Я придумаю будущее. Любовь после любви
Грустно…
Но у меня есть двадцать твоих писем – это целое состояние. И фотографии, покрытые моими поцелуями. И твой романтический институтский дневник.
Ты притащила мне его однажды во время наших свиданий.
Как всегда стремительно ворвалась в комнату, не раздеваясь, уселась ко мне на колени и с усердием начала вытаскивать из своей сумочки затертую тетрадь с разноцветными бабочками на розовой обложке.
– Вот, – заявила ты. – Детские дневники выбросила, а этот оставила, решила дать тебе почитать. Только не смейся!
Мария прильнула ко мне, и весь мир сразу исчез. Такое это было ощущение, такое высшее наслаждение, такой покой, что трудно объяснить! «Маленькая моя, – нежно прошептал я тебе, целуя ладошки твоих рук, – самая любимая…»
Вспомнилось… Навеяло… Я открыл глаза, выпил еще коньяка, спрятал бутылку в шкаф. Достал мобильник, и, начав набирать номер, вдруг остро почувствовал ее присутствие, дурманящий запах духов… Какое-то наваждение. Слияние миров в стиле фэнтази, да и только. Резко открыл окно. В синее июльское небо медленно поднимался розовый воздушный шарик…
Из личного дневника Марии (институт 1983-1987 гг.)
1 сентября 1983 г.
Ура! Первое сентября! С детства люблю этот праздник! И вовсе не за стремление к знаниям! Просто собираются добрые друзья, появляются какие-то задачи и общие цели. Тайные взгляды и вздохи, сравнение себя с ровесниками, стремительное приближение взрослой жизни, в общем, все самое лучшее определенно начинается в сентябре.
Мама с утра занудно расспрашивала, во сколько у нас собрание, будут ли занятия, и, естественно, я ухожу до обеда или до ночи? Скорее всего, последний вопрос ее интересовал более всего. Знает, что я шалая, ну, увлекающаяся, короче!
Я еще пока и сама не знаю, как сложится сегодня день знаний! Мы – второкурсники, но на «Посвящении в студенты» первокурсников быть обязаны. Потом состоится собрание и первые лекции. Затем все это нужно как-то отметить! Придумаем, как… Убегаю.
Р.S. На мне – новенькие джинсы, подаренные тетей Мариной из Дрездена, и воздушная кофточка, сшитая мной за один день из найденной у бабули полутораметровой «марлевки». На ногах – новые югославские туфли. И еще (о, это настоящее чудо) мама купила мне самый настоящий кожаный «дипломат»!
7 сентября 1983 г.
Событий произошло очень много. Об одном, особенно значимом, постараюсь написать подробно, если не засну раньше времени.
«Посвящение в студенты» было долгим. На заднем институтском дворе, где у нас большая асфальтированная площадка, построились все курсы. Мы плавно переместились с центрального места, которое занимали в прошлом году, в тихий полутемный уголок двора. И началось! Мальчишки покуривали, щипали нас, многозначительно переглядывались и рассказывали не очень приличные анекдоты. А мы, девочки, естественно, потихоньку хихикали и рассматривали друг друга. У меня зрение уже давно минусовое, но моя подруга Наташка докладывала мне все, невидимые моим очам, детали:
– Посмотри, какое у Валеевой декольте. Мишка сейчас в него провалится глазами.
– Опа! Мокшанова с Саньком Перелыгиным за руки держатся. Это когда ж они успели снюхаться? В стройотряде, наверное.
– Маш, ты не туда смотришь! Галигузова не в «положении» ли? Смотри, как поправилась!
И дальше все в том же духе. Я слушала ее, улыбалась и отводила взгляд от Сергеева Анатолия, который постоянно на меня смотрел. Я знала, что нравлюсь ему. Весь первый курс он постоянно околачивался рядом: в раздевалке, в буфете, на автобусной остановке. Все пытался заскочить в мой автобус, хотя ехать ему никуда не нужно. Он жил в центре, а мне добираться до дома нужно было минут сорок. Сегодня я опускала глаза, хотя мне он был безразличен. Но приятно все же кому-то нравиться!
– О, Мэри, – застонала моя подруга, – смотри! Да не в ту сторону! Посмотри на трибуне какой красавчик!
