И ты познаешь любовь

VII

Грянул военный оркестр. Скорый поезд, следовавший из Германии в Ленинград, прибыл на первый путь Московского вокзала, украшенного в честь возвращения воинов-победителей государственными знаменами, красочными транспарантами и гирляндами из живых цветов. Город встречал своих героев. Это была уже вторая очередь демобилизованных фронтовиков, возвращавшихся домой, после того как они по тем или иным причинам вынуждены были задержаться в своих частях, дислоцированных на территории Германии. Перрон утопал в цветах, всюду счастливые лица, радостные возгласы, смех и улыбки, и конечно слезы, слезы счастья и любви.

– Андрей, нам спешить некуда, – Петр Степанович дружески потрепал Чернышова по плечу. – Никто нас не встречает и не ждет, так что подождем, пока основная масса людей схлынет, а затем спокойно отправимся домой.

Андрей сидел у окна и с радостным блеском в глазах следил за праздничной суматохой на перроне.

– Петр Степанович, а почему вы не сообщили дочери о своем возвращении? – не поворачивая головы, спросил он.

Петр Степанович чуть наклонился и, глядя через плечо Андрея на шумный вокзал, задумчивым голосом ответил:

– Знаешь, Андрей, я представляю нашу встречу с дочерью непременно дома. Я открою входную дверь своим ключом и тихонько войду. Танюша будет хлопотать по хозяйству на кухне, а я на цыпочках подкрадусь к ней, нежно обниму и ласково скажу: «Доченька, я вернулся». Она встрепенется, радостно вскрикнет и уронит из рук чашку или еще какой-нибудь бьющийся предмет. Чашка разлетится вдребезги, и она бросится обнимать меня.

– Здорово! – воскликнул Андрей и посмотрел на Соколова, который, пытаясь скрыть волнение, охватившее его при воспоминании о дочери, смущенно улыбнулся.

Вдруг раздался настойчивый стук, и тотчас дверь в купе с шумом открылась. На пороге стоял улыбающийся майор Валадзе, грузный черноволосый мужчина лет сорока.

– Вай-вай… дарагие мои друзья, – с сильным грузинским акцентом пропел Валадзе, – вот и пришло время расставаться. А жаль, честное слово, жаль! За время пути я привык к вам. Не говорю «прощайте», говорю «до свидания». Будете в Телави – непременно заходите. Улица Ленина, дом семь. Встречу, как самых желанных гостей, поскольку нет ничего крепче фронтовой дружбы. Нужна будет помощь – звоните, пишите, приезжайте. Валадзе сделает все возможное и невозможное, чтобы помочь.

– Вахтанг, а в Ленинграде у тебя родные живут? – спросил Андрей.

– Сестра. К ней еду в гости. Десять лет не виделись. Думаю, если и на этот раз не навещу, так кто знает, когда еще свидимся. Ну, до свидания, успехов вам, друзья, – майор сердечно пожал руку Петру Степановичу, затем Андрею.

– Будь счастлив, Вахтанг, – Петр Степанович лукаво подмигнул Валадзе.

– Буду, непременно буду. Мы не имеем права быть несчастливыми, после того как столько жизней за это положено, – майор поднял с пола маленький чемоданчик и, отдав честь, покинул купе.

В это время затрещал репродуктор, и раздался взволнованный голос комиссара Ленинграда, генерал-майора Расторгуева, который открыл торжественный митинг словами:

– Дорогие наши доблестные воины! Разрешите от всего сердца поздравить вас с возвращением на родную землю!

В ответ грянуло могучее «ура!» в честь Красной Армии и ее великого вождя Сталина.

– Пора, – сказал Петр Степанович, после того как митинг закончился и перрон почти опустел.

Он снял с верхней полки чемодан и помог Андрею подняться. Перекинув через плечо вещевой мешок и, опираясь на костыли, Андрей медленно вышел из купе вслед за Соколовым. Привокзальная площадь шумела и бурлила, как пчелиный улей. Октябрьский день на удивление выдался солнечным и ясным. Осень основательно вступила в свои права, облачив деревья и кусты в красочный багровый наряд. Светило солнце, которое уже почти не грело, но его яркие лучи веселым светом озаряли улицы и дома. В воздухе порхали запоздалые мошки и мотыльки. Природа словно последний раз раскрывала свои сокровища, прежде чем отдать все это во власть зимы. Подошел трамвай, и Петр Степанович с Андреем с трудом втиснулись в него. На одной из остановок маленькая щуплая старушка при виде Андрея, которого со всех сторон теснили люди, выходившие из трамвая, уступила ему место. Андрея мгновенно бросило в жар, и он смущенно стал отказываться занять освободившееся место. Но старушка была непреклонна.

