Великая Степь. Басжок

От автора.

Данная повесть не претендует на документальность. Все допущенные исторические неточности нарочны и не свидетельствуют о безграмотности автора. Так же все, или почти все, оккультные обряды, демонические сущности, аруахи и пере являются авторским вымыслом, имеющим в качестве референсов существ тюркской мифологии.

Автор не преследует цели оскорбить или принизить любую нацию, социальную прослойку и биологический пол населяющих бескрайние просторы Республики Казахстан людей. Не является эйджистом и шовинистом.

Посвящается моему сыну Богдану десяти лет от роду.

Все имена и события вымышлены. Любые совпадения случайны.

Глава первая

В морозном степном воздухе разносилось лошадиное ржание. Натужное, испуганное, а фоном- стук копыт о мёрзлую землю. Уставшие от нелёгкой ночной схватки воины двигались медленно, стараясь не перетрудить раненых по бабкам коней. Лошади старались отдалиться от идущего в центре шествия пленника. Косились на него и закладывали уши. Самые крепкие четыре воина – старшие сыновья легендарных батыров обнажившись по пояс и держали концы шерстяных ниток, которые опутывали паутиной сухощавого колченогого, косматого старика с чёрным обветренным лицом.

***

Красавица Ару была выдана замуж в десять лет. Четыре года не касался её Алан-Хан. В ночь, когда сошлись звёзды, наконец разделил владыка ложе со своей молодой женой, и та понесла. Гадатели прочили рождение мальчика.

Опираясь на посох, в быстро надвигающейся темноте шла согбенная старуха. Женщина была закутана в чёрные войлочные полотнища, местами порванные и дырявые так, что сквозь прорехи было видно старческую сморщенную кожу. Волосы старухи выглядывали из-под наброшенного на манер капюшона отреза войлока и были иссиня-чёрными, что не вязалось со сморщенным старушечьим лицом. Маленькие колкие глазки прятались под нависшими веками, взгляд блуждал. Её никто не знал, но время от времени на стоянку Алан-хана заглядывали просители и жаждущие славы молодые джигиты. Кемпир прошла по центру стоянки к юрте ханской жены. У коновязи стоял белоснежный жеребец с голубыми глазами. Алакоз – подарок хана своей молодой жене. Завидев старуху конь встал на дыбы и громко заржал.

В то время Ару сидела на круглой подушке перед зеркальным листом железа. Из-за большого живота девушке было тяжело ходить и стоять. Ребёнок был сегодня необыкновенно тихим, за день толкнулся всего несколько раз, хотя обычно пинал так, что будущая мама охала и сгибалась. Ару готовилась ко сну, распускала косы. Внезапно снаружи юрты послышалось испуганное ржание Алакоз. Ханша вздрогнула и тут её живот будто обручем стянула стальная хватка боли. Девушка задохнулась и не смогла даже вскрикнуть. Ребёнок начал метаться в животе и тут Ару завыла.

*

Баян чистила казан после ужина. Ей было всего шесть лет, когда престарелых родителей её сожрал мор. Сиротку взяли в услужение молодой Ханше. Ару искренне полюбила маленькую служанку. Играла с ней, будто та была её сестрёнкой, давала Баян работу полегче, спать укладывала рядом с собой. С молодой госпожой они мастерили приданное для будущего ребёнка. Ханша заплетала девочке косы, дарила игрушки и наряды. Однако, когда показался живот, лекарь запретил Баян спать с Ару в одной постели.

Когда в холодном воздухе раздалось громкое ржание, а затем женский протяжный и полный боли крик, девочка поняла, что кричит Ару. Баян выронила казан, расплескав грязную воду и запачкав подол своего платья. Она побежала к госпоже.