Никакого красавчика я, естественно, не увидела. Просто рядом с деканом появился высокий силуэт. И ведущая нашей торжественной линейки, секретарь комсомольской организации, тоже, кажется, Мария, объявила, что студенческие билеты первокурсникам, кроме декана, будут вручать, во-первых, какая-то Ленинская стипендиатка Валерия Гасанян и, во-вторых, звезда отечественного спорта и нашего института Макаров Евгений. Лица его я не видела, а вот вздохи услышала – прямо волна по рядам прокатились. Наши парни, увидев женскую реакцию на этого спортсмена, подняли такой галдеж, привлекая наше внимание, что куратор сделала им замечание.
– Машка, слепуха, если бы ты видела, какой он красивый. Ну, прямо Ален Делон, – скулила мне в ухо Наташка.
– Подумаешь, – независимо ответила ей я и состроила глазки Толику.
Первокурсники тоненьким ручейком струились вокруг импровизированной трибуны. Большинство из них стеснялись, стараясь побыстрее стать в общий строй. Но были и особенные, – коронованные, так бы я их назвала. Кто им корону надел, неизвестно, но несли они ее весьма торжественно.
Я сама в прошлом году в такой короне долго ходила. Мне казалось, что я самая распрекрасная! Но потом поняла, что все, абсолютно все, нужно доказывать: и свой ум, и свой юмор, и желание дружить, и, если хотите, даже красоту. Красивая? Значит, должна быть безупречной: читай модные журналы, шей, вышивай, доставай модные шмотки, где хочешь. Короче, соответствуй. Тогда твою корону все будут видеть, а не только ты.
После торжественной линейки было часовое собрание, где декан пугал и хвалил наш курс одновременно. Мне вообще временами казалось, что он нам завидует! Сан Саныч – толстый, лысый и старый. Ему, наверное, лет пятьдесят-пятьдесят пять. И что впереди у него: пенсия и болезни? А мы молодые, стройные и бешеные! Интересно, я в пятьдесят лет буду какая? И будут ли мне интересны мужчины?
Сейчас очень интересны! Больше, правда, пока меня волнует их отношение ко мне. Какое-то нестерпимое желание нравиться. И, желательно, всем! Может быть, со мной что-то не так?
Моя Наташка мне всегда завидует, докладывая, что, то один на меня уставился, то другой! А я и не вижу – плаваю себе в своем аквариуме и наслаждаюсь собственной чешуей. И короной, конечно. Теперь она у меня заслуженно поблескивает! Потому что со мной хотят дружить девчонки, меня приглашают на дискотеки и посиделки в общежитии, ко мне, в конце концов, подходят знакомиться парни. Я в такие моменты не кривляюсь, не стесняюсь, но на шею первому встречному бросаться не собираюсь! Увидят симпатичную мордашку в раздевалке, и, давай меня приглашать! Ага, щас! Вот пусть себя хоть как-то проявят, как Толик Сергеев, например.
Прежде чем идти отмечать начало нового учебного года (а «начать отмечать» решили у нашей старосты Аньки дома), нужно было получить учебники. С 14.00 до 15.00 был предписанный нам час. Не получишь сейчас, потом настоишься вдоволь, да и необходимой литературы может не достаться. А задавать «домашку» начнут уже с завтрашнего дня. Влезать в отработки с первой недели не больно-то хотелось!
Стояли мы ни друг за дружкой, а кучей, получали замечания от сотрудников библиотеки с просьбой соблюдать тишину. Мальчишки бегали курить, девчонки – в буфет за булочками «на всех». Здорово, весело! Но веселье весельем, а ноги в новых туфлях все же заныли, и я пошла искать место, чтобы хоть на минуточку разуться.
Свободные стулья оказались только напротив – в читалке. И я, с кайфом скинув тесную обувь, расположилась там. Столы были свежеокрашенными, на их поверхностях играли солнечные лучики. Длинные ряды картотеки поблескивали новыми наклейками. В концу прошлого года, помнится, вместо них были одни лохмотья. «Вот как мы стремимся к знаниям», – похихикала я про себя, и, от нечего делать, начала листать подшивку нашей институткой газеты «Химическая индустрия: наше будущее» за весь год, или даже больше.
