Великая депрессия в Америке

Пока что «рейганомика» имеет две отличительные черты – гигантский дефицит бюджета и исключительно высокие процентные ставки. Если дефицит часто порождает инфляцию и всегда чреват опасными последствиями, то его сокращение посредством повышения налогов сродни лечению болезни посредством умерщвления пациента. Прежде всего, увеличение налогов просто-напросто предоставляет правительству больше денег для того, чтобы оно их потратило, так что государственные расходы, а с ними и дефицит бюджета, скорее всего, будут расти. С другой стороны, снижение налогов позволяет оказывать повышенное давление на конгресс и администрацию, побуждая их «по одежке протягивать ножки» и сократить государственные расходы.

Однако политика увеличения налогов наталкивается и на более прямое возражение. Утверждение о том, что для потребителя-налогоплательщика повышение налогов всегда лучше, чем рост цен, абсурдно. Если цены производимых товаров растут вследствие инфляции, то потребитель терпит ущерб, но он по крайней мере удерживает полезные эффекты покупаемых товаров. Но если правительство повышает налоги с тем, чтобы сдерживать рост цен, потребитель не получает взамен ничего. Он просто теряет свои деньги, не получая за них никаких полезных эффектов, пожалуй, за исключением того, что теперь его деньгами распоряжается правительство, которое его заставили субсидировать. При прочих равных рост цен всегда более предпочтителен, чем увеличение налогов.

Ну и в завершение заметим, что инфляция, как показано в этой книге, порождается не бюджетным дефицитом, а Федеральным резервом, увеличивающим предложение денег, так что вполне вероятно, что повышенные налоги не окажут на инфляцию вообще никакого влияния.

Дефицит должен быть ликвидирован, но он должен быть ликвидирован посредством урезания государственных расходов. Если уменьшить и государственные расходы, и налоги, то благотворным итогом этого станет сокращение паразитического давления налогов и государственных расходов на продуктивную деятельность частного сектора.

Здесь мы переходим к оценке новой доктрины, появившейся после третьего издания книги – «теории предложения» (supplyside economics), и ее радикальной версии, известной как кривая Лаффера. В той мере, в какой экономисты, придерживающиеся этой теории, говорят о том, что снижение налогов стимулирует занятость, бережливость и производительность, они просто повторяют истины, давно известные и классической, и австрийской школах. Проблема состоит в том, что теоретики доктрины предложения согласны с сохранением нынешнего уровня государственных расходов, так что в рамках их построений бремя отвлечения ресурсов от производительных частных к бесплодным государственным расходам остается тем же самым.

Развивая эту теорию, Лаффер выдвинул тезис о том, что понижение налоговых ставок настолько увеличит государственные доходы вследствие увеличения производства и доходов, что это позволит сбалансировать бюджет. Однако его последователи не задаются вопросом о том, как долго будет наблюдаться этот эффект, и кроме того, пока что нет никаких убедительных свидетельств в пользу того, что государственные доходы увеличатся в степени, достаточной для балансирования бюджета, и даже в пользу того, что они вообще увеличатся. Если правительство повысит ставку подоходного налога на 30 %, то вряд ли можно всерьез считать, что общий объем государственных доходов понизится.

Кроме того, возникает вопрос: почему в качестве цели налоговой политики выбран такой странный результат, как максимизация государственных доходов? Значительно более здравой целью было бы попытаться минимизировать эти доходы и соответственно количество ресурсов, утекающих в государственный сектор.

С другой стороны, администрация Рейгана вряд ли могла как следует проверить действенность концепции кривой Лаффера, поскольку предписываемое ей пресловутое снижение налоговых ставок, и так урезанное и сокращенное по сравнению с первоначальным планом Рейгана, было с лихвой компенсировано увеличением отчислений на социальное страхование и эффектом смещения доходных групп (bracket creep). Этот эффект наблюдается, когда инфляция перемещает людей в группы с более высоким номинальным (но не реальным) доходом, автоматически увеличивая ставки их подоходного налога.

