Москва, мы вернулись за счастьем

Глава 3

Толик стоял у большого окна в зале и смотрел на занесенную снегом Большую Дмитровку. В Херсоне он никогда не видел столько снега и не знал, что бывает такой мороз. Но в квартире было очень тепло и уютно. Бывший доходный дом построен основательно, по всем новейшим техническим стандартам начала 20-го века. В нём сразу были электричество, водопровод и канализация, а вскоре появился и газ. Правда, красивый парадный вход с широкой лестницей сейчас закрыли, но Толик и таких лестниц, как в подъезде со двора, никогда не видел. Раньше в этом доме были шикарные квартиры более чем в пять комнат плюс комнаты для прислуги. Эти квартиры, в основном, находились на втором и третьем этаже и выходили окнами как на улицу, так и во двор. А на первом этаже располагался большой магазин меховых изделий. В своё время профессор Московского университета Боголюбов предпочёл квартиру поменьше, но чтобы она была на престижном третьем этаже и всеми окнами, кроме кухни, на улицу. На его счастье, такая квартира нашлась. Сейчас все огромные квартиры были превращены в коммуналки. И проживание двух семей в квартире Боголюбова получилось чуть ли не самым комфортным в доме.

Неделю назад страна встретила Новый год. Но главные подарки Толик и Василиса получили только вчера. Детям было сказано, это потому, что сегодня какое-то Рождество. Что за Рождество, никто не уточнил, даже тётя Матильда. Толик уже знал, что скоро пойдёт в школу. Было и интересно, и тревожно. Он помнил школу в детском доме в городке Голая Пристань. И школа, и детский дом, где жили сироты, и маленькая квартира, в которой Толик жил с мамой и с сестрёнкой, помещались в одном здании. А во дворе был их сарайчик с курами. В московской школе всё будет по-другому. Хотя здесь тоже среди учителей будет его новая мама. Толика уже предупредили, что в школе нельзя называть маму мамой, а надо говорить Александра Петровна. А он и не собирался называть её мамой в школе, он и дома её так не называл. Никак не называл и старался обращаться к ней как можно реже. Другое дело тетя Матильда, с ней было легко и надёжно. Столько интересного от неё узнал мальчик за такое короткое время пребывания в новой семье! Толик уже хорошо умел читать, писать и считать. Ведь ему шёл десятый год, это он только внешне он был похож на семилетнего: маленький, худенький, тщедушный. А сейчас он ещё узнал много нового о других странах и временах. Тётя Матильда сказала, что будет его учить говорить, читать и писать на других языках, даже если этого не будут требовать в школе. Очень смешно было наблюдать, как на этих домашних занятиях вела себя Василиса, которая присутствовала на них в обязательном порядке. Прижав к себе какую-нибудь дежурную мягкую игрушку, она сидела тише воды ниже травы, не сводила глаз с говорящей матери и беззвучно, одними губами повторяла за ней каждое слово. – Ты же всё равно ничего не понимаешь, – думал Толик. Но он ошибался. Василиса впитывала информацию как губка, переваривала на свой лад и запоминала. Конечно, Толику нравилось жить в новой семье. Он не помнил родного отца, можно сказать, совсем его не знал. И в мальчике росла уверенность, что Тимофей и был его родным отцом, что он тогда не умер, а потерялся в лихую годину, а теперь нашёлся. И мама отдала ему Толика, а сама осталась с сестрой Алечкой на Украине. Потому что Тимофей всех забрать не мог, у него уже теперь есть новая жена Александра Петровна. Толик не сердился на мать. Она отдала его отцу, потому что с ним её дорогому сыночку будет хорошо. А там, где остались они с Алей, очень и очень плохо…

