«Сталинизм»: правда о Сталине и миф о Кобе

Далее Шидловский пишет, что в Сольвычегодск Сталин был выслан не на три, а на два года.

Статья Шидловского была санкционирована Сталиным, но сама книга “Материалы для биографического словаря” вышла тиражом всего 5 тысяч экземляров.

В 1925 году грузинское бюро Истпарта [так называлась Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б)] преподнесло Кобе неприятный подарок: С. Талаквадзе опубликовал брошюру “К истории Коммунистической партии Грузии”, в которой с возмущением говорилось, что в своей борьбе против большевиков меньшевики дошли до того, что в 1905 году объявили Сталина “агентом правительства, шпионом-провокатором” [9].

Как видим, стоило независимому исследователю самому начать “раскопки”, как выплывали неудобные факты. Такого нельзя было допустить!

В сталинском секретариате работал Иван Павлович Товстуха. Именно ему был поручен сбор документов для правильной биографии И. Сталина. Он и занимал соответствующие должности: 1921–1922‐й гг. – заведующий секретариатом И. Сталина; 1921–1924‐й гг. – помощник Секретаря ЦК, заведующий секретным отделом ЦК; 1922–1924‐й гг. – помощник директора Института Ленина (затем он был переименован в Институт марксизма-ленинизма, там был центральный партархив); 1926–1930‐й гг. – снова в секретариате Сталина, с 1931 года – заместитель директора Института марксизмаленинизма. Умер он в 1935 году (о нём я ещё скажу в главе 6).

С начала 1920‐х годов И. Товстуха ведёт большую работу по изучению жизни и деятельности В. Ленина, собиранию его литературного наследия, участвует в подготовке первого издания его сочинений. Им составлены подробные примечания к собранию сочинений, в которых исследуется судьба ленинских рукописей, история первых изданий работ Ленина. Им был составлен список неразысканных ленинских статей, писем и т. д.

Иван Товстуха был одним из организаторов второго издания сочинений В. Ленина. В 1925 году он подготовил к печати и комментировал Ленинский сборник (III). Созданная по инициативе Товстухи группа научных работников подготовила к изданию сборник “ВКП(б) в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК”.

Как видим, И. Товстуха был специалистом в области написания правильных биографий. И в 1927 году Сталин поручил ему подготовить свою биографию. Заметьте, это было почти сразу после тифлисского сюрприза.

Определённые шаги по изъятию документов предпринял сам Сталин. 2 января 1925 года в письме к сотруднику грузинского бюро Истпарта Севастию Талаквадзе он писал: “Материалы (свои статьи) получил. Благодарю Вас. Прошу: 1) не издавать эти и другие статьи без моей санкции, 2) прислать мне, если возможно, весь комплект “Дро” и “Ахале дроеба”, в них помещён ряд моих статей без подписи, 3) обнаружить как-нибудь в архиве “Союзного комитета” мою статью “Кредо”, написанную в начале 1904 г., 4) прислать мне комплект нелегального органа “Борьба пролетариата”. С товарищеским приветом И. Джугашвили (Сталин)” [10].

Но, конечно, у Сталина не было времени писать письма во все архивы в Закавказье, Вологде и в Сибири, поэтому он поручил Товстухе выявлять и изымать материалы о Сталине, мотивируя это необходимостью подготовки собрания сочинений и биографии. И Товстуха пишет письма в различные архивы с требованием прислать документы “для снятия копий”. Понятно, что многие документы назад не возвращались.

А. Островский приводит десятки писем И. Товстухи в различные архивы и ответы на них. В этих письмах фигурируют такие цифры как, например: обнаружено (послано) 250 листов, 12 листов, 350 документов… Выявляются различные телеграммы, письма и т. п. То есть идёт огромная работа по выявлению и отправке в Москву документов, касающихся деятельности Иосифа Сталина.

Конечно, много документов погибло в пожаре гражданской войны в Закавказье.

