Каинова печать
– И всё-таки согласитесь, уж больно легкомысленно повёл себя ваш друг.
– Что ж, он действительно был немного без царя в голове. Импульсивным. В этом и был секрет его обаяния. Вряд ли он осознавал всю серьёзность ситуации. Он был уверен, что она сама к нему вернётся наутро. Но даже я не выдержал – отвёл его наверх и всё ему высказал. Я так никогда ни на кого не орал. Нервы не выдержали. Он взбеленился, мы чуть не подрались. Короче, я тоже в бешенстве уехал оттуда.
– И после этого вы с ним целый месяц не разговаривали.
– Да. Естественно, я постоянно прокручивал в голове эту ситуацию, переживал и корил себя за то, что не спас ситуацию, не попытался разобраться с этим. Я уж собирался сам позвонить ему, найти её… помирить их…
– А вы-то тут при чём?
– Я же друг, не могу стоять в стороне. Иногда чужие проблемы – это наши проблемы.
– Бросьте. Где тонко, там и рвётся. Значит, не так уж и сильно любили друг друга.
– Не думаю. Просто любовь может выдержать суровые испытания, как говорится, годы и расстояния, но одним неосторожным поступком её очень легко растоптать. Нет, они были так счастливы, что это вызывало зависть. Их хотели разлучить… я уверен, что они опять были бы вместе. Вика пожалела бы со временем. Где бы она ещё второго такого нашла?
– Ну да, ну да… Богач, красавец, знаменитость – и чем закончилось. Вот тебе и принц на белом коне.
– Не надо было устраивать эту вечеринку. Вообще, моё мнение – семья и все эти увеселения несовместимы.
– Да, только наши браки с таких вот гулянок и начинаются… ну да ладно. Значит, наш герой продолжил веселиться как ни в чём не бывало?
– Знаете, он вообще как с катушек сорвался… будто всё, что год в себе держал, наружу вырвалось.
Олега Дмитриевича передёрнуло. С неприязненной гримасой он продолжил:
– …а наутро протрезвел, опомнился, христиански раскаялся; а поездок-то – ту-ту-у-у – уехал! А Виктория Павловна тоже… знала ведь, за кого выходит. Правду говорят: величайшее заблуждение женщин: «Он изменится», величайшее заблуждение мужчин: «Она никуда не денется».
Он откинулся в кресле, расстегнул две верхних пуговицы форменной рубашки, устало потёр шею с тыльной стороны.
– Скажите, вы в последнее время не замечали в поведении друга каких-нибудь странностей, то есть не обычных эксцентричностей, а чего-то ему совсем не свойственного – чрезмерной пугливости, повышенной тревожности? Может, он говорил об угрозах, преследовании?
Я напряг память, покачал головой:
– Нет, я бы заметил.
– Хорошо. А какие-нибудь случайно оброненные словечки, туманные намёки…
– О чём вы?
– Видите ли, – вкрадчиво начал Олег Дмитриевич. – Самоубийцы в большинстве своём заранее предупреждают. Не прямо, а косвенно. Настолько косвенно, что даже частенько перебарщивают. Намекают друзьям, жёнам, коллегам – обычно не доходит. Мы, увы, редко бываем по-настоящему внимательны к своим близким; они с годами превращаются для нас в некий предмет обстановки, нечто среднее между мебелью и пылесосом. Те же, видя такую реакцию, укрепляются в своём решении. А потом уже, опосля, в головы родственникам приходит хорошая мысля: были ведь знаки. Могли спасти. Вот так: прошляпили целую жизнь по одной только невнимательности! Большинство для одного привлечения внимания попытку и совершают. Ломают комедию, а выходит трагедия. Вот недавно был случай: муж, торжественно увенчанный рогами, решил проучить жену, и к её приходу встал на табуретку с петлёй на шее. И, надо заметить, ему удалось пробудить в ней чувства. Она два дня билась в истерике. Потому что он слегка переиграл… слишком сильно верёвку затянул, сонную артерию и пережал. Так, стоя на табуретке, и отдал Богу душу, царствие ему небесное… так, ладно. Ещё один вопрос: у вашего друга, насколько известно, были проблемы с наркотиками? И вы пару лет назад уговорили его лечь в реабилитационную клинику?
– Да, но тогда по большей части ему помог Боголепов. Это была закрытая лечебница для вип-персон. Их имена и сам факт их пребывания там держались в секрете. У меня не было таких связей, как у Боголепова, а у него там половина клиентов и знакомых перебывала.
