Елена Кукочкина
Марина М. в поиске счастья
Глава 1. На прощание
То, что умерло, уже никогда не разочарует нас.
Френсис Скотт Фицджеральд
Мы встречались с Вадимом больше года, а точнее 1 год и 3 месяца. И, в принципе, у нас все было хорошо. Немного монотонно, одноцветно и уже как-то по-семейному. Каждый день похож на предыдущий. Выходные стали предсказуемы. Но, как говорится, в тихом омуте.
Так одним весенним субботним днем, когда просыпаешься утром с мыслью, что впереди тебя ждут лучшие выходные, я решила перейти от лежания на диване к действиям.
– Может прогуляемся по парку? – предложила я Вадиму после завтрака. – Или позвоним Саше с Машей и вместе поедем в лес, пожарим шашлыки, возьмем мяч? А может, лучше карты и в покер! Или по магазинам? Мне нужны новые туфли, а тебе рубашка…
– Ненавижу рубашки, – протянул мужчина и уставился в телевизор.
– Хорошо! Не рубашку, а футболку. Нет, лучше в лес на шашлыки – погода замечательная!
– Можно, – безучастно вздохнул Вадим и переключил другой канал.
Я отправилась в душ, напевая под нос одну из детских песен. Настроение было на самом верхнем из существующих уровней счастья. Через полчаса я вышла из ванной и посмотрела на дохлое тело Вадима. Парень иногда лениво почесывал чего-то там у себя между ног и противно топорщил губы-лепешки.
Ни на какие шашлыки он не собирался, и друзья Саша и Маша, конечно, оказались очень заняты. Да и сам Вадим вообще ничего не хотел делать, только лежать и смотреть телепередачи. И ладно если бы это было впервые, ну подумаешь, настроения у парня нет. А здесь цикличность периодов наблюдается. Этакая диванно-телевизионная болезнь, которой даже врач не поможет.
Мы никогда не ругались. И если были какие-то недопонимания, то решали все вопросы переговорами. Но тут я не вытерпела и спустила всех собак.
– Я тоже всю неделю работала, Вадим, не хуже твоего! Писала статьи, встречалась с редакторами, ездила по всей Москве, – распылялась я. – И лежать на диване не собираюсь! Жизнь проходит, а ты только и знаешь, что телек смотришь!
– Ну, иди с подругами и смотри свое кино, раз ты не хочешь «лежать на диване», – демонстративно передразнил меня парень.
– Но я хочу с тобой Вадим, с тобой, слышишь! Мне надоели твои вечные отговорки, ты каждые выходные лежишь. Сколько ещё ждать, когда все изменится?
– Я устаю! У меня очень сложная работа! Марина, я решаю столько важных проблем, как ты не понимаешь?!
Но что Вадим вообще мог решить? Все заботы были на мне. Я управляла и брала под контроль все, что было связано не только с моей, но и с его жизнью. И, может быть, я сама все испортила? Может, в какой-то момент надо было ничегошеньки не делать и предоставить все карты Вадиму? Но я так не могла! Если парень – тюфяк, а я – ослепленная от любви, разве есть моя вина, что я не видела сути наших отношений?
И я вспомнила все, что происходило за последние несколько месяцев. Информация на Вадима лилась рекой, а он сидел, пыхтел, заливался краской, но слушал. В конечном итоге дошло до криков, охов и моих слез. А ещё Вадим обозвал меня «слабоумной истеричкой» и со всей дури грохнул дорогущую вазу об пол – подарок на 8 марта.
В итоге он ушел. Быстро оделся, покидал в спортивную сумку все необходимое и показательно хлопнул дверью, добавив, что свои вещи заберет потом. После я ещё долго ходила по квартире взад-вперед, материла Вадима всеми известными и неизвестными словами, и, в конце концов, увидела осколки от разбившейся вазы и расплакалась. Нет, мне не было жалко вазу, но вдруг отчего-то, стало жалко себя.
Как бы там ни было, но бьет прямо в сердце. Нельзя наглухо закрыть дверь и притвориться, что ничего не было между нами, что мы никогда не встречались, не любили и тем более не ссорились. Ведь в душе всегда останется след от «убегающих саней». Интересно, этот след оставляют слова или все же это так болит любовь?
Я решила никому ничего не рассказывать. Ни одна живая душа не должна была узнать о случившемся. Это только нас касается. Ведь никто не знает, что происходит за закрытыми дверьми.
– Привет, Свет! Чем занимаешься? – позвонила я подруге, как только успокоилась.
