Вилы

Разгром

На косых плоскостях Общего Сырта крутились мартовские бураны. От Волги по всем дорогам вглубь степей двигались войска государыни, выбивая мятежников из крепостей в снега. Пугачёву следовало бы громить генералов на Сырте поодиночке, но казаки держали Пугачёва между Оренбургом и Яицким городком.

Пугачёв попробовал остановить врага у деревни Пронкиной под Сорочинской крепостью, но был разбит и откатился. Все царицыны генералы сошлись в Сорочинской крепости, соединив свои силы. Эту армию возглавил и повёл на Оренбург молодой князь Пётр Голицын. Под его командованием было 6500 бойцов и 25 пушек.

Отступивший Пугачёв решил встретить Голицына в Татищевой крепости. Здесь собралось 9000 бунтовщиков с 36 пушками. Пугачёв сам шагами промерил вокруг крепости секторы обстрела и воткнул в сугробы колышки – ориентиры для артиллерии.

22 марта колонны Голицына домаршировали до Татищевой. Казалось, что «транжемент» стоит пустой. Разведчиков Голицына в воротах крепости мирно встречала баба с хлебом-солью. Но разведчики заметили мятежников, которые прятались за куртинами и углами цейхгаузов. Разведчики метнулись прочь. Ловушка Пугачёва была раскрыта.

Голицын отреагировал мгновенно. Его лыжники-егеря по сугробам потащили пушки на окрестные высоты. Колонна генерала Павла Мансурова повернула к илецким воротам Татищевой крепости, а колонна генерала Фердинанда Фреймана – к оренбургским. Голицын взял Татищеву в клещи. С холмов загрохотали пушки. Мятежники сбились в «транжементе» в кучу, и ядра валили их целыми рядами. Из ворот крепости на колонны Голицына бросилась крестьянская пехота – и вся повисла на солдатских штыках. Казачья конница увязла в сугробах вокруг Татищевой, и её секла картечь.

Андрей Овчинников крикнул Пугачёву убегать в Бёрды, «чтоб не попасся в руки» Голицыну. Сам Овчинников отступит в Илецкий городок, а Емельян пущай забирает тех, кто хочет сражаться, и прорывается к нему на илецкий плацдарм. С малым отрядом Пугачёв проломил строй солдат генерала Фреймана и помчался к Бёрдам. За снежными холмами угасал гром погибающей Татищевой крепости.

Овчинников дрался в «транжементе», «докудова все заряды не выстрелял», а потом, «падши на коней, пробился прямо сквозь каманду Голицына». Гренадеры и гусары князя уложили в Татищевой крепости полторы тысячи бунтовщиков, и почти две тысячи попали в плен ранеными.

А Бёрды раздирало паникой. Здесь Пугачёв оставил атаманом Максима Шигаева, но Шигаев заметался и не смог усмирить буйную толпу в двадцать тысяч человек. Пугачёв приказал вылить на улицу всё вино, швырнуть в толпу деньги казны и распустить всех с богом – но переколоть тех, кто побежит в Оренбург.

С двумя тысячами конных казаков Пугачёв рванулся в Илецкий городок по тылам князя Голицына. Но в этих тылах Переволоцкая крепость разослала по дорогам аванпосты егерей, и Пугачёв не решился на схватку.

Он отступил в Каргалу. Гостеприимный Муса уже исчез, успев сдать врагам атамана Хлопушу. Порубив местных татар, Пугачёв оставил в слободе заслон и отступил ещё дальше – к Сакмарскому городку. На середине дороги от слободы к городку, у мельницы на речке Каргалке, Пугачёв приказал занять оборону. Здесь мятежники наморозили валы из речного льда и зарядили последние пушки.

Голицын смял заслон в Каргале и ударил по рубежу у мельницы. Ядра покрошили ледяные валы. В атаку ринулись гусары. Бунтовщики не выдержали. Восемь вёрст Сакмарской дороги гусары на всём скаку рубились с казаками и вместе вкатились в Сакмарский городок. По кровавым следам, хрипя, бежали батальоны. Солдаты похватали выбитых из сёдел атамана Подурова, поэта Ванюшку, старика Дубовского, судью Витошнова. От товарищей оттеснили Максима Шигаева, он бросился в Илецк и по пути угодил в плен.

За победу над бунтом Голицын заплатит жизнью. Его, победителя, на балу представят Екатерине. «Как он хорош! Настоящая куколка!» – лукаво скажет государыня о молодом князе. В мужчинах Екатерина разбиралась не хуже, чем Пугачёв – в лошадях. Тёмная туча найдёт на чело Григория Потёмкина, фаворита государыни. И вскоре родственник Потёмкина вызовет князя Петра Голицына на дуэль и сразит ударом шпаги.