– Но курс лечения не был завершён?
– Да, Сергей сбежал. Сказал, что уже вполне здоров.
– Также у него были проблемы с законом? Его неоднократно арестовывали за хулиганство, драки в ресторанах, незаконное хранение оружия и наркотиков. Мик Джаггер, да и только. Его выручала только популярность, а также господин Боголепов, подключавший связи, плативший штрафы.
– Всё верно. Но к чему эти вопросы?
– Да так, для полноты картины… Вы в последние два дня отлучались из дому? Я имею в виду – надолго?..
Я засмеялся:
– А, теперь всё ясно. Конечно, я его убил, обставил всё как самоубийство, быстренько вернулся домой, так что жена не заметила… хотя нет, мы с ней в сговоре.
Олег Дмитриевич примирительно поднял руки.
– Мы никого ни в чем не подозреваем, да пока и не в чем. Это простая формальность.
Я вздохнул:
– Ну хорошо. Вчера я съездил в Новгород закупиться. Конкретно – в торговый центр «Волна». Это было около полудня. Ещё я заехал к Алёне, подруге жены. Тане – то есть моей жене – через три недели день рождения, а муж Алёны художник. Я заказал ему портрет по фотографии.
– Ладненько, – Олег Дмитриевич снял очки, устало протер глаза и посмотрел на меня – Ну что же, пока вы свободны. Конечно, нам могут понадобиться новые факты…
– Я полностью к вашим услугам, – улыбнулся я, вставая и подавая ему руку.
– Мы на вас надеемся.
– Так когда в следующий раз?
– Вам пришлют вызов.
Сергей умер; все факты налицо. Я понимаю это умом, но не могу принять сердцем. Меня охватило странное ощущение, будто он вовсе и не жил. Что он был только призраком. А кто мы, как не призраки? Люди видят нас, слышат и иногда боятся, но не считают нас живыми, проходят сквозь нас, не чувствуют нас, не слышат…
Дождь уныло лил с самого утра. Я стоял у окна в зале и слушал убаюкивающее журчание воды в канавах и мне казалось, за мутной пеленой маячит неясная тень; кто-то притаился в саду, выжидая, чтобы ворваться в дом, разрушить и осквернить наш маленький уютный рай.
Я поставил на стереосистеме Джона Леннона, и под печально-монотонные звуки «Isolation» принялся читать передовицу газеты «Фемида»:
ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ
Вы ушли, как говорится, в мир иной —
Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса, ни пивной —
Трезвость…
В. Маяковский. Сергею Есенину
«20 сентября 2019 года. Вы никогда не забудете этот день. Внезапная смерть «великого» писателя Сергея Грановского повергла страну в состояние шока. Похоже, заскучавший на нашей бренной земле enfant terrible решил сменить обстановку. И громко хлопнуть дверью напоследок.
В шестом часу вечера агент, адвокат и много кто ещё писателя, Валерий Боголепов, решил навестить своего клиента, встревоженный тем, что тот уже месяц не выходит на связь. Дверь была не заперта. Войдя, он нашёл дом пустым, но, как он выразился, «по странной интуитивной догадке» вышел в сад и обнаружил тело. И немедленно вызвал врачей и работников правоохранительных органов.
При первичном внешнем осмотре следов насильственной смерти обнаружено не было. На столике стояли пустые бутылки из-под красного вина. В крови по результатам экспертизы содержалось повышенное количество алкоголя. Так же в ходе вскрытия установлено, что организм писателя серьёзно изношен в результате нервного истощения. Смерть Грановского стала резонансным событием и мгновенно обросла большим количеством домыслов и слухов. Теперь тот, кого при жизни одни считали сумасшедшим, другие – идолом и примером для подражания, стал фигурой и вовсе противоречивой. Как этот человек с сияющей мальчишеской улыбкой мог покончить с собой во цвете лет? Да ещё таким ужасным способом? Неужели он был настолько мрачным, страдающим внутри? И что же произошло? Действительно самоубийство? Мог ли такой человек перестать хотеть жить?
Рассмотрим беспристрастно все обстоятельства дела.
Здоровье писателя, судя по всему, было серьёзно подорвано за годы неумеренного и беспорядочного образа жизни. В последний месяц он переживал сильную депрессию от размолвки и возможного разрыва со своей женой Викторией Волгиной. Состояние было усилено алкогольным делириумом (белой горячкой).