– Привет, Мариш! Едем с Игорем в «Кастораму». Мы же затеяли ремонт, нужно кое-что прикупить. А ты?
– Я ничем таким. Вот дома сижу, думаю, чем заняться. Не хочешь куда-нибудь сходить?
– Хочу, но не могу. Этот ремонт… столько надо сделать, – начала оправдываться Света.
– Понятно, – кивнула и сделала глубокий вдох. – Мне нужно сказать тебе что-то важное, только никому не говори. Мы с Вадимом расстались. Навсегда.
– Что? – ахнула Света и жалобы потоком полились на подругу.
– Так, сейчас мы заскочим в магазин, потом все отвезем домой, и я к тебе приеду. Ок?
– Да, хорошо, жду, – сказала я и положила трубку.
Свету я прождала три часа. Но лучше поздно, чем никогда. За это время я успела переделать кучу вещей: ещё два раза пореветь, пораниться об осколки вазы и ещё раз пореветь. Потом все же собрать осколки, обматерить Вадима раз в тысячный и налить горячего мятного чая, но даже не притронуться к нему. И конечно, собрать все вещи Вадима – покидать беспечно в большой пакет, неожиданно спохватиться и опять всё разложить по полкам.
– Почему ты так долго? – вопрос с наездом служил дружеским приветствие.
– Не могли выбрать ламинат, а потом стояли в пробке, – оправдывалась Света, расстегивая замшевые полусапожки. – А это та самая ваза?
– Да.
– Она была красивой, – подруга развернула газету. – Хм, уже не склеишь…
– И больно надо, – я натянула джинсы и застегнула потуже ремень, потом посмотрела на свое опухшее лицо в зеркале и ужаснулась – ну, куда я сейчас поеду?
– Плохо выглядишь, подруга, – подтвердила мои мысли Светка. – Ты точно хочешь куда-нибудь выбраться?
– Да, в людном месте точно не буду плакать, – я уверенно посмотрела на Свету, потом взяла то, что осталось от дорогой когда-то вазы, и с полной решительностью отправила в мусорное ведро. Что разбито вдребезги – уже не склеишь.
Через сорок минут мы сидели в кафе, пили чай и ждали, пока принесут Светкин любимый буррито, а мне небольшой кусочек торта «Кофейная симфония».
– Какая же я идиотка! – завопила я, как только официант с заказом отошел от столика.
– Тише ты, – приструнила меня подруга, оглядываясь на людей по соседству. – Мы все-таки плохое место выбрали для разговоров, надо было дома оставаться.
– Мне все равно, Света, – мотала головой я. – Понимаешь, я ведь люблю Вадима, но не могу смириться с его пожизненной утопией. Как может менеджер передовой компании быть таким профаном своей жизни?
– Чему ты удивляешься? – отвечала Света, помешивая сахар в кружке чая. – Его воспитание говорит само за себя. У него синдром инфантильного мужчины или попросту Питера Пена.
– Кого синдром?
– Питера Пена! Ты что сказку в детстве не читала?
– Знаю сказку, что за напасть такая?
– Понимаешь, мужчины с этим синдромом не хотят становиться мужчинами. Никакой ответственности, самопожертвования и планов. Этакая жизнь одним днем, да и ладно, – объясняла Света, а я все время утвердительно кивала головой. – Твой Питер Пен никогда не научится принимать решения. Он не станет разруливать сложную семейную проблему, он скорее свалит всё на твои плечи, а если ты ещё и воспротивишься, то устроит скандал и уйдет.
– Всё верно, Света! – кивала я. – Всё верно! Ведь я не должна чинить наш сломавшийся принтер или покупать розетку и вызывать электрика. Это должен делать он!
– Понимаешь, когда мужчина соглашается быть ребенком в отношениях, он соглашается быть ребенком во всем, даже в сексе. А привыкнув ждать от женщины инициативы, мужчина становится пассивным, капризным мальчиком.
– Ты полностью права, – осенило меня. – Ведь Венди – девочка из сказки, хотела вернуться домой и закончить учебу, а Питер Пен так и остался жить в своем сказочном мире. Господи, я и есть Венди! Но может быть, я сама в этом виновата?
– Открою тебе тайну, подруга, всем мужчинам нужен кнут, причем своевременный. А тебе просто нужен сильный мужчина, – заключила Света. – Ты не первая и не последняя. Некоторые через это проходят, выстраивают семью, мирятся или находят свои подходы к сложившейся ситуации, а некоторые выходят из игры с разбитым сердцем.
