Недостройка

Бассейн был необъятных размеров, пятьдесят на пятьдесят метров точно, а может и поболее, не поскупились местная оздоровительная отрасль. На дне было что-то вроде каменной гальки, а борта обычным беленьким кафелем облицованы. В дальнем конце ещё было устроено что-то типа горки, по которой можно было съехать вниз и плюхнуться в термальные воды с большим количеством брызг. Не аквапарк, но что-то где-то как-то псевдо-квази…

И вода была почти что температуры человеческого тела, сначала тёплая, а через пять минут ты уже её и не ощущаешь, как будто в невесомости какой плаваешь. Я на горку не полез конечно, горок я что ли не видел, аккуратно плавал по периметру бассейна, стараясь далеко не удаляться от Оксаны. А она развлекалась вовсю – и по горке съехала пару раз, и ныряла метров на десять, и брызгала водичкой во всех окружающих, включая меня.

Народу в бассейне не сказать, чтобы много было, но имелось, в основном это были молодые парни, которые смотрели на Оксану понятно как. Преступности, может, на Камчатке и не существовало, но сексуально озабоченных граждан, как я увидел тут, было в достатке. Один из них проявил больше внимания девушке, чем остальные, кружил вокруг неё кругами, подныривал, и в один прекрасный момент она пожаловалась мне на ухо, что этот озабоченный гражданин пытается её пощупать под водой. Ну надо наверно реагировать, со вздохом подумал я, как-никак в ресторан-то её я водил, а не кто другой.

Подплыл к озабоченному (здоровый парнишка-то, с мускулатурой и абсолютно рыжими волосами), предложил выйти и поговорить. Тот посмотрел на меня достаточно странно, но выйти не отказался. Зашли за угол раздевалки.

– Слышь, братан, – начал я с угрожающими интонациями, – это моя девушка, так что не лапай чужое добро.

– А ты кто такой будешь? – с ехидцей в голосе отвечал рыжий.

– Антоном меня зовут, живу в Приморске. А ты кто?

– А я Вася, – именем он и ограничился, – слушай сюда, Антоша, я тут в авторитете, меня все питерцы знают, и приморцы тоже, и все уважают, и я буду тут делать, что хочу, поал? А тебя, сосунок, я первый раз здесь вижу. И в последний тоже – вали отседа, пока цел, поал?

– Неа, не поал, – резко ответил я, – не будешь ты тут делать, что хочешь. А если будешь, то я те руки оторву и другим концом вставлю.

Тут, короче говоря, началась драчка – у Вася этого имелись какие-то зачаточные понятия о правилах бокса, поэтому наверно он провёл… точнее попытался провести мне стандартную двойку в челюсть и печень, но я был к этому готов и ушёл от обоих ударов, довольно удачно ушёл. И вместо ответного бокса просто зарядил ему с ноги по яйцам, попал довольно удачно – Вася скорчился, зажал промежность обеими руками и, подвывая, попрыгал в другую от бассейна сторону.

– Не попадайся мне больше, – строго сказал я ему вслед, а он пробормотал через плечо что-то вроде «мы ещё встретимся».

Вернулся к бассейну, меня там встретили встревоженными лицами.

– Всё в порядке? – поинтересовался Петрович.

– В полном, – заявил я, – больше нашу Оксану никто беспокоить не будет.

– Это вообще-то Вася Бурый был, – сказал, отведя меня в сторону, Лёлик, – бандитов на Камчатке вообще-то нет, но он, кажется, исключение. Я про него много слышал.

– Как медведь, значит, Бурый? – переспросил я, – ладно, что не Гималайский. Спасибо за ценную информацию, обязательно учту.

Ну а больше ничего такого в этой Паратуньке и не произошло. Чувствовали мы себя после купания, кстати, превосходно, лично у меня как будто крылья выросли.

Киевляне

А когда мы в свою общагу вернулись, оказалось, что в закрытую комнату нашей хаты заселилось четверо новых постояльцев. Познакомились, они все оказались из Киева, по-русски говорили достаточно чисто, но с характерным для южной России и восточной Украины прихэхэкиванием. Не обошлось, естественно, без разбавления спирта местной артезианской водой и последующих посиделок на кухне. Киевляне выложили сало и выкатили банку маринованных помидоров, а у нас осталась ещё одна горбуша из принесённых Лёликом, пожарили её на сковородке. Лёлика с Оксаной на этот раз не случилось, но подошёл Максим, он в этом ж подъезде жил, только этажом ниже.