У коновязи бесновался Алакөз. Он рвал на себя привязанный к недоуздку аркан, закрывал крупом вход в юрту Ханши. Утробно ржал, вытянув шею куда-то в темноту, пускал струи пара из раздувшихся ноздрей. Поднимался на дыбы и бил копытами в мёрзлую землю. Прежде спокойный, словно телок, конь дыбил шерсть на загривке, было видно, как перекатываются под белоснежной шкурой напряженные мышцы.

Баян подумала, что жеребец учуял волка, но ханские борзые молчали, безмятежно дремля у овчарни. Девочка стала вглядываться в темноту пытаясь разглядеть, куда же направил свою ярость Алакөз. Никого не было видно. Баян прищурилась и увидела тёмную фигуру с мешковатой одежде. Девочка моргнула, и фигура растворилась в воздухе. Ару вновь подала голос, и Баян поспешила в юрту, прошмыгнув мимо перепуганного жеребца.

Малышка не могла видеть, как одна из сиреневых ленточек в её волосах подёрнулась серой ряской.

Войдя в юрту она застала Ару на четвереньках, с перекошенным болью и страхом багровым лицом. Перепугавшись, девочка прижала руки ко рту, застыла, но надсадно заржавший конь вернул её в реальность и Баян побежала собирать опытных уважаемых женщин общины, ведь время пришло – Ару рожала.

Женщины потянулись со всей стоянки в юрту к рожающей ханше. Они несли сладкий чак-чак, другие курт и баурсаки. Завели приветственную песню, встречая новую жизнь. Чтобы облегчить роды начали открывать сундуки, мешки, раскурили дымы. Ару стояла на коленях под которые заботливые помощницы подложили подушки. С роженицы начали снимать браслеты и ленты, развязали шнурки на платье, распустили волосы. На решётчатую стену юрты привязали аркан и пропустили его под мышками девушки. Ару подвывала и кусала до крови бледные губы. Лицо покрылось испариной и мелкие пряди прилипли к щекам.

Часы тянулись мучительно долго. Сезим-ана кормилица Хана велела забить белого барашка, затем женщины развели огонь в очаге и поместили на него казан с мясом для тушения ритуального жаркого (куырдака).

Боль затмевала разум. Подушки и ковры были окроплены кровью. Ару дышала скоро и поверхностно. В юрте было холодно, от открытых настежь дверей, но ханше было душно, и она то и дело пыталась распахнуть платье. У посудного ящика бесформенным кулём сидела старуха. Она сверлила роженицу глазами-бусинками и криво ухмылялась. Незнакомка куталась в чёрное, в полумраке юрты сложно было разглядеть во что именно та была одета. Вокруг крутились пожилые женщины. Кто-то стирал пот с лица Ару. Повитуха окуривала помещение можжевельником и поминутно прижимала ухо к животу ханши.

Шло время, а Ару всё не рожала. Силы покидали её. В казане мясо превратилось в угли. Встревоженные женщины сняли казан с огня, а в пламя добавили травы, чтобы отпугнуть злых духов, которые должно быть не давали младенцу выйти. Повитуха залезла под подол Ханше. Она читала заговор, призывая мать-Умай, чтобы та помогла: " Не моя рука, рука Биби Фатимы, Зухры, матери Умай, матери Камбар ". Тут внезапно из промежности Ару хлынул мощный поток крови, залив всё вокруг и пропитав голубой шёлк одеяния владелицы. Ару стала пропускать вдохи. Побледневшая повитуха выбежала из юрты.

