Что случилось этим летом

Глава третья

Как выяснилось, далеко не все было хорошо. Ничего не было хорошо.

Во всяком случае, по мнению их отчима, Дэниела Беллинджера, уважаемого кинопродюсера, филантропа и яхтсмена, удостоенного премии «Оскар».

Пайпер и Ханна попытались пробраться через служебный вход в свой особняк на Бель-Эйр. Они переехали сюда, когда Пайпер было четыре года, а Ханне – два, после того как их мать вышла замуж за Дэниела, и ни одна из них не могла припомнить, чтобы они жили где-нибудь еще. Время от времени, когда Пайпер улавливала дуновение океана, память посылала ей туманный сигнал, напоминая о городке на тихоокеанском северо-западе, где она родилась, но не было ничего существенного, за что можно было бы зацепиться, и эти воспоминания всегда уносились прочь, прежде чем она успевала их ухватить.

Отчим в гневе? Теперь она это осознала.

Гнев выражался в загорелых чертах знаменитого лица, разочарованных покачиваниях головой, которыми он одаривал сестер, сидевших бок о бок на диване в его домашнем кабинете. Позади него на полках поблескивали награды, на стенах в рамках висели постеры фильмов, а телефон на столе загорался каждые две секунды, хотя он отключил его из-за предстоящей лекции. Их мать занималась пилатесом и не вмешивалась. Это сильнее всего заставляло Пайпер нервничать. Морин, как правило, оказывала успокаивающее воздействие на своего мужа, а сейчас он был далек от спокойствия.

– Эм, Дэниел? – Пайпер весело улыбнулась, заправляя поникшую прядь волос за ухо. – Ханна ни в чем не виновата. Ничего, если она отправится спать?

– Она останется. – Он пригвоздил Ханну суровым взглядом. – Я запретил тебе вносить за нее залог, но ты все равно это сделала.

Пайпер удивленно посмотрела на сестру.

– Ты правда пошла на такое?

– А что мне оставалось делать? – Ханна сорвала с головы бейсболку и зажала ее между колен. – Оставить тебя там, Пайпс?

– Да, – медленно сказала Пайпер, с нарастающим ужасом глядя на отчима. – Что ты хотел, чтобы она сделала? Оставила меня там?

Дэниел нервно запустил пальцы в волосы.

– Я думал, ты уже усвоила урок, Пайпер. Или, скорее, уроки – во множественном числе. Продолжай порхать по всем чертовым вечеринкам отсюда до Долины, но не вводи меня в расходы и не выставляй гребаным идиотом.

– Ой. – Пайпер откинулась на подушки дивана. – Необязательно быть таким жестоким.

– Необязательно быть… – Дэниел издал раздраженный возглас и ущипнул себя за переносицу. – Тебе двадцать восемь лет, Пайпер, и ты ничего не сделала в своей жизни. Ничегошеньки. Тебе были предоставлены все возможности, дано все, чего только могло пожелать твое маленькое сердечко, но все, что тебе нужно, – это цифровое существование. Оно ничего не значит.

Если это правда, то я тоже ничего не значу.

Пайпер схватила подушку и прижала ее к бурчащему животу, бросив на Ханну благодарный взгляд, когда та потянулась, чтобы погладить ее по коленке.

– Дэниел, извини. Прошлой ночью у меня был тяжелый разрыв, и я устроила представление. Я больше никогда не сделаю ничего подобного.

Дэниел, казалось, немного сдулся, отступив к столу и облокотившись на край столешницы.

– Мне никто не передавал бизнес. Я начинал как прислуга на площадке Paramount. Покупал всем сэндвичи, приносил кофе. Я был мальчиком на побегушках, пока учился в киношколе.

Пайпер кивнула, изо всех сил стараясь выглядеть глубоко заинтересованной, хотя Дэниел рассказывал эту историю на каждом званом обеде и благотворительном мероприятии.

– Я был наготове, вооруженный знаниями и энтузиазмом, просто ждал своего часа, чтобы ими воспользоваться, – он сжал кулак, – и никогда не оглядывался назад.

– Именно тогда тебя попросили прогнать реплики с Корбином Киддером, – по памяти процитировала Пайпер.

