Книга Вильгельм Молчаливый - читать онлайн бесплатно, автор Елена Грантовна Степанян. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Вильгельм Молчаливый
Вильгельм Молчаливый
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Вильгельм Молчаливый

На арене.

Герольд. В следующем поединке сразятся Генрих, король Франции, и сир Джон Монтгомери, английский рыцарь!

Зрители наблюдают за поединком. Монтгомери наносит удар копьем.

Король падает на землю.

В ложах. Все в замешательстве. Многие повскакали с мест. Крики – «Как! – Нет! – Не может быть! – Великий Боже!» Всеобщая сумятица нарастает. Слышны рыдания. Ложи пустеют. Принц Оранский уходит последним.

Глава первая

* * *

1. Всадник на белом коне выезжает на дорогу, ведущую к укрепленному городу. Ему навстречу во весь опор несутся четверо всадников. Один из них (Людвиг Нассау) опережает других.

Людвиг (размахивая шляпой). Благородные графы Нассау приветствуют принца Оранского у стен его доброго города Бреды!

Два других благородных графа – мальчики четырнадцати и двенадцати лет – подъезжают к ним. С криком «Сдавайтесь, принц!» они вскарабкиваются на его коня, целуют принца, виснут у него на шее.

Вильгельм. Не так-то это просто!

Схватив старшего поперек туловища, он перебрасывает его на другую лошадь. Младший так и остается сидеть позади него, прижавшись к его спине. Последним подъезжает граф Иоганн.

Иоганн. Как я счастлив, что наконец вижу тебя, Виллем! Что мы все вместе видим тебя!

Братья идут по каменной террасе замка. Впереди – Вильгельм и Людвиг, за ними – Иоганн с двумя мальчиками.

Людвиг. Все возмущены до предела! Ни о чем другом уже не говорят! По-моему, надо переходить к решительным действиям. Не станем же мы спокойно смотреть, как инквизиция врывается в дома беззащитных и тащит их на костер! Мы никогда этого не допустим!

Вильгельм. Кто – мы?

Людвиг. То есть как? Все порядочные люди! Все, у кого в груди благородное сердце!

Вильгельм. И много ты уже набрал таких сердец?

Людвиг. Все мои друзья, ваша светлость, полностью разделяют мои взгляды!

Вильгельм. А как вы собираетесь воздействовать на тех, кто не разделяет ваших взглядов?

* * *

Трое старших братьев располагаются в большой комнате.

Людвиг. Прежде всего, Виллем, я хотел бы узнать, что собираешься делать ты. Конечно, этот дьявол Гранвелла забрал всю власть в свои когти – но когда в Государственном совете сидят такие люди, как ты и Эгмонт! Всем же ясно, что вы так просто ему не сдадитесь!

Ведь для вас инквизиция – это просто личное оскорбление! Собственно, как и для каждого фламандца!

Вильгельм. Видишь ли, мой мальчик, так как я поставлен штатгальтером трех провинций, а также занимаю другие государственные должности, то я считаю своим первейшим долгом поддерживать законы этой страны, освященные временем и обычаем. Решение правительства учредить новые епархии – или же, по сути дела, ввести повсеместную инквизицию, – противоречит этим законам.

Людвиг. Оно прежде всего противоречит законам человечности!

Вильгельм. А ты мог бы кому-нибудь объяснить, что такое человечность, Людвиг?

Людвиг. Ну, это…

Вильгельм. И не пытайся! Те, кто это знает, ни в каких объяснениях не нуждаются! А вот для тех, кто нуждается, существуют законы, записанные на пергаменте.

Вот, все всполошились, когда увидели инквизицию у своих дверей! Еще бы! При этой системе никто не уверен в своей безопасности. – Инквизиция не знает правых, ей нужны только виноватые, а чтобы их число не уменьшалось, у нее есть много способов.

Что и говорить, когда из-за случайно брошенного слова, взгляда можно попасть на костер, то жизнь становится невыносимой! А как быть, когда туда попадают за доказанные преступления – за веру?