Сверху лежал, конечно, последний экземпляр, в котором я прочитала заметку о нашем стройотряде и чудесном свинокомплексе, который мы сдали в срок. Там даже была фотография: мы все, в рабочей одежде на фоне того самого свинарника. Фото было нечетким, да и сама газета выпускалась самого низкого качества, поэтому себя я нашла с трудом. По Наташке. Она-то успела снять косынку и распушить свои прекрасные рыжие волосы. На фотке они, конечно, были серые, но развевались достойно! Ну, а рядом – что-то размытое, в платке и с ведром, наверное, я! Господи, ну, хоть бы ведро на землю поставила! Но ничего – посмотрела и полюбовалась все равно.
А вот в предыдущем номере, июльском, я увидела Его. И в майском номере, и в мартовском, и в февральском… Так вот ты какой – Евгений Макаров! Фотографий было много. В основном, на корте, с ракеткой в руке: в прыжке, в броске, и еще две, так сказать, в прыжке от радостной победы. На серой бумаге его очертания были белыми. Значит, в реальности должны быть белоснежными. «Снежный барс», – пронеслось в сознании.
Еще одна фотография была, видимо, для доски почета – обычная, как для документов, там, где чемпион был в костюме с галстуком, и с жуть-какой серьезной физиономией. Крупная. Четкая. Вот ее-то я и сперла. Вырвала, что называется, с корнем. Сама от себя не ожидала. А, главное, зачем? Хорошо, что вовремя успела спрятать этот обрывок от глаз задремавшей библиотекарши и неожиданно ворвавшейся в читалку Натальи.
– Пошли, хватит тут яйца высиживать. Там такая умора произошла, обхохочешься. И очередь наша подходит, наконец, – выпалила она.
Народ смеялся с нашего весельчака Мишки, который наряду с другими книгами, положил в свою стопку вместо какой-то там технологии, похожее по цвету издание «Психологические аспекты импотенции». И откуда оно только появилось на столе массовой выдачи учебников и лабораторных пособий? Одному Богу известно. Но такое могло произойти только с Мишей, это однозначно. Выразив ему определенную долю наших милых издевательств, мы, не переставая хохотать, наконец, покинули институт.
– Давай я тебе помогу, – наклонился ко мне Толик. Я покраснела, но протянула ему уже норовивший порваться пакет. Моя Натка сделала вид, что не заметила.
День Знаний мы отмечали бурно. Пили шампанское, поговорили о летних каникулах: кто где был, что видел? С девчонками обсудили покупки и интимно похвастались приобретенным загаром. Потом Анна начала варить нам кофе. И с заманчивым видом вытащила из секретера бутылку коньяка. Видимо, из отцовских запасов.
– Будем пить кофе с коньяком, – романтично, произнесла она.
Кофейную турку пришлось эксплуатировать несколько раз. Но, наконец, ароматный напиток был торжественно разлит по аккуратным фарфоровым чашечкам, и Наташка, строго дозируя, добавила всем по одной ложечке коньяка.
Мы пили кофе, придав себе эстетический вид, вспоминали судьбу Марины Цветаевой и последний фильм Андрея Кончаловского. А я не удержалась и почитала Ахмадулину. Салон матушки Шерер, не иначе.
Но все, как всегда, испортил Мишка. Он смачно облизнулся и произнес:
– А теперь давайте – по три ложечки коньяка. И без кофе!
Мы рассмеялись от души.
Коньяк все-таки со временем был выпит, и все разъехались по домам. И по общежитиям.
Мне, как всегда, пришлось мягко отшить Толика. Впрочем, он, как всегда, не обиделся.
А потом, дома, лежа в постели, я долго разглядывала любовно вырезанную из газетного обрывка фотографию. Его. Евгения Макарова.
28 сентября 1983 г.
Нас все-таки вырвали из лап всеобъемлющего поглощения знаний и отправили в колхоз « Пятьдесят или шестьдесят лет Октября» для помощи не справляющемуся без нас сельскому населению в сборе богатого урожая яблок.
Но мы не очень расстраивались! Все были рады свалить из института на пару недель. А, лучше бы, на месяц. И я тоже, естественно, не была исключением. Моя мамочка безрезультатно пыталась притормозить мои благие порывы, пугая меня периодически обостряющимся артритом, но я была непреклонна!
– Урожай яблок Страны Советов гибнет, – ехидничала я, – и нуждается в моей помощи!