Киевляне оказались простыми парнями без выпендрёжа, им было интересно всё, касающееся их нынешнего места пребывания, ну а мы на правах уже поживших и повидавших, выложили им целую кучу информации про местные красоты и особенности.

– Если на гору какую влезть захотите, то лучше Авачи ничего не придумаете, – авторитетно рассказывал им окончательно отошедший от пережитого геноссе Мыльников, – там примерно шесть часов вверх по тропе, никакого снаряжения не потребуется, отдыхать лучше всего каждые полчаса по чуть-чуть. Да, и на вершине когда будете, не надо в кратер лезть, – самокритично добавил он.

– Это точно, – поддержал его Петрович, – Мыльников на своей шкуре всё прочувствовал.

Все заулыбались, а турист Серёжа так даже громко заржал. Но киевлян больше заинтересовали гейзеры, тут уж пришлось отвечать Максиму, как старожилу.

– Понимаете, в чём тут дело, друзья, – отвечал Макс, затянувшись Космосом, – гейзеры у нас, в общем и целом, собраны в одном месте… в трёх точнее, но все они недалеко друг от друга. В долине гейзеров, слышали наверно про неё?

– А где это? – поинтересовался самый любознательный киевлянин Богдан (зовите меня просто Богдашей).

– Это на север от Питера, если по прямой, то около 150 километров, в Кроноцком заповеднике.

– А если по дорогам?

– А нет туда никаких дорог. Можно пешком от Мильково, там порядка 60-70 км будет, два дня хорошим походным маршем, но тут есть одно большое но. Закрыто оно всё лет десять уже как – сначала для неорганизованных туристов перекрыли, а потом и вообще для всех.

– Почему? – спросил всё тот же Богдаша.

– А засрали всё потому что. Жерла гейзеров тоже всяким мусором завалили, в результате несколько штук перестали извергаться.

– А если мы всё-таки попытаемся?

– Поймают, впаяют штраф, рублей по сто он сейчас что ли…

– Ну это не страшно, – заявил Богдан, – нам командировочных много отсыпали.

– Подожди, это ещё не все – плюс депортация с территории Камчатской области в 24 часа. Вон Антон уже знает, что это такое.

Все посмотрели на меня, а я просто ограничился кивком – захотят, потом расскажу, а сейчас не об этом.

– Да, видно не судьба, – это уже старший из киевлян сказал, – нам на гейзеры посмотреть, так что ограничимся вулканами.

– Вы ведь тоже в Ольховую едете? – спросил Максим. – Там не очень далеко есть выход на поверхность горячих газов, возле Мутновки. Можете смотаться, если уж так приспичило.

– Ну газы это всё-таки не гейзеры, – попытался поспорить Богдан.

– Они вместе с водой выбрасываются, газы эти, так что разница не очень большая. Правда нерегулярно, ловить момент для фотосъёмки придётся.

Далее зашла речь о землетрясениях, тут Максим новую байку рассказал, я её ещё не слышал.

– В позапрошлом году дело было, в июне – сплю я, значит, на своём диване, а над ним у меня часы висят, здоровые такие, с гирями и маятником, наследство от бабушки осталось. И вот в какой-то момент чувствую, что завибрировало всё вокруг… и тут толчок последовал, очнулся я, короче говоря, на полу, сбросило меня туда толчком. А на моём месте на диване лежат эти ходики, их тоже со стены скинуло. Убить меня, конечно, не убило бы, не такие уж они и тяжелые были, часы эти, но пару переломов вполне мог получить. Тут же и перевесил я их на другое место…

Между делом выяснились и подробности максимовой биографии, он, оказывается, вообще москвичом был и работал до переезда сюда (трам-тарарам) на Гостелерадио в Останкино. Звукорежиссёром.

– И чего ж тебе не хватало в столице-то? – спросил я, доедая кусок рыбы. – Что ты так подорвался на самый край света.

– Да скучно там, – просто отвечал он, – всё за тебя расписано другими людьми и на тридцать лет вперёд, а тут ты сам за себя отвечаешь.

– А ты поди и со знаменитыми артистами там встречался? – это наш старший спросил.

– Да, конечно встречался, как без этого.

– Рассказал бы что-нибудь, это ж всем интересно было бы.

– Кто вас интересует, называйте – расскажу.

– Про эту расскажи… про тётю Валю которая, – попросил Мыльников.