Пугачёв сумел вырваться из бойни в Сакмарском городке. Он укрылся в деревне Ташла под заснеженным хребтом Накас. С ним было всего пять сотен казаков. А Оренбург праздновал освобождение после шестимесячной осады. За «славное и неувядаемое знамение верности» государыня на два года освободила город от налогов, а губернатор Рейнсдорп был награждён орденом Александра Невского. Иван Рейнсдорп и дальше останется губернатором и на своём посту умрёт в Оренбурге в 1781 году.

Сила слова

Генерал Деколонг вёл из Тобольска сибирские войска освобождать Оренбург, но на пути от Тобола к Яику застрял в Челябе. Пугачёвский полковник Иван Грязнов пропустил отряд Деколонга в ворота крепости – и обложил крепость осадой.

Главным трибуном полковника Грязнова был Григорий Туманов, мелкий служащий Воскресенского завода. Громовые послания Туманова на башкирских стрелах перелетали через стены крепости. «Думаите, что Челябинск славной по России город – отстоица? Не думайте, предел от бога положен!» – предупреждал Туманов защитников Челябы по-русски и на языке тюрки.

Генерал Деколонг не выдержал угроз канцеляриста. Сибирское войско зарядило мушкеты и двинулось на Грязнова, который стоял в деревне Першиной. 20 пушек мятежников злобно облаяли генерала, но солдаты в ярости раскатали Першину по брёвнышку. Генерал Деколонг вроде бы победил, но понял, что на самом деле проиграл: через такие свирепые деревни ему ни за что не пробиться в Оренбург.

А с севера генерала на помощь призывал погибающий Екатеринбург. Генерал поколебался, выбирая между Оренбургом и Екатеринбургом, и отправил на север две роты. Ослабив свой гарнизон, Деколонг уже не смог бы удержать Челябу: спасение Екатеринбурга стоило Деколонгу, который шёл спасать Оренбург, генеральской чести.

8 февраля башенные ворота Челябы раскрылись. Под барабанный марш, распустив знамёна, из крепости угрюмой колонной вышло войско Деколонга с ружьями наперевес и пушками наготове. Генерал решил отступить назад в Сибирь. Вслед за солдатами, нервно сжимая сабли, нестройно шагали 464 жителя Челябы: купцы и чиновники. Повстанцы молча пропустили эту колонну и кинулись в оставленную крепость. Челяба оказалась главной победой бунта – единственным крупным административным центром, который мятежники сумели взять.

Вскоре Пугачёв призвал Ивана Грязнова к себе, и, уходя, командиром Челябы Грязнов назначил Григория Туманова – не вояку, а писаря и переводчика. Туманов оказался силён не только словом, но и делом. Он знал языки и умел убеждать: под его рукой башкиры и русские не ссорились, а воевали сообща.

В начале мокрого апреля с горных заводов на Челябу двинулась команда секунд-майора Дмитрия Гагрина. Туманов направил отряды на перехват майора. На войско Гагрина обрушились летучие всадники – башкиры и казаки. Нападения следовали через каждые 10–15 вёрст. Гагрин выстраивал свою команду в каре и отбивался огнём. Но всё равно он увязал в атаках бунтовщиков сильнее, чем в подтаивающих колеях большака.

9 апреля у деревни Разлепихи грянула битва за Челябу. Пушки повстанцев картечью истребили эскадрон гусар. Гагрин еле прорвался в деревню. А наутро её заблокировало войско Туманова. В атаку понеслись две тысячи конных башкир. С холма 20 пушек били по каре секунд-майора прямой наводкой. Гагрин указал саблей на батарею врага, и егеря по снежному склону полезли в штыковую. Переколов канониров, егеря повернули пушки и ударили по мятежникам. Войско Туманова рассыпалось. По трупам бунтовщиков солдаты прорвалась на околицу Челябы. Туманов приказал оставить крепость и уходить.

Першино и Разлепиха, яростные деревни, сейчас уже поглощены гигантским Челябинском. Лощины стали улицами города, и по ним едут троллейбусы, а на полях и холмах громоздятся жилые комплексы и заводы. Новая индустриальная Челяба тяжеловесно надстраивает кряжистый классицизм плоскостями хай-тека. Но в старом казачьем бору посреди мегаполиса по-прежнему щебечут птицы, а река Миасс отражает угловатую глыбу музея, возведённого по образцу крепости – в память о былой Челябе.