Так что в назначенный день я уехала, прихватив дефицитные консервы, которые она достала мне по великому «блату». А именно: десять банок шпрот, десять банок лосося и десять банок сгущенки. Это потом, на месте, сравнив наши запасы, мы пришли в «ужас» – все они оказались одинаковыми. И, уже спустя десять дней, мы меняли банку «дефицитных» шпрот и банку еще более «дефицитного» лосося на одну банальную, с родным названием «Килька в томате».
Со сгущенкой, правда, проблем не возникло: ее обожали все и в любых количествах. У нас даже очередь установилась на «облизывание» тары. И, когда Танюшка из соседней группы вдруг безапелляционно заявила: «Сегодня моя очередь облизывать банку», – все дружно на нее накинулись: «Ты облизывала три дня назад. Сегодня очередь Наташки».
Так проходили наши дни. Днем мы скакали по деревьям, вечерами, в резиновых сапогах и телогрейках, танцевали под выставленные из окон бараков «колонки», откуда грохотали «Смоки» и Андрей Макревич. Иногда пили «Сливянку» и покуривали «Мальборо» в тайне от мальчишек! Может, у кого-то и любовь случилась, не знаю. В темных садах иногда слышались вздохи и таинственные шорохи. Мне завидно не было. Толик Сергеев с нами не поехал; его стального напора мне сдерживать не пришлось. А мимолетные, не очень настойчивые намеки однокурсников – это, явно, не для меня.
Случилась, правда, одна трагикомическая ситуация. Я тогда разволновалась, а теперь вспоминаю со смехом. Короче, мы с Мишкой как-то забрались на развесистую яблоню со своими мешками-крючками, поговорили по душам, а потом, почему-то запели:
– Не для меня приде-ооот весна, не для меня Дон разолье-оотся…..
Хорошо, кстати, пели. Душевно. Но мимо проходил наш руководитель. А был он не из душевных, как оказалось. Ну, не понравился ему наш дуэт. В результате, нас сняли с дерева, а вечером на комсомольском собрании сообща «взяли на поруки».
Дни проходили за днями. А ночами я почему-то думала о Макарове.
Третьекурсники от колхоза были освобождены, у них была практика. И, кроме того, моя Наталья зачем-то доложила мне, что Макаров – на очередных соревнованиях. Видимо, Евгений тоже запал ей в душу. Но мы об этом, даже после распития «Сливянки», никогда не разговаривали! Почему-то…
1 ноября 1983 г.
Октябрь был серым и тоскливым. Мы вернулись из колхоза, и началась дикая «гонка» материала по всем предметам. Чтобы получить хотя бы «удовлетворительно» на текущем занятии, приходилось сидеть до двенадцати ночи, а то и до часу. Мы списывали друг у друга задания и конспекты, носили по очереди учебники, чтобы не насиловать «дипломаты», отсыпались на лекциях, когда это было возможно.
Но дискотеки по субботам никогда не пропускали. Моя мама, провожая меня каждую субботу, с надеждой спрашивала: «А ты могла бы, например, хоть одну субботу остаться дома?». «Нет! – решительно и бесповоротно отвечала я. – Иначе на следующую трудовую неделю настроя не будет!». И мама пожимала плечами, закрывая за мной дверь.
Иногда, перед особенно тяжелыми предметами, распределяли вопросы практикума: кто на какой вопрос будет отвечать. И, ни дай Бог, кому-нибудь эту очередность нарушить – одногруппники устроят показательный суд и лишат сладкого (то есть шампанского, как минимум, на две субботы).
Я недавно так проштрафилась. И наше общегрупповое чудо Михаил, как оказалось, тоже.
Поскольку Макарова я за прошедшее время не встречала, я загрустила. Ну, никак было мне себя не проявить! Поэтому, чтобы не терять форму, однажды, прямо после занятия, я и не отказалась от предложения одного симпатичного парнишки прогуляться. На мне были как раз новые сапожки – нужно было всем показаться. И мы с ним пошли от института по нашей главной улице: разговаривали, обменивались мнениями, даже спорили – все складывалось, вроде бы, неплохо. Неожиданно начал накрапывать противный осенний дождик. Пока раскрывали мой зонтик, успели вымокнуть. Но прогулку все равно не прекращали, так и шли, мокрые, прижавшись друг к другу, остановок, как минимум, пять.