– Про Леонтьеву? Пожалуйста, я с ней работал на передаче «От всей души»… нормальный человек, что большая редкость для телевидения, могла конечно и покричать, но негромко и недолго, быстро отходила. Очень обаятельная, но у неё в семье, кажется, проблемы какие-то были, так что она не особенно общалась за рамками программ-то…

– А что за проблемы?

– Да с мужем, точнее с мужьями у неё не заладилось, с первым развелась, со вторым собиралась разводиться, потом я уволился и окончания этой истории не знаю.

– А правда, что для молодых актрис там у вас одна дорога на экран, через койку? – спросил один из киевлян.

– Я в эти дела подробно не влезал, уж очень противно, – отвечал Максим, – но таки да, очень много актрис карьеру именно на этом и заполучили. А многие наоборот, разрушили, если отказывали, кому не надо отказывать.

– Давай подробности! – это уже чуть ли не коллективно сказали трое-четверо.

– Ну вот была такая Катя Савина, помните наверно? (народ закивал, что да, конечно). «Приходите вчера» самая известная из её работ, так вот – отказала она Пынину… ну да, тому самому, а он так обиделся, что перекрыл ей дорогу на экран.

– А ещё обратный пример хотелось бы, – настаивал Мыльников.

– Могу и обратный, запросто… Белобрысикова все свои роли (ну не все, но большинство) получила, потому что ни в чем не отказывала Гераськину. Еще школьницей причём, она в 16 лет в кино пришла.

– Даааа, – выдохнул народ.

– А Пугачёву видел, общался?

– Кто ж её в Останкино не видел… про эту хабалку мне что-то совсем говорить не хочется.

– Почему это?

– Суперзвезду из себя корчит, а на деле обычная вздорная баба с дикими амбициями. По десятку дублей, помнится, приходилось записывать, пока она во все ноты не попадет.

Разговор об Останкино на этом как-то сам собой увял, а вместо этого начали расспрашивать киевлян про Тарапуньку со Штепселем и про Софию Ротару.

– А чего Тарапунька? – переспросил Богдаша, – помер он, в прошлом году и помер. А один Штепсель двоих конечно не заменит. А Ротару больше в Москве живёт, хотя у неё есть квартира и в Киеве, на Крещатике.

– А что, каштаны на Крещатике по-прежнему цветут?

– Куда ж они денутся. Только это не те каштаны, которые есть можно – там специальные сорта выращивают в питомниках.

– А киевские торты всё ещё продают?

– Да, только очередь надо занимать с утра… мне, если честно, они не очень нравятся, слишком сладкие, – на этом Богдаша и закруглил вечер расспросов и воспоминаний.

Хвынтокрыл

А на следующий день мы опять продолжили свои бесконечные поездки в Халактырку, без киевлян, у них своя какая-то программа была, один только раз с нами съездил Богдаша. Вертолёты, стоявшие на поле, он сразу же обозвал по-своему хвынтокрылами, нам это название очень понравилось. Хвынтокрылы по-прежнему так и стояли, уныло уронив лопасти, и нас они никуда везти не хотели. С понедельника по среду включительно не хотели, а в четверг что-то тяжёлое, видимо, сдохло в лесу, потому что сразу же по приезду, время где-то около полудня было, из диспетчерской выбежал взволнованный Петрович и заорал, что МИ-8 ждёт не дождётся наших грузов, погнали загружать.

Выкатили тележку с родными ЭВМ, упакованными в деревянные ящики, быстро погрузили их в железную машину, влезло почти всё, но тут подошёл суровый пилот и высказался в том смысле, что кроме ящиков он больше никого взять не может, максимум только одного сопровождающего, чтобы перегруза не случилось. А это значит что? Правильно, что нам надо посчитаться и определить того самого одного сопровождающего.

– Ну чего, орлы? – спросил Петрович, – кто сегодня желает полетать?

Орлы хлопали глазами и лететь не рвались. Тогда я потянул одеяло на себя.

– Я могу, Евгений Петрович. Всю жизнь мечтал на такой машинке прокатиться.

– Возражений ни у кого нету? – спросил Петрович, строго оглядев строй.

Никто возражать не стал.

– Ну тогда залезай и с богом, – и он не по-советски как-то перекрестил меня, – а мы уже следующим рейсом подвалим, подготовь там для нас площадку.

И я залез в нутро громыхающего чуда о четырёх лопастях, перед тем, как второй пилот за мной люк задраил наглухо, ещё и ручкой сделал остающимся товарищам, идиот… Почему идиот, спросите вы? А потому что не знал, что мне предстоит в ближайшем и не очень ближайшем будущем, вот почему.

