Эта мысль была невыносимой, но девушка больше не могла отрицать, что связана с этой поляной.
Вечером они разбили лагерь, чтобы отдохнуть после долгого дня, проведенного в дороге. Надя побрела прочь, наблюдая за тем, как меняется лес. Становилось все темнее, и обычные звуки дикой природы начали перерастать в крики. Она вздрогнула, оглянувшись на своих спутников, но они ничего не заметили. Кроме Рашида. Он вздрагивал каждый раз, когда в лесу раздавался крик. Аколиец поймал на себе Надин взгляд, и она наклонила голову. Не сказав ни слова, он последовал за ней.
– Ты тоже это чувствуешь? – спросила она.
Рашид поднял голову, разглядывая кроны деревьев, прежде чем ответить ей хриплым голосом:
– Пожалуй, пора рассказать тебе правду.
У Нади сжалось сердце. Только не это. Не может быть, чтобы он тоже лгал ей все это время.
Она бы не выдержала еще одного предательства.
Рашид заметил выражение ее лица, и в его глазах промелькнуло что-то необъяснимое. Этот странный взгляд быстро сменился чем-то теплым и доверительным.
– Нет, нет, не волнуйся, я неверно подобрал слова. Я… – он замолчал, рассматривая свои руки и разминая пальцы. – Меня взяли в Траваш Сирооси после того, как я проявил признаки силы. В моей семье магия передается по наследству, но мы никогда не придавали этому особого значения.
– Что это за магия?
– Ну, в этом-то и дело, правда? Вы, северяне, так здорово разложили все по полочкам. Магия, дарованная богами, или магия, исходящая от крови. В каком-то смысле, так и есть: даже аколийские маги извлекают силу из своей крови, но в Калязине об этом никто не знает, потому что вы никогда не бывали в наших пустынях. Все работает совсем иначе, чем вы думаете, но мы все равно предпочли сохранять молчание, когда Калязин пошел войной на Транавию. Вы бы не стали разбираться в тонкостях магии крови и объявили бы нас врагами.
Надя поморщилась.
– Магию легко игнорировать, когда это всего лишь искра, которая затухнет и исчезнет сама собой. Именно так поступала моя семья. Но мой дедушка совершил ошибку, из-за которой я и мой дядя оказались в Траваше, годами отравлявшем нашу страну. Потому что этот Траваш хотел заполучить как можно больше магов, прежде чем спрятать их в пустыне, как велит традиция.
– Но магия постоянно меняется, – прошептала Надя, догадавшись, к чему он клонит.
Рашид кивнул:
– Дороги разбиты. Катя обладает какой-то странной магией. Ты обладаешь какой-то странной магией. Столько всего произошло за последние…
– Странная магия, – тихо повторила она, пытаясь примириться с действительностью.
Ее мир был построен на лжи, но она не ожидала, что магия – сила, основанная на непреложной правде, вечная и неизменная, – окажется такой дикой и непредсказуемой.
– Думаешь, во всем виноваты те, кого мы освободили?
Рашид пожал плечами:
– Раньше я ничего не чувствовал. Моя сила дремала где-то в глубине, потому что я старательно ее подавлял, но тот лес… – он вздрогнул. – У меня нет почти никакой подготовки, и я не знал, что случится, если использовать свою магию. Париджахан всегда знала о моих способностях. Она убедила свою бабушку, что ей нужен охранник, а кто может быть более подходящей кандидатурой, чем юный маг из Янзин Задара? Я никогда не хотел развивать свои силы, но теперь мне кажется это ужасной ошибкой.
Надя подумала о том, как сильно изменилась Париджахан. В последнее время она стала закрытой и тревожной. Аколийка постоянно отводила Малахию в сторону, словно задумала что-то секретное.
– Они нуждались в магах, но при этом позволили тебе не тренироваться?
– Дело не в магии, – ответил Рашид. – Сирооси хотели запугать другие Траваши, убедив всех, что у них есть целая армия магов. Если бы им понадобились доказательства, обязательно нашелся бы кто-то, способный продемонстрировать впечатляющий трюк. Я был им не нужен.
– Мне не следовало тащить вас в этот лес, – пробормотала Надя.
– Пожалуй, – согласился Рашид. – Но Малахия все равно пошел бы за тобой.
– Только если бы не знал всей правды.
Рашид окинул ее долгим взглядом:
– И даже тогда.