Боголепов отметил, что Грановский был очень ранимым человеком: «Может, он внешне был сильный, шальной и бесшабашный. А на самом деле хрупкий и беззащитный. Вполне очевидно, что разрыв с любимой женщиной подкосил его, выбил почву из-под ног. Его внутреннее состояние стало ещё более неустойчивым. А для него и так были характерны резкие перепады эмоций. Пытаясь заглушить сердечную боль, он пил, пил, и… перегнул палку. Кроме того, в произошедшем (разрыв с женой) виноват его странный и, скажем так, сложный характер, и Сергея грызло чувство вины. Раскаяние иногда убийственно. Но я не думаю, что он сознательно покончил с собой. Скорее это было сделано в состоянии аффекта. Он всегда верил в лучшее и с презрением говорил о самоубийцах. В любом случае его смерть совершенно неожиданна. Мы все сейчас пребываем в глубоком шоке».
Вообще многие – коллеги, друзья, поклонники – не верят, что Грановский мог в принципе совершить суицид. А вот что по этому поводу заявил Павел Костомаров, известный на всю страну психолог и психотерапевт:
«Все напрочь отвергают версию самоубийства, объясняя это чрезвычайным жизнелюбием Грановского. Ну а как быть со Львом Толстым? Широчайший круг интересов, нечеловеческая энергия, все условия для счастья – богат, известен, женат на любимой – так отчего он «прятал в сарае ружьё, чтобы не застрелиться, и верёвку, чтоб не повеситься»? Или вспомним Эрнеста Хемингуэя, с его силой, смелостью и страстью к наслаждениям, снесшего себе полголовы из двустволки? На самом деле, явление суицида не до конца изучено даже докторами психологии. Мы знаем: это реакция на проблему, кажущуюся непреодолимой – смерть близких, загубленное детство, безработица, тяжёлая болезнь и т. д. Конечно, многие снисходительно улыбнутся: «Это всё не о Грановском». Так ли это? Во-первых, хорошо ли мы знали этого человека? Мы знали только медийного персонажа, которого он сам, скорее всего, придумал и сыграл. Во-вторых, у самоубийства могут быть, возможно, и иные, глубоко личные и индивидуальные причины. Как я уже говорил, мы не так уж много знаем о явлении суицида. Опыт показывает: самоубийству обычно предшествует длительная депрессия. Но определить, кто из депрессивных склонен к нему, а кто нет, практически невозможно. Один страдает меньше, другой больше, но второй остаётся жить, а первый режет вены. Всё дело в силе или слабости характера? Может быть… но только ли? Проблема гораздо серьёзнее, чем кажется поначалу. Цифры говорят сами за себя. Наш славный 21 век уже нарекли «веком самоубийств». По прогнозу Всемирной Организации Здравоохранения к 2020 году суицид выйдет на второе место в списке причин смерти, опередив онкологические заболевания. Сейчас в год от самоубийств только по официальным данным умирает более 2 млн. чел, в 2 раза больше, чем от ДТП. Кто-то в мире совершает самоубийство каждые 40 секунд. Где-то это произошло вот сейчас, пока я произносил последние несколько фраз. А сколько ещё человек задумывались об этом или совершали попытки? Нас ещё никогда не захлёстывало такое море информации о том, как нужно жить, как достичь успеха. Мы образованы, мы решаем социальные вопросы, искореняем насилие, нищету и смертельные болезни, чуть ли не СПИД, мы развиваемся умственно, духовно и физически. Мы беспрецедентно благополучны. Так отчего же кругом – сплошное отчаяние и мрак? Впрочем, это так, информация к размышлению.
Ещё кое-что: мы сейчас, конечно, уже не имеем возможности провести полноценное психиатрическое обследование, но я проконсультировался с некоторыми своими коллегами, и мы сошлись во мнении, что в последние годы (да и на протяжении всей жизни, но в последние два года симптомы стали явственнее) у Сергея Грановского наблюдались признаки шизофрении, а также нарциссического расстройства личности. Это сложный случай—совмещённые психические расстройства. Все помнят стремление Грановского нарушать правила, плевать в лицо общественному мнению, выходить за рамки приличий. Это как раз и характерно для шизофреников. А среди них особенно высок процент самоубийц. И должен отметить, зачастую именно психически нездоровые люди своим нестандартным поведением вызывают восхищение у окружающих. Был даже такой эксперимент с рыбкой, которая стала лидером в стае, когда ей удалили передний мозг».