Внутри, естественно, всё гремело, ревело и вибрировало, с чем бы сравнить-то… ну вот видели наверно, как строители сваи заколачивают, а всё вокруг в радиусе сотни метров подпрыгивает – примерно как-то так, только частоту забивания свай надо на десять умножить. Соседей слышно вообще не было, второй пилот, чтобы я что-то расслышал, наклонялся мне прямо к уху и орал туда дурным голосом – да если честно, то и говорить-то нам особо не чем было, он мне крикнул, чтоб я за ящиками следил, когда болтанка начнётся. Из чего я заключил, что болтанка будет обязательно.

Она и началась сразу почти после взлёта, мало, значит, мне было рёва моторов и вибрации бормашины, так ещё и качели вверх-вниз добавились. Ну ничего, Антоша, подбодрял я себя, всё ведь на этом свете когда-то заканчивается, долетим и мы в конце концов до этой грёбаной Ольховой бухты. В промежутках между контролем расползающихся ящиков посматривал в иллюминаторы вниз – летели мы строго над морем, сначала по Аваче (и точно, огроменная бухта-то выходит, насколько я помнил, вторая по величине в мире после Сиднейской кажется), потом мимо широко известных Трёх Братьев (ну это три скалы такие у выхода в открытый океан, по легенде они когда-то защитили Питер от цунами и от этого окаменели), а далее вдоль береговой полосы. Никаких таких страшных перевалов, нелётной погодой над которыми нас кормили последние полторы недели, не заметил.

Летели на высоте где-то двести-триста метров, видимость была замечательной. Чем полёты над Камчаткой отличаются от полётов, к примеру, над центральной Россией? Не знаете, так я вам скажу – нет распаханных прямоугольниками полей. Холодно же здесь, за короткое дождливое лето ничего уродиться не успевает, поэтом и не сеют, а природа внизу имеет свой первозданный вид, как при первооткрывателях Владимире Атласове и Витусе, сами понимаете, Беринге. Ветерок не сказать, чтобы очень сильный был (что не мешало воздушным ямам, в них мы проваливались с пугающей пунктуальностью), волн на море было немного, а берег был скалистым и обрывистым – маленькие полоски пляжиков если и возникали, то ненадолго, а так всё одни холодные скалы, обрывающиеся со стометровой высоты в прибой.

Вертолёт начал снижение, волны со скалами резко приблизились, наконец он развернулся над каким-то заливом и завис над небольшой песчаной площадочкой рядом с ручьём. И деревянное сооружение типа «будка» тут рядом имелось, с флагом и сачком, показывающим направление ветра. Сели. От будки к нам, пригибаясь и укрываясь от поднятого песка, направились двое, один офицер, второй матрос. Второй пилот пробежал мимо меня и моих ящиков, раздраил люк и крикнул мне, чтоб я выходил – частота вращения лопастей уже снизилась, поэтому совсем уж громко орать не приходилось.

– Добро пожаловать в бухту Ольховую, – сказал мне офицер в форменном кителе и фуражке, оказавшийся капитаном третьего ранга, – как долетели?

– Спасибо, все хорошо, – ответил я, – надо наверно разгрузиться, чтобы людей не задерживать.

– Да, конечно, – по-простому ответил офицер, – сейчас всё разгрузим, БМП уже едет.

И точно, откуда-то справа из кустов сразу выехал означенный БМП, взрывая гусеницами почву. Он подрулил кормой, из кабины вылезли ещё два матросика, и мы вчетвером (я плюс три матроса, офицер уж мараться не стал) оперативно перетаскали ящики в кузов.

– Можете лететь, – сказал сразу после этого офицер пилоту, тот кивнул и задраил люк.

Вертолёт снова набрал обороты, разогнав новую песочную тучу, все отвернулись, чтобы в глаза хотя бы не попало. А когда, наконец, всё стихло, офицер представился, сказав, что его звать Виктор-Сергеичем и он здесь зампотех, ну я в ответ тоже сказал, кто я.

– Надо наверно подождать следующего рейса, – добавил я, – а тогда уже всё барахло вместе взятое перевезти к месту использования.

– Во второй корпус, – уточнил Виктор Сергеич, – только я бы на твоём месте не рассчитывал на скорый второй рейс.

– Почему? – спросил я.

– По собственному опыту знаю, что вертушки к нам прилетают не чаще раза а месяц. Если конечно экстренного повода какого нет – заболел кто-то или наоборот, сильно нахомутал в чём-то.