– Сынок, – взволнованным голосом сказала она, – доставь старой женщине маленькую радость – присядь. Мне будет так приятно прижаться к твоему плечу.

Андрей уступил. Трамвай, дребезжа, с диким грохотом несся по городу. Петр Степанович с жадным упоением смотрел на родной Ленинград, который быстро мелькал перед его взором, и не мог наглядеться.

Сказочное творение Петра, город удивительный и неповторимый по своим архитектурным ансамблям и постройкам, город, красотой которого восхищались великие люди мира сего, возрождался из руин и становился еще краше. Всюду, куда ни бросишь взгляд, кипела работа. На Петроградской набережной бригада строителей, состоявшая в основном из молодых девушек, прокладывала городскую магистраль трубопровода, поврежденную в результате бомбежки еще в 1942 году. На Рузовской и Пушкинской улицах, в переулке Ильича и на Обводном канале трест «Ленгаз» восстанавливал газовую сеть. На Рыбинской улице возводили жилой дом на месте разрушенного старого. Люди, переполненные радостным оптимизмом, работали дружно и весело. Город жил, славно трудился и не менее славно отдыхал. Красочные плакаты, пестревшие по всему городу, гласили о приезде в Ленинград лауреата Сталинской премии Д. Д. Шостаковича, который исполнит партитуру недавно законченной им 9-й симфонии. Тут же еще один плакат – с изображением борзых собак. Любителей захватывающих зрелищ приглашали 25–27 октября на Лахтинские угодья, где водится болотная дичь и где общество собаководства будет проводить испытание собак. В испытаниях примут участие только чистокровные английские и ирландские сеттеры, сеттеры-гордон и спаниели.

Трамвай сделал резкий поворот и помчался по улице, со стороны которой прекрасно был виден некогда ветхий деревянный Казанский мост через реку Монастырку. Но… чудо! Петр Степанович, не веря своим глазам, смотрел на мост, который был полностью разрушен, а на его месте строители Ленмостостроя сооружали новый металлический.

– Красавец будет! – с нескрываемой гордостью произнес пожилой мужчина в роговых очках, стоявший рядом с Соколовым. – У меня сосед по квартире работает там. Он монтажник. Все конструкции моста электросварные, сам же мост будет длиной тридцать шесть метров и шириной десять. Береговые каменные уступы, сооруженные еще в середине XIX века, намечено капитально отремонтировать. К концу года все работы, которые не прекращаются и ночью, будут завершены.

Мужчина бросил самодовольный взгляд на Петра Степановича, который, сам не зная почему, кивнул ему в ответ. Трамвай остановился. Петр Степанович тронул Андрея за руку.

– На следующей остановке выходим, – сказал он и стал пробираться к выходу.

Красивый серый семиэтажный дом, в котором с 1922 года жил на последнем этаже Петр Степанович вместе с дочерью, был построен еще до революции и принадлежал купцу первой гильдии Рюмину. Дом был без лифта, и поэтому, чтобы подняться на последний этаж, Петру Степановичу и Андрею потребовались не только время, но и значительные усилия. Всякий раз, поднимаясь по этой лестнице, Петр Степанович поминал недобрым словом русскую лень и халатность. Построить такой высотный дом – и не предусмотреть лифта, тогда как даже пролет для этого есть! Обещали установить лифт еще до войны, но, как видно, пройдет не один год, прежде чем обещание будет выполнено. Соколов открыл входную дверь ключом и, стараясь не шуметь, обошел всю квартиру. Нигде не было ни души, и от этого родной дом показался Петру Степановичу холодным и непривычно пустым.

А Татьяна Соколова тем временем даже не подозревала, какой радостный сюрприз ждет ее дома. Она не спеша шла по Невскому проспекту, время от времени заглядывая то в один продовольственный магазин, то в другой. Поговаривали, что ввиду приближающегося праздника 28-й годовщины Октября могли раньше времени начать отоваривать продовольственные карточки на следующий месяц. На улице уже смеркалось, когда Татьяна вышла из трамвая и торопливой походкой направилась к своему дому. Ее удивило, что дверь квартиры без труда открылась, и кроме того, в коридоре горел свет. Но зная, какой она может быть рассеянной, Татьяна лишь покачала головой. Она сняла драповое пальто и потянулась к вешалке. Но в этот момент скрипнула половица, и девушка, вздрогнув от неожиданности, резко повернулась. Перед ней стоял улыбающийся Петр Степанович.