Это я так к себе прислушивалась – возникают ли у меня какие-нибудь ощущения от близкого общения с парнем? Ну, в общем, не особенно возникали. Чего нельзя было сказать о нем, потому что, когда наш маршрут уткнулся в тупиковую площадь, он, не желая расставаться, затащил меня в кинотеатр. Фильм был интересный, двухсерийный. Мы даже успели высохнуть. Андрей периодически нежно поглаживал мои уже согревшиеся пальчики и шептал комплименты. Ну, и все, собственно.
Домой я приехала поздно, раскрыла учебник по диамату, посмотрела, что выделенный мне вопрос по счету будет пятым, и я определенно успею его прочитать на занятии! С чувством глубокого удовлетворения, я заснула, как всегда призывая своего Ангела-Хранителя, чтобы мне приснился Макаров.
Но он не снился.
Зато на следующий день, преподаватель, известный всему ВУЗу своими хитростями, лихо поменял очередность вопросов. И первым назвал мой, ну, тот, который я должна была выучить, иначе собьется вся последовательность.
Друзья удивленно смотрели на меня, даже не просто смотрели, а сверлили взглядами! Поэтому мне пришлось встать и уверенно произнести первую фразу. Звонко и достойно, как я умею! И замолчать, потому что вторую – я даже прочитать не успела.
В результате, поставив мне «неуд» на мой вопрос он вызвал Наташку, которая учила третий по счету вопрос, ну, и так далее – по кругу. Все получили «неуды». Плюс дополнительное количество конспектов к следующему занятию.
Крик стоял на весь наш огромный коридор – народ называл меня безответственной и предательницей, или точнее, безответственной предательницей сразу. Я, заняв бойцовскую позу, начала красочно лгать про больного дедушку, у которого я, якобы, провела весь вечер и всю ночь, а учебника диалектического материализма у дедушки, как назло, не было!
– Ага, видел я этого дедушку, – заявил вдруг Мишка, – Андрюха Старков с первого потока его зовут. Оказалось, этот балбес, в смысле, Михаил, следил за нами до самого кинотеатра. Более того, сидел потом рядом с нами на соседнем ряду. Интересно ему было, видите ли, чем у нас все закончится? Поеду я к Андрею в «общагу» или нет? Все снова зашумели на меня со страшной силой!
Но тут мне пришла в голову гениально-спасительная мысль.
– Послушайте, так ведь Михаил тоже не выучил свой вопрос, раз он таскался за нами пять часов подряд! И, если начали бы с него, у нас у всех все равно были бы «пары».
Короче, все, наконец, расслабились, посмеялись и отправили нас с ним в буфет за булочками.
Толчея там была похожа на упругую разноцветную гусеницу. В воздухе пахло молодостью и, пардон, похотью. Стоять в этой очереди, в этом Содоме, было неохота, но зато я увидела Женю, вернее его темно-русую шевелюру, возвышающуюся над всеми. Он быстро затарился большим бумажным пакетом с кексами, и, легонько расталкивая всех, скрылся в общем коридоре. Только голова моя от его мимолетного присутствия слегка успела закружиться!
На меня даже не посмотрел.
12 ноября 1983 г.
– Ну, не сдать мне дифзачет по физколде (так мы называли физическую и коллоидную химию), – стонала Наталья.
Мы сидели на подоконнике в туалете запасного корпуса нашего института и курили одну сигарету на двоих.
– Если тебе будет спокойнее – я ее тоже не сдам, – вздыхала я и поглядывала в окошко на соседнее здание, в котором располагался спортзал – очень хотелось увидеть нашего знаменитого теннисиста. Подруга поймала мой взгляд и выпалила:
– Хочу в секцию большого тенниса записаться. Там недобор, вроде. Не пойдешь со мной?
Во мне все так и перевернулось. Вот, дуреха! Думает, так она ближе к Женьке Макарову будет. Я, конечно, тоже хотела бы рискнуть – глядишь, на тренировке он бы и обратил на меня внимание: коротенькую юбочку можно было сшить и гетры разноцветные связать. Да, еще повязочку стильную на лоб непременно нацепить!
