Штурм бездны: Прорыв. Цикл «Охотник»
«Долговязый, хватит медитировать, – передал мне Бак. – Может пора пострелять?»
У него воображение было менее развито, чем у меня, что много раз его выручало. Я же всегда знал, что воображение в нашем деле порок, с ним надо бороться, а сейчас мне стало особенно стыдно, что завис в боевой ситуации. Но в следующий миг именно воображение поставило передо мной вопрос, на который ответа у меня не было. Я вдруг живо представил, что Бак точным выстрелом поражает мину в самый уязвимый нервный центр над жгутиковым колодцем. Гарпун на огромной скорости вскрывает боевую полость, нирожир выливается, детонация не происходит… Победа? Ну, типа. Но что дальше? Мы уничтожим мину, но не платформу. Она продолжить командовать боевым охранением, и никакого хаоса огнем батиплана внести не получится.
Я передал свои соображения Баку, и тот сам завис на полминуты, не меньше.
«Не подумал об этом, – признался он после затянувшейся паузы. – Обычно же донники уничтожали сразу платформу».
«Вот именно», – ответил я.
– Если грохните мину, мы вас мигом подхватим, – раздался под шлемом голос Рипли.
«Мигом это как?». – Я решил остудить ее пыл.
Она не ответила, поняла, что сморозила глупость.
С безопасной дистанции батиплан доберется до огневой позиции хорошо, если за пару минут. От нас твари за это время один фарш оставят. Попытка же нас прикрыть огнем бортовой батареи издалека, будет воспринята платформой, как атака на нее. Тогда торпеды и «кальмары» внешнего круга перехватят все выпущенные снаряды, а «Барракуды» внутреннего круга разделаются с нами.
«Есть только один выход, – прикинул я. – Надо одновременно убить мину и платформу. Тогда боевое охранение превратится просто в стаю торпед, „кальмары“ вообще останутся не у дел, Викинг сможет начать стрелять издалека, большинство торпед бросятся на перехват батиплана, а от остальных мы сами отстреляемся».
Я понимал, почему никто не отвечает. Все думали, и думали одинаково, что это трудно, что это рискованно. Но какой смысл говорить об этом, если другого выхода нет?
«Бак, займись миной, у тебя опыта больше, – передал я в эфир, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. – Мне больше везет с платформами. Главное, стрелять одновременно».
Чтобы занять позицию для эффективной стрельбы по платформе, мне понадобилось еще несколько минут продвигаться по трещине одному. Хорошо хоть не во тьме, я этому был очень рад. Но стрельба – не то же самое, что выстрел. Мы с Баком находились в очень разном положении. От него требовался один предельно точный выстрел, и тут любая ошибка грозила взрывом мины. Я же точно знал, что даже молодую платформу одним выстрелом не уничтожить, и что пока платформа жива, каждая тварь между мной и целью будет кидаться на перехват выпущенных из карабина гарпунов. Мне придется выпустить изрядную часть боезапаса, чтобы убить платформу, занимавшую высшую ступень в иерархии биотехов. Причем, сделать это надо в считанные секунды. Чем дольше платформа продержится во главе боевого охранения после выстрела Бака, тем меньше у нас шансов на выживание.
Тут меня осенило. Резко, как вспышка молнии. Мое воображение, подобно машине времени, вернуло меня на много лет назад, когда мы только прибыли на Тринидад, и мне, за неимением других средств, пришлось взять под контроль донную платформу на шельфе. Я подкрался к ней скрытым порядком, вскрыл пульт управления и переключил профиль взаимодействия с боевым охранением. После этого все твари, принадлежащие платформе, стали принадлежать мне, и она сама тоже. Это была моя личная армия в глубине.
С тех пор многое изменилось, и сам я изменился очень сильно, но все же сейчас мне ничего в теории не мешало повторить этот трюк. Он бы решил все. Если Бак убьет мину, а я возьму под контроль платформу, все будет кончено самым победоносным образом. Рипли останется пройти на батиплане между тварями, которые не тронут ее, забрать нас на борт, и вернуться на базу. А платформа до конца своих дней будет пребывать в режиме ожидания без всякого вреда для рода человеческого.
