Принцип Рудры. Фантастико-приключенческий роман
Тот весело кивнул и «Тойота» укатила в сторону административного центра. Губернатор задержался в рабочем кабинете допоздна, и Николай спросил себя: что же так может заботить руководителя столь малого клочка суши, где всё идёт заданным ритмом, нет ни преступников, ни потерпевших, не надо ничего изобретать? Наверное, чрезмерно серьёзное, философское отношение к миру и к себе не улучшает и не облегчает жизнь.
Верно! Вот и подтверждение самокритичности, – палатка светится, полог поднят, яркая полоса тянется по серой земле. Звучит поп-артовский шедевр, заглушая нетвёрдые голоса. Люди, понимающие вред серьёзного отношения к жизни… Ясно: Франсуа на пути к очагам «тёмной жизни» сделал краткий привал.
Шумная компания встретила Николая восторженным рёвом. Франсуа ломающимся голосом представил его:
– Прошу! Мой друг и сосед по жилищам… да-м-м.., – по жилищу… Тайменев. Василич…
Тут он задумался, внимательно глядя на Николая какими-то пустыми, остановившимися глазами. Спутники его тоже молчали, ожидая конца официального представления, они выглядели много трезвее Марэна. Чувствовалась разница в количестве принятого.
– …Да, Василич, – глаза Франсуа прояснились, и он смог улыбнуться, – Из России.
Снова вопль восторга.
– Сеньор Дорадо! Так его здесь зовут. Почему? Потому что у него золотой характер. И ещё он тайный философ. Ведь так, Василич? В России всегда жили и живут Аристотели. Там каждый человек – Аристотель! У них пьяница рассуждает о смысле жизни, как и я, а трезвенник постоянно думает: «А почему всё именно так, а не по-другому?» Все ищут ответа. Да, Василич, твоя страна – страна Философия. И потому перемены у вас, – постоянны. Ха-ха-ха… У нас всё не так, у нас скучно…
– Не так, не так у нас, – поддержал дружный хор, не понимающий уже, где это «у нас», а где «не у нас», а «у них».
Франсуа бросил мутный взгляд на наручные часы и закричал:
– Бьян! Нам надо спешить!
Гости с Марэном моментально исчезли, как караул по сигналу тревоги. Николай Васильевич привёл стол в порядок, убрал напитки в холодильник и отважился на банку пива.
Что-то происходит с Франсуа. Николай воспроизвёл в памяти его взгляд. В нём проскользнуло нечто чужое, отталкивающее. Не так уж он и пьян, чтобы не контролировать поведение. Такое, по мнению Тайменева, просто невозможно. Психика Марэна сотворена из нерастворимого в спиртном материала. Возможно, это просто впечатление от сопровождающих Франсуа людей. Они из тех, что на лайнере держались обособленно, не сближаясь ни с корпусом журналистов, ни с обычными туристами. Весьма подозрительная компания, и сегодня она в роли необычной. Такие люди не срываются просто так…
Раздумья о переменах в товарище, накопившаяся за день усталость… Николай сказал себе: «Хватит! Отбой!».
Сон пришёл сразу. Приснился рисунок на скале в Оронго. И произошло с рисунком то, что обычно происходит с негативом при превращении его в позитив: линии все посветлели, а пустое пространство между ними стало темнеть. Проявление шло до того момента, когда линии общего контура осветлились, засверкали собственным светом. То же произошло с мелкими деталями, – знаками, начавшими оживать. Вначале задвигались в направлениях, указанных стрелками, маленькие прямоугольнички. Стрелки изменились в цвете, запульсировали алым, заструили тревогу. Маленькие человечки, вобрав тревожное излучение изнутри трапеции, зашевелились и как бы побежали, перебирая ножками-чёрточками. Все другие знаки потускнели и понемногу стали гаснуть, пока не пропали вовсе. Из центра, обозначенного кружком с точкой, вырвался яркий луч, и всё разом померкло, рисунок исчез.