Но нет! Я представила себя дикой неумехой, потной, стеснительной от неудачных подач. У меня с ними и в волейболе-то не очень. Так там вон какой мяч большой! Потом я представила постоянную бестолковую беготню за теннисными мячиками. Нет. Я пойду другим путем: поражать нужно тем, что ты умеешь делать квалифицированно!
Наташа пихнула меня в бок:
– Ну, что ты замолчала? Пойдешь?
– Нет, – заманчиво ответила я, – лучше в танцевальный ансамбль пойду. Меня давно приглашают. В детстве я балетом серьезно занималась. А с пятнадцати лет – танцами. Говорят, что у меня неплохо получалось! Ну, там всякие пасадобли, фокстроты и вальсы мне всегда удавались.
– Ну, как знаешь, – облеченно (или мне так показалось) ответила подруга.
Мысли вновь вернулись к зачету. Ну, никак его не сдать! И, даже вовсе не потому, что это был объемный и тяжелый материал! Просто невзлюбила нас наша преподаватель Антонина Евгеньевна. Еще отчество такое прекрасное носит, – подумалось мне, – а такая гадина, просто совершенно без чувства юмора.
Интересно, мои дети тоже могли бы носить такое отчество?– мелькнула дурацкая мысль…
Наша очень энергичная, где не нужно, группа постоянно что-нибудь вытворяла: то прогуливала полным составом занятия, то изводила аспирантов. Я думаю, что причина была в нашем Мишке. Именно с него всегда все начиналось!
Как тогда, в самом начале семестра, на занятии по физколлоидной химии. Он начал на лабораторном практикуме поливать всех кислотой. Вернее, делать вид, что поливает, не совсем же он дебил! Но гам, визг и шум начался такой, что прибежали соседние группы.
Мы с Наташкой вырвали из его рук злосчастную пробирку, и все почему-то начали за нами бегать. Ну, и в результате завалились на пол, прямо между химическими столами. Почти все. Человек семь-восемь. Мы с подругой, оказались, естественно, в самом низу. Антонина Евгеньевна увидела эту шевелящуюся и галдящую кучу, растолкав смеющихся студентов соседних групп, столпившихся в дверях нашей лаборатории, и застыла столбом.
Пока все по очереди с нас слезали, глаза у нее становились безумнее и злее. Я поднялась с пола последняя, сделала зачем-то книксен и потихонечку пошла к своей парте. Очень потихонечку. Но это, как оказалось, никого не спасло. В деканат она нас, правда, не отправила, но лютовала на занятиях по-страшному. Особенно доставалось нам с Наташей.
Антонина, видимо, посчитала нас зачинщиками, учитывая слоистость нашей живой кучи, а точнее, очередность этой самой слоистости.
Поэтому ближайшего дифференциального зачета мы с Наташей, естественно, очень боялись.
– Нат, давай шпоры напишем: ты на одну половину материала, я – на другую. За ночь успеем, – предложила я. – Сначала я по ним отвечу, потом ты.
– Давай, – без особенного энтузиазма, ответила подруга.– Только пиши разборчиво. Знаю я тебя! Как будто сама писать училась, и в первый класс не ходила.
– Ага, я сразу во второй пошла, – не удержалась я.
Мы поделили вопросы и отправились по домам.
15 ноября 1983 г.
Все произошло ужасно! Я не о дифзачете, будь он неладен. Я о Женьке.
Столько месяцев мне представлялась наша, запланированная на небесах, встреча с Евгением Макаровым, а вышло все, как в плохой пьесе. Даже не в самой пьесе, а в ее антракте.
Я мечтала, что он будет разнимать дерущихся из-за меня мальчиков, или пригласит на танец самую первую среди толпы наших студентов в огромном институтском зале, как Наташу Ростову, или, на худой конец, бросится поднимать случайно рассыпанные мной тетрадки из открывшегося дипломата, и наши руки встретятся, и глаза тоже, и сердца встрепенутся и взлетят в небо, как птицы!
Ничего подобного! Эта заморочка с «дифзачетом по физколде» отбила мне все остатки мозга!
Сегодня я одна из первых умудрилась ответить Антонине по Наташкиной шпоре, и Натка, естественно, ждала от меня моей половины шпаргалок. Я же, прошлой ночью, уже ближе к трем часам, размечтавшись об объекте своего обожания, написала не все. Заснула.