– Да. – Отчим наклонил голову, на мгновение обрадованный тем, что завладел ее вниманием. – По наблюдениям режиссера, я не только произносил реплики со страстью и рвением, но и улучшил заезженный текст. Добавил собственную искру.

– И тебя пригласили в качестве ассистента сценариста. – Ханна вздохнула, наматывая на палец прядку в ожидании, когда он закончит столь часто повторяемую историю. – У самого Кубрика.

Он выдохнул через нос.

– Это верно. И это возвращает меня к тому, о чем я говорил. – Он погрозил пальцем. – Пайпер, тебе слишком удобно. По крайней мере, Ханна получила диплом и оплачиваемую работу. Даже если я и попросил об одолжении, чтобы ее взяли на должность специалиста по поиску натуры[13], она все равно отлично себя проявила. – Ханна ссутулилась, но промолчала. – Тебя бы вообще взволновало, если бы тебе предоставилась какая-нибудь отличная возможность, Пайпер? У тебя совершенно нет стремления хоть куда-то двигаться. Или что-нибудь делать. Зачем, когда жизнь, которую я тебе обеспечил, всегда доступна, вознаграждает твое отсутствие амбиций комфортом и позволяет оставаться в блаженном застое?

Пайпер уставилась на мужчину, которого считала отцом, потрясенная тем, что он видит ее в таком негативном свете. Она выросла в Бель-Эйр. Отдыхала, устраивала вечеринки у бассейна и общалась со знаменитыми актерами. Она не знала иной жизни. Никто из ее друзей не работал. Лишь горстка из них удосужилась поступить в колледж. Зачем вообще нужен диплом? Чтобы зарабатывать деньги? У них уже есть тонны денег.

Может, Дэниел или мать когда-либо и предлагали ей чем-нибудь заняться, но она не могла припомнить ни одного подобного разговора. Может, мотивация – это то, с чем надо просто родиться? И когда приходит время пробивать себе дорогу в жизни, она просто срабатывает? Она что, все это время должна была искать какую-то цель?

Странно, но ни одна из вдохновляющих цитат, которые она публиковала в прошлом, не содержала ответа.

– Я очень люблю твою маму, – продолжил Дэниел, словно прочитав ее мысли. – Иначе я вряд ли так долго был бы столь терпеливым. Но, Пайпер, на этот раз ты зашла слишком далеко.

Ее глаза метнулись к нему, колени задрожали. Говорил ли он с ней когда-нибудь раньше таким серьезным тоном? Если и говорил, то она не помнила.

– Слишком далеко? – прошептала она.

Ханна рядом с ней пошевелилась – признак того, что она тоже почувствовала серьезность момента.

Дэниел покачал головой.

– Владелец «Мондриана» финансирует мой следующий фильм.

Эта новость взорвалась в кабинете, как граната.

– Он, мягко говоря, не в восторге от прошлой ночи. Из-за тебя сложилось впечатление, что в его отеле не хватает охраны. Ты сделала его посмешищем. И что еще хуже, ты могла спалить это чертово место дотла. – Дэниел пристально посмотрел на нее жестким взглядом, давая осознать сказанное. – Он угрожает урезать бюджет, Пайпер. Речь идет об очень значительной сумме. Без его вклада фильм не будет снят. По крайней мере, до тех пор, пока я не найду другого спонсора – а с нынешней экономической ситуацией у меня могут уйти на это годы.

– Мне жаль, – выдохнула Пайпер.

Масштаб того, что она натворила, буквально вдавил ее в диванные подушки. Неужели она действительно сорвала деловую сделку Дэниела ради того, чтобы опубликовать мстительный снимок, который обеспечил бы ей победу в этом разрыве? Неужели она оказалась такой легкомысленной и глупой?

Неужели Адриан прав?

– Я не знала. Я… я понятия не имела, кому принадлежит отель.

– Ну конечно, не знала. Какая разница, на кого влияют твои поступки, верно, Пайпер?

– Ладно, – Ханна, нахмурившись, подалась вперед, – не будь с ней так строг. Ясно же – она понимает, что совершила ошибку.

Дэниел остался невозмутим:

– Ну, за эту ошибку она ответит.

Пайпер и Ханна переглянулись.