1933 год стал первым годом Второй пятилетки. Голод не отступил. Москву, Ленинград и Киев окружили военные загранотряды, которые преграждали беженцам из голодных краев путь в столичные города. Но всё равно население Москвы увеличивалось. По улицам бродили взрослые нищие и дети-беспризорники. Отлавливали и тех, и других. Детей отправляли в детдома, некоторых взрослых выселяли из города, но большинство трудоустраивали. Чаще всего на строительные работы. Центр Москвы был изрыт вдоль и поперёк. Снесли все дома на Васильевском спуске, расширяли улицу Тверскую. Всё, что мешало этому расширению, было сметено, как могучим ураганом. Снесли Воскресенские ворота, ведущие на Красную площадь, дома на Манежной площади, церкви на Никольской. Стали крушить стену Китай-города, но двухсотлетнее строение не поддавалось. Тут же вырастали новые строения и на Манежной, и в Театральном проезде, гигантские многоэтажки гостиницы’’ Москва’’ и Дома Труда. Смотреть на это всё было и жутко, и завораживающе. Матильда вспоминала, как в Париже ей рассказывал Франсуа Тьерри о реновациях Османа, который беспощадно перекроил Париж в 19 веке, как сносились памятники, целые жилые кварталы и даже дворцы. Да, можно согласиться с тем, что время требует радикальных перемен, но простить ‘’временам‘’ уничтожение Храма Христа Спасителя Матильда не могла. По плану на этом месте предполагался огромный Дворец Советов. Но стройка явно не задалась, а Матильда уже знала каким-то своим чутьём, что никакого дворца не будет. Более того, она видела своим третьим глазом, что храм вернётся. Он ей снился, только горельефы были из другого материала, не белокаменные как раньше, а бронзовые. А ещё для того, чтобы просеять москвичей, как сквозь сито, в городе началась выдача новых паспортов и прописка. ’’ Нежелательные’’ элементы беспощадно выселялись из Москвы. Паспортный стол Тверского района находился прямо во дворе их дома на Большой Дмитровке. Матильда боялась его, как огня. Она вспоминала свой поход в жилкомиссию 1918 года, и её брала оторопь. Да, в квартире нежелательным элементом была только она, нигде не работающая бывшая эмигрантка. Ребенок не в счёт, ему уже четыре года. Надежда на то, что всё уладит Тимофей, была небольшая. И действительно, Тимофей сказал, что надо устроиться на престижную работу и предстать в паспортном столе в качестве желательного элемента, что вопрос с детским садом для Василисы он решит за несколько дней, а Толика в школе, где Александра завуч, давно ждут. Святослав тоже трепетал перед процедурой паспортизации и прописки, но ему удалось получить в администрации Большого театра отличную характеристику, из которой следовало, что Светозаров не только желательный элемент для советского искусства, но абсолютно необходимый в’’ то время как партия и правительство…’’ и далее, как обычно. Легко сказать, ‘’найти престижную работу’’. Где её искать? На стройке? Стоп! Стройка… Вся Москва из газет знала, что в городе проектируется и одновременно строится метро. Как известно, впервые метро появилось в Лондоне, и быть не может, чтобы московские проектировщики не использовали опыт англичан и не нуждались в переводчике. И выяснить обстановку в этом важном деле Тимофей сможет вполне. Так и получилось.

Через неделю Анатолий Тимофеевич Кузнецов вошел в третий класс ’’А’’ общеобразовательной школы, удобно расположившейся на углу Большой Дмитровки и Страстного бульвара. Светозарова Василиса Святославовна появилась на пороге младшей группы детского сада на Неглинной. А Матильда Казимировна Грушецкая (она не сменила фамилию в связи с замужеством) склонила голову над документами из библиотеки проектного бюро по строительству метро, неизвестно каким чудом попавшими в Москву из Лондона в виде оригинала на английском языке. И вскоре весь дружный коллектив, проживающей в одной квартире, получил паспорта нового образца с постоянной пропиской. Все были признаны желательными элементами для строительства социализма в одном отдельно взятом городе Москва.

