40 ножевых

Часть 1. Труп из колодца

В придорожной лесополосе было тихо, только сосны в снежных шапках негромко ухали от ветра. Следователь Преображенский вышел из «потрепанного жизнью» и деревенскими дорогами старого милицейского уазика, хлопнул пару раз дверью, упорно не желавшей закрываться, поймал на себе неодобрительный взгляд водителя, тихо ругнулся и пошел к кустам, за которыми сквозь снежную пелену виднелись силуэты членов оперативно-следственной группы.

– Макс, привет! – первым заметил Преображенского начальник межмуниципального отдела МВД России «Бродский» полковник полиции Турусов. Мужчины пожали друг другу руки. – Ну, тут дело ясное, бомж залез в теплотрассу погреться, да и прибрался, воняет просто жесть.

– Сейчас по-быстрому его оформим, а то что-то холодно. – Макс Преображенский зябко дернул плечами и добавил к своей речи длинное заковыристое непечатное ругательство, которое по задумке должно было сделать его в глазах оперов бравым орлом и отличным парнем, своим в доску.

Рядом с открытым колодцем теплотрассы прибытия Макса уже дожидались эксперт-криминалист, два опера, а также парочка местных бомжей, которые за бутылку спиртного, обещанную операми, согласились поднять из колодца своего почившего друга.

Макс и эксперт-криминалист сфотографировали колодец, после чего дали бомжам отмашку приступать к работе. Примерно через пятнадцать минут на снегу лежал полусгнивший труп мужчины. Выглядел он дурно, ни возраст, ни черты лица не определялись в распухшем месиве.

– Блин, да это, похоже, не Иваныч, – задумчиво пробормотал один из бомжей. – Этот вообще какой-то приличный, вон у него куртка нормальная и кроссовки тоже ничего, – продолжил он проявлять чудеса дедукции.

– Ну-ка, тихо ты, Шерлок Холмс хренов, – не стал с ними церемониться полковник Турусов. – Кыш отсюда, сейчас следователь будет работать.

Макс Преображенский не любил возиться с гнилыми трупами. Он вообще специализировался на расследовании должностных и экономических преступлений, справлялся с ними не без блеска, а «мясо» откровенно не жаловал. Но суточное дежурство по району никто не отменял, и сейчас, превозмогая брезгливость, Макс притулился на пеньке на расстоянии примерно трех метров от открытого колодца и извлеченного из него трупа и пытался что-то разглядеть через запотевающие очки и стеной летящие снежные хлопья. Разглядеть удалось немногое, и из-за неблестящего состояния трупа Макса это даже радовало. Приснится еще потом ночью эта багровая распухшая маска и нарушит и без того беспокойный следовательский сон. Макс достал из дежурной папки чистый протокол осмотра места происшествия, начал его заполнять, увидел, что протокол от снега моментально промок, снова забористо чертыхнулся и подумал: «Заполню в отделе».

Полковник Турусов подошел к трупу поближе, вместе с дежурным опером Васей Никитенко прощупал карманы куртки и джинсов покойника.

– Документов нет! – крикнул он Максу. – На вид вроде целый.

– Так и запишем, Евгений Викторович, что без видимых телесных! Вызывайте труповозку, – махнул рукой Макс и пошел обратно к дежурке.

В машине он уютно устроился рядом с водителем, неодобрительно посмотревшим на снежную слякоть, которую Преображенский притащил с собой. Макс выписал постановление о назначении судебной медицинской экспертизы трупа и с чистой совестью отбыл в Бродский межрайонный следственный отдел, где трудился в должности старшего следователя.

В родном отделе тоже было тихо, как в лесу. Макс поднялся на второй этаж и распахнул дверь своего кабинета. В нем пахло смесью дешевого спиртного и давно немытых тел. Это коллега Макса, его соседка по кабинету, старший следователь Ника Станиславовна Речиц проводила свое коронное следственное действие: очную ставку бомжа с бомжом.

Бомжей было двое, мужчина и женщина. Бытие бездомного не только определяет его сознание, но и оставляет сильный отпечаток на внешности. По виду людям, сидящим в кабинете Ники и Макса на специальных «бомжацких» стульях, можно было спокойно дать минимум лет шестьдесят, хотя по документам женщине, известной в городке бомжей как Петровна, было тридцать семь лет. А мужчине – Пете Одноногому – сорок пять.

Исходя из предположений Ники, в своих первоначальных показаниях Петя Одноногий слукавил, выгораживая своего дружка по кличке Негр. Негр забил самодельным топором бомжа по прозвищу Узбек, а потом при помощи Одноногого Пети сжег окровавленную одежду. Это все видела Петровна, которая сейчас в ходе очной ставки довольно бодро уличала Петю во лжи.

Макс тихонько проскользнул мимо бомжей на свое рабочее место и, стараясь не дышать слишком глубоко, включил компьютер. Очная ставка шла своим чередом, Петровна на высоких нотах подтверждала свои показания, Одноногий Петя вяло отнекивался и почему-то называл Нику «хозяйкой». Минут через десять все закончилось, Ника распечатала протокол, бомжи расписались, где следовало, после чего, сразу забыв о своих противоречиях в ходе очной ставки, стали сообща и очень жалобно выпрашивать у следователя Речиц деньги «на проезд». Ника прекрасно понимала, что между деньгами «на проезд» и деньгами «на выпивку» в данном случае надо ставить знак равенства, но вынула из кармана сто рублей и вручила их Одноногому Пете.

После этого Петровна и ее сосед по свалке сердечно поблагодарили Нику и откланялись, причем Петровна со словами: «Дорогой ты мой человечек», пыталась обнять Нику на прощание.

Наконец за ними закрылась дверь, и Макс быстро открыл окно нараспашку. Морозный зимний ветер сразу забросил на подоконник пригоршню снежинок, но следователей это не смущало. После очной ставки с бомжами кабинет следовало проветрить основательно.

– Ника Станиславовна, ты как тут сидела?

Ника виновато пожала плечами:

– Ты же знаешь, что у меня уже года два с обонянием не очень. Последствия вечной простуды после выездов. Я их запах почти не чувствую.

– Везет тебе. Пошли посидим у Лазаревой, пока проветривается.

Наши герои вышли из кабинета, закрыли входную дверь на замок и спустились на первый этаж следственного отдела, где располагался кабинет Лазаревой Алеси Сергеевны.

Леся Лазарева баловалась плюшками и кофе и попутно печатала обвинительное заключение, стараясь не запачкать крошками толстые тома уголовного дела.

– Макс, ты плюшки прямо со второго этажа почуял, – не удержалась от подколки Ника.

Преображенский резво подбежал к пакету с булочками, достал одну из них и, уже пережевывая, решил уточнить у Леси:

– Я угощусь?

Леся кивнула в ответ, и коллеги решили почаевничать.

– Что у тебя был за выезд? – поинтересовалась Ника с набитым плюшкой ртом.

– Да фигня, – махнул рукой Макс. – Бомж в теплотрассе прибрался.

– Это где это?

– Да рядом с Бродской свалкой, у федеральной трассы. Продрог в этом лесу как цуцик.

– А ты прямо в теплотрассу лазил? – округлила глаза любопытная Леся.

– Нет, конечно. Я умею организовать работу, – гордо сказал Макс. – Опера бомжей отправили.

– Бомж-то без телесных? – спросила Ника.

– Да вроде нет, – замялся Макс. – Сильно гнилой.

– Мой самый гнилой труп был похож на огромный кусок хозяйственного мыла. Аж черный, – сказала Ника, дожевывая плюшку. – Утопленник был.

– Ну вот сегодняшний был примерно такой же, – ответил Макс.

Приятную застольную беседу прервал руководитель Бродского межрайонного следственного отдела Борис Борисович, он же ББ, влетевший в кабинет Леси с криком: «Ну где же там твое обвинительное, сколько можно его печатать?!»

От перспективы попасть под удар начальственного гнева Макса с Никой как ветром сдуло. Вихрем поднявшись к себе на второй этаж, герои вернулись в изрядно промерзший за время их отсутствия кабинет. Бомжами больше не пахло. Смахнув со столов налетевший снежок, следователи сели немного поработать. До Нового года оставалось всего ничего, и в следственном отделе царили спокойствие и безмятежность.

Спокойствие и безмятежность закончились на следующее утро, когда судебно-медицинский эксперт Рябоконь, приступив согласно постановлению следователя Преображенского к вскрытию трупа неустановленного мужчины без видимых телесных повреждений, обнаружила на спине трупа сорок ножевых ранений и, мягко говоря, была сильно удивлена.