– То есть мне остальных моих товарищей месяц здесь что ли ждать придётся? – упавшим голосом спросил я.

– Да ты не отчаивайся, доставят их, может даже и побыстрее, но вот насчёт сегодняшнего дня могу поспорить – не прилетит сюда больше никто.

– Ладно, спорить не будем, – согласился я, – я вам и так верю. Надо тогда наверно ехать и разгружаться.

Поехали разгружаться, снесли все ящики в фойе второго научного корпуса за десять минут, потом Виктор Сергеич мне предложил идти оформляться и заселяться в общагу.

– Это вот в этот соседний корпус, первый по номеру. Оформление у интендатов на втором этаже, комната 203, что дальше делать, они расскажут.

Тут невдалеке раздался собачий лай, я прислушался – звуки откуда-то сверху шли.

– Это у вас собаки по деревьям лазят? – спросил я у офицера.

– Не, собак у нас нет, не приживаются почему-то, это ворона лает. Точнее ворон. Научился от Жучки, когда она ещё жива была, вот теперь и разоряется.

Ну делать нечего, взял свой чемодан и отправился к интендантам. На двери комнаты 203 висела табличка следующего содержания:

«К сведению командированных – большая просьба выходить за территорию части только в случае служебной необходимости и группой не менее двух человек. В окружающих лесах водятся медведи, рыси, росомахи и волки».

– У вас что, действительно росомахи тут бегают? – спросил я у потасканного на вид мичмана, зайдя в комнату.

– Здравствуйте во-первых, – строго ответил тот (я тоже поздоровался), – во-вторых предъявите свои документы, а в-третьих – да, всё тут бегает, включая росомах.

Я вытащил из сумки паспорт с командировкой, он углубился в изучение этого, а я тем временем продолжил свои расспросы.

– И какие они на вид, росомахи эти?

– Обычные, – рассеянно ответил мичман, – чуть побольше кошки, килограмм на 15 в среднем, шерсть коричневая, с пятнами… нехороший зверь, злобный, на человека нападает только так. Значит до сентября у тебя командировка выписана? – быстро перешёл он на ты.

– Так точно, тащ мичман, – бодро ответил я, – но надеюсь, что мы быстрее тут свои дела сделаем.

– Надежда это хорошо, – отвечал он, чиркая что-то в толстой книге, что лежала перед ним на столе, – а любовь лучше, на котловое довольствие зачисляем или может сам собираешься еду себе готовить?

– А что, можно и самому? У вас тут и плиты есть?

– А то как же, в общежитии, куда ты сейчас заселишься, есть кухня, а на ней газовая плита, питается от баллона – вари и жарь, если будет такое желание.

Я пораскинул мозгами и отказался от такой туманной перспективы:

– Пишите, что на котловое.

– Пишу, – отвечал мичман, – меня кстати Семёном зовут, можно просто Сёма.

– А я Антон, можно Антошка или Тошка…

– Как там у вас дела в этом… в Приволжске? – поинтересовался он между прочим.

– Да так же, как и во всей стране, сплошные демократия и гласность.

– Ну ладно, я тебя оформил, вот эту бумагу в столовке покажешь, есть будешь в офицерском зале. Пока народу никого нет, а как подъедут, посмотрим, может к матросам переедешь. А сейчас идём в общагу.

Идти было недалеко, спуститься со второго этажа да завернуть за угол.

– Общага у нас совсем пустая, ты первый постоялец будешь, он же и последний на текущий момент, – сказал мичман, открывая покосившуюся крашеную дверь в торце здания. – Заходи, выбирай любую комнату, всё свободно. Здесь кухня, – он открыл первую дверь направо, – в конце коридора душ и сортир.

Я посмотрел налево-направо и выбрал самую дальнюю от входа комнату, в ней было четыре секции по две койки, сваренные в вертикальные блоки, как в СИЗО, подумал ещё я, только что решёток на окнах не хватает. В углу тут ещё имелись стол и две табуретки. Кинул свой чемодан на нижнюю койку возле окна.

– А вода у вас прямо из крана течёт? – справился я у мичмана.

– Конечно, – гордо ответил он, – причём горячая тоже есть, но по часам, утром с 7 до 9 и вечером с 18 до 20.

– А откуда ж оно всё берётся, у вас свой водоканал что ли есть?

– У нас своя насосная станция, вода из Ольхового ручья, очень чистая, можно из крана пить. А горячую электрический бройлер подогревает.