– Или вазой, – тихо дополнила я.
В восемь вечера я стояла на лестничной площадке возле квартиры и не решалась открыть дверь. Я боялась, что встречу Вадима там, за дверью, и не смогу с ним заговорить или просто взглянуть в глаза. Досчитав до 10 раз двадцать, я все же собрала волю в кулак и медленно повернула ключ в замке, открыла дверь и в ожидании своего же выдуманного призрака перешагнула порог. Но в квартире было пусто. И жутко. Я выдохнула, плюхнулась на разобранный диван и подумала, что мне не помешает горячая ванна. Всё наконец-то закончилось. Я приняла правильное решение.
На следующий день меня стала мучить совесть. Почему-то было безумно стыдно за все слова, что сказала Вадиму. А ещё, если честно, хотелось всё вернуть назад.
«Вы же любите друг друга», – твердило сердце.
«Но он маменькин сынок», – говорил ум.
Новый дом взаимоотношений на пепелище любви не построишь, нельзя притвориться, что айсберг не задел «Титаник» и не пробил в нём брешь. Но зачем мне захотелось позвонить, услышать до боли знакомый голос и рассказать, как я провела день? А может, я просто решила опять взять все под свой контроль?
Я набрала номер Вадима, послушала гудки в трубке, а потом подумала, что так даже лучше.
На прощание отправила смс с банальными словами, которые говорил каждый в жизни: «Извини меня за все слова, я не хотела тебя обидеть. Давай останемся друзьями, даже если у нас это совсем не получится». На что он ответил: «Ок, тоже извини».
Я прочитала его сообщение всего один раз и поняла, что ни о чем не жалею. У меня вся жизнь ещё впереди, я буду любить ещё много раз и все обязательно наладится!
На следующий день Вадим забрал вещи и съехал с квартиры, больше мы не встречались.
Глава 2. Депрессия
Слухи о моем конце слишком преувеличены.
Свет
Я сидела в кабинете на плановом совещании, тупо уставившись в свой ежедневник, и выводила на его полях закорючки. Уже как полчаса Александр Григорьевич, главный редактор журнала «Город женщин», посвящал коллег в свои планы на эту весну. Он говорил: «Надо вдохнуть жизнь», «Надо провести ребрендинг», «Нужен новый дизайн, слова, цвета». Я же в это время думала: «Почему мы с Вадимом расстались? Может, надо было поступить, как поступают миллионы замужних женщин – закрыть глаза на то, что он лежит на диване, смотрит телевизор и складирует носки за диваном? И вот оно есть счастье». В моем мозгу были одни противоречия и никаких грандиозных идей по поводу ребрендинга журнала. Увы, но очень тяжело прийти в нормальное состояние после разрыва с тем, кого бешено любило твое сердце.
Рабочий день тянулся, как резиновая лента на конвейере. По замыслу главного редактора, мои статьи должны были быть «свежими и легкими – как весенний ветерок». А на самом деле я целый день смотрела в монитор, пила кофе и лениво передвигала пальцами по клавиатуре, набирая непонятные для меня самой предложения.
Поверьте, я держалась молодцом. У меня можно поучиться. Каждый раз улыбалась на работе девчонкам, хотя даже не знала, о чем они говорят, ходила с гордо поднятой головой, одевалась во все самое лучшее – дабы блеснуть красотой, если мы неожиданно столкнемся с Вадимом где-нибудь в переулке.
А ещё я постоянно твердила подругам, что у меня все хорошо и не нужно устраивать девичник, на котором я бы весь вечер говорила про то, какой Вадим козел, а подруги согласно кивали головами. Я – взрослая, умная, успешная женщина и не нуждаюсь в подтирании соплей. Да! Всем советую! Всем, кто только что расстался со своей половинкой! Не надо плакать, нужно быть как… как… Элизабет Тейлор! Непобедимой и идти до конца, не сворачивая с намеченного пути.
Но сколько бы планов не строил мой редактор на эту весну, я взяла недельный отпуск. В понедельник позвонила на работу и прикинулась больной. Я действительно себя такой чувствовала – не могла написать ни строчки. Поэтому и решила привести себя в порядок: походить по магазинам, хоть немного окупить абонемент в бассейн.
В первый же день своего псевдоотпуска поняла, что ничего мне не поможет. В мыслях я постоянно возвращалась к Вадиму. Как будто все жизненные силы, энтузиазм и моя муза журналистики ушли гулять в чужой сад, где птички, цветочки, зеленая трава. И я их полностью понимала. Ведь на дворе весна, а в душе у меня бушевала метель и вьюга. И причиной тому – разбитое сердце.