Преследования еретиков ведутся десятки лет, хотя этим прямо нарушается конституция, особенно хартии Брабанта и Голландии. Конечно, в провинциях не идет такая бойня, как в Турнэ, но тоже нет-нет да и сожгут кого-нибудь живьем! А как бьются при этом благородные сердца?

Людвиг. Виллем, ты говоришь это мне? Ты знаешь меня с детства! (Сжимает кулаки.) Да когда я вижу, как обижают слабых, я просто не знаю, что я готов сделать!

Вильгельм. Надо знать. Ты уже взрослый.

Иоганн (стоя у окна). Я с этим не могу согласиться! Эти господа, по-моему, тоже!

Он указывает во двор. Принц и Людвиг отходят к окну: во дворе их младшие братья играют в военную игру. Завидев Людвига, они машут ему, чтобы он шел к ним. Он быстро отворачивается.

Людвиг (к Вильгельму). Как же, по-твоему, будут развиваться события?

Вильгельм. В тех местах, где выполнялись королевские эдикты, гонения станут еще более жестокими! Там же, где им сопротивлялись, – надо надеяться, это сопротивление возрастет!

Людвиг. Да, а во Франции на это смотрят по-другому!

Там решили во что бы то ни стало добиться полного равноправия для протестантов. Они готовы выступить в любую минуту. Все силы собраны. – Я располагаю точнейшими сведениями обо всем, что там происходит.

Вильгельм. Что ж, мне очень лестно, что ты пользуешься таким доверием у гугенотов!

Иоганн. Это они пользуются его доверием! Они испрашивают его благословения на каждый свой шаг.

Вильгельм (помолчав). Я не считаю войну лучшим способом решать все проблемы, граф Людвиг! Из всех возможных войн гражданская – наихудшая! Как же я могу на нее согласиться, когда я ясно вижу, как ее избежать?

Людвиг. А ты не допускаешь, что может случиться так, что твое миролюбие ни в ком не найдет поддержки?

Вильгельм. Допускаю.

Людвиг. Что же тогда?

Вильгельм. Тогда, как и сейчас, я не стану скрывать от тебя своих намерений, мой мальчик!

А пока что я хочу обсудить с вами семейные дела.

Я собираюсь жениться! Но для этого мне предстоит уладить некоторые дипломатические моменты. Я хочу просить вас выступить в качестве посредников, но предупреждаю, что дело это будет не из легких!

Иоганн. Мы очень внимательно слушаем вас, ваша светлость.

Вильгельм. Я намерен просить руки Анны Саксонской, дочери покойного Морица[4], племянницы нынешнего курфюрста.

Людвиг и Иоганн вскакивают со своих мест.

* * *

2. Брюссель. Кабинет правительницы. Маргарита Пармская, кардинал Гранвелла и президент Тайного совета Вилиус.

Маргарита (швыряя на стол бумаги). Мне кажется, принц Оранский затеял эту женитьбу только затем, чтоб отвлечь нас от более важных дел!

Гранвелла. Ну-ну! Это не так-то легко сделать.

Маргарита (плаксиво). Тридцать восемь лет прожила я на свете, я даже вообразить не могла, что существует такая черная неблагодарность! Покойный император просто не знал, какими еще благодеяниями осыпать своего Молчаливого! И это для того, чтобы он женился на дочери Морица Саксонского!

Вилиус. А что пишет его величество по этому поводу?

Маргарита (поворачиваясь спиной к Вилиусу). Нет, кардинал, вот вы все знаете, скажите мне откровенно – зачем ему понадобилась эта девка? – За первой женой он получил чуть не пол-Голландии! А тут что? При его доходах и его замашках! Разве это приданое? Одну неделю погулять, как здесь принято, – от него и гроша не останется!

Гранвелла. Что же, кто-нибудь более злой и менее проницательный, любезная герцогиня, сразу бы сказал, что принц Оранский замыслил мятеж, а где же в таком случае взять помощь, как не в Германии? (Делает выжидательную паузу.) Но я глубоко убежден, что это не так! – Наш мудрый Виллем человек не воинственный. Правда, его сжигает страсть к интриганству, но это совсем другое дело! Нет-нет, крайне глупо было бы с его стороны ввязываться в такое предприятие. Он ведь прекрасно знает, что каждый его шаг контролируется, что в любой момент он в наших руках. Кроме того, он связан величиной и характером своей собственности. Эти земли, которые достались ему со всех сторон – нельзя же их сунуть в карман и убежать за границу!