Перспектива заманчивая, сказать нечего, но чтобы претворить такой план в жизнь, мне придется не просто подобраться к твари на расстояние выстрела, а приблизиться к ней вплотную, затем вскрыть программатор и ввести новые данные. При этом торпеды боевого охранения неизбежно меня засекут, подадут сигнал тревоги, и тогда Баку придется не сладко.
Подумав и взвесив все шансы, я передал в эфир:
«Бак, я стрелять не буду. Если платформа останется живой, то рядом с ней для нас будет самое безопасное место. Убивай мину, потом сразу пробивайся вплотную к платформе. Там разберемся».
«Принял. – ответил Бак. – Будь готов, я на позиции».
Я дождался выстрела, и тут же помчался к платформе, уже не заботясь о маскировке. Мышцы водометов, казалось, затрещали от напряжения. Уже через пару секунд стало ясно, что Бак справился, попал, иначе бы мина рванула.
«Вскрыл полость, – сообщил Бак. – Встречай боевого товарища».
– Вы сумасшедшие оба, – услышал я на гиперволне голос Рипли.
Мое положение облегчалось тем, что в непосредственной близости от платформы торпед очень мало. Они там не занимают позиции, так как все равно не могут взрываться. В результате, чтобы меня перехватить, торпедам внутреннего круга пришлось играть со мной в догонялки, а это не так-то просто, с учетом мышечной мощи сверхглубинного аппарата линейки СГАК. Он ведь создан по тем же биотехнологиям, что и сами торпеды, а потому ничем не уступал им в скорости, а на форсажном режиме даже превосходил.
Но все же и в непосредственной близости от платформы торпеды тоже имелись. Они не могли взорваться без риска ранить платформу, но их функция была совершенно иной. На них возлагалось поражение вражеских боевых пловцов, если они попробуют несанкционированно завладеть доступом к программатору.
Мне с такими тварями уже приходилось драться, когда я оказался лицом к лицу с движущейся платформой класса «Барбара». Это были небольшие, юркие «МТБО-10», слишком слабые, чтобы топить корабли, но прекрасно приспособленные для уничтожения боевых пловцов. Для этого им и взрываться не надо, для этого у них имелся набор режущих пластин, не тупее моего глубинного кинжала, и опасная зубастая пасть. К тому же, как правило, к ним приписывались «Барракуды», оснащенные ультразвуковой пушкой на морде, а это вообще не фонтан.
Они, заразы, тоже хитрые, ловко прятались в трещинах, так что я их увидел на радаре, только когда как следует поднажал. Но когда они, по команде платформы, выскочили в зону обнаружения, мне скорость сбавлять не было уже никакого резону. Только драться, тут уж, как ни крути. Иначе зажмут с двух сторон так, что мало не покажется.
Я насчитал в непосредственной близости шесть «МТБО-10» и три «Барракуды». В прошлый раз было две, и то я не слабо упарился уклоняться от их ультразвуковых импульсов, способных разорвать жабры моего скафандра и оставить меня без кислорода. Ну и, ясное дело, как минимум четыре ультразвуковых пушки имелось у самой платформы, для защиты ее со всех четырех сторон.
Но я тоже пороху в океане понюхал, так что запросто меня было не взять. Я хорошо знал и преимущества ультразвуковых «дудок», и их слабые места. Преимущество было понятно – если из нее прилетит, жабрам аппарата конец, и я задохнусь в собственном скафандре. Ну и шкуру ультразвуком можно попортить – у Бака имелся такой ожог на плече. Женщинам нравилось, пищали от восторга, а самому Баку не очень. Особенно в первые часы после получения.
Слабые места ультразвуковые пушки тоже имели. К ним, в первую очередь, относилась не очень высокая скорострельность, так как ультразвук там вырабатывался за счет протекания потока воды в хитиновом резонаторе, и эту воду для каждого выстрела надо было набрать в полость. Кроме того, ультразвуковой удар хорошо был виден в воде. Увернуться не увернешься, а вот сам факт выстрела, что он был, и в ближайшие секунд пять следующего не будет, понять можно запросто. Еще я знал приметы, по которым видно, что торпеда собралась стрелять. Их было несколько, таких примет – и пузырьки, вырывающиеся из жаберных щелей от компрессии перед выстрелом, и замедление хода, так как поток воды при выстреле имел нее слабую обратную тягу, так что если торпеда пальнет на полном ходу, ей отдачей не мудрено и шею свернуть.