Сказать, что Василисе сразу понравилось в детском саду, значит ничего не сказать. Никаких переживаний от расставания с домом не было и в помине. Наоборот, когда за ней приходили, она могла заявить, что домой пока не пойдёт, ещё поиграет. На музыкальных занятиях она была лучшей, по лепке, по рисованию тоже. На прогулке по городу все мальчики группы хотели идти в паре за ручку только с ней. На утренниках все главные роли в музыкальных номерах были её. А после того, как с Василисой позанимался приходящий в детский сад логопед, все главные роли в постановках и самые длинные стихи для тех же утренников тоже стали её. И уже было ясно, что звёздной болезни девочке не избежать. Но родителей это совсем не волновало, они гордились дочерью. Ворчала только правильная тётя Саша, полагая что вот это вот всё очень непедагогично.

Толик к своим школьным успехам относился иначе. Хотя у него они проявились, пожалуй, даже в большей степени. Примерно недели через две педсовет школы решил, что мальчика нужно досрочно перевести в следующий класс, так как его уровень был значительно выше третьеклассника. Толик ещё не успел привыкнуть к московской школе, к зданию с широкой лестницей, к барельефам, к картинам на стенах, к длинным коридорам с высоченными потолками, к шумной беготне толп учеников на переменах, как вдруг оказался в классе с детьми старше его, выше ростом, физически сильнее. Больше тридцати человек, и почти все настроены настороженно и недоброжелательно: как так перевели из третьего класса, почему учитель посадил на первую парту, смотрит ему в тетрадь и постоянно хвалит, за то, что опять решил примеры быстрее всех? Ещё и учительница по немецкому заходила, хотя немецкого пока нет в четвертом, попросила Толика прочитать какой-то текст и долго восхищалась. По всем предметам полетели к новенькому в дневник пятёрки, как пчёлы на клевер, и это было невыносимо. И Толик чувствовал, что пришелся не ко двору, и очень переживал. И не зря. В тот день была контрольная по арифметике. Ещё на перемене к Толику подошёл самый ярый враг, высоченный Стёпка с длинными ручищами и огромными кулаками, и потребовал в категоричной форме, чтобы Толик дал ему списать контрольную. Но это было невозможно. Толик сидел на первой парте в среднем ряду прямо перед учительским столом. Весь урок его тыкали в спину ручкой, но он не оборачивался, решил все задания, как обычно, раньше всех, сдал тетрадь и вышел в коридор. Что делать? Уйти домой прямо сейчас? Но ещё есть следующий урок чтения. Пойти в кабинет к Александре Петровне? И что ей сказать? Между тем прозвенел звонок на перемену, распахнулись двери класса, и оттуда вывалилась толпа. Стёпка вразвалочку подошёл вплотную и молча поднёс к самому носу огромный кулак. Чтение прошло спокойно, но Толик ухитрился-таки и тут получить пятерку за стихотворение Некрасова.

Александра обычно задерживалась в школе после уроков, и Толик всегда шёл домой один. А сегодня ей что-то не сиделось. Она собралась и вышла из школы сразу после звонка с четвертого урока. Поодаль от центрального входа Александра увидела мальчишек, которые сгруппировались каким-то странным, на её взгляд, образом. Александра прибавила шаг, а через несколько секунд уже бежала. Били Толика. Он лежал на снегу, зажав варежкой нос, из носа текла кровь. Александра с разбегу схватила за шиворот Степана и швырнула его в сугроб с такой силой, что он шмякнулся оземь всей физиономией. Остальные три-четыре ‘’героя’’, Александра даже не смогла от волнения их сосчитать, на мгновение замерли и бросились врассыпную. А снизу послышалось удивленное: – Александра Петровна…– Степан с заляпанным снегом лицом даже не поднялся, а медленно отползал в сторону. В голове у Александры лихорадочно метались мысли: – Что теперь будет? Ударила ребёнка! Прибегут родители, поднимут шум. Педсовет? Увольнение? Надо его поднять? Отряхнуть? Извиниться? Но тогда этот маленький засранец превратится в победителя. А как же справедливость? Нет, лучшая защита- это нападение. -