Кувандыкские горы похожи на марсианский ландшафт… Только в пейзаже подлинного места события можно ощутить, насколько реальная история ярче и причудливее тех выхолощенных картин, что составляют содержание учебников

Своих уцелевших бойцов Туманов привёл к Пугачёву, а сам через месяц угодил в плен. Летом казачий конвой повёз Туманова на суд и казнь в Оренбург. Дорога вела вдоль Яика. За Орской крепостью из марсианских лабиринтов Кувандыкских гор вылетели конные казахи и порубили конвой. Казахи не забыли толмача, который переводил им манифесты самозванца, и сделали для Григория то, чего не сделали для Емельяна: спасли толмача, а не Пугача. След коня Григория Туманова затерялся в балках Айтуарской степи вольного Казахстана.

Вся королевская рать

9 апреля 1774 года на Авзяно-Петровском заводе, лёжа в постели, Емельян Пугачёв встретил очередную свою любовницу-«невесту», и не последнюю. В этот же день в Бугульме генерал-аншеф Александр Бибиков, считавший, что Пугачёву конец, лёжа в постели, встретил свою смерть.

Три с половиной месяца назад боевой генерал Бибиков был назначен главнокомандующим всех войск, собранных против Пугачёва. Бибикову было 44 года. Императрица не побоялась вручить ему целую армию: артиллерийские команды и 11 пехотных, гренадерских, гусарских и казачьих полков. С такой силой можно было совершить государственный переворот и свергнуть саму Екатерину.

В декабре 1773 года Бибиков прибыл в Казань принимать полки и собирать ополчение. Бравый генерал решил, что победы Пугачёва объясняются трусостью его противников. «Скареды и срамцы здешние гарнизоны, сидят, как сурки, только рапорты страшные присылают», – гремел Бибиков в донесениях из Казани.

Генералу легко было метать молнии. Он привёз сундуки денег, чтобы платить ополченцам зарплату. Дворяне, почуяв доход, кинулись записываться в войско и толпами гнали своих крестьян в рекруты. Сама государыня, желая вдохновить подданных, объявила себя казанской помещицей и тоже выставила ополченцев.

Через полгода Пугачёв в клочья разметает всю эту дворянскую кодлу, но пока воинские команды «зачистили» Поволжье. В одну из команд вступил офицер Гаврила Державин. Ему было 29 лет. Родился он в Казани, а потому счёл своим долгом повоевать с мятежниками. Ко времени бунта офицер Державин уже был автором пары напечатанных стихов, а спустя годы он станет великим поэтом-классицистом и восхитится дарованием юного лицеиста Саши Пушкина.

Изучая молодость мэтра, Пушкин узнает, что Державин быстро понял, в чём же причина бунта. Державин написал казанскому губернатору смелое письмо: это вы, сударь, виноваты в мятеже, а не мужики. Но и мужиков Державин не щадил: разгонял саблей, карал кнутом, а порою и вешал «из поэтического любопытства». Переход от державинского любопытства к пушкинскому состраданию – путь сквозь буран, из которого русская литература вышла великой.

Бибиков скоординировал действия полков и направления ударов. Воинские команды пошагали на Самару, Кунгур, Уфу и Челябу. Главные силы Голицына двинулись на Оренбург. Свой штаб Бибиков перенёс в большую татарскую слободу Бугульму, где сходились дороги из Оренбурга, Уфы и Казани. Здесь генерал Бибиков и подцепил холеру.

Мятежников разбили повсюду. В сырой постели Бибиков сгорал от болезни, но был уверен, что главное дело он сделал. И он ошибался. В одном из писем он написал: «Пугачёв – чучела, которою воры яицкие казаки играют». А Пугачёв не был «чучелой». И даже холеру Бибикова народ истолковал в пользу Пугачёва: генерал признал в нём истинного царя Петра и с горя выпил яд «ис пуговицы».

Бибиков не понял характер пугачёвщины. Он думал, что бунт – перемещение массы народного гнева. А пугачёвщина по природе была близка к волне: перенос движения без переноса массы. Гнев имелся всюду, его не стоило переносить. Не хватало импульса. Им оказалась идея Пугачёва о новой России на казачий лад.

По приказу Бибикова князь Голицын освободил энергию Пугачёва от вязкой материи яицкого казачества. Пугачёв больше не станет играть в казачьего вожака, как на Яике. Он начнёт всё решать сам, как хан своего улуса. Но для улуса он сохранит казачьи порядки: выборность атаманов на круге и станичные избы в мятежных селениях. Импульс Пугачёва, очищенный и отточенный Голицыным, вонзится в новую материю, и пугачёвщина забушует яростнее прежнего.

На Яике импульс Пугачёва породил казачий бунт. Яицкие казаки бились против оренбургских. Голицын утихомирил здесь стихию – «уложил воду ровно». Но волна-то уже укатилась дальше: на Урале крестьяне выходили биться против рабочих, башкиры выходили биться против государства.