Что ж, к столь авторитетному мнению стоит прислушаться. Так значит, писатель и впрямь наложил на себя руки? Или, может, слухи не врут, и он действительно достоин своего звания «нового Есенина»? Таинственные недруги убили его, инсценировав самоубийство?
Тут всплывают некоторые странные моменты. Один из членов следственной группы, пожелавший остаться неизвестным, отметил, что лицо трупа было синим. Такое бывает при удушении – кровоизлияние в мозг. Или спазм кровеносных сосудов. Но в случае смерти через повешение человек умирает не от удушья, а от перелома шейного отдела позвоночника, когда осколки кости входят в мозг. Также работник органов отметил кровоподтёки и ссадины в области локтевых сгибов – вероятно, от верёвок, которыми предполагаемые убийцы связали писателя, перед тем как задушить его. Более того: проконсультировавшись с независимым судмедэкспертом, имя которого здесь тоже не будет упомянуто, он обнаружил ещё одну подозрительную деталь: странгуляционная борозда на шее Грановского была только на половине шеи. Такое бывает, когда преступник сзади душит свою жертву. Этот же работник органов утверждает, что сразу после первичного осмотра трупа на место прибыли люди с серьёзными документами, которые запретили сообщать детали увиденного. В материалах следствия подобные факты не отражены. Следственная группа считает версию, что писатель был убит, надуманной и необоснованной.
Действительно: улик, подтверждающих эту версию, нет. Но вопросы остаются. Если это обычное бытовое самоубийство, и поводов для возбуждения уголовного дела нет, зачем на место происшествия выехал сотрудник Следственного комитета?
Почему на столе обнаружены бутылки вина, если всем известна сентиментальная привязанность Грановского к шампанскому «Вдова Клико»?
И, наконец, если это убийство – кто и почему?
Ответы на эти вопросы нам ещё предстоит найти. Пока же ясно одно: хоть Сергей Грановский и умер, дело его живёт и побеждает. Тиражи его книг, и без того достаточно высокие, теперь подскочили до прямо-таки заоблачных высот. В конце концов, это главное, не правда ли?».
Я отложил газету, закрыл глаза. Посидел так минут десять. Затем посмотрел на фотографию в начале статьи, и вновь увидел то, что видел тогда.
Тёмные, графически очерченные на фоне красного закатного неба гротескные силуэты: ссутуленная фигура со склонившейся безвольно набок головой, свисающая с нижней толстой ветвью старого корявого дуба, изогнувшегося в немой агонии у самого озера.
Я в ярости смял газету и швырнул в угол. В полёте она наполовину расправилась и побитой летучей мышью спланировала на пол.
Я знал имя автора статьи: «Константин Доренко».
Пасмурный тоскливый день. День похорон Сергея.
Начали собираться с девяти, роем сонных ос заполнив ритуальный зал морга и пространство на километр вокруг.
Когда я, Боголепов, Дима (друг детства Сергея, с которым они вели общий бизнес) и Разин вынесли чёрный лакированный гроб, в толпе пронёсся разочарованный вздох, словно до того собравшимся всё казалось шуткой.
Мы погрузили гроб в катафалк, расселись по машинам и неспешно поехали за ним по наполненным гробовой тишиной улицами без того тихого, сонного городка.
Большинство зевак вереницей евреев, ведомых Моисеем сороковой год по пустыне, плелись следом до самого кладбища. Позже, когда толпа рассеялась, оказалось, что несколько могил растоптаны, кресты выворочены, а земля щедро усеяна окурками. У свежевскопанной могилы переругивались двое работяг со спитыми, жёванными жизнью лицами. В рыхлую кучу у края ямы были воткнуты лопаты, рядом лежали два толстых каната – на них четверо, взявшись за концы, опустят гроб.
Мужчины хмуро молчали, женщины плакали, прижав к губам носовые платочки. Кто-то положил на крышку гроба иконку, несколько человек подошли и поцеловали её.
– Нельзя это! – негромко, но отчётливо возмутилась одна старушка. – Он же руки на себя наложил. И к тому же был не верующий человек.
Никто не возразил, но она была права: по этой же причине протоиерей местного собора отказался отпевать Сергея. Иконку забрали. Опустили гроб, осторожно стравливая верёвки, и работяги принялись споро забрасывать яму.
Закопали, подровняли земляной холмик. Установили латунный крест с фотографией в овальной рамке и табличкой:
ГРАНОВСКИЙ Сергей Юрьевич. 1983 – 2019.