Вот какое сновидение приснилось Тайменеву. После ночи сохранилось ощущение разгадки, будто он во сне понял нечто очень и очень важное, да при пробуждении забыл. И утром ему мучительно хотелось это важное вспомнить. Осталось твёрдое убеждение: и сновидение, и сама картинка на скале имеют к нему прямое отношение. Зашифрованные в схеме сведения скрывают нечто из реальности, его окружающей, нечто имеющееся в природе; схема, – не просто результат игры ума и голой фантазии.
А другая сторона его «Я» думает иначе: возбуждённый экзотикой и обилием впечатлений мозг начинает «накручивать» фантастические домыслы, чтобы дать пищу стремлению Тайменева узнать неизвестное другим. В целом нормальная тяга человека вырваться вперёд в процессе познания, извечная любознательность, приводящая и к открытиям, и к заблуждениям. Тут всякое лыко в строку: и фотографии с аурой; и дракончик, связавший воронежскую кухню с Харе-пуре; и разговор с губернатором, оставивший странное впечатление. А нормален ли он, этот Хету, сам? – спрашивало второе «Я». Тут и суматошная компания Франсуа накануне. Отсюда и сон.
Выслушав себя, Тайменев решил признать и сон и явь истинными одинаково. Первая его сторона, желающая тайны и мистики, возобладала в борьбе. Пришёл вывод: схему можно прочесть! Через какое-то время. А пока – забыть! Как говорят на мудром Востоке: если не хочешь думать о краснозадой обезьяне, представь себе сине-зелёную верблюдицу. На роль сине-зелёной верблюдицы Тайменев выбрал Эмилию. Вообразив её чересчур живо и близко, порезал щеку безопасной бритвой. Но в результате загадочная карта на камне ушла в подсознание, чтобы как-нибудь потом всплыть лишённой покрывала тайны.
Трапеза в Ханга-Роа
Суперлайнер «Хамсин» вернулся на внешний рейд бухты Анакена. Утром четырнадцатого дня пребывания на острове Пасхи его белую громаду увидели отдыхающие на пляже. Можно посетить борт лайнера, яхты и камышовые лодки наготове. Появление «Хамсина» напомнило бренность как вещей, так и процессов; пора было готовиться в обратный путь.
Тайменева возвращение «Хамсина» склонило к думам о смысле бытия.
Не каждому дано извлекать из уходящих дней уроки печали и неизбежности. Большинство людей не замечают очевидности и потому вполне счастливо проводят свой короткий век. Наверное, так и должно быть, ведь иначе мир покрылся бы пеленой тоски и неприкрытых страданий. «Впрочем, кому дано знать, «что такое хорошо и что такое плохо?» – задал себе поэтический вопрос Николай.
А прочие туристы не обратили особого внимания и на событие чрезвычайное во внутренней обстановке на острове. На следующее утро после возвращения «Хамсина» на рейд местные полицейские расклеили в наиболее оживлённых местах объявления о пропаже двух человек: руководителя археологической экспедиции и ещё одного, не входившего в списки членов научной экспедиции, пассажиров и команды лайнера; не числился он и среди аборигенов. Пропал человек, который нигде не значился; каким-то таинственным образом он появился на острове, – его видели многие, – а затем столь же загадочно исчез.
Франсуа по этому поводу шумно и много шутил, утверждая, что никто никуда не пропадал, а всё это происки международной мафии во главе с Эмилией, старающейся так экстравагантно поразить сердце Тайменева. Дети из секции у-шу сообщили сеньору Дорадо, что по острову бродил оживший дух кого-то из давно умерших жителей Рапа-Нуи. В версиях недостатка не было, но Тайменев изо всех сил старался не вникать в суету вокруг чрезвычайного происшествия, усиленно загорал и плавал над коралловым полем. А по утрам и вечерам активно занимался спортом со своей подростковой командой.
Занятия у-шу позволяли быть информированным и сохранять спокойствие. Но когда он узнал, что ведётся следствие, то забеспокоился всерьёз.
Во-первых, возникло обоснованное подозрение, что дух из прошлого и ночной визитёр, подаривший ему фотоснимки, – одно и то же лицо. Лицо, затем оказавшееся в числе пропавших. Таким образом, он попадал в поле следствия.