– Что ты подразумеваешь под… – Пайпер сделала пальцами кавычки, – «ответит»?

Отчим не торопясь обошел стол и открыл нижний ящик для документов. Мгновение поколебавшись, вытащил папку из плотной бумаги. Он размеренно постукивал по настольному календарю, с прищуром рассматривая нервничающих сестер.

– Мы не очень много говорим о вашем прошлом. О времени до того, как я женился на вашей матери. Признаюсь, в основном потому, что я эгоист и не хочу вспоминать о том, что она любила кого-то до меня.

– О-о-о, – автоматически умилившись, протянула Пайпер.

Он не обратил на нее внимания.

– Как вы знаете, ваш отец был рыбаком. Он жил в Вестпорте, штат Вашингтон, там же, где родилась ваша мать. В старом маленьком городке.

При упоминании родного отца Пайпер вздрогнула. Ловец камчатского краба по имени Генри, который умер молодым, затянутый в ледяные глубины Берингова моря. Ее взгляд скользнул к окну, к миру за его пределами, она пыталась вспомнить, что было до этой шикарной жизни, к которой она так привыкла. Пейзажи и цвета первых четырех лет были неуловимы, но она помнила очертания головы своего отца. Помнила его хриплый смех, запах соленой воды на коже.

Помнила смех матери, отзывающийся добрым эхом, теплым и сладким.

Не было никакого способа уложить в голове то, другое, время и место – настолько они отличались от ее нынешней жизни, – а она пыталась много раз. Если бы Морин не переехала в Лос-Анджелес как скорбящая вдова, вооруженная лишь красивой внешностью и мастерством швеи, она никогда бы не получила работу костюмера в первом фильме Дэниела. Он бы не влюбился в нее, и их роскошный образ жизни остался бы не более чем мечтой, а Морин существовала бы в какой-то другой, невообразимой реальности.

– Вестпорт, – повторила Ханна, словно пробуя слово на вкус. – Мама никогда не говорила нам об этом названии.

– Верно. Насколько я могу представить, то, что произошло, было для нее очень болезненным. – Он фыркнул, снова постучав по краю папки. – Впрочем, сейчас с ней все в порядке. Более чем в порядке. – Он заговорил спокойнее. – Люди из Вестпорта… они отправляются в Берингово море во время сезона ловли камчатского краба в поисках ежегодного заработка. Но это не всегда надежно. Иногда они ловят очень мало, и им приходится делить незначительную сумму между большой командой. Поэтому твой отец также владел небольшим баром.

Губы Пайпер растянулись в улыбке. Это было самое бо́льшее, что кто-либо когда-либо рассказывал ей о родном отце, и подробности… они были похожи на монеты, падающие в пустую банку внутри ее, медленно заполняющие емкость. Она хотела большего. Она хотела знать все об этом человеке, которого помнила только по громкому смеху.

Ханна кашлянула и прижалась бедром к бедру Пайпер.

– Зачем ты сейчас нам все это рассказываешь? – Она прикусила губу. – Что в папке?

– Документы на бар. Он оставил здание вам, девочки, в своем завещании. – Он положил папку на стол и открыл ее. – Давным-давно я назначил смотрителя, чтобы гарантировать, что бар не придет в негодность, но, честно говоря, с тех пор совсем о нем позабыл.

– Боже мой… – сказала Ханна себе под нос, очевидно, предугадав какой-то исход этого разговора, который Пайпер еще не понимала. – Ты-ы-ы…

Ханна оборвала фразу, и Дэниел вздохнул.

– Мой инвестор требует покаяния за то, что ты натворила, Пайпер. Он такой же человек, как и я, всего добивался собственным трудом, и очень хочет, чтобы я наказал свою избалованную богатенькую дочь. – Пайпер вздрогнула, но он этого не заметил, потому что просматривал содержимое папки. – Обычно я говорю любому, кто чего-то от меня требует, чтобы он отвалил, но я не могу игнорировать свой внутренний голос, который подсказывает, что тебе пора научиться самой о себе заботиться.

– Что ты подразумеваешь под, – Пайпер снова сделала кавычки, – «заботиться»?

– Я имею в виду, что ты выходишь из зоны комфорта. Я имею в виду, что ты едешь в Вестпорт.

У Ханны отвисла челюсть.

Пайпер рванулась вперед.

– Подожди. Как? Надолго? Что я должна там делать? – Она перевела полный паники взгляд на Ханну. – Мама в курсе?

– Да, – сказала Морин с порога кабинета. – Мама в курсе.

Пайпер захныкала:

– Три месяца, Пайпс. Ты сможешь продержаться это время. И я надеюсь, ты пойдешь на это без колебаний, учитывая, что таким образом я сохраню бюджет фильма.

Дэниел обошел стол и бросил папку Пайпер на колени. Она уставилась на нее, как на убегающего таракана.

– Над баром есть небольшая квартира. Я позвонил заранее, чтобы убедиться, что там прибрано. Я открою тебе дебетовый счет на первые расходы, но потом… – О, он выглядел слишком довольным. – Потом ты сама по себе.

Мысленно перечисляя все гала и показы мод, которые должны были состояться в течение целых трех следующих месяцев, Пайпер вскочила на ноги и умоляюще уставилась на мать.

– Мам, ты действительно позволишь ему отослать меня? – Ее пошатывало. – Что мне там делать? Типа, зарабатывать на жизнь ловлей рыбы? Я даже тосты готовить не умею.

– Уверена, с этим ты разберешься, – мягко сказала Морин, выражение ее лица было сочувственным, но твердым. – Это пойдет тебе на пользу. Вот увидишь. Возможно, ты даже узнаешь кое-что о себе.

– Нет. – Пайпер покачала головой. Разве прошлая ночь не показала, что она не годится ни на что, кроме как тусоваться на вечеринках и круто выглядеть? У нее не было навыков выживания за этими воротами. Пока все вокруг знакомо, она может с этим справиться. Там, снаружи, ее неумелость, ее бесполезность стали бы очевидны. – Я… я не поеду.

– Тогда я не буду оплачивать твои судебные издержки, – неохотно сказал Дэниел.

– Я дрожу, – прошептала Пайпер, подняв мелко дрожащую руку. – Посмотри на меня.

Ханна обняла сестру.

– Я поеду с ней.

Дэниел с удивлением посмотрел на нее:

– А как же твоя работа? Я связался с Сергеем, чтобы ты получила место в продюсерской компании.

При упоминании Сергея, давнего увлечения Ханны, Пайпер почувствовала, как сестру на долю секунды хватила нерешительность. В течение последнего года младшая Беллинджер тосковала по задумчивому голливудскому выскочке, чей дебютный фильм «Ничье дитя» получил «Золотую пальмовую ветвь» в Каннах. Судя по куче баллад, постоянно доносящихся из комнаты Ханны, она была по уши влюблена.

От такой солидарности у Пайпер сжалось горло, но она ни за что бы не позволила, чтобы ее любимую сестру изгнали в Вестпорт за ее грехи. Сама Пайпер еще не смирилась с отъездом.

– Дэниел передумает, – прошептала она Ханне уголком рта. – Все будет хорошо.

– Не передумаю, – оскорбленно прогремел Дэниел. – Ты уезжаешь в конце июля.

Пайпер сделала мысленный подсчет.

– Это, типа, всего через несколько недель!

– Я бы посоветовал тебе использовать это время, чтобы уладить свои дела, но у тебя их нет.

Морин подала голос:

– Думаю, достаточно, Дэниел. – С выражением осуждения на лице она вывела ошеломленных сестер из комнаты. – Пойдемте. Давайте немного все осмыслим.

Три женщины Беллинджер вместе поднялись по лестнице на третий этаж, где на противоположных сторонах устланного ковром холла располагались спальни Ханны и Пайпер. Они вошли в комнату Пайпер, усадили ее на край кровати, а затем отступили назад, чтобы понаблюдать за ней, словно студенты-медики, которых попросили поставить диагноз.

Упершись ладонями в колени, Ханна всмотрелась в лицо сестры.

– Пайпер, ты как?

– Ты действительно не можешь заставить его передумать, мам? – прохрипела Пайпер.