В общем, к атаке я был готов, и она не заставила себя ждать. Первыми ударили «Барракуды», не одновременно, а с интервалами в две секунды, чтобы не дать мне прохлаждаться полных пять секунд. На такой большой дистанции это пустое – увидев, какая из торпед выстрелит первой, я заранее ушел в головокружительный противоторпедный маневр, представляющий собой сложную кривую в трехмерном пространстве. Двигаясь по ней с постоянно смещающимся углом атаки, я не давал возможности торпедам правильно взять упреждение, и все три белых трассы пробили воду там, где меня или еще не было, или не было уже.
При этом твари себя неминуемо демаскировали, они не могли стрелять, оставаясь в расщелинах. Как только их метки появились на радаре, я дал им прочихаться из легкого карабина. Попасть не попал, это даже при моей меткости было немыслимым, но зато не дал второй раз отстреляться по мне. Не до этого стало тварям, самим пришлось уклоняться от гарпунов.
Тут же на радаре я заметил алые искры малокалиберных управляемых ракет – это уже Викинг, умница, долбанул по севшим мне на хвост скоростным торпедам внутреннего круга. Те так увлеклись погоней, что сгруппировались слишком плотно, прозевали атаку и теперь им уже не рассредоточиться во избежание вторичных детонаций.
Накрыло их знатно – даже на приличной дистанции от мощных взрывов ударило компрессионной волной. Это вам не в воздухе взрыв, тут несжимаемая среда, барракуда ее дери, тут так долбанет, что глаза из орбит вылезут, без всякого преувеличения. Но плотная мускулатура скафандра такие удары призвана брать на себя, и справлялась с этим отлично.
Бак, не мешкая, пальнул по тварям из тяжелого карабина. В отличии от скорострельного легкого ЛКБГ-7, из которого я полоснул по торпедам очередью, его елдометище пулял редко, но метко. В первую очередь за счет управляемого активно-реактивного гарпуна с фугасной боевой частью. От такого ни одна тварь увернуться не в состоянии, хоть она какая быстрая и верткая. Так что когда идет атака из тяжелого карабина, тварям есть лишь один резон – улепетывать подальше одна от другой, чтобы при попадании всех не накрыло взрывом.
«Барракуды», конечно, верткие, в этом им не откажешь. Так что Баку удалось лишь одну снять точным выстрелом, остальные метнулись в стороны, как мальки от брошенного в воду камня. Я их на тракетории приложил очередью из ЛКБГ-7, и пробил задницу одной из «МТБО-10», лишив ее маневренности.
Платформе это не понравилось, и она пальнула в меня в меня из своей «дудки». Я как раз проходил второй цикл противоторпедного маневра, и она промахнулась, а я, улучшив момент, резко ушел в глубину, и буквально секунды за три оказался у самой платформы, в мертвой зоне всех ее средств поражения.
Позиция удобная до предела, и товарищи готовы прикрыть. В общем, мне надо было как можно скорее найти пульт управления и пустить его в ход, тогда можно будет заказывать шампанское со Шри-Ланки.
Вот только совсем рядом оставались еще две «Барракуды» и пять «МТБО-10». А это не шуточки ни фига.
Глава 3. «Жабры»
Я порадовался, что при тактическом планировании операции мне досталась боевая роль, требующая вооруженности легким гарпунным карабином, а не тяжелым. Тяжелый карабин великолепен на дальних дистанциях, когда в высокой скорострельности нет смысла, ведь торпеды три километра не преодолеют за пару десятков секунд, а вот точность управляемый гарпун дает ювелирную. У меня же ситуация была прямо противоположная – торпеды под носом, а от скорострельности оружия целиком и полностью зависела эффективность меня, как боевой единицы.
В общем, когда ринулись «МТБО-10», я встретил их шквальным огнем, выпустив сразу с десяток гарпунов. Три из них попали в цель, и разрубили тела тварей широкими лезвиями наконечников. Вот только кассета опустела, и ее надо было сменить. Не сказать, что задача трудная – нажал на рычаг, сбросил старую, достал с каркаса новую, поставил на место. Клац, клац, клац. Как на тренировке. И уж столько я настрелялся из легких карабинов на разных глубинах, что и не сосчитать случаи применения, но даже мне с моими навыками нужно секунды четыре на перезарядку. За это время обе уцелевшие «МТБО-10» описали пологие дуги, и оказались в непосредственной близости от меня. Ясно стало, что стрелять мне уже не дадут. А Бак тоже из своего елдомета пальнуть не мог, так как и мне бы не поздоровилось.
Первым рефлексом было выхватить глубинный кинжал и броситься в рукопашную, но мне секунды хватило на понимание недопустимости такой тактики. Слишком уж хорошо оснащены были «МТБО-10» режущими пластинами, и это оружие было раза в два длиннее моего кинжала. Вступи я в драку с двумя торпедами сразу, меня бы вместе со скафандром на лапшу располосовали.
Времени на раздумье не оставалось, но, как это нередко бывает в критических ситуациях, в памяти сам собой всплыл яркий, очень значимый для меня образ из детства, как я, защищая Ксюшу, дрался с Дохтером. Гарпун тогда у меня был от тяжелого карабина, и я орудовал им, как алебардой, но и сейчас можно было значительно усилить свою штурмовую мощь на короткой дистанции, используя режущий наконечник.
Вот только гарпун не достать из кассеты в два счета, легче было ею снарядить карабин, тогда сработает механизм подачи, и наконечник выдвинется из ствола, образовав нечто вроде штыка, который крепили к древним ружьям.
Мне понадобилось еще две секунды, чтобы вставить кассету на место, и от первого натиска «МТБО-10» пришлось увернуться, используя всю мощь водометов скафандра. Но просто дать деру было нельзя – стоит удалиться от платформы, меня тут же торпедируют твари внутреннего круга боевого охранения. Простую дугу описывать – тоже самоубийство, меня бы махом с двух точек обстреляли «Барракуды» ультразвуком. В общем, пришлось мне снова уйти в полноценный противоторпедный маневр, следуя маркерам визора, но на столь короткой дистанции он не имел высокой эффективности, так как чем ближе цель, тем проще тварям высчитывать упреждение для удара.
Две секунды я выиграл, но обе «Бараркуды» по мне предсказуемо шарахнули ультразвуком. Одна промахнулась, другая зацепила ступню левой ноги, и я бы взвыл от боли, если бы легкие не были заполнены «рассолом». Ну, натурально, словно раскаленный уголек попал в тапок. Зато когда у меня красные круги перестали мелькать в глазах, я уже был готов к встрече с «МТБО-10», держа в руках полностью снаряженный карабин с торчащим из ствола лезвием наконечника.
В ближайшие три секунды о «Барракудах» можно было не думать – они отстрелялись, им нужно время на забор воды для «дудок». А вот «МТБО-10» представляли серьезную опасность, в первую очередь потому, что их две, и они действовали весьма согласованно.
Стоило мне выйти из противоторпедного маневра, меня атаковали в лоб почти параллельными курсами. Стоило зазеваться, острые пластины прошли бы через мышечную ткань скафандра, как нож сквозь масло, но, меня выручил вычислитель костюма. Он без команды бросил мне на визор подсветку приоритетной цели, той торпеды, которая была всего на полкорпуса ближе ко мне, чем другая. Это дало мне возможность ударить гарпуном именно ее, а затем врубить водомет и уйти с линии атаки.
Инерция у «МТБО-10» значительная, так что одна тварь как следует налетела на гарпун, а вторая промахнулась мимо меня, попыталась развернуться на ходу, но ее все же протащило метров на десять по ходу движения.
Первую я вскрыл, как селедку, вырвал гарпун, и приготовился нанести удар, но тут мне прилетело от «Барракуды» прямым попаданием по жабрам. Спину мне прикрыли водометы, это спасло от ожога, но вот дыхательным органам скафандра пришел конец, и дышать теперь под водой стало нечем.
Конечно, в крови имелся какой-то уровень кислорода, и при моей тренированности до потери сознания пройдет минуты две, может и больше, но кардинально это ситуацию поменять не могло. Все равно меня от воздуха отделяли километры водяной толщи. А тут еще оставшаяся «МТБО-10» закончила разворот и ринулась на меня.
Я, конечно, не стал дожидаться прямого контакта, была секунда, чтобы прицелиться и выстрелить, мне этого времени за глаза и за уши хватило. Так что гарпун вырвался из ствола и с короткой дистанции прошил тварь от носа до задницы, вывернув наружу все внутренности, включая нитрожир, от реакции с которым вскипела вода.