Алан сидел в одиночестве у очага в своём шатре опершись на саблю легендарного Барыс-батыра, одного из предков хана. Вой рожающей Ару летел по стоянке. В торжественном ожидании владыка глядел на мерцающие уголья. Вдруг всё стихло. Алан напряг слух. Крик младенца всё не раздавался. Внезапно в шатёр влетела повитуха с окровавленными по локоть руками. Хан поднял на неё уставшие глаза. Женщина подбежала к владыке, поклонилась. Её била крупная дрожь. Повитуха упала на колени, поклонилась глубже, упершись лбом в войлочный ковёр и протянула руки к сабле. Хан вложил оружие в руки женщине, и та стрелой выскочила из шатра. Алан медленно поднялся, покинул шатёр, и велел всем джигитам взять сабли и собраться у юрты Ханши. Перепуганные женщины поддерживали Ару под руки. Ханша синела, хватая воздух короткими глоточками. Она не могла уже ни вскрикнуть ни даже открыть глаза. В распахнутые двери вбежала повитуха с саблей наперевес. Она замахнулась и женщины отпрянули в испуге, выронив руки роженицы. Ару обмякла и упала ничком. Сквозь приглушенный морок лишь слышалось:

«Убирайся прочь, Марту, оставь эту женщину в покое!»

*

Боли не было. Воздух втекал в ноздри вязким тёплым айраном. Вокруг всё было тёмно-серым, даже пламя очага, словно заволокло пеленой. Звуки доносились до неё будто сквозь толщу воды. Ару медленно поднялась с ковра к которому приникла щекой. Ханша огляделась. Над ней, занеся огромную саблю застыла повитуха с совершенно безумными глазами. По обе от девушки стороны были Инжу-апа и Сезим-ана, они прикрывали в испуге головы руками, видимо защищаясь от безумной ведьмы с саблей. Остальные женщины в юрте вжимались в стены, будто хотели просочится сквозь деревянную решетку. Все замерли как замороженные.

От тёмной стены у посудного шкафа отделилась грузная чёрная тень. Она медленно подобралась к очагу, и Ару в его свете увидела, что это закутанная в войлок старуха. Именно её Ханша увидела незадолго до обморока. Старица не была знакома ханше. Из-под войлочных отрезов виднелось лишь маленькое сморщенное лицо и волосы. Иссиня-чёрные, непривычно яркие для такой старой женщины.

Старуха глядела на Ару колко, зло, даже хищно. Она вытянулась над очагом и посмотрела Ханше прямо в глаза.

– Хорошая у тебя помощница,– сказала не раскрывая рта, но как будто из каждой ниточки в покрытии юрты. – Ленты не окуривает, Тумара нет… раздолье блуждающим духам…и шайтанам.

Ару было хотела что-то ответить, но горло будто залило свинцом. Старуха повернула голову набок, неестественно, с хрустом. Ханша вздрогнула и отступила к раскрытым дверям. Карга скривила безгубый рот и те захлопнулись. Двери перекрыл большой сундук, который протащило будто порывом ветра по войлочному настилу юрты.

– Куда ты, женщина? – старуха подковыляла совсем близко к очагу, едва не опалив одежду.

Ару обхватила живот руками, затем запустила правую руку в горловину платья. Тумара не было.

*

Повитуха исступлённо махала саблей над лишившейся чувств ханшей, выкрикивая отваживающие нечисть слова. На подоле платья расцветали алыми розами пятна крови. Снаружи зазвенела сталь, что заложило уши. Это хан велел всем воинам бить саблями о щиты, чтобы испугать шайтанов, которые могли задерживать разрешение от бремени. Выли собаки, ржали кони, и даже из овечьего загона было слышно испуганное блеянье.

Сезим-ана остановила повитуху, нагнулась к Ару, и тут же закричала, что девушка не дышит.

Глава вторая

В последние полгода родители только и делали, что скандалили, а пару месяцев назад исчезла мама. Ночью как обычно они с отцом ругались на кухне, но до находящегося в своей комнате на втором этаже мальчика долетали лишь бессмысленные обрывки. К тому же он играл в онлайн-игру и сидел в наушниках. Амир давно уже увлекался видеоиграми, но когда настал разлад в отношениях родителей он практически всё время проводил в фэнтезийных мирах, сбегая от неласковой теперь реальности.

И вот ночью скандал, а утром папа, бледный и пахнущий алкоголем отправил Амира в школу на такси. Забирать мальчика пришла бабушка Инжу. А маму стали искать на третьи сутки полицейские.