Вилиус. Нет, я все-таки сомневаюсь, что этот брак состоится! В конце концов, курфюрст Мориц давно в могиле, но ведь принцесса – родная внучка ландграфа Гессенского! Неужели он даст согласие! Я в свое время имел очень слабое касательство к его аресту, но теперь, ей-богу, ни за что бы не хотел оказаться с ним (озирается) в одних стенах!

Маргарита. Ничего! Молчаливый такой хитрец, он самого черта уломает, если ему понадобится! (Плаксиво.) Его величество тоже выразил надежду, что это сватовство расстроится! Такое оскорбление памяти отца! Мне кажется, сам Лютер причинил ему меньше зла, чем Мориц Саксонский!

Вилиус. Да нет, нет! Ничего этого не будет! Ну, посудите сами! (Понижая голос) Как бы мы к этому ни относились – вы понимаете, о чем я? – но они-то знают, за что они воевали! Да они ни за что на свете не отдадут свою принцессу за католика!

Маргарита. Да он еретик! Скажите, кардинал! Я просто уверена, что все фламандские главари – отъявленные еретики! И принц, и Эгмонт, и этот лысый голодранец граф де Горн!

Гранвелла (сквозь зубы). М-да, скоро мы будем иметь удовольствие полюбоваться на это ничтожество.

Вилиус. Нет, ваше высочество, это уж слишком! Они, конечно, люди дерзкие и самонадеянные, но все же не еретики!

Гранвелла. Я целиком присоединяюсь к господину президенту. Ведь что такое еретики? Это тупоумный скот, который смотрит в рот своим проповедникам! А наш принц Оранский искренне убежден, что умнее его нет никого на свете.

Маргарита. Он так прямо и заявляет?

Гранвелла. Ах, дорогая герцогиня! Ваш великий отец прозвал его Молчаливым не потому, что он не умеет говорить. Но молчать он умеет еще лучше!

Входит Барлемон.

Барлемон (кланяясь). Ваше высочество! Господа! Прошу извинить мое опоздание, но я боялся, что вовсе не приду сюда!

Вилиус. Как я вас понимаю! Сейчас всех, кого только можно, заваливают жалобами.

Маргарита. По-моему, барон, вы сами сейчас говорите, как жалобщик!

Барлемон. А вы считаете, мадам, что у меня нет для этого оснований? Вам известно, что я намерен в любом случае поддерживать любые меры правительства. Такова моя присяга. Но выражать восторги я не собираюсь!

В стране нет ни одного человека, которого бы не затронули так или иначе все эти… нововведения! А я, представьте себе, тоже не на небе нахожусь! Имейте в виду, кардинал, что все в один голос обвинят вас!

Гранвелла. Я даже не стану отвечать на подобные обвинения! Король задумал учредить новые епархии еще семь лет назад, а первым, кому он об этом сообщил, был маркиз де Берген!

Барлемон. Возможно! Но сейчас Берген кричит громче всех, что инквизиция – это позор рода человеческого, а вас, мой друг, прошу прощения, многие с радостью разорвали бы на куски!

Наступает неловкое молчание.

Маргарита. Ну хорошо, барон, вы все-таки скажите конкретно, чем недовольны вы? Вас-то ни в чем не обвиняют? Неужели вы боитесь криков? Рано или поздно они все равно замолчат!

Барлемон. Крики! Стране грозит разорение, мадам! (Протягивает ей пакет.) Вот, я составил полный доклад! Не для того, чтобы его зачитывали в Государственном совете, но чтоб вы меня потом не обвинили, что я вас не предупреждал!

Гранвелла. Да, те, кто творит историю, не боятся временно пожертвовать какими-нибудь благами! Но не каждому дано это понять!