– Перестань. Не надо делать вид, что между нами было что-то большее, чем постоянное вранье и предательства. Особенно теперь, когда он мертв. Нам всем стоит раз и навсегда забыть про него. Лучше скажи мне, что происходит с Париджахан?
Юноша тяжело вздохнул, и в этом звуке заключался весь ответ на ее вопрос.
– Семья Пардж никак не оставит ее в покое.
– Это я уже поняла.
– Не знаю, как долго она сможет скрываться.
– Ага.
– В общем, это самая незначительная из всех твоих забот, – сухо закончил Рашид.
– Не говори так. Просто это еще одна проблема, которую я не могу решить.
– Надя, тебе никогда не приходило в голову, что ты и не должна решать все проблемы на свете?
Она застонала.
– Сколько тебе? Восемнадцать? Почему ты должна нести ответственность за весь мир?
– Потому что я все испортила.
– Нет, это не так. Все было испорчено до тебя, а скоро станет еще хуже, потому что люди – безумные создания, которые совершают ужасные поступки.
– Все не так просто.
– Ты права, ведь, помимо всего прочего, люди невероятно сложно устроены, и некоторые из них даже способны совершить что-то прекрасное.
Надины глаза наполнились слезами.
– Я не знаю, что мне делать, – прошептала она. – Я потеряла свою богиню, потеряла Малахию, и вдруг оказалось, что есть вещи похуже, чем постоянное сомнение. Раньше меня раздирали две противоборствующие стороны, а теперь их нет. Ничего не осталось. – Надя принялась отчаянно тереть свои глаза. Нет, она не собиралась плакать.
Рашид обхватил ее запястья.
– Позволь себе горевать, Надя. Как это делаю я.
– Он этого не заслуживает.
Марженя тоже не заслуживала скорби, но ей не хотелось говорить об этом с Рашидом.
– Может быть. Но я очень сильно любил этого парня, чего он тоже не заслуживал. Думаю, дело вообще не в этом. Нельзя заслужить чью-то любовь.
– Перестань делать вид, что все еще может наладиться. Ничего не наладится. Никогда.
– Это неправда, Надя.
Она смерила Рашида недоверчивым взглядом, но его упорный оптимизм вселял надежду на лучшее будущее.
Воздух разрезал еще один крик, и Рашид вздрогнул от неожиданности.
– Ты привыкнешь, – сказала Надя.
– Не уверен, что хочу к этому привыкать.
– Малахия обо всем знал?
Рашид нахмурился, и его лицо исказилось от ярости.
– Париджахан говорит, что она не раскрыла ему всех подробностей, но я думаю, она лжет, – он печально улыбнулся. – Я все еще не знаю, что мне делать, и никто не может мне с этим помочь.
– А что насчет Остии?
– Разве она согласится?
Надя задумалась. Остия никогда не была враждебна к ней или Париджахан, и, насколько она могла вспомнить, транавийка особо не возражала против компании Рашида.
– Сложно сказать, но я думаю, что согласится. Только она наверняка расскажет обо всем Кате.
– Я что-то пропустил?
– Пока нет, но, если вы с Пардж захотите сделать ставки, я готова поспорить, что Катя вот-вот закрутит скандальный роман с транавийской генеральшей.
– Послушай…
– Думаешь, я забыла, как вы делали ставки на меня и Малахию? – Между ними повисла долгая пауза. – Я помогу, если смогу. Но сомневаюсь, что наши силы хоть чем-то похожи.
– Девушка, которую я встретил в горах, убила бы меня за использование отличной от ее магии.
– Та девушка во многом ошибалась, – сказала Надя, безуспешно пытаясь скрыть меланхолию, которая звучала в ее голосе. – Она давно мертва.
Надя не могла уснуть. Она продолжала сидеть в дозоре, даже когда ее очередь подошла к концу. Лес казался спокойным, если не считать криков, к которым она уже успела привыкнуть.
Внезапно в воздухе повеяло магией, и, прежде чем она успела вскочить на ноги, ее швырнуло на землю.
– Вот и ты, – на ее шее сомкнулись железные когти, а в ушах зазвучал шипящий, искаженный голос. – Что ты наделала, маленькая клиричка?
Темные пряди падали на бледное лицо, и Надино сердце невольно сжалось, хотя она прекрасно понимала, что это не он.
– Живия.
– Где он? – Живия прижала Надю к земле. Ее глаза почернели, а зубы превратились в железные иглы.
Надя захрипела.
– Слезь с меня, – яростно прошипела она. – И закрой рот, пока всех не перебудила. – Катя без раздумий убила бы Стервятницу на месте.
Пока Живия, замерев, вглядывалась в ее лицо, Надя старалась не думать о том, как сильно эта Стервятница напоминала Малахию. Они могли бы быть родственниками. Хотя эта честь, по-видимому, принадлежала Серефину.
И Надя ничего не рассказала. А ведь она сложила кусочки головоломки еще до того, как лес окончательно исказил Малахию, превратив его в чудовище. Ей следовало ему рассказать. Надя знала, что его гложет одиночество. Он хотел знать, кто его семья. Но ему не нравился Серефин, и она боялась, что Малахия плохо отреагирует на ее подозрения. Поэтому она оставила свои догадки при себе, а потом было уже слишком поздно.
На лице Живии отразился страх.
– Где он? – повторила она, растеряв былую уверенность. Теперь Стервятница казалась потерянной и напуганной.
Надя откинула голову, опустив затылок на холодную землю. Живия слезла с ее груди и села рядом.
– Здесь его нет, – сказала Надя, поднимаясь на ноги.
Она протянула руку, и Стервятница посмотрела на нее с сомнением в глазах. Надя больше не понимала, что делает, но она и без того нанесла Транавии достаточно вреда, поэтому все остальное было бы бессмысленной жестокостью. Малахия был другом Живии, и она имела право знать о его смерти.
Спрятав железные когти, Стервятница приняла протянутую руку, и Надя помогла ей подняться, после чего повернула ее в сторону леса.
– Иди, – прошептала она. – Поговорим там.
После того как Живия скрылась за деревьями, Надя разбудила Рашида, чтобы он встал в дозор вместо нее, и ускользнула, когда он отвернулся. Она не сомневалась, что он слышал, как хрустели сухие листья у нее под ногами.
Лес превратился в сплошное черное пятно, которое давило ей на грудь. Надя не знала, как далеко ушла Живия, но вскоре что-то зашуршало прямо у нее над головой.
– Необязательно было забираться на дерево, – сказала она. – Я не причиню тебе вреда.
Живия соскользнула с ветки и повисла вниз головой, оказавшись лицом к лицу с Надей.
– Я тебе не доверяю.
– Это правильно.
Капля крови появилась в уголке губ Стервятницы и стекла вниз по ее лицу, оставляя за собой бледно-розовый след. Могла ли Живия пользоваться своими заклинаниями? Надя лишила Транавию магии крови, но что это значило для Стервятников, которые были созданы при помощи магии?
– Воздух ощущается иначе, – сказала Живия искаженным голосом, который проявлялся каждый раз, когда Стервятник становился скорее чудовищем, чем человеком. – Все изменилось, и наш Черный Стервятник исчез. Говори быстрее, маленькая клиричка, потому что мое терпение на исходе и мне уже не терпится тебя убить.
Надя подняла подбородок. Она не могла расклеиваться при каждом упоминании Малахии.
– Ваш король убил своего брата.
Живия нахмурилась и склонила голову, но затем в ее глазах вспыхнуло понимание.
– Ну конечно. Мне следовало бы догадаться, что они братья.
– У них одинаковые глаза, – протянула Надя с дрожью в голосе. Она боялась того, как Стервятница отреагирует на это известие.
Живия зажмурилась и прижала руки к вискам, продолжая висеть вниз головой.
– Как это произошло?
– Его ударили в грудь древней реликвией.
Стервятница нахмурилась. Открыв глаза, она уставилась на Надю, а затем выпустила железный коготь и сделала длинный надрез на своей руке. Наде с трудом удалось скрыть свое отвращение.
– Это невозможно, – сказала Живия.
«К сожалению, возможно», – подумала Надя. Но правда ли она жалела о его смерти? Ее сердце тянулось к Малахии, но он был воплощением всего, против чего она боролась всю свою жизнь. Она всего лишь выполнила свой долг.
– Я знаю, что вы, Стервятники, фактически бессмертны…
Живия усмехнулась, но Надя не обратила на это внимания. Она все еще чувствовала тепло его окровавленных пальцев на своих губах.
– Он мертв, Живия, – ее голос надломился, и, услышав это, Стервятница широко раскрыла глаза.
У Нади было всего несколько секунд, чтобы среагировать на внезапный удар. Она молниеносно отскочила назад как раз в тот момент, когда щелкнули зубы Стервятницы. Живия спрыгнула на землю и оскалилась, обнажая несколько рядов острых железных клыков. Надя тяжело сглотнула. В этот раз ей не повезло, и противница врезалась в нее, повалив на землю.
Надя схватила Живию своей почерневшей рукой, и Стервятница зашипела, отпрыгнув назад. С ее губ сорвался болезненный стон. Надя в ужасе наблюдала за тем, как вместе с порезами на руке Живии открываются глаза. Стервятница зажала свои раны ладонью, глядя на Надю широко раскрытыми глазами:
– Что ты такое?
Надя медленно покачала головой. Она сжала руку в кулак, чувствуя, как когти впиваются в кожу и по пальцам стекает кровь.
Всю руку Живии покрывали кровоточащие раны, но глаза больше не появлялись. Что это было?
– Это какое-то безумие, – пробормотала Стервятница. – Мы так просто не умираем.
Надя не знала, как убить Стервятника, но смерть от могущественной реликвии казалась ей вполне правдоподобным объяснением.
– Что происходит с вашим орденом?
Живия сверкнула глазами, но ее выдавала еле заметная дрожь. Несмотря на свою чудовищную природу, Стервятники оставались до боли человечными созданиями.
– Почему я должна тебе рассказывать?
– Потому что мы больше не должны позволять этой войне решать наши судьбы, – ответила Надя. Она не могла сказать, что пыталась спасти Малахию, и очень сожалела об этом.
Живия подняла подбородок, и Надя с болью в сердце узнала скорбное выражение, исказившее ее лицо. Как же много людей попало под его чары, и сколько жизней изменила его смерть. Это казалось неправильным. Почему этот ужасный юноша оставил после себя столько боли?
– На горизонте зарождается новая война, – наконец сказала Живия. – Я не смогу ее остановить, даже если захочу. Стервятники всегда держались на самом краю хаоса, и теперь…
Со стороны лагеря раздался шум.
– Уходи. В нашем отряде есть Voldah Gorovni.
Живия бросила на нее косой взгляд:
– Я и не сомневалась.
Надя вздохнула. Не было смысла объяснять, что она не имеет никакого отношения к присутствию Кати. Это было не важно.
Живия с сомнением посмотрела на свои порезы, затем перевела взгляд на Надю, задержавшись на ее почерневшей руке, и наконец исчезла в темноте.
Надя дернула за кончик своей косы, закусив нижнюю губу. Прикосновение божественного искажало смертную плоть, но Стервятники не были обычными смертными. Так что же произошло?
Из-за деревьев появилась Катя. Рука царевны напряженно лежала на рукояти меча:
– Ты не должна бродить тут одна.
– Я справлюсь со всеми чудовищами, которых решит натравить на меня этот лес, – устало ответила Надя.
– Все равно, – тихо сказала Катя. Она смотрела на руку Нади, прищурив глаза.
Может быть, Малахия оказался прав и ее рука была результатом извращенной божественности, случайной наградой за освобождение Велеса. В тот момент она также освободила ту часть себя, о которой никогда бы не узнала, не пролей она кровь ради могущества, как самая настоящая еретичка. Надя вошла в темную воду, к которой простым смертным не стоило даже прикасаться. Все беды происходили с ней в те моменты, когда она отказывалась от догматов, прививаемых ей как непреложная истина.
Если бы она только знала, что делать со всеми этими откровениями.
– Если я поеду в Камязалов, ты гарантируешь мне безопасность? – спросила Надя. Она была слишком осторожна, чтобы думать, будто ей попадется еще один брат Иван. Матриарх не будет так снисходительна к ее проступкам.
– Зачем тебе это? – спросила Катя.
Надя искоса посмотрела на царевну.
– Не притворяйся. Я не тот клирик, что был обещан Калязину. Я не могу остановить хаос.
«На самом деле, я только усугубила ситуацию».
Катя усмехнулась.
– Ты уничтожила еретическую магию.
– А еще я виновата в смерти бога.
– И смерти самого худшего из Черных Стервятников.
Надя вздрогнула. Катя ничего не знала.
– Стервятник убил Марженю, и теперь он мертв.
«Но он убил ее с моей помощью».
Ей надоело быть жертвой постоянной лжи и манипуляций. Она хотела вырваться из-под влияния Маржени.