– Папка! – закричала Татьяна и, отбросив пальто в сторону на пол, с радостным визгом бросилась в объятия отца. – Папка, милый мой, папка… ты вернулся, – захлебываясь от счастья, шептала она, покрывая его лицо поцелуями.

А он, большой и сильный, словно нашаливший ребенок, смущенно моргал глазами, не в силах произнести ни единого слова.

– Мой родной… мой самый любимый, папка… Ты вернулся…

– Танюша… ну все, все, дочка, – Петр Степанович наконец пришел в себя, чмокнул девушку в щеку и легонько отстранил.

– Но почему ты не сообщил мне, что приезжаешь сегодня? Я бы обязательно тебя встретила. Но почему ты у меня не такой, как все, – наседая на отца, девушка ударяла его в грудь и теснила из коридора в комнату.

– Танюша… девочка моя…

– Нет, ты ответь мне, почему? У всех отцы, как отцы, а от тебя ни письма, ни весточки не дождешься. Ты же знаешь, как я волнуюсь, как жду тебя.

– Танюша, успокойся. Мы не одни, у нас гости, – Петру Степановичу после некоторых усилий удалось вставить слово и тем самым прервать словесную атаку дочери.

– Гости?

– Да, – ответил Петр Степанович и подвел дочь к дивану, на котором скромно сидел Чернышов. – Вот, познакомься, Танюша, – Андрей Чернышов. А это – моя дочь. Прошу, Андрей, любить и жаловать, – произнес счастливый отец и улыбнулся.

– Татьяна, я очень рад нашему знакомству, – произнес Андрей и попытался подняться, но костыли, лежавшие рядом с ним на диване, соскользнули на пол, и он беспомощно, с растерянной улыбкой на лице, застыл.

– Ничего, ничего… я сейчас, – девушка бросилась к Андрею и подняла костыли.

Татьяна была хорошенькой. Высокая, стройная, темно-синие глаза блестели искрами бодрости и молодого задора. Тяжелая коса, венцом уложенная на голове, красиво обрамляла изящный удлиненный овал лица с тонким носом и упрямым крутым изломом небольшого рта. В выражении ее глаз и лица было что-то от отца, и, возможно, поэтому тот так слепо и безрассудно любил ее. А было ей уже тридцать два года. Годы!? Эти проклятые годы! Ее подруги по школе и по библиотечному техникуму почти все давно были замужем, а некоторые даже успели развестись и снова выйти замуж. Татьяне иногда казалось, что мужчин отпугивает ее строгий вид и не менее строгий туалет, и будь она немного пораскованнее, все было бы иначе. Мужчину следует сначала очаровать и захватить в плен, а лишь затем показывать свой характер. Но на жизненном пути Татьяны не встретился такой мужчина, который вызвал бы у нее желание нравиться.

Татьяна подняла глаза на Андрея и ласково улыбнулась.

Петр Степанович негромко откашлялся и, точно извиняясь, произнес:

– Танюша, Андрей поживет у нас некоторое время, пока не устроится на работу и не подыщет себе жилье.

– Конечно, папа. Комната большая, и вам вдвоем не будет в ней тесно. Ты будешь спать на своей излюбленной кровати за ширмой, а Андрей – на диване. А теперь, мои дорогие мужчины, когда основной вопрос мы решили, быстро мыть руки и к столу.

Петр Степанович сморщил нос и подобострастно произнес:

– Вот так-то, Андрей. В этом доме Танюша – генерал, а мы…

– Солдаты, – подсказал Андрей и мгновенно почувствовал, как волна душевного покоя и тихой радости захлестнула его.

– Разговорчики в строю, – подыграла мужчинам Татьяна. Затем, спрятав руки за спину, добавила: – Папа, помнишь вишневую наливку, которую ты перед войной два дня искал и не мог найти?

– Конечно, помню.

– Так вот, я думаю, она будет сейчас как нельзя кстати.

На город медленно надвигалась темная ночь. На звездном небе появилась луна, озарившая бледным светом дома и деревья, которые смутно отражались в окнах. Татьяна собрала со стола грязную посуду, отнесла ее на кухню и через несколько минут вернулась в комнату.

Она села рядом с отцом, нежно обняла его за плечи и обратилась к Андрею:

– Андрей, а родители твои живы? Ты женат?

– Танюша, не слишком ли ты любопытна? – укорил дочь Петр Степанович.

– Вовсе нет. Я любопытна не более, чем все женщины.

