще одну папку, пролетевшую мимо них и врезавшуюся в груду ее коллег. Разрушения производила девушка, сидевшая на компьютерном столе и не обратившая на вошедших ни малейшего внимания.
– Как!? – вопила она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Как Джоан будет есть ваши чер… нехорошие сосиски, если она на протяжении шестисот восьмидесяти серий веган?!
– Разочаровалась, – развел руками гном, – или поддалась искушению. Короче, придумай, ты же сценарист. Но она должна их есть уже в следующей серии, у нас договор вчера был подписан.
– А какому-нибудь другому герою вы их скормить не можете? – внес рациональное предложение Тиберий.
– Увы, – гном взъерошил лохматые волосы, – Джоан – любимица зрителей, у нее рейтинги самые высокие.
И, видя непонимание в глазах гостей, жестом пригласил их к своему столу:
– Извольте, я покажу. Каждый день нам приходит техническое задание.
Пыхтя, он притащил из кургана, под которым величественно покоился фикус, увесистую красную папку.
– Это от спонсоров, рекламодателей, ну и сверху, если вы понимаете, о чем я. Потом мы придумываем сюжет текущей серии по этой схеме, – Джеймс показал на висевшую на стене магнитную доску, разбитую на графы: «Кто», «С кем», «Где», «Что делали» и прочее. – Подсоединяем продукты, подлежащие рекламированию и, вуаля!
Гном, встав на цыпочки, твердой рукой вывел «Джоан» и магнитом закрепил под ее именем лист с надписью: «Сосиски „Дикий вепрь“. Экопродукт. Почувствуй на языке плоть дикого вепря!». Сценарист, до этой минуты в каком-то оцепенении наблюдавшая за его манипуляциями, разразилась слезами. Мупочка же напротив, возликовал:
– Тибби! Смотри, это же игра в чепуху, помнишь, мы как-то пробовали на вечеринке у Джорджа? Ой, простите, я вовсе не хотел… – он смущенно взглянул на Джеймса.
– Ничего-ничего. Так и есть. Мы снимаем сериалы про дебилов и для дебилов, – и, увидев, как вздрогнули Тиберий и Мупочка, успокоил их. – Да все в порядке, система слово «дебил» рассматривает как медицинский термин. Мы тут уже поднаторели, как свободно выражать свои мысли о наших дорогих телезрителях.
В дверь без стука заглянула худенькая, похожая на мышонка, девушка. Гном приветственно оскалился:
– Сара! Ну, наконец-то. Плакат к мультику «Красная шапочка» готов?
Мышка кивнула, подошла к презентационному стенду и перенесла с помощью смарта изображение томного юноши в красной шапочке (больше на нем ничего не было) в окружении причудливого коктейля из мускулистых мужчин и не менее мускулистых вервольфов. Текст гласил: «Мировой блокбастер! Страсть и предательство! Зоофилия, насилие, убийство и пожирание плоти! Все это и многое другое во всех кинотеатрах империи! 6+».
– Нам пора, – деликатно напомнила Мелисса, – а то на выставку опоздаем. Удачи тебе, Джеймс, в твоем нелегком деле.
– Так я тоже пойду, мой рабочий день заканчивается, – гном прошествовал к выходу и уже на пороге обернулся к сценаристке. – Ах, да, чуть не забыл. У нас закончился контракт с зоомагазином, так что, Люси, дорогая, избавь мистера Снорка от ее восьми кошек.
– Как!?
– Ну, думаю, они подхватили чумку.
И он ловко юркнул за дверь.
Новое слово в искусстве
Машина остановилась у громадного, уродливого здания, своей архитектурой имитировавшего подобие промышленного завода. Над мрачным входным проемом пятитонная полированная плита с лаконичной надписью: «Мусорозавод. Художественная галерея». Солидно, масштабно, сразу понимаешь, проходя под удивительно напоминающей надгробие плитой, что здесь экспонируется серьезное искусство для серьезной публики. Если названия баров и клубов у Тиберия вызывали иногда вопросы, иногда улыбку, а иногда и просто недоумение, то с названием храма искусства он был согласен полностью. Ну, может быть излишне откровенно, конечно, но в целом…
Внутри было шумно и людно, весь свет собрался на открытие художественной выставки. Взглянув на стены, Тиберий вздохнул с облегчением. Пусто. Значит, будет перфоманс, а не инсталляция. Инсталляций он побаивался – никогда не знаешь, где их ожидать. На прошлой выставке он оконфузился, бросив какой-то мусор в услужливо стоявшую на входе в зал урну. И не приметил рядом таблички с надписью, информировавшей посетителей, что перед ними инсталляция под названием «Потребитель». А его друг юрист уже месяц разбирается с тяжбой, вызванной тем, что роботы-уборщики выбросили по окончании выставки кучу рваных картонных коробок, являвшихся, как выяснилось тем же вечером, инсталляцией под названием «Освобождение». С перфомансом, все же, проще – не примешь же за мусор самого творца.
Огромную очередь у входа миновали благодаря Мупочке, он кому-то позвонил, и вскоре бледный, болезненного вида молодой человек, вышедший им навстречу из здания, провел их мимо охраны.
– Тибби, это сам великий Нэйч! – восторженно представил бледного молодого человека Мупочка. Про Мелиссу он почему-то забыл, и ей оставалось лишь благоговейно взирать на творца, не решаясь представиться.
– А я вас знаю, – улыбнулся Тиберий, – в прошлом году был с моим другом Майклом Стормом на вашем перфомансе «Мой день».
В памяти всплыл театральный зал, арендованный для этой цели, битком набитый людьми. Смотрители благоразумно заперли двери, в зале погас свет, и теперь софиты освещали только сцену. На сцене стоял диван, а на нем возлежал Нэйч, заложивший руки за голову. Первые десять минут публика благоговейно молчала, уважительно взирая на абсолютно неподвижную фигуру. Затем, когда пришло осознание, что суть перфоманса состоит в полном бездействии творца, началось некоторое волнение. Тиберий, которого природа наделила в большей степени интеллектом, нежели совестью, пробрался к стражам входных дверей и шепотом сослался на безотлагательную нужду. Видимо, его пример вдохновил многих, потому что пару минут спустя, когда он садился в машину, видел десятки ценителей искусства, вбегающих на парковку.
– Нэйч, миленький, что-то ты неважно выглядишь, – голос Мупочки вырвал Тиберия из воспоминаний.
– Видишь ли, Пол, – понизив голос до шепота, сообщил Нэйч, – сегодня же тема перфоманса «Процесс искусства»… Так вот, я должен испражняться перед зрителями…
– О, как остроумно! – захлопал в ладони Мупочка.
– Вот здесь, – Нэйч указал на квадратный пьедестал в самом центре зала. На белоснежной поверхности была установлена хромированная ваза. Постояли, некоторое время уважительно взирая на импровизированный алтарь, где будет совершаться сакральное действо. Мелисса украдкой сфотографировала себя на фоне постамента. Художник прервал затянувшуюся паузу тоскливым:
– Я такой перфоманс уже проводил на пробу в клубе «Кризис». И вышла, скажем так, техническая заминка. Чтобы это не повторилось, я принял меры. Точнее, слабительное.
– И?..
– Так вот, если этот проклятый перфоманс не начнется прямо сейчас, его вообще не будет.