Сообразительный мальчишка не заговаривал с отцом о маме. Он очень скучал, но понимал, что и папе тоже не легко. Полицейские несколько раз приходили и опрашивали Амира о том вечере, когда исчезла мать. Но время шло, а никаких прояснений не было.

Настали летние каникулы. Бабуля Инжу в один день пришла в гости в воскресенье. Напоив сына и внука чаем с горячими баурсаками она отправила Амира гулять на задний двор, а сама долго о чём-то говорила с папой на кухне.

*

Белый внедорожник плёлся по грунтовке к небольшому, домов на десять – пятнадцать, аулу посреди бескрайних бахчей. Амир сидел хмурый и смотрел в окошко.

– Не дуйся,– сказал папа, глядя в зеркало заднего вида, чуть приспустив солнцезащитные очки. – Это же твой дедушка…

– Почему я раньше ничего о нём не знал? – перебил Амир. – Я уже не маленький, могу и сам дома посидеть!

– Целый день пялясь в телефон? Ну уж нет! Здесь хотя бы природа.

– Странный ты,– пробурчал мальчик в ответ. – С тех пор как мама…

Он осёкся, посмотрел на отца, затем вернулся к созерцанию пейзажа за окном.

Машина медленно подкатила к белёному одноэтажному домику, на крыльце которого сидел маленький, горбатый, сухой старичок в тюбетейке. Завидев внедорожник тот подскочил и припустил к обшарпанным голубым воротам из штакетника. Амир и папа вышли из внедорожника. Папа пошел к воротам первым.

– Ассалам-алейкум, Канат-ата, – поздоровался отец.

Он толкнул скрипучую калитку и вошел во двор. Дедушка пожал протянутую папой руку, не сводя взгляда с Амира. Глаза деда были серо-голубыми, окольцованными старческой дугой и затянутые мутью катаракты. Не понятно было видит ли старик хоть что-то, но немигающий взгляд его невольно заставил волосы не затылке мальчика зашевелиться.

– Здравствуйте,– поздоровался негромко Амир.

– Ась? – дед поднёс руку к уху и наклонился через шатающийся штакетник к мальчику.

Мальчик вошел в калитку, поздоровался громче и протянул деду руку. Морщинистая дедушкина рука была горячей и мягкой. На тыльной стороне ладони виднелись коричневые старческие пятна.

Все трое двинулись в дом. Там дедушка достал из старого тарахтящего холодильника «Бирюса» большую деревянную ёмкость, поставил на низкий стол и разлил по фарфоровым пиалам пахнущий кислым кумыс.

– Ох, дедушка,– выдохнул папа усаживаясь на подушку около стола. – Нельзя же, за рулём я…

– Ничего не будет от одной пиалы,– отмахнулся дедушка. – Пей, пекло-то какое!

Амир поморщился, поднеся крупную, с миска для супа, пиалу к губам. Мальчик едва пригубил напиток и отставил в сторону. Дедушка с отцом завели разговор и Амир выскользнул из кухни в комнату.

Воздух в комнате пах старостью, обстановка была под стать: ковры на стенах и полу с замысловатым геометрическим узором. Над панцирной койкой приколочен плед с изображением двух благородных оленей. На самой же койке огромные пирамиды из подушек. У окна на небольшой тумбе стоял ламповый телевизор с антенной в виде длиннющих усов кузнечика. А по обе стороны от усатой антенны две стеклянные статуэтки – голубка и лошадка. Было тут и скрипучее продавленное кресло. Для мягкости сидение кресла было проложено поролоном в плюшевой наволочке, а по левую руку за спинкой стоял длинноногий торшер с зелёным тряпичным абажуром. На деревянном подлокотнике лежала газета. Амир аккуратно взял газету в руки. С кресла свалился тигровый футляр для очков из пластика, покатился деревянный, заточенный лезвием карандаш. Мальчик быстро поднял футляр с карандашом и положил на кресло, оглянувшись на дверной проём. В руках у Амира оказалась газета «Скандинавское поле», почти все клеточки на передовице были заполнены простым карандашом.