Оказалось, завещание Сергей оставил ещё два года назад – похоронить в Белокаменске и как можно проще. Это стало новостью не менее громкой, чем сама его смерть.
Там, оказалось, указан и я. Мне достался дом. Будто я могу жить в месте, где произошло это!
Я не мог оторвать глаз от фотографии. Что-то безудержно рвалось из груди при виде Его лица, свежего и юного, сияющих глаз и улыбки. Он пробуждал в душе необузданное веселье и прогонял тоску. В его мире правил порыв, а не расчёт. За свои 35 лет он пережил и сотворил столько, что иному и трёх жизней не хватит. Нам, уныло тянущим лямку, не узнать вовек ни такого восторга, ни столь острой боли, ни той силы, ума и страсти – мы слишком осторожны. Но у нас есть преимущество – мы всегда правы. Мы не падаем, потому что ползём; мы не блуждаем – мы ходим хожеными тропами. На сергеев грановских смотрят как на канатоходцев… или ярмарочных уродцев – с восхищением или презрением, поглощая их восторги и страдания с жадным любопытством, почти всегда без сочувствия. Мы хотели бы оказаться на их месте… но не хотим платить ту же цену.
Все начали расходиться. Боголепов остановился около меня.
– Ну что, теперь на поминки?
– Да, надо ехать. Хотя вообще-то не люблю я все эти сборища…
Он кивнул и двинулся к воротам.
Я постоял у могилы ещё некоторое время. Голова запульсировала болью. Я посмотрел на небо. Назревала гроза. Я поспешил к припаркованной под деревом «шкоде». Со стоном повалился на сиденье. В бардачке должен быть аспирин…
На коврик выпал конверт.
Я сжевал две таблетки и, закрыв глаза, откинулся в кресле. Сердце толкалось где-то в горле, как у загнанного волками зайца.
Отдышавшись, я поднял конверт и осмотрел. Никаких надписей.
Я не мог заставить себя вскрыть его, словно это было превыше сил человеческих.
Въехав в город, я остановился у кафе.
Официант поставил на стол чашечку капучино, а я всё колебался, впившись взглядом в необъяснимо пугающий белый прямоугольник.
Я вскрыл конверт и достал вчетверо сложенный лист мелованной бумаги.
Сделав глоток, я развернул послание; прочитав четыре коротких, вырезанных из газеты слов, поперхнулся и закашлялся.
Все обернулись в мою сторону. Девушки за угловым столиком захихикали.
– Ничего, ничего, – смущённо пробормотал я, скомкав в руке послание. Но эти слова пылали перед глазами:
ЭТО ТЫ УБИЛ ЕГО
Я подъехал к ресторану «Парнас». Преимущественно русская кухня, интерьер напоминает банкетный зал Центрального дома литераторов. Сергей внёс половину стартового капитала, но всеми делами управлял Дима. Сергей лишь изредка появлялся здесь в виде живой рекламы, привлекая посетителей… хотя некоторых он отпугнул, закатив парочку скандалов.
Люди ещё толпились у входа, зыбким ручейком втекая внутрь. Рядом остановился тёмно-зелёный «форд». Из машины вышел Боголепов – спокойный и задумчивый, как всегда. Увидев меня, он улыбнулся:
– Мне почему-то казалось, вы не приедете.
В зале на каждом круглом столике, накрытом красной бархатной скатертью, мягко горела лампа под голубым абажуром; бутылки вина, салатницы, закуски. Также у стены был накрыт большой «шведский стол».
– О, все уже здесь, – заметил Боголепов. – И Аронов, и Разин, и… Доренко.
– Доренко? Этот-то здесь что делает? Воистину: «Ад опустел, и демоны все тут!».
– Готов поспорить на миллион, Разин уже предложил ему написать книгу о нашем общем друге, его яркой и драматичной жизни и внезапной и загадочной смерти.
Мы сели. Минуту спустя на сцену в глубине зала выпорхнул Разин, и все притихли.
Надо отдать ему должное – увертюра к симфонии скорби получилась проникновенная. Сергей ушёл от нас, но его душа сегодня здесь, среди нас, я чувствую его присутствие. И он не хочет, чтобы мы грустили. Он радовался каждой минуте на этой земле, будем радоваться и мы, что знали этого великого человека. Господа, я прошу вас встать.
Торжественная тишина. Я встал и огляделся. Сумрачные, строгие лица. Мой взгляд наткнулся на Доренко, и сердце кольнула тревога.