Тут я заметил пузырьки вокруг морды второй «Барракуды», едва успел повернуться к ней спиной, и получил второй удар по водометам. Теперь им тоже с гарантией пришел конец, так что я лишился не только возможности дышать, но и маневренности. Зато они отстрелялись обе, и я намеревался этот факт использовать по полной программе.
Дистанция до них была около пятидесяти метров, очень удобная для стрельбы из легкого карабина, так что я не дал им набрать воды для следующего выстрела, а освежевал двумя короткими очередями по три гарпуна в каждой.
Если бы не убитые жабры и водомет, это можно было бы считать победой, а так она мне слишком дорогой ценой досталась, радости не вызвала, но принесла некоторое облегчение. Я опустился на грунт и в несколько шагов добрался до платформы. Мне оставалось минуты полторы быть в сознании, и я не знал хватит ли этого времени, чтобы запустить программатор и взять над платформой контроль.
«У тебя кровь из жаберных крышек», – передал Бак.
Да, это тоже представляло собой проблему. Моя кровеносная система через катетер была соединена с кровеносной системой скафандра, и его кровопотеря скоро превратится в мою. Хотя воздух в таких случаях кончается раньше, чем наступает геморрагический шок.
«В сторону!» – приказал Бак.
Я сразу понял, что он собрался избавить меня от необходимости работы с программатором, а решил без затей расстрелять платформу тяжелыми гарпунами. Это сильно осложнит жизнь Рипли и Викингу, им придется пробиваться к нам через сотни тварей, чтобы эвакуировать Бака.
«Не стрелять! – приказал я, пользуясь правом старшего в группе. – К программатору! Иначе нас торпедируют, как только платформа сдохнет».
У меня уже начинало шуметь в голове от недостатка кислорода. Соображать становилось все труднее, но я все же вскрыл кинжалом крышку программатора и нажал сенсоры первичного запуска. Секунд через двадцать рядом со мной на грунт опустился Бак. Пока платформа жива, торпеды охранения не смогут его поразить без риска ранить платформу, а всех «МТБО-10» и «Барракуд» я перебил.
Вот только Бак, оказавшись рядом, не стал менять меня у программатора, а повел себя странно – достал с каркаса гарпун и всадил его шток мне под жаберные крышки. Тут-то до меня и дошло, что он задумал. Гарпуны тяжелого карабина имеют активно-реактивный принцип выстрела. Из ствола их выталкивает вышибным зарядом, а затем срабатывает химический реактивный двигатель. Работает он на том же порошке, что и картриджи воздушных аппаратов, при контакте с водой этот химикат бурно выделяет кислород. Просто чистый кислород, и ничего больше.
Ну, оно и сработало.
Конечно, гарпун Бак удержать после запуска двигателя не смог, у него тяга такая, что будь здоров и не кашляй. Но прежде, чем снаряд унесся во тьму океанских глубин, он выбросил в жабры скафандра добрую порцию кислорода. У меня в глазах махом посветлело. В «рассоле» под давлением тоже растворилось до фига живительного газа, так что он и через легкие начал всасываться, в обход кровеносной системы скафандра.
«Жабры прижги резаком! – передал я жестами. – Это остановит кровопотерю».
«А как кислород поставлять?»
«Напрямую в „рассол“, он под давлением растворяется махом».
Бак не стал спорить, активировал термитный резак, которым мы при надобности освобождали металлические конструкции под водой, и как следует прошелся по разорванным сосудам скафандра, прижигая их пламенем.
«Бери платформу под контроль, воздуха теперь хватит минут на пять», – передал Бак.
Конечно, всё это Викинг с Рипли тоже читали на мониторах. Неловко я себя от этого почувствовал, но с этим уже ничего не поделать. Важнее было справиться с программатором, и я этим занялся, благо, не в первый раз.
Бак взял мой легкий карабин и следил за радарными метками на визоре, чтобы ни одна тварь нас нее нахлобучила, пока я работаю. Страха не было вообще – как отрубило. Умом я понимал, что ситуация сложная, что способ моего дыхания нештатный, и неизвестно, к чему это все приведет, но тело работало четко и слаженно, без тремора и зависаний.
Я выбрал нужный пункт меню на экране программатора и перевел платформу и ее боевое охранение в режим пассивного патрулирования. Теперь твари ни на кого не нападут, ни на нас, ни на батиплан.