В небе раздался гром, и Катя подняла голову:
– Ты все еще их чувствуешь?
– Богов?
Царевна кивнула.
– И да, и нет. Они отвернулись от меня и, несмотря на сохранившуюся связь между нами, просто отказываются говорить. Думаю, они… к чему-то готовятся. Неужели падшие боги и правда так опасны?
– Хотела бы я знать, – ответила Катя. – К сожалению, у нас в распоряжении есть только расплывчатые – а может, и вовсе бессмысленные – апокрифические тексты. Я не знаю, Надя. Не знаю, что будет дальше, – на ее лице промелькнуло странное выражение. – Ты только что с кем-то разговаривала?
– Нет.
Было очевидно, что Катя ей не поверила.
– Можешь рассказать мне о матриархе? – попросила Надя, на что царевна подняла бровь.
Она внимательно посмотрела на Надю, словно не могла решить, стоит ли говорить с ней на эту тему. Достойна ли она. Бывшую клиричку задевало такое недоверие, но, с другой стороны, это было справедливо.
– Поэтому ты просишь меня о защите? – наконец спросила Катя. Поразмыслив, Надя еле заметно кивнула.
– Понятно, – царевна облокотилась на то же дерево, с которого еще недавно свисала Живия. – Мы с ней не ладим.
У Нади похолодело в животе. Это было не то, что она хотела услышать.
– Матриарх может быть… суровой. В конце концов, она вестница богов, и ее слова – закон для всех представителей Церкви. – Катя изучала Надино лицо. – И она с радостью уничтожает все, что связано с еретической магией.
Вот оно. Подтверждение Надиных опасений. Взгляд царевны опустился на ее черную руку:
– Ты думаешь, она захочет тебя казнить.
– Катя… я не… – Надя вздохнула. – Да. Именно так.
Катя выслушала ее признание с совершенно беспристрастным лицом, и Надя не знала, чего от нее ожидать.
– Это из-за Черного Стервятника? – спросила она. – Из-за него ты зашла так далеко, что теперь боишься виселицы?
– Скорее всего, меня сожгут на костре, – возразила Надя. – Нет. Конечно, он тоже принял в этом участие. Он задавал очень неприятные вопросы, на которые у меня не было ответов, но я бы оказалась в этой ситуации и без его помощи.
Надя сама не знала, насколько правдивы ее слова, но ей хотелось в них верить. Обратное означало бы, что Малахия обладал слишком большой властью над ее судьбой. В конце концов она бы задала себе те же самые вопросы. Она была чертовски любопытна, и это привело ее к падению.
– Я сделаю все, что в моих силах, Надя, – произнесла Катя после долгой паузы, повисшей в холодном воздухе.
Первые лучи рассвета начали пробиваться сквозь деревья, и Надя коснулась своей почерневшей руки, со страхом думая о том, какие испытания ждут их впереди.
9
Малахия Чехович
«Его пальцы цепляются, царапаются, хватаются за все, что он может утащить себе в пасть, желая утолить свой бесконечный голод».
ВолхожниконМалахия не привык быть один. Даже в Соляных пещерах были другие Стервятники. В любое время он старался окружать себя людьми. Его всегда мучило одиночество, но в компании других становилось немного легче: Стервятники, Рашид и Париджахан, странный отряд калязинской царевны, Надя…
Он закрыл глаза и упал в гниющие цветы, чувствуя, как немеют ноги. Малахия не осмеливался коснуться той магической нити, что соединяла его с другими, но не сомневался, что эту связь не разорвет даже смерть. В нем бурлило слишком много силы, не принадлежащей ему. Силы, которую он не мог контролировать. Странная, темная магия Нади. Тяжелое присутствие Чирнога. Их энергия сливалась в единый поток, и он не понимал почему.
Малахия запустил пальцы в волосы. Он должен был умереть.
Он умер. Часть него осталась на той горе, и он никогда не вернет ее обратно. Чего стоило его воскрешение?
Насколько древний этот бог, который поселился у него в голове? Что он видел?
Что он сделал?
Кого поглотил?
Эта мысль поразила его, как удар грома. Он подумал о своем голоде. Постоянном, ненасытном, безумном. Подумал о тьме, абсолютной и беспросветной.
Малахия задумался о том, кем он стал.