А. Островский приводит такой показательный эпизод. В начале 1940‐х годов доцент Вологодского педагогического института Павел Ефимов писал кандидатскую диссертацию о деятельности Сталина и Молотова в вологодской ссылке. Эта работа с самого начала привлекла внимание ИМЭЛ (Институт Маркса, Энгельса, Ленина) – его сотрудница С. Эвенчик направила на имя директора института служебную записку (15 апреля 1944 г.): “Считаю необходимым сообщить о вновь выявившемся из беседы с Ефимовым факте. На руках у него имеется список провокаторов, составленный по материалам вологодского архива, с подробными данными о каждом. Ефимов наводит по этим фамилиям справки. Мне кажется, что список надо немедленно забрать и прекратить (Какая бдительная! – А.С.) деятельность Ефимова в этом направлении”.

П. Ефимов, С. Эвенчик и директор ИМЭЛ не могли не знать, что с 1927 года все архивные документы, связанные с политическим сыском, были засекречены и доступ к ним был закрыт для всех, “за исключением сотрудников архивов, назначаемых для непосредственной работы с этими материалами, и представителей ОГПУ”.

Директор взял паузу – видимо, с кем-то советовался – и наложил резолюцию: “Список изъять” [11].

А далее происходят удивительные вещи.

5 июля 1944 года С. Эвенчик была направлена в Архангельск и Вологду, чтобы более детально разобраться в этом деле. Там она ознакомилась с архивными делами, которые выдавались П. Ефимову, и обнаружила, что из некоторых дел документы изъяты, а заверительные подписи подделаны. Об этом она сразу же поставила в известность обком и управление НКВД, после чего на квартире Ефимова был произведён обыск, в результате которого были обнаружены более 150 листов документов. Встал вопрос о возбуждении уголовного дела по факту кражи документов из архивов. Однако всё ограничилось обсуждением поступка Ефимова на бюро обкома, которое постановило: “За самовольное изъятие подлинных документов Областного государственного архива тов. Ефимову объявить выговор без занесения в учётную карточку” – т. е. устно. Но всё равно Ефимов был вынужден написать заявление об увольнении “по собственному желанию”.

Но после этого случая карьера П. Ефимова пошла в гору (С. Эвенчик, видимо, такого поворота не ожидала – небось, думала, что ему лет 10 дадут). Он уехал в Ленинград, где стал доцентом Горного института, в 1945 году стал заведующим кафедрой марксизма-ленинизма Высшего мореходного училища, был награждён медалью “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов”; с января 1947‐го по май 1948 года учился в Академии общественных наук при ЦК ВКП(б), по окончании которой защитил диссертацию “Революционная деятельность Молотова в вологодской ссылке” (ясно, что это была уже “правильная” диссертация); затем преподавал в различных вузах Ленинграда.

А. Островский делает вывод: изымая документы из архивов, “Ефимов выполнял чьё-то задание. Но чьё?” Этот вопрос интересен и я выскажу свою версию.

Сразу обращает на себя внимание быстрый карьерный рост Ефимова. П. Ефимов выполнял волю И. Сталина, изымая документы? Нет, ибо Сталину (через Товстуху) достаточно было приказать изъять эти документы “для снятия копий”. Что и было сделано: вскоре после истории с Ефимовым архив Вологодского ГЖУ (Главного жандармского управления) был вывезен в Москву. А 14 марта 1949 года было издано распоряжение Главного архивного управления МВД СССР № 12/01067 о возвращении архива в Вологду. В Вологду этот архив приехал сильно почищенным; в 1951 году дела были перегруппированны и перенумерованы, а в 1958 году были уничтожены почти все журналы входящих и исходящих документов Вологодского ГЖУ. Поэтому невозможно определить, какие именно документы исчезли [12].

Сталин и Товстуха это должны были сделать в 1930‐х годах, но почему-то не сделали. Может, думали, что документы сгорели в пожаре революции.

Следовательно, П. Ефимов выполнял заказ третьих лиц, которые знали о тёмных пятнах в биографиях И. Сталина и В. Молотова, но для разоблачения им не хватало документов. Эти документы и должен был изъять П. Ефимов. А С. Эвенчик проявила бдительность и операция была сорвана.

Но тогда почему Ефимов не был наказан (устный выговор можно не считать)?