Морин покачала головой:

– Прости, милая. – Мать опустилась рядом на кровать, взяв ее безвольную руку. В течение долгих мгновений она молчала, явно готовясь к чему-то. – Я думаю, что одна из причин, по которой я не очень сильно боролась с Дэниелом, когда он решил отправить тебя в Вестпорт, заключается в том, что я испытываю большое чувство вины за то, что так долго скрывала твоего настоящего отца. Мне было так больно в течение долгого времени. И горько тоже. И я спрятала все это в себе, пренебрегая при этом его памятью. Это было неправильно с моей стороны. – Ее веки опустились. – Поехать в Вестпорт – значит встретиться со своим отцом, Пайпер. Он из Вестпорта. Там так много истории… мыслями я все еще живу в этом городке. Вот почему я не смогла остаться там после его смерти. Он окружал меня… и я была так зла из-за несправедливости всего того, что случилось. Даже мои родители не смогли до меня достучаться.

– Они долго оставались в Вестпорте после того, как ты уехала? – спросила Ханна, имея в виду бабушку и дедушку, которые иногда навещали их, хотя их визиты становились все реже и реже по мере того, как сестры взрослели. Когда Дэниел официально удочерил Пайпер и Ханну, их бабушке и дедушке, казалось, все это не понравилось, и контакт между ними и Морин постепенно угас, пусть даже они до сих пор общались по праздникам и дням рождения.

– Недолго. Вскоре после этого они купили ранчо в Юте. Подальше от воды. – Морин посмотрела на свои руки. – Я думаю, для всех нас городок утратил свою магию.

Пайпер могла понять рассуждения матери. Могла проникнуться ее чувством вины. Но вся ее жизнь рушилась из-за мужчины, которого она не знала. Двадцать четыре года прошло без единого слова о Генри Кроссе. Это не значит, что Пайпер ухватится за возможность узнать больше лишь потому, что мать решила избавиться от своего чувства вины. Вряд ли Морин на такое надеется.

– Это нечестно, – простонала Пайпер, падая навзничь на кровать, застеленную простынями цвета экрю. Ханна растянулась рядом с ней, положив руку на живот Пайпер.

– Это всего лишь три месяца, – сказала Морин, поднимаясь и выплывая из комнаты. Перед тем как выйти, она обернулась, придержавшись рукой за дверной косяк. – Один совет, Пайпер. Люди в Вестпорте… они не такие, как те, к которым ты привыкла. Они грубоваты и прямолинейны. В них есть сила, в том смысле, в котором у твоих знакомых мужчин… ее нет. – Ее взгляд стал отстраненным. – Их работа опасна, но им все равно, насколько сильно тебя это пугает: они каждый раз уходят в море. Они всегда предпочтут его женщине. И они скорее умрут, занимаясь любимым делом, чем останутся в безопасности дома.

Нехарактерная серьезность в тоне Морин приковала Пайпер к кровати.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Мать приподняла хрупкое плечо.

– Окружающие мужчину опасности могут привлекать женщину. До определенного предела. Потом все рушится. Просто имей это в виду, если почувствуешь, что тебя затягивает.

Казалось, Морин хотела сказать что-то еще, но дважды постучала по дверному косяку и ушла, оставив смотрящих ей вслед сестер.

Пайпер потянулась за подушкой и протянула ее Ханне.

– Задуши меня. Пожалуйста. Это будет гуманно.

– Я еду с тобой в Вестпорт.

– Нет. А как же твоя работа? А Сергей? – Пайпер выдохнула. – У тебя здесь все хорошо, Ханнс. А я найду способ справиться со всем этим. – Она притворно серьезно посмотрела на Ханну. – Надеюсь, у них в Вестпорте найдутся папики?

– Я точно еду с тобой.

Глава четвертая

Брендан Таггарт был первым жителем Вестпорта, который заметил этих женщин.

Он услышал, как у обочины хлопнула дверца машины, и медленно повернулся на бочке, которая заменяла в «Безымянном» стул. Его бутылка пива замерла на полпути ко рту, громкие разговоры и музыка, наполнявшие бар, стихли.

Через грязное окно Брендан увидел, как парочка вышла с противоположных сторон такси, и сразу же причислил их к невежественным туристам, которые, очевидно, ошиблись адресом.