– Нет-нет, Петр Степанович, ничего страшного. Будет справедливо, если Татьяна с самого начала узнает все обо мне. Мне скрывать нечего, моя прошлая жизнь была ничуть не лучше и не хуже, чем у молодых людей моего возраста. Я, Татьяна, незаконнорожденный. Воспитала меня мать, отца же я никогда не знал.

– И у тебя никогда не было желания увидеть своего отца? – спросила девушка, не в силах побороть в себе любопытство.

– Было, конечно, было. Особенно в детстве. Все дети имели отца и мать, а я только мать. Во дворе мальчишки часто дразнили меня «безотцовщиной». Я бросался на обидчика с кулаками, избивал его, а приходя домой, сильно плакал. Мать утешала меня, как могла. В такие минуты она была мне особенно близка, и я просил ее рассказать мне об отце. Кто он, любила ли она его и почему он с нами не живет. Мать гладила меня по голове и горестно вздыхала.

– Сынок, разве тебе плохо жить со мной? Зачем тебе отец? Забудь о нем, – говорила она.

– Но, мама, я хочу знать, кто мой отец, – настаивал я.

Но мои просьбы и мольбы были напрасны, она крепко хранила тайну моего рождения и унесла ее в могилу, так ничего мне и не сказав. А насчет того, женат ли я, могу сказать: имел «такое счастье». Но и здесь мне не повезло. Жена бросила меня ради мужчины, которого полюбила.

– Да… все это печально, – с грустью произнесла Татьяна. – Ну ничего, жизнь продолжается, и ты будешь еще счастлив. Скажи, а куда бы ты хотел пойти работать? – Татьяна решила переменить тему разговора.

– До войны я окончил Московский политехнический институт и несколько лет работал на заводе инженером-механиком. Но сейчас… эта работа уже не для меня. Кто захочет взять на работу беспомощного жалкого калеку?

– Зачем ты так? – произнес Петр Степанович. – Ведь мы с тобой уже об этом говорили. Знаешь, Танюша, Андрей неплохой инженер. Я предложил ему применить свои силы и знания в области протезирования, и надо отдать ему должное: он разработал несколько совершенно новых по конструкции схем протезов ног. Надо обязательно показать эти чертежи специалистам. Сейчас, после окончания войны, проблема вернуть инвалидам утраченную способность самостоятельно передвигаться будет самой актуальной.

– Папа прав, – поддержала Татьяна Петра Степановича. – В Ленинграде есть научно-исследовательский институт протезирования и протезостроения, и тебе нужно обратиться именно туда. Папа, ты поможешь Андрею в этом вопросе? У тебя есть друзья, позвони им.

– Я думаю, мы что-нибудь придумаем, – согласился Соколов. – А пока пусть Андрей отдыхает, набирается сил.

– Но мне бы не хотелось слишком увлекаться отдыхом и злоупотреблять вашим гостеприимством.

– Нет, вы только посмотрите на него, – с веселым задором воскликнул Петр Степанович. – Минуту назад он куксился, как ребенок, а сейчас рвется в бой, словно бойцовый петух.

Татьяна и Петр Степанович весело рассмеялись. Андрей же смущенно пожал плечами, но через минуту, поддавшись общему веселью, составил им компанию.

Быстро летели дни. В семье Соколовых царила атмосфера любви, доброжелательности и уважения, и именно она явилась самым лучшим лекарством – чем-то наподобие волшебного бальзама на израненную и опустошенную душу Андрея. Он словно заново родился и заново познавал мир, мир удивительный и неповторимый, многие грани которого были ему неведомы, и, познав которые, он не мог не подивиться, как все-таки прекрасно жить. Потеряв на войне ногу, Андрей вместе с тем потерял и интерес к жизни, поскольку остро ощутил свое бесполезное существование. Он никогда не думал, что его молодое, вечно подвижное тело превратится в беспомощное. Что возьмешь с такого калеки, кому он нужен и на что он годится? Но судьба, как бы порой она ни была жестока, свела его с Петром Степановичем и его дочерью, которые помогли ему вернуть веру в себя, свои силы и, самое главное – свою значимость в этом мире. С самого первого мгновения знакомства с Андреем Татьяна почувствовала к нему невыразимую жалость и вместе с тем симпатию. Но женская интуиция подсказала ей, что именно жалость во всех ее проявлениях будет воспринята Андреем как самое жестокое оскорбление. И тогда она повела себя с ним, как с человеком вполне здоровым, даже позволяла себе иногда подшучивать над его инвалидностью, но не зло, а с любовью. Долгими часами они вели задушевные беседы о жизни и искусстве, вспоминали детство и военные годы, весело потешали друг друга забавными и смешными историями из своей жизни. Татьяна была откровенна, так же как и Андрей, и рассказала ему свою историю, не менее печальную.