После смерти Бибикова гасить бунт государыня назначила генерала Фёдора Щербатова. Генерал закончит позором, отставкой и опалой. «Вся королевская рать» так и не сможет поймать волну.

Емельян и Мартемьян

Пугачёв уходил с Яика, но он ещё вернётся сюда – пленный. Из Яицкого городка в Москву Пугачёва будет сопровождать конвой старшины Мартемьяна Бородина. Потом, уже в Петербурге, Бородин удостоится высочайшей аудиенции, и его назначат атаманом Яицкого войска. И сразу после этого Бородин умрёт. Внезапная кончина атамана, да ещё в далёкой столице, породит жуткое предание о проклятии Пугачёва.

Будто бы в Яицком городке во дворе тюрьмы конвой Бородина перед долгой дорогой выпивал «на посошок», а рядом на телеге стояла клетка, в которой сидел Пугачёв. Пугачёв попросил налить чарку и ему. Бородин отказал. И тогда Пугачёв напророчил: не увидеть ему, Мартемьяну, смерти Емельяна; всё будет наоборот.

Яицкие казаки уважали Бородина. А он отрёкся от товарищей, переметнулся к «регулярщикам» и в бунт командовал обороной Оренбурга на самом опасном участке. Пугачёв призывал Бородина уйти от Рейнсдорпа, но Бородин не ушёл.

И вот в Зимнем дворце, уже после казни Пугачёва, государыня ласково расспрашивала Мартемьяна про бунт. Бородин рассказывал. И вдруг из-за трона, давясь от смеха, выбежал живой Пугачёв в красной рубахе. «Дак я ж и вправду ейный муж! – сказал он, утирая слёзы. – Дурак ты, Мартемьян!» Тут Бородин и грянулся на паркет с разрывом сердца.

Какая логика у этого странного предания? Логика такая. На Яике самозванец был нужен для того, чтобы яицкие казаки решили свою проблему с «регулярством». Если бы у казаков Яика была подлинная элита, выражающая их интересы, она бы решила вопрос мирно, в переговорах. Но элита предала яицкое казачество, как предал его Бородин, и вместо элиты появился «набеглый царь». Емельян заменил Мартемьяна.

Россия состоит из разных миров – столичного и провинциальных. Россия – супружество столицы-«царицы» и провинции-«царя». Если у провинции нет настоящей своей элиты, подлинного «царя», значит, «царица» замужем за самозванцем. И этот мезальянс всегда кровавый.

На яицкий бунт столица ответила не исправлением ошибки, а репрессией: ударом по идентичности. Вековое название «Яик» было велено забыть, а реку отныне именовать Урал. Яицкий городок стал городом Уральском. Идентичность сопротивлялась асимметрично: казаки шли под кнут, но не соглашались называть Пугачёва «казачишкой». Ладно, пускай вор и разбойник, но всё равно «казак»!

Яику была нужна своя элита – такая, как академик Рычков. И государство начало её создавать. В 1824 году в Оренбурге открыли казачье училище, которое потом преобразовали в кадетский корпус. Его назвали в честь губернатора Ивана Неплюева. Здесь готовили казачьих офицеров для Великой Степи – именно для неё. «Неплюевцы» и стали элитой, которая в империи мирно оберегала казачью идентичность Яика.

Выпускником и преподавателем неплюевского кадетского корпуса был Александр Дутов, последний Верховный казачий атаман России. Человек чести, в Гражданскую войну он спас Оренбург от большевицкого разгрома – отказался вести уличные бои, когда на город надвигались красные бронепоезда, и увёл свою армию в Верхнеуральск. А там атамана Дутова предали новые Мартемьяны. Дутов с верными полками отступил в Китай и унёс с собой казачью святыню – икону Богоматери Табынской.

В 1921 году в китайском городке Суйдун атамана застрелил басмач, завербованный ЧК. Чтобы доказать чекистам свой подвиг, убийца, подождав несколько дней, ночью разрыл могилу Дутова и отрезал мёртвому атаману голову. Убитый, а потом обезглавленный Дутов неудержимо рифмуется с Пугачёвым, обезглавленным, а потом живым.

Тёплые южные реки России, и Яик в их числе, были казачьей державой. Казаки – носители идентичности этого региона. Советская власть «расказачила» их – лишила огромную провинцию самой себя. Без казаков даже пушкинский гений не смог удержать местную идентичность. Забыв о «Капитанской дочке», которая навсегда закрепила название «Оренбург», с 1938 по 1957 годы город назывался Чкаловым, хотя великий лётчик не только никогда здесь не жил и не бывал, но и в здешнем небе не пролетал.

Над багровыми ярами Яика давно уже отгремели канонады бунта, но, как и в старину, в России попрание идентичности чревато бедой.

Часть вторая. «…Всякими вольностями…». Крестьяне против рабочих