За полтора часа до звонка эксперта Рябоконь Ника проводила Макса на учебу в следственное управление, хотела в тишине и покое допечатать обвинительное заключение и сдать дело ББ на проверку.

И тут в ее кабинет влетел сам Борис Борисович с криком: «Где этот Преображенский?!»

– Так он же на учебе, Борис Борисович. Четверг же, учеба в управе, – оторвалась от обвинительного заключения Ника.

– Твою мать! Там Рябоконь звонит, орет!

– Что случилось?

– Да он труп вчера направил без видимых телесных повреждений, а на нем сегодня оказалось сорок ножевых.

Разгневанный ББ с разбегу грохнулся в кресло Макса и стал тому названивать.

– Да он, наверное, уже сел учиться. – Ника осторожно попыталась спасти друга от разноса.

– Выйдет, поговорит со мной! – ББ был человеком чрезвычайно вспыльчивым и быстро отходчивым, но первые полчаса его гнева были просто невыносимы.

– Максим Николаевич, учишься? – с иезуитской интонацией начал телефонный разговор ББ. – А твои сорок ножевых отрабатывать кто будет, Пушкин? Какие сорок ножевых? Да те, которые ты вчера направил как труп без видимых телесных повреждений. Вы там его вчера вообще переворачивали? Да при чем тут Турусов и опера?! – ББ распалялся все больше и издавал звуки, напоминающие взлетающий самолет. – Что за следователи, ни украсть, ни покараулить?!

Ника силой мысли включила у себя в голове какую-то веселую песенку, чтобы заглушить негодование ББ. Но вдруг она поняла, что Борис Борисович теперь обращается к ней.

– Собирайся на осмотр! Надо теперь нормально все осматривать!

– Борис Борисович, может, Преображенский приедет с учебы и сам все осмотрит? – Ника не особо хотела лезть в коллектор за Макса. – А мне надо обвинительное доделать и сто одиннадцатую, четвертую сдать. Вы же сами сказали, что все дела до 25 декабря.

– Твой Преображенский во сколько с учебы приедет? Ближе к шести? Ты что несешь, Ника Станиславовна?! А 25 декабря – это понедельник, успеешь еще со своим обвинительным.

Ника вздохнула. Шансы избежать осмотра коллектора теплотрассы таяли на глазах.

– Вон практиканта с собой возьми, что он тут сидит, штаны просиживает, – продолжал раздавать ценные указания ББ.

– Хорошо, возьму.

Ника открыла свой «следственный чемодан», представлявший собой сумку для ноутбука, переоборудованную под нужды следователя. В ней лежали чистые бланки протоколов, бирки, ручки, резиновые перчатки, бумажные конверты и множество мешков для мусора – главные атрибуты следственной работы. Все было на месте.

Еще раз вздохнув, Ника полезла в шкаф за одеждой для выезда.

Все куртки, джинсы и ботинки Ники делились на две категории. В поношенной одежде и обуви она ездила на выезды. Копоть от пожаров и кровь плохо отстирываются, по этой причине наряды для выездов коротко можно было назвать: «если что, выбросить не жалко». Зимой образ дополняли теплые горнолыжные штаны.

Переодевшись, Ника решила сходить за практикантом Макса и позвать его на выезд. Практикант, совсем молоденький парнишка, пришел в отдел неделю назад и гордо сказал, что его зовут Иннокентий. Иннокентия быстро переименовали в Кешу и посадили в архив разрешать отказные материалы Макса и Ники.

– Иннокентий, привет! Собирайся, поедешь со мной на выезд! – скомандовала Ника.

Кеша с огромным энтузиазмом вскочил из-за стола и возбужденно спросил:

– А что за выезд?

– Убийство.

– Убийство? Там будет настоящий труп?

– Нет, трупа там не будет. Его вчера Максим Николаевич осмотрел.

– Ну вот… – расстроился Иннокентий. – Я так хотел посмотреть на настоящий труп.

– Успеешь еще. Сейчас посмотришь на настоящий коллектор теплотрассы.

Услышав эти слова, Иннокентий оглядел себя. Сегодня он пришел на практику в щегольском костюмчике с платком в нагрудном кармане, явно не предполагая, что его день продолжится столь экстремальным образом. Но ничего Нике не сказал, а быстро надел пуховик и пошел вслед за ней.

Ника уже закрывала дверь кабинета, поставив на пол тяжелый следственный чемодан. Вместе с Кешей она бодро побежала вниз по лестнице, чтобы заняться любимым делом всех настоящих следователей – попробовать догнать вчерашний день.

У входа в отдел уже газовала дежурка-газелька, в которой, помимо водителя, сидели эксперт-криминалист с забавной фамилией Новенький и начальник уголовного розыска Коля Ткачук. Поздоровавшись с членами следственно-оперативной группы, Ника пролезла на заднее сиденье и примостилась там со своим чемоданом. В теплой зимней куртке и штанах Ника ощущала себя неуклюжей медведицей, которую посреди зимы подняли из берлоги, но на выезде тепло и комфорт явно приоритетнее, чем стиль и красота. Практикант Иннокентий воробушком юркнул вслед за ней.

Поприветствовав Нику, Коля спросил:

– А что тебя отправили? Вчера же Макс выезжал.

– Макс на учебе. Меня выбрали по географическому принципу, мы же с ним в одном кабинете сидим.

– Блин, как вчера не разглядели эти сорок ножевых? – продолжил удивляться Ткачук. – Я сам вчера не ездил, но вроде там Турусов лично все смотрел.

– Сорок ножевых! – ахнул Иннокентий. – Как круто! Ника Станиславовна, а можно вопрос?

Ника спохватилась:

– Это Иннокентий, наш практикант. Да, конечно, можно вопрос, Кеша, что ты спрашиваешь?

– А как Максим Николаевич вчера не увидел сорок ножевых ранений?

– Ой, этот вопрос не тебя одного интересует, – хором засмеялись опер и эксперт.

Ника усмехнулась. У нее было два ответа на вопрос Кеши: педагогичный и не очень педагогичный.

Истина была на самом деле проста. На гнилостно-измененном трупе, если очень пристально его не разглядывать, действительно многого можно не увидеть. А любителей осмотреть «гнилушку» во всех ее тошнотворных подробностях среди следователей мало. Ника часто удивлялась, как следователями работают очень брезгливые люди, которые боятся потрогать даже «свежий» труп, залезть к нему в карманы, а в особо запущенных случаях и подойти к покойнику поближе. При этом такая сверхбрезгливость не всегда сочеталась с раздолбайством и полной профессиональной несостоятельностью. Среди брезгливых следователей встречались и мастера допроса, и мощные аналитики, щелкавшие дела об экономических преступлениях как орешки. Ника старалась по максимуму использовать отпущенную ей природой способность абстрагироваться от неприятных картин и запахов, потому что самый простой способ убить расследование, раскрытие и перспективу направления уголовного дела в суд – некачественно сделать осмотр места происшествия.

В то же время прилюдно критиковать Макса за поверхностный осмотр было бы нетактично по отношению к другу и коллеге. А сказать юному Иннокентию, что осмотр места происшествия можно делать как попало, тоже нельзя. Это как вырастить плохого следопыта своими же собственными руками.

Все это пронеслось в голове у Ники, пока она формулировала окончательный ответ.

– Труп гнилой, осмотрели не очень внимательно. В этом нет ничего хорошего, но такое иногда бывает.

– Понятно! – Кеша с благоговением посмотрел на Нику, будто она изрекла какую-то невероятную мудрость. – А Максим Николаевич уже завел уголовное дело?

– Заводят патефон. А уголовное дело возбуждают, – отозвалась Ника, вызвав своим ответом очередной восторженный взгляд юного практиканта.

– А вот и приехали! – сказал Ткачук. – Вот этот коллектор.

Дежурка остановилась рядом с теми же кустами, которые вчера штурмовал Макс Преображенский. За сутки в заснеженной лесополосе мало что изменилось. Вот автомобильная дорога Бродск – Глухарево. Вот сверток в сторону Бродской городской свалки. А вот и сам коллектор.

– Коля, нам бы где-нибудь достать второго понятого. Первым Иннокентия запишем.

– Сейчас кого-нибудь со свалки приведу. – Ткачук, утопая в снегу, пошел по дорожке в сторону свалки.

– Я предлагаю не ждать Колю, давай залезем вниз, посмотрим, есть ли там что-то достойное нашего внимания? – предложила Ника эксперту-криминалисту.

Немногословный Саня Новенький кивнул ей в ответ.

– Иннокентий, посвети нам.

Ника вручила практиканту фонарик и вместе с экспертом спустилась по шаткой лесенке вниз. Кеша поспешил спуститься за ними.