Поэтому остальные четыре дня я не выходила из дома и смотрела грустные мелодрамы о любви, обливаясь слезами. Так плохо мне не было никогда. Оказалось, что я все ещё люблю своего бывшего парня, и, наверное, хочу вернуть все обратно. Вдобавок ко всему, я где-то выискала томик со стихами и перечитывала строки моей любимой поэтессы, ещё больше заливаясь неутешными слезами. Только прочтите, и вы меня поймете:
<…>Давно исчез, уплыл далекий берег,
и нет тебя, и свет в душе погас,
и только я одна еще не верю,
что жизнь навечно разлучила нас. (Вероника Тушнова)
Последние строчки я перечитывала несколько раз, кричала на всю квартиру: «Не может быть!», падала без чувств на диван и долго не могла успокоиться, упиваясь своей бесконечной болью. Честно, признаюсь, я никогда раньше не думала, что могу такое пережить и так страдать из-за человека, который может вовсе и не любил меня. Кто его знает, как там было на самом деле? Я уже во всем сомневалась.
В субботу рано утром меня разбудил домофон, звонили уже четыре раза. Я была в бешенстве. «Только бомжи и пьяницы могут звонить так рано, и то по ошибке», – думала я, натягивая подушку себе на голову. Я не собиралась подходить к домофону и открывать, кому попало. Трезвон прекратился, и я заснула. Но буквально через пять минут меня разбудил звонок в дверь.
– Черт возьми, – выругалась я, переворачиваясь на другой бок и подтягивая к себе вторую подушку.
– Марина, – послышались приглушенные крики, а за ними и стук в дверь. – Открой! Что случилось? Это Света и Роза! Ма-ри-на!
– Господи Иисусе! – подскочила на кровати я.
«Что они тут делают? Чего им нужно?», – я пальцами рук потерла глаза, посмотрела на часы. Было восемь утра. Я быстро вскочила, натянула халат, включила свет в прихожей и посмотрела на себя в зеркало.
«Ужас! Я – настоящее привидение!», – это действительно было так: сальные спутанные темно-русые волосы, впалые круги под когда-то блестяще голубыми глазами и бледное лицо. Я – девушка, вылезшая из колодца, как в самом знаменитом ужастике двухтысячных!
– Иду, – хрипло крикнула я подругам, которые все это время не переставали колотить в дверь и вопить на весь подъезд.
И как только я открыла дверь, на меня набросились с расспросами Света и Роза, перебивая друг друга:
– Марина, Господи, что случилось?
– Почему ты не подходишь к телефону? Ты заболела?
– И вам доброго утра, – вяло бросила я.
– Да, что с тобой происходит? – спросила Света. – Мы переживаем, ты не подходишь к домашнему, отключила мобильник, а на работе сказали, что ты болеешь и взяла недельный отпуск за свой счет. Что происходит?
– Ничего, – отрезала я, загораживая дорогу в комнату.
– Дай пройти, – бесцеремонно толкнула меня Роза и быстро прошла в зал, включила свет и ахнула. – Да, это ужас царя небесного! Вы только посмотрите!
И Света вслед за Розой ринулась смотреть на мой бардак. «Сейчас начнется, – думала я, стоя в прихожей. – Только двух мамочек мне не хватало!»
– Марина, иди сюда, – позвала меня Света, и я невольно поплелась к подругам.
– Коробки из-под пиццы, куча бумажных носовых платков, четыре бутылки сухого красного вина и фантики из-под конфет, – декларировала Роза, будто вела расследование и зачитывала все улики на диктофон.
– «Унесенные ветром», «Спеши любить», «Последняя прогулка», – Света включила телевизор и перечисляла все фильмы, которые были записаны на видеоплейер. Роза же сорвала одеяло и указала на крошки на простыне.
– Мисс Марпл и Пуаро, хватит! – отчаянно выкрикнула я. – Я не совершала убийство в Восточном Экспрессе! Уймитесь вы наконец!
– Дорогая, что с тобой происходит? Так жить нельзя! – взволновано начала Роза, и Света тут же подхватила:
– Мы подруги, мы должны тебе помочь! Ты не можешь сидеть дома, смотреть фильмы, плакать в подушку и заказывать еду прямо в постель?
– Видимо, могу, – развела руками я.