Александра снова схватила мальчишку за шиворот, встряхнула так, что с него обсыпался снег и, не отпуская, самым грозным своим командным голосом произнесла:

– Как ты посмел организовать избиение одного человека группой? Ты не знаешь, что это преступление? Ты враг народа? Бандит? Контрреволюционер? И за что вы напали на Анатолия? Потому что он учится лучше вас? А ты не знаешь, что товарищ Ленин говорил, что дети должны учиться, учиться и ещё раз учиться? Я завтра же поставлю вопрос на педсовете о твоём переводе в третий класс, это в лучшем случае, а в худшем совсем отчислят из школы. -

И тут Степан заревел в голос, который у него уже начинал ломаться:

– Не надо, Александра Петровна, не надо, я больше не буду! -

Ответ парень получил серьёзный:

– Хорошо, но теперь каждый день Толик после уроков будет с тобой заниматься математикой в моём кабинете. И если ты не будешь его слушаться, и у тебя не будет никаких успехов, пойдёшь снова в третий класс. А о приёме весной в пионеры можешь даже не мечтать. Пионеры помогают слабым, а не бьют их. Толя чуть не умер от голода, который устроили враги советской власти, получается, что и ты враг. -

Мальчишка продолжал реветь, утирая лицо варежками:

– Нет, Александра Петровна, я не враг, я больше не буду! -

Александра отпустила ворот его тулупчика и скомандовала: – Домой. – Дойдя до ворот медленным шагом, Стёпка бросился бежать и скрылся за поворотом.

Всю эту сцену Толик наблюдал, сидя на снегу. Александра, ничуть не беспокоясь, видит это кто-то или нет, села рядом с ним в сугроб, достала из кармана носовой платок и стала обтирать лицо мальчика. И тут он разрыдался. Ребёнок плакал и причитал, что он хочет домой на Украину, к маме, что очень соскучился по сестричке Алечке и по хорошим друзьям из своего класса, с которыми он летом пойдёт купаться в Днепре. Александра молчала. Она хотела дать мальчику выплакаться и боялась разреветься сама. Когда Толик немножко успокоился и притих, Александра сказала:

– Но здесь у тебя есть папа, летом вы с ним пойдёте купаться на Москва реку, а мама будет смотреть на тебя с неба и радоваться за тебя. -

– С неба? Но мама в земле. -

– Только телесная плоть в земле, а душа, которая всё видит, на небе. -

– Рядом с богом? Но бога же нет. -

– Может и нет, а душа есть. Пойдем домой.