«Рипли, охранение под контролем! – передал Викинг. – Жми полным ходом к нам».
Две из пяти минут, отпущенных мне на усвоение порции кислорода, истекли, а Рипли до нас добираться пару минут на маршевом двигателе, так что она могла успеть. С пилотированием у нее полный порядок. Я перевел радар на дальнее обнаружение, хотелось видеть, как приближается батиплан, но вместо успокоения информация на визоре принесла легкий шок.
«Почему идете на маневровых?» – спросил я Рипли.
– Торпед очень много, – раздался ее голос под шлемом. – Если переть на маршевом, врежемся в какую-нибудь тварь и сами себя торпедируем.
Об этом я не подумал сразу, а когда понял ее правоту, сердце заныло, а в глазах раньше времени поплыло от начинающегося удушья. Я понял, что батиплан не успеет нас эвакуировать, что придется делать еще один впрыск кислорода, и в этот раз уже не под жаберные крышки, а напрямую в «рассол».
Мы с Баком переглянулись, ясно было, что думаем об одном и том же. У гарпуна не слабая тяга, он выбрасывает из жерла двигателя огромное количество кислорода под приличным давлением. Если прорезать дыру в мышечной ткани скафандра и сунуть в нее шток гарпуна, меня, вместе со скафандром, неизбежно надует, как жабу. Может, надует только скафандр, а может он лопнет, и я останусь голым, без «рассола» на глубине океанского дна. Тогда мне точно конец. Но если вообще ничего не делать, мне тоже конец.
«Надо резать скафандр», – передал Бак.
«В двух местах, для сброса давления», – добавил я.
На самом деле две дыры вместо одной не решали проблему кардинально, точнее создавали массу дополнительных трудностей. Во-первых, под давлением из скафандра вышибет весь «рассол», его место займет забортная океанская вода, а это не совсем то же самое, что стерильный физраствор в легких. Во-вторых, скафандр и так изуродован, его мышечная ткань повреждена, и новые дыры ситуацию не улучшат – скафандр под давлением может лопнуть.
«Режь», – велел я.
Бак достал глубинный кинжал и проделал им две дыры, в левом и правом боку, почти под мышками, ближе к шлему. В этом был смысл, чтобы насыщение «рассола» кислородом произошло ближе к дыхательным путям. Вода густо окрасилась кровью – пока это была кровь скафандра, но когда она кончится, в воду пойдет моя.
«Надо основную артерию скафандра из катетера вынуть, – напомнил я. – Иначе истеку кровью».
Бак кивнул, и нанес еще один удар кинжалом в район моей поясницы, где обосновался искусственный биотехнологический паразит, обеспечивающий связь моей кровеносной системы с кровеносной системой скафандра. Сейчас, с убитыми жабрами, толку от этой связи не было никакого, одни риски.
«Готов?» – спросил Бак.
К такому разве можно подготовиться? Я не стал отвечать. Он сорвал заглушку с дюзы и сунул шток гарпуна в дыру моего скафандра. Шибануло давлением так, что я на миг потерял сознание, а когда пришел в себя, сообразил, что ничего толком не вижу. Напором вспенившегося «рассола» то ли повредило глаза, то ли временно изменило их форму, но резкость навести не получалось – все выглядело предельно размытым, как в бабушкиных очках. Гарпун вырвало из рук Бака, тягой реактивной струи меня закрутило волчком, затем отпустило, и я совсем рядом услышал глухой взрыв.
Во всей этой свистопляске мне удалось отыскать всего один положительный момент – я перестал задыхаться. Видимо, не слабая порция кислорода, вбитая в «рассол» под давлением, дошла до легочной ткани и начала в нее впитываться. И еще одна мысль вертелась, жуткая. Мне показалось, что вырвавшийся из дыры гарпун убил Бака. Но тут визор шлема осветился, пришло сообщение. Я его не мог прочитать, глаза еще не пришли в норму, но никто, кроме Бака отправить его не мог – Рипли или Викингу проще было общаться голосом. Значит, Бак жив. Вот только не понять, чего он от меня хочет.
«Рипли, что мне Бак написал?» – передал я при помощи жестов в эфир.
– Гарпун попал в платформу и взорвался внутри, – ответила она. – Что у тебя со зрением?