Судя по тишине, бог не всегда подслушивал его мысли. Это было важное наблюдение. Да, Малахия не мог совладать с древним божеством, но он еще не проиграл этот бой. Может быть, долгий сон ослабил Чирнога. Как бы там ни было, он еще не уничтожил Малахию.
Ему требовались ответы. Ему нужно было…
– Выбраться отсюда, – произнес он, вставая с земли.
Не обращая внимания на постоянные изменения в своем теле, он поднялся по лестнице. К счастью, снаружи было темно, и, хотя Малахия не хотел покидать церковь, защищавшую его от проклятого леса, он знал, что должен это сделать.
Как он вообще здесь оказался? Как позволил втянуть себя в этот кошмар? Ему не следовало покидать Гражик. Не следовало уходить из Соляных пещер. А самое главное – не следовало слушать Надю.
Ему не следовало в нее влюбляться.
«Что ж, с этим покончено».
Он должен был перестать думать о ней. Пусть она считает, что он мертв. Пусть живет со своей праведной, как ей кажется, яростью. Он так устал. Ему предстояло так много сделать.
Так низко пасть.
Бесконечный голод, грызущий его изнутри, был вызван не просто долгим отсутствием пищи. Это было что-то древнее, старое, но при этом слишком знакомое. Малахия старался игнорировать это ощущение, иначе просто сошел бы с ума.
Наконец он ступил за порог церкви. Лес больше не давил на него. Было слишком темно, деревья стояли слишком близко друг к другу, а холодный ветер пронизывал его насквозь и пробирал до самых костей.
Оказавшись на поляне с приземистой хижиной, он тяжело вздохнул. Он знал это место. Малахия подумывал о том, чтобы повернуть обратно и углубиться в чащу, но какое-то усталое смирение подсказывало ему, что этого не избежать. Вот почему лес был так снисходителен.
Стоило ему приблизиться, как хижина начала двигаться, словно дышащее существо. Он миновал ворота с насаженными на колья забора черепами. На его вкус, слишком белыми, что говорило об относительной свежести костей. Дальше Малахию ждал маленький сад с человеческими пальцами, воткнутыми в сырую землю. Понадеявшись, что все это лишь игра его воображения, он постучал в дверь.
Она открылась сама собой, приглашая его зайти в темноту. Малахия закрыл глаза: к сожалению, он уже знал, что его ждет. Лучше встретить это с достоинством.
– Czijow, Пелагея, – поздоровался он, переступая порог. – И как тебе всегда удается оказываться именно там, где мне не хотелось бы с тобой встретиться?
– Мог бы и не заходить. Мне нравилось смотреть, как ты бесцельно бродишь по лесу.
Он оказался в ее гостиной, той самой, из башни в Гражике, но при этом совершенно другой. На некоторых черепах еще висели куски плоти, а в котле бурлило какое-то варево. Ведьма выглядела старой: ее седые кудри были зачесаны назад, а лицо избороздили морщины. Она оглянулась через плечо, прежде чем снова повернуться к огню.
– Ты принес с собой мерзкий привкус. А ну-ка закрой дверь.
Малахии страшно захотелось уйти, но дверь захлопнулась до того, как он успел к ней прикоснуться.
Что ж, теперь ему придется остаться.
– Ты один? – Пелагея наморщила лоб. – Присядь, мальчик. Нам есть что обсудить.
Вот чего ему совсем не хотелось.
– Никогда не думал, что тебе приятно мое общество, – сказал он, но все равно опустился на стул.
Они с ведьмой никогда не ладили. Пелагея никогда не отвечала на его вопросы, и он ненавидел ее за это. В свою очередь, Малахия постоянно нарушал законы этого мира, чем страшно злил ведьму.
– Ты приносишь за собой смерть. Нет, нет, еще хуже. Что-то другое, – она задумчиво склонила голову. – Что ты наделал?
Он открыл рот, не зная, что ответить, но ведьма лишь махнула рукой. Зачерпнув вязкой жидкости из котла, она протянула ему полную миску.
– Не хочешь супа?
Из его груди вырвался стон. Малахия был так голоден, что, потеряв остатки самообладания, с отчаянием выхватил миску из ее рук. Пелагея не сводила с него пристального взгляда, пока он жадно пил густую, обжигающую похлебку.
– О, я так и думала, – тихо сказала она.
Выпив все до последней капли, он снова почувствовал себя опустошенным. Голод царапал его изнутри, а во рту оставался едкий привкус железа, крови, плоти и желания.