С самых ранних лет она была больше привязана к отцу, чем к матери. Отец ее баловал, а мать была к ней строга и требовала непременного послушания. С отцом всегда было весело, легко и свободно. Он играл с Татьяной во все детские игры, дурачился, как маленький, часами рассказывал сказки, а мать лишь заставляла убирать за собой постель, мыть посуду и подметать пол. А какому ребенку это понравится? Шли годы, Татьяна выросла. Ее любовь к отцу все крепла, а мать… она уважала и старалась не огорчать. И вот случилось ужасное – мать умерла. Татьяна вдруг ощутила, каким пустым и печальным стал без нее дом. Сердце разрывалось от боли. Но самое ужасное – Татьяна только после смерти матери осознала, что многим она обязана именно ей. Все, что она знала и умела в жизни, было заслугой только ее матери.

Слушая Татьяну, Андрей невольно проникся ее бедой. Впервые он подумал, что жизнь других людей состоит не только из радостей и наслаждения. Эта мысль, естественно, не могла принести ему облегчения, но она отвлекала и тем самым заставляла думать не только о себе. Случилось вдруг так, что Татьяна всецело завладела всеми его помыслами и желаниями. Андрея неотвратимо влекло к девушке – не только ее красота, оригинальные мысли и взгляды, но и душа, чистая и возвышенная. Постепенно он преобразился. Это уже не был физически утомленный, нравственно апатичный и опустошенный душой человек. Грустные и бесцветные глаза приобрели живой здоровый блеск, движения перестали быть робкими и неестественными, и даже передвигаться на костылях он стал как-то особенно мягко. А когда они сидели рядом, и Андрей смотрел пристальным нежным взглядом в глаза девушки, ему стоило невероятных усилий, чтобы не поддаться чувству и не поцеловать ее. Татьяна не осуждала Андрея, а совсем наоборот, ей казалось, если он что-то подобное предпримет, то она не будет сопротивляться. Девушка вдруг сделала для себя открытие – ее влекло к Андрею, и это было прекрасно. Теперь она подолгу крутилась перед зеркалом, тщательно причесывала волосы и подбирала наряды ярких тонов и расцветок.

Каждый вечер Андрей с нетерпением ждал возвращения Татьяны после работы домой.

Она переступала порог дома и в радостном возбуждении восклицала:

– Андрюша, мальчик мой, как дела?

Обращение было по-детски шутливое и больше подходило малышу, нежели взрослому мужчине тридцати лет, коим был Андрей. Но именно это и нравилось Чернышову. Любой мужчина до глубокой старости в душе всегда остается ребенком. Андрей обстоятельно и подробно рассказывал ей, чем он занимался в течение дня. Обычно он читал книги по протезированию и технологии материалов, которые приносила ему Татьяна из районной библиотеки, где работала заведующей. А иногда, в минуты наивысшего творческого подъема, он разрабатывал новые схемы протезно-ортопедических изделий, которые потом и показывал девушке. Татьяна мало что в них понимала, но всегда делала вид, что ей жутко интересно. Она знала, как важна для Андрея эта работа. Потом Татьяна повелительным жестом приглашала Андрея на кухню, где он, выступая в роли подсобного рабочего, помогал ей готовить ужин. При этом Татьяна делала вид, что без помощи Андрея она точно без рук и не в состоянии приготовить вкусный ужин. Эта ее хитрая уловка действовала безотказно, и вскоре Андрей сам без приказов Татьяны выполнял все работы по дому, требовавшие мужского вмешательства. Но это была лишь ничтожная малость из того, чем Андрей мог занять свой досуг. Татьяна прекрасно это понимала. Поэтому девушка терялась в догадках, чем бы еще разнообразить скучную и монотонную жизнь Чернышова. Помог случай. Однажды, находясь в хранилище для книг, расположенном в подвальном помещении районной библиотеки, она обнаружила на одной из полок тоненькую папку. На обложке в правом верхнем углу неизвестным размашистым почерком красным карандашом было написано: «Срочно уничтожить». Татьяна некоторое время помедлила, прежде чем открыла папку. Содержимое папки удивило ее. Это была небольшая брошюра на немецком языке, изданная в Германии в 1940 году. Используя все свои познания в немецком языке, ей удалось выяснить, что брошюру написал немецкий профессор по фамилии Данглай. Дальше было еще интереснее. В статье упоминалось о каких-то разработках в области протезирования. Этого было достаточно, чтобы Татьяна спрятала папку в хозяйственную сумку и принесла ее домой.