Глава 4

С той поры в жизни Толика произошёл самый настоящий перелом в лучшую сторону. Александра рассказала об инциденте в школе только Матильде и получила от подруги полное одобрение, а Тимофея решила не расстраивать. Лишь только сказала, что мальчику обязательно надо где-то и кроме школы общаться со сверстниками и утверждаться. В те годы бурное развитие получило внешкольное воспитание детей. Повсеместно открывались различные кружки, художественные студии и спортивные секции. Тимофей выбрал для сына внешкольный детский клуб на Трёхгорке. Знаменитая Трёхгорная мануфактура была образована бывшим монастырским крепостным Василием Прохоровым ещё в конце 18-го века. В 1764 году у монастырей были отобраны вотчины, и их крестьяне получили вольные. Сначала Василий Прохоров занялся в Москве пивоварением, и весьма успешно. Но с годами он всё больше ощущал противоречие между своей глубокой религиозностью и характером промысла. Жизнь свела его с редким знатоком красковарения и ситценабивного дела, и друзья открыли небольшую ситценабивную фабрику, которую не сгубили ни война 1812 года, ни пожары. Она перешла к детям Василия Прохорова. Сыновья развивали и расширяли дело отца. Была открыта ремесленная школа для малолетних работников, первая не только в Москве, но и во всей России, потом школа для народа, библиотеки, читальни, больница и, наконец, фабричный театр. К концу 19-го столетия при мануфактуре уже функционировали больница, амбулатория, богадельня, родильный приют. Прохоровская мануфактура участвовала в международных выставках в Париже, в Чикаго, в Антверпене и привозила оттуда золотые медали. Но парадоксальным фактом стало то, что в дни восстания 1905 года именно цеха и дома рабочих Трёхгорки превратились в основную базу боевых дружин! А ведь Прохоровы всегда заботились о благополучии своих рабочих больше, чем о прибыли. Николай Прохоров в 1900 году получил на Парижской выставке орден Почетного Легиона -‘’ За заботу о быте рабочих и по санитарному делу’’. Как говорится, чудны дела твои, Господи, и не всегда справедливы на наш грешный взгляд. В 1918 году фабрика была национализировала и после Гражданской войны продолжила свою работу. А тот из Прохоровых, который был хозяином фабрики перед революцией, остался работать директором на родном предприятии. Производство расширялось, число рабочих росло. В конце 20-х годов мануфактура получила земельный участок для строительства домов для рабочих. Посёлок вырос, как на дрожжах. И также на Трёхгорке появился один из первых детских клубов внешкольного воспитания под надзором отдела ОГПУ по детским домам и беспризорникам, то есть под непосредственным присмотром именно самого Тимофея Кузнецова. А в один из выходных дней он отправился туда с двумя детьми совсем с другой целью.

Клуб впечатлял, здесь было всё, что детской душе угодно, да и родительской тоже. Долго бродили и внимательно рассматривали кружки, лектории, театральные и спортивные залы. Толик шёл молча и чинно, Василиса верещала без умолку, вертелась под ногами, то забегала вперед, то вдруг кидалась в сторону, и приходилось либо Тимофею, либо Толику ловить её и возвращать’’ в строй’’. Родители Василисы, Матильда и Святослав, в Трёхгорку на Красную Пресню не поехали. У них вдруг разом случилась февральская ипохондрия, и они захотели побыть вдвоём. Александра тоже была рада остаться дома и почитать в тишине журналы по педагогике. После тягостных раздумий Толик выбрал для себя шахматы и бокс. А на Василису все руководители кружков и секций смотрели с большим недоверием. И она это почувствовала и приготовилась устроить небольшую истерику к великому ужасу Тимофея, который уже пожалел, что взял малявку с собой. Вышли во двор клуба подышать зимним воздухом и успокоиться. Невдалеке от заднего входа в здание располагался небольшой огороженный каток. По нему скользили на блестящих конёчках совсем маленькие дети, за которыми следил тренер тоже на коньках. Троица подошла поближе, поздоровались, разговорились. Тренер с улыбкой посмотрел на маленькую принцессу и сказал: – Если что, мы в секцию принимаем с 4х лет. – Василиса засияла так, будто ей уже вручали золотую медаль. Домой она влетела с криком: – Коньки, коньки, купить коньки! – Её родители, отчего-то осоловевшие и с какими-то странными томными взглядами, далеко не сразу поняли, о чем вообще речь. Но через два дня пара новеньких коньков уже висела на гвоздике в прихожей.

Незаметно для себя Толик полюбил школу так, что готов был бежать туда и по воскресениям. И это было вполне возможно, ведь по воскресениям в школе тоже работали кружки. Но не разорваться же, и Толик прекрасно понимал, что и шахматный кружок, и секция бокса в Трёхгорке гораздо круче школьных. Как и повелела Александра Петровна, занятия по математике со Степаном Толя проводил ежедневно после уроков в кабинете завуча. Александра Петровна не вмешивалась и даже не смотрела на ребят, сидела за своим столом, уткнувшись в бумаги, и только слушала. Она, слушая своего приёмного сына, не часто получала такое удовольствие даже на любимых уроках со старшеклассниками. Голос Толика звучал спокойно и уверенно:

– Степан, пойми главное, ничего нет важнее устного счета. Не надо считать на пальцах или на палочках. Только устно. Как будто ты играешь в числа. А задачу надо читать до конца и понять, что следует найти. А не начинать её решать, прочитав только первое предложение. Например, написано: на столе лежало десять яблок… Не надо сразу после этой фразы растопыривать десять пальцев и начинать думать, что с ними делать. А также надо всегда анализировать ответ. Если было десять яблок, как в нашем примере, и другие ниоткуда не взялись, двадцать в ответе получиться не может. -

И самое интересное, что Степан понимал и внимал! Домашняя работа теперь у него была всегда сделана, а на контрольной Александра просила учительницу младших классов отсаживать Степана отдельно одного на первую парту, и, по возможности, не спускать с него глаз. После первой же контрольной Степан аж взмок и на перемене признался Толе, что легче яму выкопать, чем эту контрольную самому решать. Конечно, он не успел решить всё, конечно, получил тройку, но свою! И дела пошли в гору. К концу третьей четверти стало понятно: дополнительные занятия по математике уже не нужны, но почин шефской помощи от отличников отстающим подхватила вся школа. А Степан был передан от Толика в руки некой Марии для занятий по русскому языку. Мария была умница, красавица и общественница с твердым характером и несгибаемой волей. Степан боялся Марию панически, и была опасность, что с ней он забудет то, что знал, алфавит, например. Но всё обошлось. Класс подходил к концу учебного года уверенно и 22 апреля, в день рождения вождя мирового пролетариата, был принят в пионеры в полном составе. Дети заканчивали обязательное начальное образование, их ждали весенние экзамены, которые при необходимости можно будет пересдать осенью и больше в школе не учиться. Но эту школу, в которой учился Толик, вряд ли кто-то из его одноклассников покинет после четвертого класса, да и экзаменов боялись не многие. Сам же он был уже мыслями в летнем пионерском лагере, куда его родители планировали отправить на три смены, чтобы учился самостоятельности.

Глава 5

Первые проекты метро появились ещё во времена Российской империи. Инженер Василий Титов предложил свой проект в 1875 году, но церковь была категорически против того, чтобы люди спускались в’’ преисподнюю’’, и правительство посчитало, что нет никакой экономической целесообразности для Москвы в таком масштабном проекте. Российские инженеры, глядя на европейские столицы, не оставляли идею создать подземную транспортную сеть. В 1897 году появился новый проект, но он тоже не был утвержден и остался в виде эскиза. В 1902 году Дума дала согласие на строительство окружной городской железной дороги, а проект подземки в очередной раз категорически отвергла, говорили, что под давлением трамвайного лобби. Были проекты и в 1911, и в 1912 годах. Но всерьёз о метро задумалась только советская власть, хотя решение вопроса и ей далось не сразу. В 1923 году возвратились к этой идеи, подготовили черновой вариант проекта и даже начали вести переговоры с иностранными фирмами. Но бесплатно никто не хотел помогать, а денег не было. Siemens предложила свои услуги за концессии московского трамвая, но советская сторона отказала, и проект остался на бумаге. Но через несколько лет подотдел по проектированию метро при управлении ’’ Московские городские железные дороги’’ создали. Специалистов в этой сфере не было совсем. Был один человек, профессор Розанов, который до революции то ли работал на строительстве метро в Париже, то ли видел, как его строили. В общем, работа по проектированию подземных дорог в Москве шла ни шатко, ни валко. А в 1930 году в МГДЖ начались чистки. Работников подотдела обвинили в саботаже, в растрате государственных средств и посадили почти весь небольшой коллектив, включая Розанова. Но к началу 1931 года стало ясно, что трамвай не может обеспечить перевозку 4 миллионов москвичей.