– Посмотри, на кого ты стала похожа? На тебе ведь лица нет! – Роза подошла ко мне, взяла за плечи и повернула к себе. – Круги под глазами, волосы грязные, пахнешь пиццей. Ты когда последний раз мылась?
– Четыре дня назад, – тихо призналась я, отводя в сторону глаза. Всё же мне было стыдно.
– Жизнь не окончена, дорогая! – продолжала убеждать меня подруга, тряся за плечи. – То, что Вадим ушел от тебя – это не повод лить слезы, закрываться дома и устраивать недельный марафон самобичевания, ты не должна…
– Сигареты! – истошно завопила Света, будто нащупала тарантула с его пушистыми черными лапками, а не бумажную пачку. – Тринадцать сигарет осталось, – посчитала подруга. – Семь выкурила Марина.
– И когда ты начала курить? – спокойно и строго посмотрела Роза мне в глаза, не отпуская плеч.
– Я не начинала курить, – мотала головой я. Мои же подруги загнали меня в угол. Желваки предательски нервно подергивались, обида комом застрял у горла, я сдерживала себя из последних сил, чтобы не разреветься. – Просто решила так будет легче, – выдавила я из себя.
– Для кого легче? – не унималась Роза в то время, как Света пошла наводить порядки у меня на кухне. – Ты понимаешь, что так нельзя? Понимаешь, что ты себя наказываешь в первую очередь, а не Вадима! Зачем тебе это надо? Он не придет, не вернется. Ты ему не нужна, а тебе не нужны такие отношения! Пора в это поверить и начать жить заново, слышишь?
На последних словах я обмякла, выскользнула из рук подруги, села на диван, схватила подушку и начала в нее безудержно реветь. Роза опустилась рядом со мной, обняла и стала гладить по голове. Тут же прибежала Света и села на колени возле дивана.
– Не плачь, милая, – мягко и нежно стала говорить Роза. Нравоучения закончились, начался этап сострадания. – У тебя все будет хорошо, мы же вместе.
– Мы здесь, мы рядом, – поддакивала Света. – Ты у нас самая лучшая! Поверь, таких Марин еще свет не видывал! Ты у нас такая оптимистка. Ты у нас одна такая, Мариш…
Я утвердительно кивала головой, утыкаясь в подушку, но слезный поток так и не могла остановить. Я ведь всегда была самой стойкой, самой выдержанной и закаленной. Куда же это все подевалось? И почему так больно?
Вскоре подруги затолкали меня в ванную. Девочки сделали много пены, как я люблю, а ещё зажгли ароматические свечи и чего-то особенного добавили в воду – приятно пахло мятой, лимоном и лавандой. Я попросила подруг включить мне музыку, но они поставили ноутбук на стиральную машинку и запустили «Камеди клаб». Это было сделано для того, чтобы я, по мнению Розы, не плакала под заунывные мелодии Лары Фабиан, а смеялась от шуток Павла Воли.
«Неужели я такая предсказуемая? Что буду плакать?» – думала я, погружаясь в горячую воду. Мне не хотелось смеяться, мне было грустно. Я не собиралась смотреть на кривлянье юмористов, ведь душа все еще болела и нужно было хорошенько обо всем подумать в сотый раз. Но беруши мне не выдали, а едкие шутки резидентов «Камеди» и смех зрителей заставили на лице появиться улыбке. Это была первая улыбка за неделю.
Когда я вышла из ванной, квартира заметно преобразилась. Исчезли пустые коробки из-под пиццы, бумажные платки, фантики, постель была снята, и диван прекратил свое раздвинутое существование.
– Спасибо вам, девочки. Чтобы я без вас делала? – выдохнула я слова благодарности и приземлилась в кресло. – Вы такие добрые, я вас так люблю.
– И мы тебя любим, – улыбалась Света, ставя кружку мятного чая на журнальный столик.
– Сейчас ты выпьешь чай, высушишь волосы и поспишь, хорошо? – спросила меня Роза с тряпкой в руках, она вытирала недельную пыль, скопившуюся на полках. – А мы пока со Светой съездим в магазин и купим продуктов.
– Хорошо. Только…
Я замолчала, страшась признаться в том, чтобы девочки не оставляли меня одну. Я боялась, если останусь в одиночестве, то опять буду плакать, терзать себя мыслями и сомнениями.
– Что только? – переспросила Роза.
– Не оставляйте меня, ладно?
– Дорогая, – тут же подхватила она, заметив подступающие слезы в моих глазах. – Одиночество – это ещё не самое скверное наказание. Самое худшее – это сидеть, сложа руки, и ничего не делать.