Здесь возможны два варианта.

Возможно, Ефимов что-то успел передать заказчикам о деятельности Сталина и Молотова. А те стали шантажировать Сталина: мол, убьёшь Ефимова – всё станет известно.

Возможно, Ефимов действовал по собственной инициативе, и Сталин, покровительствуя Ефимову, не хотел давать ход этой истории. Мол, ты не распространяйся об этой истории, а я буду тебе помогать.

Не знаю. Но, как видим, за всей этой историей кроется большая тайна.

Бесспорно, концентрация документов о Сталине в одном месте – это, по идее, хорошо. Но что делает Сталин? Часть документов, присланных из других городов, он приказывает уничтожить – это была бóльшая часть. Нейтральные (относительно) материалы были закрыты для историков на долгие годы. Сталин не дал разрешения ознакомиться с ними даже М. Горькому и Е. Ярославскому!

Следовательно, Сталин и Молотов опасались восстановления своих реальных биографий даже по немногим сохранившимся документам. Но почему? Чего боялись наши правители?

А. Островский изучал сохранившиеся “нейтральные” материалы. В целом, они не противоречат “Краткой биографии” – и это понятно: чистили их основательно. Но и эти документы не могут дать точно ответа на вопрос: сколько раз сидел Сталин. Островский совершенно правильно замечает, что отсидки и побеги – это гордость революционера. В СССР было даже Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Которое было закрыто по приказу Сталина.

А. Островский пишет, что осталось после сталинских чисток: фонд Бакинского охранного отделения сегодня насчитывает 3 единицы хранения; Бакинского ГЖУ – 40; архивов Кутаисского ГЖУ нет; Иркутского охранного отделения – 190 единиц; Томского ГЖУ – 423; Тифлисского – 85; нет архивов Енисейского ГЖУ и Енисейского розыскного пункта; архив Петроградского ГЖУ был полностью уничтожен в феврале 1917 года, и т. д. И главное: “Пока не удалось обнаружить первичные агентурные материалы органов политического сыска ни по одной из губерний, с которыми была связана деятельность Сталина” [13]. Видимо, после того, как П. Ефимов обнаружил списки провокаторов, решили пройтись по архивам более тщательно.

Уверен, что документов, касающихся основных событий истории, просто нет – либо приказы отдавались устно, либо письменные улики потом уничтожались. Поэтому надо делать правильные выводы, сопоставляя много источников. Как это и происходит в судах.

Но вернёмся к биографии Сталина.

При описании арестов Островский констатирует странные факты.

Считается, что с момента, когда Сталин перешёл на нелегальное положение (март 1901 г.), он провёл в тюрьмах и ссылках более семи лет. Арестовывали его, якобы, восемь раз, был в ссылке семь раз, а бежал оттуда шесть раз. Так написано в “Краткой биографии” (1939 г.), отредактированной самим Сталиным.

Но в той же биографии названы конкретные даты только шести его арестов: 5 апреля 1902 года, 25 марта 1908 года, 23 марта 1910 года, 9 сентября 1911 года, 22 апреля 1912 года, 23 февраля 1913 года. Аналогично приведены даты только шести ссылок и только пяти побегов.

Видимо, такие вопросы возникали у историков, и в 1947 году был издан новый вариант “Краткой биографии”, в котором количество арестов было сокращено до семи, ссылок – д о шести, побегов – до пяти.

А ранее Сталин заполнил несколько анкет. Первую он заполнял как участник IV Всеукраинской конференции КП(б) У в марте 1920 года. В ней говорилось, что он “арестовывался с 1902 г. восемь раз (до 1913), был в ссылке семь раз, бежал шесть раз”.

11 декабря 1920 году он заполнил анкету для шведской социал-демократической газеты Folkets Dagblad Politiken: “Арестовывался семь раз (до 1913), высылался шесть раз, убегал из ссылки пять раз. В общей сложности провёл в тюрьме семь лет”.

В декабре 1922 года И. Сталин заполнил анкету, которая была направлена им на имя П. Лепешинского, входившего в руководство Истпарта. В анкете было 7 арестов, 6 ссылок, 5 побегов [14].

Что, Сталин забыл, сколько раз он сидел? Но ведь такого быть не может! Ведь, с точки зрения революционера, ему аресты делают только честь. Из каждой ссылки Сталин бежал. Почему? Об этом я ещё скажу.

Скорее всего, Сталин ничего не скрывал, так как не знал, сколько раз он сидел. Из книги Островского можно сделать только такой вывод. Вот, смотрите.

20 февраля 1902 года в Тифлисском ГЖУ начата переписка по делу “О Тифлисском кружке РСДРП и образованном им Центральном комитете”. В ней часто упоминается фамилия Джугашвили. 8 июля состоялся его первый допрос и посадка в Батумскую тюрьму. По правилам, врач проводит осмотр нового заключённого. И 17 июля врач Григорий Лаврентьевич Элиава пишет в протоколе осмотра: “Размер роста – 2 аршина 4,5 вершка” (164 см.), “лицо длинное, смуглое, покрытое рябинками от оспы”, “на левой ноге второй и третий пальцы сросшиеся”, “на правой стороне нижней челюсти отсутствует передний коренной зуб”, “на левом ухе родинка”, “волосы тёмно-каштановые” [15].

Но ведь это – не Сталин! Да, у Сталина, согласно его медицинского дела, были сросшиеся пальцы, но рост его был 170 см. А почему врач не упомянул про самую яркую примету – согнутую левую руку (Иосиф в детстве попал под фаэтон)? [В скобках замечу, что есть ещё одна версия болезни руки: в 1926 г. консилиум вынес заключение, что у Сталина – болезнь Эрба в форме мышечной дистрофии. Синонимы: спастический спинальный паралич, боковой склероз. Но болезнь Эрба – это заболевание генетическое, т. е. передаётся по наследству, а не развивается в силу внешних повреждений. Значит, один из родителей страдал этой болезнью – но ни Виссарион, ни Екатерина, ни их родители ею не болели… Я ещё вернусь к этому вопросу.]

Кроме того, у Сталина лицо было не длинное, а, скорее, овальное. Была у него не одна, а две родинки, причём над правой бровью и под левым глазом.

Из тюрьмы Иосиф Джугашвили пишет прошение на имя Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе князю Г. С. Голицыну (23 ноября 1902 г.) [в скобках замечу, что примерно в 1902 г. Иосиф стал называть себя “Коба” – так звали благородного разбойника из романа писателя Александра Казбеги “Отцеубийца”]:

Канцелярии Главноначальствующего

Содержащегося под стражей

в Батумской городской тюрьме

Иосифа Виссарионовича Джугашвили

Нижайшее прошение

Всё усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня второй раз обратиться к Канцелярии главноначальствующего с нижайшей просьбой освободить меня из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию Главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на моё прошение.

Проситель Иосиф Джугашвили.

1902, 23 ноября [16].

Обратите внимание на стиль письма.

19 января 1903 года с подобным письмом к князю обратилась и мать Кобы.

Согласно “Краткой биографии”, Сталин из тюрьмы был сразу отправлен в ссылку. Но… Начальник Тифлисского розыскного отделения ротмистр В. Лавров в докладе, направленном им в Департамент полиции 29 января 1903 года, писал, что Иосиф Джугашвили “состоит под особым надзором полиции”.

Итак, что значит “удушливый кашель”? Одно из двух: либо у Кобы был туберкулёз, либо “кашель” был только предлогом, а этот предлог ему кто-то подсказал. Но, скорее всего, у Кобы действительно был туберкулёз, ведь тюремные врачи его должны были осматривать.

Согласно же биографии, Сталин был в бакинской тюрьме до весны 1903 года, где он организовал митинг заключённых против приезда в Баку экзарха Грузии Алексия. Но Коба в это время был на свободе (под надзором) и не мог в тюрьме что-то организовать.

Якобы из батумской тюрьмы Коба был переведён в кутаисскую тюрьму. Не могло такого быть, так как Коба был выпущен под надзор.