Ника еще ни разу не была внутри коллектора. Внизу оказалась небольшая камера размером примерно три на четыре метра и трубы. Больше ничего.

Эксперт Новенький и Ника внимательно осмотрели пол и стены, освещая их фонариком. Ничего интересного они не нашли. На месте, где лежал труп, осталось темное, вонючее пятно, но других пятен, в том числе похожих на кровь, в коллекторе не было.

– Давай с места, где труп лежал, возьмем соскоб, – сказала Ника.

– Хорошо, – ответил эксперт. – О, смотри, что нашел! На лестнице какой-то клок торчит! Волокна. Будем забирать?

– Ага, и волокна давай! Похоже, что нашего потерпевшего убили не здесь, – начала размышлять вслух Ника. – Крови внутри нет.

Делать в коллекторе больше было нечего. Ника и ее команда вылезли наружу. Через кусты к ним шел Ткачук и вел за собой какого-то бомжеватого вида товарища, опирающегося на самодельный костыль. Присмотревшись, Ника узнала в нем Одноногого Петю.

– Здравствуй, хозяйка! – Петя тоже узнал Нику.

– Ника, слушай! Вот этот мужчина со свалки видел, как неделю назад к коллектору приезжал автомобиль и стоял долго.

– Что за автомобиль?

– «Нива» вроде, хозяйка. Серая, – пробормотал Петя.

Из рассказа бомжа картина вырисовывалась следующая.

Примерно неделю назад Петя Одноногий решил проведать своего друга Иваныча, проживавшего в стороне от бомжацкого городка в уже упомянутом коллекторе теплотрассы. Морозным декабрьским вечером Петя подошел к коллектору со стороны леса, но увидел, что у жилища его приятеля стоит «Нива», рядом с которой копошится какой-то мужчина. Бомжи – народ чрезвычайно осторожный, поэтому Петя к коллектору сразу решил не подходить, а дождаться отъезда мужчины на «Ниве».

– Этот мужик возился там минут двадцать, наверное. Я уже стал совсем замерзать, – продолжил свой рассказ бомж. – Он что-то из багажника «Нивы» достал, вроде мешка, и вниз в коллектор скинул. А потом еще сам в него залез минут на пять. А потом выехал на трассу и уехал.

– В сторону Бродска или в сторону Глухарево? – спросила Ника.

– В сторону Бродска вроде.

– Номер точно не помнишь? – уточнил у бомжа Коля Ткачук.

– Нет, не помню, – пробормотал Одноногий Петя. – Хозяйка, не найдется ли чего для сугрева? – жалобно спросил он у Ники, намекая на то, что вчерашние сто рублей «на проезд» уже были пропиты.

– Так, давайте я сначала вас допрошу, а потом уже обсудим ваш «сугрев». – Ника села на пенек, который вчера облюбовал Макс, достала из следственного чемодана папку-планшет и начала заполнять протокол допроса свидетеля – Пети Одноногого.

– Вы в коллектор после отъезда мужчины на «Ниве» заглядывали? – продолжила пытать бомжа Ника.

– Заглянул, хозяйка, но мельком. Увидел, что там мужик мертвый лежит, испугался и ушел.

– А что про мужика мертвого сразу никому не сказали?

– Да зачем мне это? – искренне удивился бомж. – Так скажешь кому, потом меня и затаскают. Сами, что ли, не знаете?

– А друг твой Иваныч куда делся?

– Да не знаю. Может, к сестре пошел. У него сестра в Бродске живет, в его квартире. Выгнала она Ивыныча, когда тот забухал, вот он тут и поселился. А так увидел, что у него мертвяк лежит, может, к сестре и пошел.

– Мужчину на «Ниве» разглядели?

– Не, хозяйка, не смог. Далеко он от меня был, да уже и смеркалось. Высокий, плечистый. Одежда у него была типа камуфляжа. Если покажете, может, и смогу узнать.

«Что ж, круг потенциальных подозреваемых невероятно широк: высокий мужчина в камуфляжном костюме на “Ниве” серого цвета. Да это же каждый второй житель окрестных деревень», – подумала следователь Речиц.

Она допросила бомжа, составила протокол осмотра места происшествия и решила, что на этом с работой на месте обнаружения трупа можно заканчивать. Убивали неизвестного явно не здесь. Хотя в своей практике Ника иногда сталкивалась с ранениями, почти не оставившими следов крови, но сорок ножевых в спину явно к ним не относились.