В марте 1931 года прошло расширенное заседание московского комитета партии по транспортному делу, на котором было решено разработать концепцию транспортной сети города: новые линии трамваев, автобусов, городской железной дороги или метро. Возникла идея расположить промышленность и жилые кварталы на юго-востоке столицы и центр города превратить в музей, метро не строить, а построить наземную железную дорогу с окраины в центр. В мае 1931 года Сталин зарубил эту идею на корню и постановил строить метро. Но даже после этого споры продолжались ещё некоторое время. В июне пленум ЦК постановил составить проект, а в 1932 начать работы. Было создано новое проектное бюро – Метрострой. Розанова и соратников освободили из заключения, и люди приступили к работе, по-прежнему без необходимой технической документации, без знаний и без опыта. Черпали информацию, откуда могли, в основном, из зарубежных журналов, и постоянно спорили между собой. Матильда влилась в дружный коллектив как нельзя кстати.

Метрострой располагался по адресу Тверская 5 в гостинице ‘’Лоскутная’’. Дорога на работу была для Матильды очень приятной. При желании можно было добежать до места за 15 минут, но Матильда выходила пораньше, чтобы спокойно пройтись по любимому Камергерскому переулку. То, что учреждение располагалось в гостинице, создавало на работе домашнюю обстановку. Коллеги тоже производили на Матильду приятное впечатление, это были инженеры-железнодорожники, в основном, с дореволюционным образованием. Конечно, ни о каком свободном владении иностранными языками речь там не шла, но кое-какие навыки чтения технической литературы у инженеров были. В штате был и переводчик с немецкого, молодой выпускник иняза уже советских времен по имени Володя. Возможно, с текстами по гуманитарным дисциплинам он бы справлялся неплохо, но техническая специфика документов его явно напрягала, и приходилось делать переводы в тандеме с каким-нибудь инженером, редактирующим корявый Володин перевод. Конечно, Матильда не разбиралась в технике, но свободное владение несколькими европейскими языками позволяло ей читать техническую документацию на чужом языке, как на родном. И, к огромной радости коллектива, сразу стало понятно, что редактор ей не нужен. Но работа проектировщиков шла очень тяжело. Споры не утихали, вариантов строительства подземки, судя по международному опыту, было несколько: берлинский открытым способом, парижский – на небольшой глубине, нью-йоркский – на большой… Главным ответственным за проект был Лазарь Каганович, первый секретарь Московского комитета ВКП (б). В Метрострое он появлялся часто, но с Матильдой никогда не вступал в контакт, а другие приходящие вступали. Расспрашивали, устраивает ли её работа, есть ли у неё мнение по поводу каких-нибудь улучшений и тому подобное. Матильда понимала, что эти люди – коллеги Тимофея, но не напрягалась особенно. На контакт шла, производственные вопросы обсуждала, жаловалась, что документации поступает очень мало, что она работой не перегружена, а инженерам трудно. ’’ Товарищи’’ всегда слушали очень внимательно, и иногда Матильде казалось, что в их взглядах мелькают улыбки в самой глубине глаз, без участия губ. Особенно этим отличался самый пожилой из них, он приходил и беседовал с Матильдой чаще других, а представился как Сергей Николаевич. Матильда смотрела на него и думала: – Ему лет 50, значит, он стал совсем взрослым ещё до революции, кем он был? Пролетарское происхождение по нему не считывалось. Как пришёл в органы? Может быть, он тоже из имперской полиции? А, может, и отца моего знал? – Но, разумеется, не спрашивать о чём-то подобном у Матильды ума хватало. А тем временем стройка началась до окончания проектных работ. Рыли землю прямо в непосредственной близости от Метростроя, на Охотном ряду. Каганович принял решение часть шахт делать методом глубинного заложения, часть – открытым способом. И прошел слух, что причиной выбора глубинного заложения была вероятность использования станций метро, как бомбоубежищ в случае войны. После того, как этот слух дошёл до ушей Матильды, ей снились кошмары несколько ночей.