Амир видел газеты только когда их закидывали в почтовый ящик, но уже года три никто не приносил газет. Вернув сканвордник на прежнее место мальчик продолжил осматривать комнату. Тут он заметил прислонённую к деревянной спинке кровати раскладушку.

Амир потрогал алюминиевые трубы складной кровати и обнаружил, что некоторые пружинки безнадёжно были оторваны от полотна лежака.

Мальчик достал из кармана смартфон, сфотографировал раскладушку и, хотел уже было выложить фото в соцсетях, но с тоской обнаружил, что в доме дедушки совсем не было связи.

– Амир, Амир, – послышалось из кухни.

Это папа стоял уже на пороге дома и звал сына. Мальчик подошел к отцу, тот потрепал сына по чернявой шевелюре, отдал деду сумку с сыновьими вещами и, попрощавшись, двинулся к своему внедорожнику.

Дедушка Канат положил горячую лёгкую руку внуку на плечо, и они вместе наблюдали как джип удаляется, оставляя за собой пыльное облако.

*

– Ай, балам, в кого такие тугие кудри? – Канат-ата наблюдал за тем, как Амир, отчаявшийся словить хоть какую-то сеть собирает в телефоне одинаковые по цвету кружочки в ряд.

Они сидели на кухне. Был уже вечер, дедушка заварил наваристый чай, выставил на стол конфетки и сушки.

– Так, у мамы же кудряшки,– удивился Амир, отрываясь от экрана.

– Точно! – хлопнул себя по лбу дедушка. – Айгуль!

Он улыбнулся, затем встал из-за стола и достал из холодильника литровую банку со сливками.

– Хочешь в чай добавить? – спросил дед, усаживаясь на своё место.

– Нет, спасибо,– Амир вновь уставился в телефон.

– Что-то ты такой хмурый,– дедушка поставил локти на стол и подпёр руками голову. – Чем-то недоволен? А?

Амир покраснел, отложил смартфон и приложился к краю пиалы.

– А,– махнул рукой дед. – По каменным джунглям скучаешь? Как его там, тырнет тут не работает?

– Извините,– буркнул Амир, смотря в узорчатую столешницу. – Наверное просто непривычно… Вы же знаете, у нас в этом году даже школа онлайн была.

– Слыхал, – кивнул дед. – Вон по телевизору говорили… А мы вот без всяких онлайнов учились, и войну прошли без онлайнов и вообще… жили весело, не то, что сейчас. Молодые ведь люди, а всё ноете и хмуритесь как глубокие старики.

Амир потёр уставшие глаза.

– Давай, внучок, иди-ка спать,– дедушка встал, подхватил Амира под локоть и проводил в комнату, где выдал мальчику матрас, подушку и стёганое одеяло.

Раскладушка печально скрипнула, когда Амир улёгся на неё. Дедушка тихонько включил радио на кухне и под шипящий речитатив полночного ведущего какой-то передачи для стариков, мальчик окунулся в полный тепла и уюта сон.

Снилось огромное поле, а на нём… на нём будто раздувшиеся колосья спелой пшеницы сотовые вышки, и на каждой огромный знак «5G». Кругом солнечно и новёхонький металл конструкций играет на солнце, пуская во все стороны солнечных зайчиков. Амир побежал к ближайшей вышке, вынул из кармана шорт телефон, а антенна полная! И значок рядом, такой же как на вышке. И летят, летят сообщения от Амира всем друзьям – подругам, и звонит он по скайпу соседу Алабергену, а связь идеальная, ни фриза ни заикания!

