День отдыха на фронте

– Спасибо, дяденька! – пропел Темка громко, продолжая держаться за ногу Вольта.

– Дяденька, – несмотря на опасность и самолетный вой, ухмыльнулся Вольт и, не в силах сдержаться, повторил насмешливо: – Дяденька…

– Дяденька, – подтвердил Темка, не отрываясь от спасителя.

– Уж не считаешь ли ты, что я – дедушка отечественного паровоза?

– Извини, дяденька.

Очередная пара «юнкерсов» также сбросила бомбы, и опять машинист, дай бог ему здоровья, обхитрил фрицев. Обошлось это теплушке еще в несколько досок, с гвоздями выдранных из стенки. Доски закувыркались и исчезли в дымном вареве пространства.

Налет продолжался. Впереди, в серо-розовой дали, вверх взметывалось пламя, тяжелый черный дым, похожий на ядовитую пелену горящей нефти, тянулся над землей, рождая изжогу и невольный вопрос: что будет дальше? – подняться наверх и смешаться с облаками он не мог, был маслянистый, грузный, переполненный мазутом и угольной чернотой.

Вольт начал считать атаки «юнкерсов», их броски из-под облаков на беззащитный поезд. Установить бы в середине состава, на платформе одну-единственную зенитку, и она отогнала бы лаптежников, но зенитки не было, и поезд оказался обречен. Примерно с десятой атаки один из немецких пилотов опустил огненный груз в середину состава.

В воздух полетели остатки вагона, забитого каким-то гражданским барахлом, к армии никакого отношения не имеющим – это был жалкий скарб мелкой конторы, менявшей щетину на сушеную морошку, а березовые сережки на рыбью чешую. Контора перестала существовать.

Вагон с эвакуированными ленинградцами, шедший последним, приподнялся, полез колесами на вагон, идущий впереди, навалился на него всей тяжестью, несколько человек из тех, кто находился в теплушке, поволокло на рельсы.

Кто-то из ребят заорал что было мочи:

– Стой! Стой!

А чего кричать-то? Кричать бесполезно… Дело явно обойдется парой сломанных ног и рук. Через полминуты вагон съехал на край насыпи и рассыпался.

Вольта закинуло в какую-то мягкую торфяную яму – повезло, руки и ноги у него остались целы. Поцарапался только, да щеку себе ободрал. Еще – сломал пару ногтей на правой руке. Легко отделался, можно сказать.

Но повезло не всем, кое-кто отделался не очень легко. Очкастая тетя, прикрепленная к группе Ленинградским горкомом партии с черным лицом – так измазалась сажей, – растерянно всплескивала руками и, сильно хромая, бегала около вагона, постоянно повторяя одну и ту же библейскую фразу:

– Спаси и пронеси! Спаси и пронеси!

Лаптежники ушли, стало тихо. Паровоз, застывший в голове состава, болезненно стонал, поухивал чем-то горячим, надорванным, спрятанным в его большом теле, пускал пар, но с места не двигался.

Чтобы двинуться дальше, надо было отцепить половину состава. А вот как отцепить, какими силами – вопрос больной, как решить его – неведомо.

Помощь пришла – два помятых, исцарапанных, заляпанных то ли мазутом, то ли тележной мазью танка, плюясь дымом, они стали растаскивать искореженные вагоны. Танки сопровождала бригада работяг в теплых железнодорожных тужурках. Это были специальные рабочие, которые числились в штате дороги, – были и ремонтниками, и спасателями, и строителями, и вообще «скорой помощью».

Спасатели работали споро, четко, молча, размотав тросы, они накидывали петли на буфера, колеса, станины разбитых вагонов, и танки, громко ревя моторами, чадя, захлебываясь собственной вонью, оттаскивали вагоны в сторону от железнодорожного полотна…

Но Вольт ничего этого не видел – он прикоснулся к большой беде, с которой не ожидал столкнуться, – один из братьев-близнецов, Борька, лежал на покусанных, в выщербинах шпалах мертвый… С открытым ртом, распахнутыми глазами, донельзя испачканный, как и горкомовская дама, копотью.

Кирилл стоял перед ним на коленях и плакал.

Потеря Борьки была не единственной, погибли еще двое мальчишек. Смятые, как воробьи, изломанные лютым ураганом, они лежали под откосом на глиняной плешине…

Умелая бригада, прибывшая на танках, дорогу расчистила быстро, другая бригада, такая же молчаливая и скорая на руку, в таких же утепленных форменных тужурках, сменила две секции железнодорожного пути; эвакуированных ребят определили в другой вагон, наполовину занятый ящиками с промышленными грузами – готовыми приборами, которые вывозили с ленинградского завода на фронт, в танковую армию, попросили потерпеть до Вологды – там их пересадят в другой поезд, настоящий, пассажирский, и черный от копоти, покалеченный состав двинулся дальше.