Согласно общепризнанной точке зрения преодоление депрессии и возобновление экономического роста в реальных сегодняшних условиях не достигаются из-за того, что процентные ставки остаются слишком высокими, несмотря на падение темпов инфляции, которое имеет место из-за депрессии. Сторонники Милтона Фридмена постановили, что реальные процентные ставки (т. е. номинальные процентные ставки за вычетом темпа инфляции) всегда находятся в окрестности значения в 3 % годовых. Если темпы инфляции резко снижаются, скажем, с 12 до 5 % или еще ниже), то монетаристы уверенно предсказывают, что и процентные ставки должны резко понизиться, стимулируя циклическое оживление экономики. Однако реальные процентные ставки остались на уровне, намного превышающем 3 %. Как такое возможно?

Ответ сводится к тому, что ожидания людей являются чисто субъективным феноменом, который не может быть описан посредством механического использования графиков и регрессий. После нескольких десятилетий непрерывной и периодически ускоряющейся инфляции американская публика по привычке ожидает продолжения хронической инфляции. Периодические перерывы в этом процессе, возникающие при очень глубоком спаде, пропаганда и крики, издаваемые политиками, более не могут изменить этих ожиданий на противоположные. Пока сохраняются инфляционные ожидания, значения темпов инфляции, включаемые в оценки процентных ставок, останутся высокими, и эти ставки не будут падать в течение довольно продолжительного времени.

Разумеется, администрация Рейгана знала, что необходимо победить инфляционные ожидания публики, и мнение, согласно которому они недооценивали важность инфляции, не имеет под собой оснований, целиком являясь результатом успешной пропагандистской кампании. В действительности вся экономическая программа Рейгана может считаться этаким шумным ярмарочным шоу на тему налогов и государственных расходов, за фасадом которого монетаристы, возглавляющие Федеральный резерв и министерство финансов, должны, как предполагается, постепенно снизить темпы роста предложения денег. Данное шоу задумывалось как способ борьбы с инфляционными ожиданиями. Политика постепенного снижения темпов роста количества денег в экономике должна была уменьшить инфляцию без болезненных последствий для экономики в виде рецессии и депрессии. Сторонники Фридмена никогда не понимали тезиса австрийской школы о необходимости рецессии для ликвидации ошибочных инвестиций, сделанных в период инфляционного бума. В итоге попытка сторонников Фридмена постепенно, в ходе тонкой настройки, добиться снижения инфляции без рецессии, происходила точно так же, как у кейнсианцев с их вариантом тонкой настройки, которых монетаристы критиковали в течение десятилетий. Снижение инфляции посредством тонкой настройки в исполнении сторонников Фридмена сопровождалось очередным глубоким экономическим спадом.

Таким образом, сторонники Фридмена оказались между двух стульев. Сокращение темпов роста количества денег, осуществленное Федеральным резервом, было достаточно резким, чтобы вызвать неминуемую рецессию, но слишком слабым и постепенным, чтобы покончить с инфляцией раз и навсегда. Вместо резкого, но короткого спада, который ликвидировал бы ошибочные инвестиции периода предшествовавшего бума, мы имеем бессмысленную хроническую рецессию, которая сопровождается разрушительной стагнацией производительности и экономического роста. Из-за трусливого градуализма мы столкнулись с наихудшими последствиями обоих вариантов: имеет место продолжение инфляции в сочетании с глубоким спадом, высокой безработицей и хронической стагнацией.