Но вдруг, связь обрывается, вышки покрываются ржавчиной и на глазах рушатся. Ясное небо заволокли свинцовые тучи и день превратился в ночь. И тут, среди рушащихся с ужасным скрежетом металлоконструкций появляется Канат-ата. Он улыбается как обычно, держит в правой руке пиалу с кумысом, а левой опирается на странного вида деревянную клюку. Внезапно весь свет меркнет, и из темноты слышит Амир:

– Ай, балам, в кого такие тугие кудри?

*

Амир открыл глаза. В окошко бил яркий свет, а в воздухе витал сладкий аромат какой-то выпечки. Мальчик потёр глаза, сел, а затем встал. Он прошел на кухню и увидел стоящую к нему спиной незнакомую, коренастую женщину в выцветших красных шароварах, светлой футболке и белой косынке в крупный красный горох. Она что-то готовила на коротконогой электроплитке.

– Здравствуйте,– поприветствовал Амир негромко.

Женщина вздрогнула от неожиданности и обернулась. У неё было широкое доброе загорелое лицо с крупными веснушками, голубые глаза и нос картошкой. Незнакомка улыбнулась, вытерла руки о передник и подошла к мальчику поближе.

– На Каната похож,– произнесла она, заглядывая Амиру в глаза. – Меня тётя Надя зовут, я соседка Канат-ата.

– Амир,– представился мальчик. – Соседка?

– Да мы почитай лет сорок уже соседствуем, – кивнула женщина и вернулась к готовке.

Она сняла сковороду с плитки и подала на низкий столик тарелку с дымящимися оладьями. Из прихожей послышалось пыхтение дедушки. Он скинул свои резиновые тапки и внёс на кухню литровую банку со сметаной.

– Ты уже встал? – потрепал Канат-ата внука по кудряшкам. – Беги умываться!

Амир послушно двинулся к выходу, натянул кеды и пошел к умывальнику, который стоял у овчарни. По двору ходил пестрохвостый петух в окружении разномастных курочек. Он вышагивал так горделиво, не глядя под ноги и по сторонам, что Амир про себя прозвал его Султаном. Куры стали копать лапками песок во дворе, что-то клевать.

Умывальник был приколочен к стене в тенистом закутке, а под ним, на старом деревянном ящике громоздился эмалированный таз. Мальчик сложил ладони чашей, нажал на поршень и стал умываться. Вода здесь почти не прогрелась, хотя солнышко уже разогрело песчаный двор. Приятная прохлада окончательно прогнала сон и, взбодрившийся Амир весело засеменил обратно в дом.

Дед и тётя Надя ждали мальчика за столом. Амир плюхнулся на корпе, схватил тёплый оладышек и, макнув его в сметанку отправил в рот. Деревенская сметана была чистым восторгом, она тут же обволокла язык сливочной вуалью и Амир даже зажмурился от удовольствия.

– Амир, а ты уже с местными ребятами познакомился? – спросила тётя Надя, попивая чай из малюсенькой пиалы.

Мальчик отрицательно помотал головой и потянулся за очередным оладушком.

– К Нидия-тате внучатые племянники недавно приехали,– подхватил дедушка. – Как раз твои ровесники, сходил бы познако…

Не у спел дед договорить, как хлопнула калитка и в дом, не разуваясь влетели двое совершенно одинаковых пацанов, на вид лет двенадцати, как и Амир. Они подбежали к тёте Наде и наперебой затараторили о том, что верблюдица рожает.

– Ой,– всплеснула руками Надия-тате. – Первородка же!

Она быстро впрыгнула в свои резиновые калоши и убежала домой. Пацаны остались.

– Даров! – протянул один из них руку. – Меня Саня звать, а это,– он кивнул на брата. – Ваня.

Тут только Амир заметил, что мальчишки всё-таки немного отличаются. У Сани на лбу красовался свежий шрам похожий на жирного дождевого червя.

– Амир,– ответил на рукопожатие мальчик.

– Садитесь, пацанва,– отозвался дедушка. –Чайку попьём!