Барлемон. Совершенно верно! И я очень боюсь, что пока будет твориться история, мои дети останутся без куска хлеба!

Маргарита (делавшая вид, что читает его доклад). Ну что же, ваши доводы вполне убедительны! Ни для кого не секрет, что с учреждением новых епархий будет связано некоторое перераспределение доходов! Возможности наши небезграничны, и вообще, угодить всем никогда нельзя! Но почему это должно отразиться на вас? Неужели мы станем отдавать кому-то хорошие места в обход вас и ваших детей? И я никак не могу понять, почему все так всполошились по поводу инквизиции? Там ведь тоже служат люди, а не изваяния!

Барлемон (вздыхая). Нет, что ни говорите, инквизиция – это ужасно! Если б не эти сектанты! Если б они не размножались с каждым часом!

Маргарита (кокетливо). Это вам так кажется, барон! А вот принц Оранский считает, что их здесь слишком мало, что надо бы еще привезти из Германии!

* * *

3. Брюссель. Дворец Нассау. Двое всадников спешиваются у парадного входа.

Огромный вестибюль дворца. Симонсен – управляющий принца – спешит навстречу прибывшим посетителям.

Симонсен (пожимая руку старшему). Как я рад вас видеть, дорогой ван Стрален! Как обрадуется его светлость!

Ван Стрален[5]. Это (указывая на своего спутника) Ян Рубенс, мой новый помощник.

Симонсен (пожимая руку второму). Все антверпенцы – желанные гости в этом доме. А тем паче отцы города!

Ван Стрален. Мы боимся, Симонсен, что скоро они станут гостями совсем в других местах. И не очень-то желанными.

Симонсен. Что, уже разбегаются?

Ван Стрален. К этому идет!

Симонсен. Да, ничто так не огорчает принца, как эмиграция!

Ван Стрален. Сейчас главное, чтоб Антверпен избежал инквизиции! Мы действуем по плану, составленному его светлостью, но правительница с кардиналом вылавливают наших гонцов. Недавно посольство в Испанию перехватили. Я решил теперь все, что можно, делать сам.

Симонсен. У его светлости сейчас граф Эгмонт.

Ван Стрален. Прекрасно! Он нам тоже очень нужен!

Рубенс (строго). Простите, господин ван Стрален, вы направлялись сюда, чтобы говорить с принцем Оранским!

Симонсен. Мне нравится ваш молодой друг, ван Стрален! Сразу видно настоящего брабантца! – А где же ваш багаж?

Ван Стрален. Нет-нет! Здесь и без нас хватает постояльцев!

Симонсен. Комнаты графа де Горна стоят пустые.

Ван Стрален. У нас поговаривают, что Горна вообще не выпустят из Испании.

Симонсен. Здесь тоже так думали одно время, но теперь есть сведения, что в Мадриде решили по-другому. Это называется мудрая испанская политика! Они вынуждали адмирала содержать из года в год чуть ли не весь военный флот, – вот и довели до полного разорения. Но жизнь его, как видно, решили подарить фламандскому народу.

Входит просто одетый человек, низко кланяется Симонсе-ну и гостям и, взбежав по боковой лестнице, исчезает за дверьми. Оттуда слышатся шум и возгласы. Рубенс бесцеремонно следует за новым посетителем и заглядывает в ту же дверь.

В огромном зале накрыты длинные столы. За ними – множество народа. «Здоровье короля! Здоровье графа Эгмонта!»

Рубенс. А правда, господин Симонсен, что у вас днем и ночью накрыты столы и кормят всех без разбора?

Симонсен (возмущенно). Кто это говорит? Ночью! Этого еще не хватало! Ночью!

Ван Стрален. А скоро свадьба?

Симонсен. Этого, увы, никто не знает.

Ван Стрален. Что, его испанское величество не дает согласия?

Симонсен. А кто его спрашивает? Его известили из чистой любезности! Его светлость член империи, а не чей-то подданный! – Нет, это все старик ландграф! Он ненавидит Гранвеллу просто до безумия!

Рубенс (захохотав). Так пусть скорей присылает свою внучку сюда! Здесь все его точно так же ненавидят!

Симонсен (со вздохом). Да, а могли бы найти себе лучшее занятие! Его светлость говорит, что ненависть – самая никчемная вещь на свете, а я привык ему верить!

Ван Стрален. Правильно, надо не болтать, а делать! Знаете, что мы предпринимаем?

Рубенс разводит руками.

Симонсен. Друг мой, мне это знать совершенно не обязательно! (На Рубенса.) Но какой славный молодой человек!

Ван Стрален. Все равно, я не пущу инквизицию в Антверпен! Когда ничего больше не останется, я просто стану в воротах и не пущу!

Симонсен. Ну, уж тогда она никак не пройдет! Как вы думаете, господин Рубенс?

Ван Стрален. Но до этого еще далеко! (Хватает Симонсена за плечо и быстро говорит ему прямо в ухо.) Мы собираемся дать взятку самому папе! (Отпускает его.) Может, после этого король станет сговорчивее. На какое-то время.

* * *

Кабинет принца. Эгмонт и Вильгельм пишут письмо королю.

Эгмонт (откладывая перо). Да, так правильней всего. Пусть король все знает. Я не гожусь на роль марионетки! А если он решит по-другому, значит, моя служба ему просто не нужна!

Вильгельм. От этого она не перестанет быть нужной миллионам фламандцев.

Эгмонт. Да, положение этого народа стало очень незавидным. – Знаете, я всегда с уважением относился к королю, но все, что последнее время исходит из Мадрида, похоже на издевательство! Понятно, что за всем этим стоит Гранвелла, но все равно – это продуманное издевательство!

Вильгельм (задумчиво). Нет, это результат ложного представления о том, что все люди – одинаковы и что страхом смерти их можно вынудить к чему угодно.

Эгмонт. А вы что думаете по этому поводу?

Вильгельм (лукаво). Ну, если подходить со всей строгостью, то двух одинаковых людей вряд ли можно будет отыскать!

Эгмонт. Ну, это преувеличено! Истина, я полагаю, лежит посередине. Разве что нашего кардинала я готов признать неповторимым, уникальным! Праведное небо, откуда берутся такие негодяи? Ведь он не просто отстранил нас от дел – он нас люто ненавидит! Не может быть, чтоб вы не замечали! Его же трясет при виде нас!

Вильгельм. Я замечаю это. И каждый раз, надо признаться, этому удивляюсь!

Эгмонт. По-вашему, это достойно удивления?

Вильгельм. Кардинал Гранвелла вообще личность достойная удивления. Он вышел из низов, из самой простой семьи, и сделался правой рукой двух подряд могущественнейших европейских государей. И все это благодаря своим врожденным талантам и какому-то блистательному стечению обстоятельств!

Эгмонт. Вот он и завидует нам с вами. Все совершенно ясно! Ведь тот, кому положение досталось по наследству, не гонится за случаем, чтобы проявить свои способности.

Вильгельм. Разве необыкновенная судьба не лучше всякого наследства?

Эгмонт (смеясь). Нет, принц, ей-богу, его бы хватил удар, если бы он узнал, как вы им восхищаетесь!

Вильгельм. Нет, я им не восхищаюсь. (Берет письмо, смотрит, просохло ли оно.) Я сделаю все, что возможно, чтобы выставить его из этой страны!

Эгмонт. Да, жаль, что нет адмирала де Горна! Он тоже бы подписался.

Вильгельм. У него еще все впереди. Я надеюсь, дорогой граф, вы не думаете, что наше письмо королю возымеет безотлагательное действие?

Эгмонт (с глубоким вздохом). В таком случае мне действительно не стоит появляться в Государственном Совете. Потому что еще одна наглость с его стороны – и, я даю вам слово, я изобью его в присутствии правительницы!

* * *

4. Город Валансьен. Городской магистрат. Первый и второй судьи и запыхавшийся вестовой.

Вестовой. Они должны быть с минуты на минуту! (Выходит.)

Первый судья (садится, держась за сердце). Заранее ничего знать нельзя. Будем надеяться на лучшее!

Второй судья. Сейчас не такое время, чтобы надеяться на лучшее!