На обратном пути следователь Речиц коротко обсудила с Колей Ткачуком их дальнейшие действия.

– Надо сейчас исхитриться и установить личность потерпевшего. Я поеду в морг, переговорю с экспертом, изыму образцы и шмотки с трупа, посмотрим, может, будет от чего оттолкнуться. А тебе я дам поручение произвести выемку записей камер видеонаблюдения с трассы. Может, они еще сохранились? – начала рассуждать вслух Ника.

Коля скептически помотал головой.

– Вряд ли сохранились, Никуш. Но попытка – не пытка.

Кеша, сидевший рядом с ними, восхищенно вертел головой, поглядывая то на Нику, то на Колю, блестел круглыми глазами и в своем неприкрытом восторге от происходящего походил на веселого щенка.

– Николай Юрьевич, а можно вопрос? – внезапно подал голос Иннокентий.

– Конечно можно, Кеша, – улыбнулся Коля.

– А почему записи с камер видеонаблюдения могли не сохраниться?

– Да камеры по большей части не очень дорогие и не могут хранить информацию долго, негде просто. И записывают поверх уже записанного. А времени, судя по всему, прошло прилично, около недели.

Дежурка довезла Нику и Кешу до отдела. Там они распрощались с опером, экспертом и водителем, и пересели в автомобиль Ники, чтобы ехать в морг. Ника торопилась, обеденное время уже близилось к завершению, а у судебно-медицинских экспертов из-за их весьма специфической деятельности установлен сокращенный рабочий день, и после трех часов дня в бюро уже никого из них не найдешь. А Нике очень хотелось переговорить с экспертом Рябоконь лично и узнать, что же ей удалось выжать из вскрытия сильно разложившегося трупа.

Криминальные гнилые трупы – это серьезная головная боль для следователя. Причину их смерти установить не представляется возможным из-за далеко зашедшего процесса разложения, следы от телесных повреждений тоже могут не сохраниться. Так что Нике еще в какой-то степени «повезло», что неизвестного из коллектора зарезали: следы орудия убийства могли отобразиться на костях жертвы.

По дороге в морг Ника молчала, прикидывая, о чем расспросить эксперта Рябоконь. Кеша тоже затих.

Паркуя свой автомобиль у четырехэтажного здания с огромной надписью «Судебная экспертиза», следователь Речиц спросила у юного практиканта:

– Трупов боишься?

– Вроде нет, – неуверенно ответил он.

– Вот сейчас и узнаем, – подмигнула ему Ника.

Они зашли в здание бюро. Следователь Речиц решительно двинулась в сторону танатологического отделения. По мере приближения к дверям, за которыми скрывались секционные, запах трупов и формалина усилился. Боковым зрением Ника заметила, что практикант Иннокентий побледнел, но старался держаться мужественно. Перед секционными они накинули на плечи халаты, и Ника Станиславовна распахнула дверь, отделявшую мир живых от мира мертвых.

В коридоре морга стояли каталки с трупами, в секционных копошились санитары. По мнению Ники, ничего особо страшного в морге не было. Встречаясь с мертвецами почти каждый день, следователь Речиц научилась не испытывать при виде усопших никаких особых эмоций. Конечно, иногда чувства все же брали верх над разумом, например, на выездах на труп ребенка. Но чаще всего Нике удавалось не ассоциировать мертвое тело перед собой с человеком. Она, начав работать следователем, стала верить в существование души, уж очень сильно менялись люди после смерти. Казалось, что после того, как душа отлетала в лучшие миры, на земле оставалась лишь оболочка, больше похожая на сломанную куклу, чем на человека. Эта теория неплохо помогала Нике абстрагироваться от излишних размышлений о природе жизни и смерти на местах происшествия и сосредоточиться исключительно на решении следственных задач. Вот и сейчас она спокойно протопала, шурша своими горнолыжными штанами, мимо мертвецов на каталках, потянула за рукав остановившегося было поглазеть Кешу, открыла маленькую дверь на лестницу и поднялась вместе с практикантом на второй этаж. Там располагались рабочие кабинеты судебно-медицинских экспертов.

Свое дело Ольга Даниловна Рябоконь знала очень хорошо. Ника уже неоднократно встречалась с ней на местах происшествия, Рябоконь делала по ее делам экспертизы, поэтому должна была ее помнить.

Попросив Кешу подождать в коридоре, Ника постучала в дверь кабинета Ольги Даниловны.