До тех пор, пока они не начали вытаскивать из багажника чемоданы.

Семь чемоданов, если быть точным.

Он хмыкнул. Отхлебнул пива.

Они были далеко от оживленных дорог. На несколько кварталов вокруг не было ни единой гостиницы. Вдобавок к тому, что они ошиблись с местом назначения, они были одеты для вечернего пляжа, шел дождь, привычный для позднего лета, а у них не было зонта, и они явно были сбиты с толку окружающей обстановкой.

Особа в широкополой шляпке сразу привлекла его внимание просто потому, что выглядела наиболее нелепо. На руке у нее болталась сумочка в форме тюбика губной помады, локти были растопырены, а запястья безвольно повисли, как будто она боялась к чему-то прикоснуться. Она запрокинула голову, посмотрела на здание и рассмеялась. И этот смех перерос в нечто похожее на рыдание, хотя он не мог слышать его из-за музыки и стекла.

Как только Брендан заметил проявляющуюся под платьем грудь Широкополой Шляпки – спасибо, дождь, – он быстро отвел взгляд, возвращаясь к прерванному занятию. Он делал вид, что ему интересна история Рэнди о том, как тот оказался за бортом, хотя слышал ее восемьдесят чертовых раз.

– В тот день море кипело, – рассказывал Рэнди голосом, похожим на скрежет металла. – Мы уже набрали квоту, и даже немного сверху благодаря присутствующему здесь капитану. – Он отсалютовал Брендану пенистой пинтой. – И вот стою я на палубе, скользкой, как утиная задница, и представляю ванну, полную наличных, в которой буду купаться, когда мы вернемся домой. Мы вытаскиваем последнюю ловушку, и вот он, самый большой краб в чертовом море, гребаный дедушка всех крабов, и он говорит мне своими маленькими глазками-бусинками, что не сдастся без боя. «Не-е-ет, сэр».

Рэнди закинул ногу на табурет, на котором сидел, его грубые черты лица стали еще вдохновеннее. Он работал на шхуне Брендана дольше, чем Брендан был ее капитаном. Повидал больше сезонов, чем большинство членов команды, вместе взятые. В конце каждого из них он устраивал вечеринку по случаю своего выхода на пенсию. А потом как по маслу являлся на следующий сезон, потратив прошлогодний заработок до последнего цента.

– Говорю вам как на духу́, этот паразит вцепился клешней мне в рукав дождевика, прямо через ловушку, через сетку. Впился мне в кожу. Время замерло, дамы и господа. Капитан орет на меня, чтобы я тащил ловушку, но, клянусь, я был одурачен. Говорю вам, этот краб заколдовал меня. И тогда-то ударила волна, вызванная магией краба. Никто ее не видел, а я так и полетел в воду.

Рэнди, который годился Брендану в дедушки, сделал паузу, чтобы осушить половину своего пива.

– Когда они вытащили меня… – Он выдохнул. – Этого краба нигде не было видно.

Два человека в переполненном баре, которые еще не слышали эту легенду, засмеялись и зааплодировали – и в этот момент вошли Широкополая Шляпка и ее спутница. Через несколько секунд стало так тихо, что можно было бы услышать, как падает булавка, и это нисколько не удивило Брендана. В Вестпорт, конечно, приезжали туристы, но немногие из них натыкались на «Безымянный». Это заведение нельзя было найти на Yelp[14].

Главным образом потому, что оно было нелегальным.

Но шокировало не появление туристов, прервавших их воскресную вечернюю сессию болтовни, а то, как они выглядели. Особенно Широкополая Шляпка, которая вошла первой, по-настоящему потрясая спокойную атмосферу комнаты. В коротком свободном платье и обтягивающих икры сандалиях она казалась сошедшей со страниц модного журнала из-за всех этих… прямых линий и плавных изгибов.

Брендан мог быть объективным в этом вопросе.

Его мозг был в состоянии безошибочно указать на привлекательную женщину.

Он поставил пиво на подоконник и скрестил руки на груди, ощущая вспышку раздражения из-за окружающих его потрясенных физиономий. Рэнди высунул язык, словно расстелил красную ковровую дорожку, а остальные мужчины, судя по всему, мысленно готовили предложения руки и сердца.