– Мы всегда с тобой рядом, – убеждала Света. – На то мы и подруги, чтобы в самый переломный момент прийти на помощь!
Я кивнула в знак согласия и выдавила тихое: «Спасибо».
После того как Роза уехала, Света продолжила убираться у меня в квартире. Я порывалась ей помочь, ведь это как-то неудобно. Что у меня разве нет рук и ног? Разве я не хозяйка? Но Света строго-настрого запретила помогать, и приказала сидеть и пить свой мятный чай.
Я так и сделала: смотрела на хозяйственную Свету, пила чай и думала. А что если Роза права и я опустила руки? Почему сама не могу справиться с тем, с чем раньше справлялась в два счета? Ну, подумаешь, роман не задался. Сколько их было: школьные годы и поцелуи украдкой, студенческая общага и разговоры до утра. Неужели с возрастом нам меньше хочется взрывных эмоций, и все больше мы стремимся к приятным встречам, комфортным посиделкам и домашним ужинам. Мы все больше хотим гармонии с тем единственным и неповторимым, и долго горюем, если у нас не получается сохранить отношения. А может, просто это я сделала ставку «они жили долго и счастливо» слишком рано, поставила все на красное, поверила в свое счастье и проиграла? А может…
– Эй, Марин, ты чего? – вопросительно смотрела на меня Света, сматывая шнур пылесоса. – Опять грустишь? Давай, я включу тебе «Камеди»?
– Давай, – согласилась я.
Когда приехала Роза, квартира сияла чистотой. Девочки разложили все продукты по полочкам, а меня в это время заставили одеваться. Я изначально не хотела ни на какой шопинг. Но подруги в два голоса утверждали, что нет лучше лекарства для женского организма, чем побаловать себя новыми вещами.
Спустя час мы слонялись по магазинам торгового центра. Девочки разглядывали новые коллекции, рылись в шмотках с надписью «sale» (распродажа), а я без удовольствия бродила между рядами. Первый раз в жизни мне было все равно. Ни блеск пайеток, ни мягкий кашемир, ни запах кожаных туфелек – ничего меня не радовало. Магазины из ярких и переливающихся всеми цветами радуги превратились в одно серое, унылое пятно.
– Марин, что с тобой? – поинтересовалась Света, когда я опять вышла из магазина без единой покупки.
– Ничего, – буркнула я, волочась вслед за подругами в следующий отдел.
– Как ничего?
– У меня что-то типа траура по прошедшей любви, меня не интересуют шмотки.
– Слышишь, Роз, – позвала Света подругу, которой консультант, словно торт на подносе, вынес три коробки обуви. – Марина говорит, что у нее траур.
– Неужто! – ухмыльнулась Роза. Девушка нацепила первую пару и стала выхаживать походкой от бедра, демонстрируя нам изящные туфельки на высоком каблуке. – Вдовой прикидываешься?
– Конечно, черной паучихой! После спаривания убиваю самца одной левой, а потом долго горюю: на хрен было так делать? – закатила я нетерпеливо глаза, и тут же начала скулить. – Девочки, пожалуйста, миленькие мои, мне не хочется ходить по магазинам. Ну, посмотрите на меня – я не в форме. Мне сейчас не до…
– Девчонки! – неожиданно воскликнула Роза, округлив свои большие карие глаза. – Я придумала!
– Что? – спросили мы одновременно со Светкой.
– Нашей траурной личности нужно просто поубивать всех своих пауков! Классно я придумала, да?
– Что? Ты предлагаешь мне убить Вадима? – недоверчиво спросила я.
– Нет же, глупенькая. Тебе просто нужен позитивный стресс, чтобы избавиться от убивающих тебя мыслей – от твоих милых паучков, – ответила Роза, восторженно оглядывая свои ноги. – Эти туфли я однозначно покупаю. Удобные и такие сексапильные, да ещё и со скидкой! Настоящий подарок!
– Эй, какой стресс? – не унималась я, пытаясь докопаться до сути. – Я и так пережила нелегкую неделю борьбы с собой.
– Говорю же, позитивный! Сейчас я оплачу покупку, потом мы сядем в машину и поедем в… – Роза чуть не проболталась, но вовремя захлопнула рот. – И ты все увидишь. Не беспокойся, дорогая, это будет совсем не больно, – подруга ласково улыбнулась понимающей улыбкой персонала психдиспансера и позвала консультанта.