– А электричество у вас откуда, если не секрет?

– Ты когда от посадочной площадки ехал, видел по дороге сарай такой жестяной?

– Да, было что-то такое, – с трудом припомнил я.

– Там дизель-генератор стоит, а соляру нам раз в полгода танкер подвозит.

– Здорово, – искренне восхитился я, – мне всё нравится. Однако ж надо бы следующий вертолёт встретить, пойду схожу к ручью.

– Ну сходи-сходи, – ухмыльнулся мичман, – ноги разомнёшь заодно. Да, уходить когда будешь из этой общаги, дверь на ключ запирай, на вот этот, – и он сунул мне большой и ржавый ключ. – У нас хотя и нет преступности, но бережёного бог бережёт.

И на этом он повернулся идти в свою родную 203 комнату, а я потопал к аэробудке с сачком, трепыхающимся от свежего ветра.

День рожденья

Как вы наверно все уже догадались, следующий вертолёт не прилетел к нам не только в этот вот день, но и всю следующую неделю тоже. Связаться с Питером или Приморском отсюда никак нельзя было – связь, как строго сказал мне зампотех, у нас только в экстренных случаях предоставляется, а в этом твоём случае я никакой экстренности не усматриваю, когда технику им выделят, тогда они и приедут, не страшно. Так что всю неделю я тупо бил баклуши, ну зашёл пару раз в научный корпус, ну показали мне там будущее место работы, но даже распаковывать ящики я не стал, потому что там, как оказалось, не было стойки с центральным процессором, а без него, как нетрудно догадаться, ни один компьютер не заведётся.

Ходил кругами и осматривал базу и её окрестности – чтобы базу осмотреть, мне и полдня хватило, всё было ровно так, как описал Лёлик перед отлётом. А народу здесь обитало тридцать три души, если не считать меня и говорящего ворона, почти как в сказке Пушкина – три офицера, кроме уже упомянутого помпотеха это были командир, кавторанг Антипов, высокий и неразговорчивый мужчина средних лет, и замполит Петюнин, рыжий и с намечающимся брюхом, он мне сразу не понравился тем, что с полуслова начал выуживать у меня спирт для поправки здоровья. Отлил ему поллитра и на этом сказал, что всё, остальное у тех ребят в Халактырке осталось. А он, по всей видимости, затаил на меня из-за этого недоброе. Ещё здесь имелись два мичмана, кроме интендантского был ещё один, Толик, очень весёлый, а также 26 матросиков. Плюс жёны командира и помпотеха, проживавшие в офицерском корпусе, но их я даже ни раз не видел, не выходили они на улицу почему-то.

Ходил я и за пределы расположения части, невзирая на строгое предупреждение – ведь если сиднем сидеть круглые сутки в расположении без определённых занятий, это ж свихнуться можно. Не встретил, кстати, я во время своих хождений ни медведей, ни рысей, ни страшных росомах, но медвежий (кажется) помёт пару раз видел. Значит, что тут было вдоль да по берегу океана, перечисляю слева направо… сразу за вертолётной площадкой тек ручей, одноимённый с бухтой, мелкий, вброд перейти можно в любом месте, но быстрый и с рыбой, длинными и шустрыми такими гольцами, как мне сообщили старожилы. Их тут никто не ловил, хватало и того, что в море есть. За ручьём подъём вверх на невысокую сопку, а если через перевал перевалить, там была безымянная бухта, совсем малоинтересная… ну это, если не считать зарослей ежевики и россыпей земляники.

Вверх по ручью я поднялся разок, ничего интересного там не обнаружил, и подъём был непростой, постоянно с камня на камень прыгать приходилось, а вот если пойти направо, там интересного встретилось хоть отбавляй.

Прямо за научным корпусом начиналась проторенная БМП-шками дорога… ну как проторенная, видно было, что тут они в принципе ездят, но не очень часто, колеи заросли травой. Дорога уходила в лесок из каменных берёз и ещё какой-то растительности, а если пройти чуть далее, на высоком скалистом берегу океана справа имел место дот. Ну да, долговременная огневая точка. Без оружия конечно, всё давно сняли, вход закрыт не был, пожалуйста всем желающим – заходи и наслаждайся атмосферой (лично я представил себе японского самурая, прикованного к пулемёту). В доте были две амбразуры, одна открывала живописный вид на собственно Ольховую бухту, в том числе видны были и все три нынешних корпуса базы, а в другую амбразуру можно было обозреть соседнюю бухточку ноунейм.