Одна из причин хронической рецессии и стагнации состоит в том, что рынок обучается. Инфляционные ожидания представляют собой урок, усвоенный за десятилетия инфляции. Премия к чистой процентной ставке есть реакция на политику инфляции. В результате увеличение предложения денег и кредита (проверенная временем политика Федерального резерва, с помощью которой он добивался понижения процентных ставок) больше не может давать сколько-нибудь долгосрочный эффект – просто потому, что она повышает инфляционные ожидания, а следовательно, приводит к повышению процентных ставок вместо их понижения. Мы достигли такой точки, за которой любое действие правительства является контрпродуктивным, из чего можно сделать единственный вывод – правительству не следует делать вообще ничего. Иными словами, оно должно как можно скорее уйти с монетарной и экономической сцены, с тем чтобы позволить действовать силам свободного рынка.

Кроме того, сейчас проводить градуалистскую политику уже слишком поздно. Единственным решением осталось то, которое старейшина австрийской школы Ф. А. Хайек предлагал, когда критиковал политику Тэтчер, проводимую ее правительством в Британии, за аналогичный разрушительный градуализм. Единственный способ покончить с царящим сегодня маразмом состоит в том, чтобы резко ударить по тормозам, прекратив инфляцию. Тогда неизбежная рецессия будет резкой, но короткой, а свободный рынок, предоставленный сам себе, очень быстро вернется к восстановлению экономики на здоровой основе. Инфляционные ожидания американской публики можно изменить только посредством резкого торможения. Но умудренная опытом публика более не доверяет ни Федеральному резерву, ни федеральному правительству. Для того чтобы удару по тормозам можно было полностью доверять, необходимо радикальное хирургическое вмешательство в деятельность монетарных институтов, по своему масштабу подобное созданию рентенмарки в Германии, которое прекратило неуправляемую инфляцию в Германии в 1923 г.[10] Важным шагом могла бы стать денационализация декретного доллара, осуществленная путем возвращения ему статуса золотой единицы определенного веса. Последующие меры могли бы состоять в лишении Федерального резерва права отныне и навсегда понижать резервные требования или приобретать какие-либо активы. Однако самое лучшее, что можно было бы сделать, это вовсе запретить деятельность Федеральной резервной системы, с тем чтобы государство и предложение денег были бы наконец полностью разделены.

Так или иначе, на горизонте пока нет никаких признаков ничего подобного. После короткого периода заигрывания с темой золота учрежденная президентом Комиссия по золоту (U.S. Gold Commission), состоящая из сторонников декретных денег, которая была сформирована из последователей Фридмена, поддерживаемых кейнсианцами, подавляющим большинством голосов предсказуемо отвергла переход на золото. Рейганомика – смесь монетаризма и кейнсианства в части фискальных доктрин, подаваемая публике в риторической обертке классического либерализма и теории предложения, – никоим образом не может решить ни актуальные проблемы текущей депрессии, сопровождаемой инфляцией, ни более фундаментальную проблему экономического цикла в целом.

Но если рейганомика обречена на неудачу, что может последовать вслед за этим? Грозит ли нам повторение Великой депрессии 1930-х годов, о чем все более громко предупреждают нас все больше голосов? Разумеется, мы можем провести множество параллелей и обнаружить множество признаков сходства. Тот факт, что рейганомика так долго не может понизить процентные ставки, продолжает блокировать фондовый рынок, испытывающий трудности еще с середины 1960-х годов и все в большей степени находящийся в состоянии перманентной сильнейшей волатильности. Уже прекратился рост и на рынке новых жилых домов, подавленный высокими процентами по ипотечным кредитам, то же самое произошло и на рынке многих предметов коллекционирования[11]. С каждым десятилетием хронически растет безработица, – сегодня она находится на максимальном уровне со времен Великой депрессии, не выказывая ни малейших признаков снижения. Инфляционный бум, который после Второй мировой войны все время ускорялся, наводнил экономику проблематичными инвестициями и породил тяжелое бремя задолженности – в виде задолженности потребителей, домашних хозяйств, бизнеса и внешнего долга. В последние десятилетия бизнес фактически стал рассчитывать на инфляцию, видя в ней средство избавления от долгов, но что произойдет с задолженностью, если «дезинфляция», т. е. снижение темпов инфляции, имевшее место в 1981 и в первом полугодии 1982 г., продолжится? Ответ все в большей мере сводится к тому, что дело кончится волной банкротств и более глубоким спадом. Уровень банкротств в настоящее время является максимальным со времен Великой депрессии 1930-х годов. Сберегательные институты, зажатые между высокими ставками, которые они должны платить своим вкладчикам, и низкими ставками, которые приносят им долгосрочные ипотечные кредиты, все в большей мере будут превращаться в банкротов или будут вынуждены прибегать к маскирующим банкротство слияниям с другими сберегательными институтами, которые, в свою очередь, будут отягощены новыми долгами. Даже коммерческие банки, в течение полувека защищенные страховочной сетью Федеральной корпорации страхования депозитов, начинают сегодня чувствовать себя все хуже и хуже вследствие множества безнадежных кредитов, которые они навыдавали в предыдущее десятилетие.