Первая ссылка. А. Островский: “Документальные свидетельства о том, когда Джугашвили из Батума ушёл по этапу, обнаружить не удалось”. Но, по воспоминаниям, определяют дату: начало ноября 1903 года [17].

Выслан он был в Иркутскую губернию, в Новую Уду, откуда, якобы, бежал.

11 мая 1947 года письмо Сталину написал некий Митрофан Иванович Кунгуров – хозяин дома, где в ссылке жил Коба:

“Генералиссимусу Советского Союза товарищу Сталину И. В.

Я глубоко извиняюсь, что беспокою Вас. В 1903 г., когда Вы были в ссылке, село Новая Уда Иркутской губернии, в то время жили у меня на квартире. В 1904 г. я увёз Вас лично в село Жарково по направлению к станции Тыреть Сибирской железной дороги, а когда меня стали спрашивать пристав и урядник, я им сказал, что увёз Вас по направлению в г. Балаганск. За неправильные показания меня посадили в каталажку и дали мне телесное наказание – 10 ударов, лишили меня всякого доверия по селу. Я вынужден был уехать из села Новая Уда на ст. Зима Сибирской железной дороги.

В настоящее время я пенсионер 2 группы. Пенсию получаю 141 р. в месяц. Жить очень тяжело стало нам обоим со старухой на 141 р. Подавал заявление в Министерство социального обеспечения, получил отказ. Поэтому прошу Вас как бывший партизан якутского партизанского отряда, где был 3 раза ранен, потерял здоровье, получил инвалидность 2 гр., если вспомните меня, то прошу помочь мне получить персональную пенсию. Жить ещё и ещё хочется.

Дорогой товарищ Сталин, при Вашей доброй памяти, прошу написать мне письмо как бывшему старому партизану и Вашему старому хозяину квартиры, где Вы жили, село Новая Уда. Я надеюсь, что Вы меня не забудете и поможете получить персональную пенсию.

Ваш старый хозяин квартиры Кунгуров Митрофан Иванович. г. Барабинск Новосибирской области, ул. Некрасова, 57”.

(До 1895 г. Кунгуров отбывал ссылку на Ленских приисках, а в Новой Уде жил с 1895 г. по 1907 гг.) [18]

Сталин, прочитав письмо, поручил ИМЭЛ ответить автору, что не помнит его и просит сообщить о побеге более подробные сведения.

ИМЭЛ послал запрос в Новосибирск, откуда был получен ответ, что Кунгуров умер. Совпадение?

Сколько лет могло быть Кунгурову? Допустим, в то время ему было лет 20. Считаем: 1947–1895 = 52, 52 + 20 = 72 (+10) года. Да, он мог умереть от старости. Но в жизни Сталина всегда много совпадений…

Что всё это значит?! Это была первая ссылка Сталина и он не мог не помнить все обстоятельства побега. Например, Ким Ир Сен всегда помнил человека, у которого жил под Хабаровском. А его сын, Ким Чен Ир, привёз ему подарки. То есть память о нём хранят в семье. Можно сделать вывод: ах, какой бессердечный Сталин, не помнит своего спасителя, а ведь, если бы не он, то, возможно, и не было бы у нас Сталина…

Но этот вывод не верен.

В сопроводительных документах были указаны приметы Кобы (см. выше). А вот приметы из телеграммы уездного исправника о побеге Кобы: рост – 171 см, рябой, глаза карие, волосы чёрные, движение левой руки ограничено [19]. Итак, у одного и того же человека разные волосы и рост. Что, Коба во время ссылки вырос? У одного есть дефект руки, а у второго – н ет…

Далее. В 20‐х числах января 1909 года Коба прибыл в очередную ссылку в Вологду. 27 января ему было назначено место ссылки – г. Сольвычегодск. Из Вологды в Сольвычегодск путь лежал через Вятку, куда он приехал 4 февраля. Но в Вятке Джугашвили остался из-за болезни. В больнице он находился до 20 февраля, после чего 26 февраля его повезли в Котлас. В Сольвычегодск из Котласа он прибыл 27 февраля “при открытом листе начальника Вологодского исправительного отделения от 29 января за № 415/522”.

А в Вятку его доставили “при открытом листе начальника Вологодского исправительного арестантского отделения от 31 января за № 527”. Но в этих разных листах была одна и та же фамилия – Джугашвили.

Что, под одним именем были два разных человека? Видимо, да. А настоящий Джугашвили бежал из Вятки, где он “болел”. Точнее, ему помогли бежать…

То, что в Сольвычегодск приехал неизвестно кто, свидетельствует такой факт. По прибытии на место ссылки ссыльные давали подписку в том, что они ознакомлены с правилами пребывания под гласным надзором полиции. 27 февраля 1909 года такую расписку дал и “Джугашвили”. Однако под ней стоит не подпись настоящего Джугашвили. “Это настолько очевидно, что в своё время, когда проводилось изъятие из архивов сталинских автографов, данный документ был оставлен без внимания”.

“Джугашвили” бежит из Сольвычегодска, но его ловят и возвращают назад. И вдруг… полицейский исправник В. Цивилёв направляет запрос в Тифлис с просьбой предоставить сведения о личности и семейном положении арестанта. Обычно такие запросы местные полицейские направляли в том случае, если возникали сомнения, что ссыльный является тем, за кого себя выдаёт. Ответ на запрос неизвестен [20].

27 июня 1911 года истёк срок ссылки и 6 июля Джугашвили (или “Джугашвили”?) был отправлен из Сольвычегодска в Вологду. Коба уехал в Санкт-Петербург, где 9 сентября 1911 года на квартире С. Я. Аллилуева он был арестован. 5 декабря министром внутренних дел Макаровым было утверждено решение Особого совещания при МВД, которое гласило: “Подчинить Джугашвили гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц и столичных губерний, на три года, считая с 5 декабря 1911 г.”.

Что должны были делать полицейские? Правильно: посадить Кобу в спецвагон и под охраной довести до Вологды. А вместо этого ему выдают проходное свидетельство “на свободный проезд из г. С.‐ Петербурга в гор. Вологду”. То есть опасный преступник с 10‐летним революционным стажем должен был добровольно приехать в место ссылки! Что это, как не создание условий для нового побега?!

Тут же возникает мысль о возможном сотрудничестве Сталина (не Кобы) с полицией. О том, что он не мог не сотрудничать с полицией, говорят следующие факты.

Во-первых, сам факт уничтожения бóльшей части документов, и упрятывание оставшихся документов в спецхран.

Далее. В феврале 1902 года Тифлисское ГЖУ начало расследовать дело “О Тифлисском кружке РСДРП и образованном им Центральном комитете”. Кобу (не Сталина!) ссылают, но он бежит. Только вот куда? Следы Кобы теряются.

И в это же время (1904 г.) в Тифлисе появляется Сталин. Но почти сразу он уезжает в Батум. А. Островский приводит воспоминания старых партийцев.

Наталья Сихарулидзе: “На второй день (После приезда в Батум. – А.С.) Сосо дал знать комитету о своём приезде и желании продолжать работу”; по свидетельству И. Цивцивадзе, комитет, возглавляемый И. Рамишвили, не только отклонил сделанное ему предложение, но и постановил не допускать И. В. Джугашвили к партийной работе. Более того, “меня же, – вспоминает Н. Сирахулидзе, – Рамишвили вызвал в комитет и начал кричать: “У тебя остановился Джугашвили? Ты должна прогнать его из дома, в противном случае исключим тебя из наших рядов”. Она рассказала об этом разговоре Сталину – и тот съехал и жил некоторое время у рабочего В. Джибути. Тот вспоминал: “Рамишвили три раза приходил ко мне и требовал, чтобы я не укрывал тов. Сосо”.

Такое отношение Рамишвили к Сосо было вызвано тем, что распространились слухи о его провокаторстве. Эти подозрения усилились после того, как на заседании комитета Сосо спросили, откуда тот взял деньги на побег (около ста рублей – очень большие деньги); так же вызвали подозрения некоторые нестыковки в обстоятельствах побега. Сосо путался и толком ничего не сказал.

Примечания