– Рахмет, ата,– ответил Ваня и только тут братья спохватились, что влетели в чужой дом в уличной обуви.

Они скинули с себя вьетнамки и выбросили их сквозь занавешенный тюлем дверной проём на улицу.

*

Саня лихо раскручивал донку и закидывал её далеко в пруд. Правда прудом это можно было назвать с натяжкой. В наполненном мутной водой котловане невесть откуда завелись полуслепые краснопёрки. О происхождении котловины ходили разные толки. То пьяный экскаваторщик вырыл яму не там, а засыпать её было недосуг, то просто рыли колодец, но вода оказалась непригодной для питья, а рыба приплыла из подземной реки, потому и была слепая. Самой жуткой версией была история как сельские пацаны откопали противопехотную мину у пересыхающего колодца, и та детонировала, разметав мясные ошмётки в радиусе пятисот метров, возродив колодец к жизни

– Мы тут в прошлом году зацепили со дна кость,– Ваня показал на первую фалангу указательного пальца. – Вот такая маленькая, но зуб даю, что не баранья.

Ребята сидели в тени единственного на берегу котловины куста. Было жарко, день катился к закату, но не остывал из-за разогретого на солнцепёке песка. Рыбёшки клевали слабо, и близнецы были хмурыми.

– А вы здесь каждое лето? – спросил Амир, ковыряя палкой песок.

– Ну да,– кивнул Саня. – Бабуля с апреля матушке мозги начинает канифолить, мол помощники тоси-боси…

– Аха,– ухмыльнулся Ваня. – Помощники мы, – он сделал пальцами кавычки. – Если за всё лето один раз баранов пригоним или корову в табун отведём и, то хорошо.

– Да бабушка просто нас вытягивает из…Как она там говорит? – Саня разочаровавшись в рыбалке стал сматывать донку.

– «Цифровое рабство» – напомнил Ваня брату.

– А, ну да, – кивнул второй близнец.

– Та же история,– отозвался Амир. – Я вот тут в первый раз, но сдаётся, что отец так и хотел, чтобы я без сети остался.

Ваня запустил руку вглубь пыльного куста и вытянул оттуда полиэтиленовый пакет с двумя «одноразками». Электронные сигареты были двух разных цветов. Ваня достал синюю и отдал её брату.

– Будешь? – спросил Саня, кивая на одноразку.

Амир отрицательно замотал головой.

– Ну как хочешь…

Близнецы запарили. Амир отсел от куряк, но всё равно нанюхался и закашлял.

– Тут недалеко на бахчах есть делянка,– тихо начал Саня.– Там эт-самое растёт..

– Что растёт?– не понял Амир.

– Ну это,– Саня зашептал. – Анаша…

– А,– кивнул Амир.– Ну и чего?

– Ну как что? – громким шепотом возмутился Саня.– Не понимаешь что ли?

– Ребят, я не потребляю,– отрезал Амир.– И вам бы лучше тоже не увлекаться!

– Понятно,– Ваня выпустил облако пара.

Тут у него в кармане шортов запиликало. Ваня вытащил из кармана телефон, затем забрал у брата электронку, закинул в пакет и спрятал в живой тайник.

– Через двадцать минут трансляция,– бросил он.

– У вас сеть есть? – округлил глаза Амир.

– Да нет, будильник это,– махнул рукой Саня. – Но мы знаем где сеть есть.

Он подмигнул.

Глава третья

Пел бубен. Жара танцевал вокруг дымящего костра бормоча заклинания. По закопчённым стенам пещеры скакали тени призываемых душ. По всей Великой Степи шла слава об отшельствующем шамане. О невиданных чудесах, что творил он при помощи бубна и кобыза. О том, как лечил лютые хвори, прогонял моровые поветрия и ставил на ноги даже умирающих больных. Жил Жара в подземной пещере, дорогу к которой найти было сложно даже опытному следопыту.