На международной арене дела обстоят еще хуже. В течение величайшего кредитного бума американские банки опрометчиво выдавали крайне рискованные ссуды несостоятельным государствам и сомнительным институтам за рубежом, в особенности правительствам коммунистических стран и стран третьего мира, снабжая их инфлируемыми долларами. Закон о регулировании депозитных учреждений 1980 г., шансы на отмену которого рейгановской администрацией даже не просматриваются, позволяет Федеральному резерву приобретать неограниченное количество иностранной валюты (и любых других активов) и понижать резервные требования до нуля. Иными словами, этот закон предоставляет Федеральному резерву все возможности для неограниченной денежной и кредитной инфляции. Помощь обанкротившемуся правительству Польши и отказ США считать его банкротом, так что может статься, что американским налогоплательщикам предстоит нести бремя соответствующих расходов до бесконечности, являются грозным предзнаменованием, поскольку лишь масштабная инфляция будет способна спасать иностранных должников и американские банки, являющиеся их кредиторами.

Поскольку градуализм последователей Фридмена не позволит рецессии, которая не будет достаточно резкой, сбросить задолженность, это означает, что перед американской экономикой все отчетливее будут вырисовываться два варианта, – либо долги будут выплачиваться в условиях депрессии того же типа, как была в 1929 г., сопровождающейся сильной дефляцией, либо Федеральный резерв прибегнет к масштабной инфляции, видя в ней средство решения проблемы задолженности. Используется риторика, заимствованная у сторонников твердых денег, или нет, нерешительность и компромиссы, присущие рейганомике, со всей очевидностью говорят о том, что из этих вариантов будет выбран вариант масштабной инфляции денег и кредита и, следовательно, возврат к двузначным если не больше темпам инфляции, что еще больше повысит процентные ставки и воспрепятствует восстановлению. Можно ожидать, что в случае прихода к власти демократической партии они прибегнут к инфляции с еще большим энтузиазмом. Поэтому мы должны готовиться не к такой депрессии, которая будет похожа на депрессию 1929 г., но к депрессии, которая будет сопровождаться масштабной инфляцией. Пока такая депрессия не началась, программа, предлагаемая экономистами австрийской школы и предполагающая переход к золотому стандарту, запрету Федерального резерва и политику laissez faire, будет отвергаться экономистами, политиками и широкой публикой как слишком жесткая и драконовская. Но эта программа поражает своим удобством и умеренностью, если сравнить ее с экономической преисподней перманентной инфляции, стагнации, огромной безработицы и инфляционной депрессии, на которую готовы пойти кейнсианцы и неокейнсианцы, являющиеся поклонниками Фридмена. Возможно, нынешний и будущий экономический холокост заставит американскую публику отвернуться от провалившихся рецептов и обратиться к выводам австрийской школы и рекомендациям в сфере экономической политики, сделанным на их основе.

Мюррей Ротбард,

Стэнфорд, Калифорния,

сентябрь 1982 г.