– Садитесь, – сказал Разин, и все шумно выдохнули и расслабились.
Теперь можно было приступить к главному.
Боголепов налил себе Каберне Совиньон и навалил салату с горкой.
– Еда… В жизни есть три святые вещи: поесть, поспать, и… ещё раз поспать. А вы что?
– Я не хочу. Что-то аппетита нет.
– Это вы так скорбите?
– В последнее время вообще столько всего навалилось… Главное, я не понимаю – зачем он сделал это? Я не могу поверить. Это не он, он не мог так поступить! От чего он страдал, что могло привести его к этому? Он будто с ума сошёл под конец. У меня такое ощущение, будто я совсем его не знал.
– Бросьте. Если вы его не знали, то другие тем более. И в самых близких есть то, чего мы не знаем. Может, это и к лучшему. Так мало нужно, чтобы скатиться в безумие. Очень мало.
– Ну да, знаете, как сказал Достоевский: «Человек – это тайна. Если будешь разгадывать всю жизнь, не говори, что зря потратил время».
Боголепов внимательно посмотрел на меня.
– А скажите, – он откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. – Каким образом что-то становится тайным?
– В смысле?
– Ладно, спрошу конкретнее – случайно или намеренно?
– Иногда случайно, иногда – намеренно.
– Так, хорошо… ну вот в тех случаях, когда намеренно – почему кто-то что-то захотел сделать тайным?
– Потому что это нужно скрыть. А это нужно скрыть…
– Потому что это выглядит очень неприглядно.
Несколько секунд я молча разглядывал его. Он взирал на меня с прежним спокойствием.
– То есть вы намекаете, что мне не стоит копаться в причинах смерти Сергея, или пытаться понять его состояние?
– Я ни на что не намекаю. Нет, конечно, Вы и прочие будете копаться во всём этом, почему он сошёл с ума и так далее. Но причины на самом деле могут быть смешные, банальные и скучные. То есть очередной алкаш попросту допился в депрессии до белой горячки. Или попросту был ненормальным всю жизнь, поскольку все писатели такие, но раньше это как-то незаметно было, а теперь совсем уж через край перелилось. К таким же выводам придёт в конце концов общественное мнение. Ну или придумает какую-нибудь красивую легенду. Но в жизни всё обстоит именно так. И даже скажу больше… вы, кажется, сомневаетесь в том, что Сергей Юрьевич покончил с собой. Предположим гипотетически, что его… того. Что дальше?
– Как друг, я должен буду найти тех, кто это сделал, и…
– А вам не кажется, что это дело соответствующих органов?
– Да, конечно, но я со своей стороны должен сделать всё, чтобы помочь следствию. Дом принадлежит мне, я хочу найти какие-то важные улики, записи…
– Ну хорошо, – он опёрся локтями на стол и сцепил пальцы. – Допустим, выяснилось, что его убили. Допустим, вы выяснили, кто. Нашли их. Что вы станете делать?
– Ну, думаю, я должен отдать их в руки правосудия.
– А если прямых улик нет? И они выйдут сухими из воды? И вас же с женой… тьфу-тьфу-тьфу, не дай бог. Не накажете же вы их сами, как Шварценеггер? Надеюсь, вы не из тех, кто путает жизнь с искусством, и пытается любить по «Ромео и Джульетте»?
– Так что же, эти ублюдки так и останутся непойманными?
– А очень многие и остаются непойманными. Самые лучшие, самые умные из них. Это ведь вообще сделали подставные люди по чьему-то заказу… если это было. А сами заказчики с чистыми ручонками. Я убеждён, самое большое зло на Земле остаётся ненаказуемым. Вы, по крайней мере, не можете его наказать. Оно творится тайно, анонимно, и никто не увидит лиц этих кукловодов, дёргающих за ниточки. Понимаю, трудно принять это. А придётся. Ведь, как я уже заметил, жизнь – не фильм и не книга. Там есть сюжетные линии, и они завершены. Преступники наказываются, находящиеся в ссоре возлюбленные мирятся итак далее. А в жизни нет сюжета, и никакого логического завершения – всё повисает в воздухе. Нет никакого разрешения роковых вопросов, никакого катарсиса. Ситуации просто исчерпываются, как-то незаметненько, но с неприятным таким осадочком: то ли ты помоев хлебнул, то ли сам кого-то облил – но ощущение помоев остаётся. Ну и всё. И жизнь катится дальше. Колесом.