Первый судья. Ну, мало ли! А вдруг маркиз де Берген помер?

Второй судья. Как бы не так! Вы что, всерьез верите, что он болен?

Первый судья. Чего не бывает! Я проснулся сегодня ночью – дышать нечем, сердце вот-вот выскочит! Ну, думаю, вот и смерть пришла. И так мне стало спокойно, так спокойно, что я опять заснул. А наутро просыпаюсь – на тебе!

Второй судья. Да, хорошо им командовать, сидя в Брюсселе. А нас тут в любой момент могут на куски разорвать!

В дверь просовывается голова – «Идут!»

Первый судья бросается к висящему на стене распятию, крестясь и беззвучно шевеля губами.

* * *

Валансьенские судьи перед комиссаром из Брюсселя.

Второй судья. И вы можете не сомневаться, ваше превосходительство, что нами руководит не преступная снисходительность к еретикам, а исключительно стремление соблюсти букву и дух закона. Казни такого рода никогда еще не совершались в Валансьене без присутствия штатгальтера.

Как только маркиз де Берген будет здоров, как только он приедет, все приговоры будут немедленно приведены в исполнение!

Комиссар. Нет, я просто потрясен вашим формализмом! Для того чтобы сжечь человека, нужен не штатгальтер, а палач! Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем городе перевелись палачи?

Первый и второй судьи. Нет, мы не хотим этого сказать!

Комиссар. Возьмите, к примеру, Турнэ! Когда там последний раз видели штатгальтера? Да он там и не показывается! Но это ничуть не мешает своевременному отправлению правосудия.

Второй судья. Да, мы наслышаны о беспримерной смелости турнезийских инквизиторов. Но, ваше превосходительство, мы совсем в другом положении! В исключительно тяжелом!

Первый судья. Ведь мы совсем на французской границе! Что тут ни делай, а они ползут оттуда и ползут!

Комиссар. Кто ползет?

Первый судья. Проповедники! Гугенотские проповедники!

Комиссар. А ваши граждане принимают их с восторгом.

Первый судья. Да еще с каким!

Комиссар. И при этом вы пишете в донесениях, что число сектантов незначительно и за минувший год не возросло!

Второй судья. Ваше превосходительство! Ради всего святого, не думайте, что мы хотим ввести правительство в заблуждение! Арестованные содержатся со всей строгостью, на хлебе и воде; можете проверить, если угодно! А что до остальных… (понижая голос) в городе царит жуткая неразбериха! Ни о ком нельзя сказать в точности, гугенот он или нет! Да многие и сами толком этого не понимают!

Комиссар. Так что же получается? При таком состоянии умов вы фактически допускаете безнаказанные проповеди!

Второй судья. Тут уже не поймешь, что хуже – наказывать или не наказывать! Ведь это же люди! И когда они видят, как другие люди с полным спокойствием подымаются на костры, в них такое пробуждается… Такое!..

Комиссар в задумчивости прохаживается по комнате.

Комиссар. Господа! Вы хотели бы, чтоб город объявили находящимся в состоянии мятежа и ввели в него правительственные войска?

Первый и второй судьи. Нет, мы бы этого не хотели!

Комиссар. Ведь вы же боитесь за себя, мне это совершенно ясно! В присутствии войск вы будете в безопасности.

Второй судья. Ваше превосходительство! Передайте герцогине, что мы умоляем ее прислать в Валансьен нашего штатгальтера маркиза де Бергена!

* * *

5. Принц Оранский, лежа на кровати, просматривает письма. Граф Иоганн сидит у него в ногах. Людвиг стоит поодаль.

Вильгельм. Ну что ж! По-моему, все не так плохо! Официальный опекун принцессы – курфюрст Август. А раз он в принципе одобряет этот брак, то пускай сам и уговаривает ландграфа. В одном письме он даже намекает, что на худой конец он просто обойдется без его согласия.

Иоганн (заметно нервничая). Прости меня, Виллем, ты никогда не думал, что у курфюрста могут быть особые причины, заставляющие его желать этого брака, столь нежелательного для столь многих?