Во-вторых, он испытал разочарование от того, что так и не смог ознакомиться с археологическими изысканиями на острове. Теперь археологам не до него и не до работы. Что он скажет по возвращении другу Вене? И ещё, вспомнив свои ощущения на стоянке археологов, упрекнул себя за то, что не поделился подозрениями с кем-нибудь.
Впрочем, кроме как с Франсуа Марэном, и поговорить не с кем. Но эти больные красные глаза Марэна… Почему они излучают подозрительность и осуждение? Франсуа смотрел как обвинитель на преступника, противозаконно гуляющего на свободе.
«Что-то не так, что-то делается со мной, – прошептал Тайменев, – Небывалое: я стараюсь найти в человеке, имеющем одну слабость, – склонность к спиртному, дурное и безнравственное начало». Ведь для Марэна опьянение, – единственная возможность уйти от мучающих его внутренних болячек и неустроенности личной жизни. Если бы не последнее, признался как-то Марэн, он бы ногой не ступил на палубу «Хамсина». Окажись Тайменев на его месте, неизвестно, как бы себя повёл. При этой мысли Николай зябко передёрнул плечами: потерять здоровье и физическую форму было бы жизненным крушением.
Что-то он стал близко к сердцу принимать события в ближнем социуме. Ведь он, Тайменев, простой турист, отдыхающий за свои честно заработанные денежки. И всё происходящее на острове не может иметь к нему прямого отношения. Не может? А как же статуэтка дракона, совершающая второй мистический круг?
И, наконец, всплыло в памяти осторожное предупреждение губернатора Хету: быть более осмотрительным.
По всему выходит, – Николай один из всех туристов причастен к происшествию. А когда вспомнил, сколько ошибок свершила Фемида с глухой повязкой на глазах, сделалось неуютно.
Определённо, на острове творится безобразие. Уголовщина на пятачке посреди океана не простое стечение обстоятельств. В закрытой комнате без окон проснулся голодный медведь и теперь беснуется в ярости, бьёт посуду и крушит мебель. Но его никто в темноте не видит, даже не знает о присутствии взбешённого зверя. Любой на острове рискует оказаться под сокрушающей лапой.
Тайменев всё чаще возвращался к полумистическому разговору с Хету и испытывал нарастающую потребность к действию. Его натура не позволяла пассивно ждать прибытия хранителей закона. Ведь наверняка они знают и о посещении им лагеря археологов, и о ночном визите в палатку подозрительной неизвестной личности в маске островного аборигена.
Делиться с кем-либо переживаниями не хотелось, а что делать, он не знал. Поставив себя на место полицейского и посмотрев на всё со стороны, Николай удивился, почему его до сих пор не арестовали. Немедленно задержать подозрительного иностранца, ведущего себя совершенно не как остальные, слишком многим интересующегося и всегда оказывающегося не там, где предписано!.. Задержать, а уж потом разбираться. А то как бы и этот не пропал!
А полицейский всё не приходил. Идти прямо к губернатору и во всём признаться? Хотя признаваться в общем-то не в чем… А больше идти не к кому. Франсуа занят, просто посмеётся над опасениями невиновного, подозревающего самого себя. Обратиться к администрации круиза? Холодные глаза сеньора Геренте отрицали такую возможность. Нет, два выхода: либо сдаться на любых условиях Эмилии, она-то сумеет защитить, как утверждает Франсуа; либо к Хету за советом.
Занятый разбором столь приятной дилеммы, Тайменев не учёл, что логика острова Рапа-Нуи отличается от известной логики большого мира. Не учёл и того, что губернатор советовал быть осмотрительным, имея в виду не поступки, но прежде всего мысли, от которых исходят и незрелая детская поспешность, и неторопливая всё успевающая мудрость. Ибо логика суть мысль, облечённая в одежду обычая.
Прямолинейно-поверхностная логика цивилизованного человека позволяет кое-как ориентироваться в привычной обстановке, в этой большой полуискусственной оранжерее, названной создателями-жильцами техносферой, второй природой. Тайменев поморщился: техносфера, если быть честным перед собой, ему не нравилась.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги