Книга Стихотворения и поэмы - читать онлайн бесплатно, автор Александр Трифонович Твардовский. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Стихотворения и поэмы
Стихотворения и поэмы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Стихотворения и поэмы


«Кто ж тебя знал, друг ты ласковый мой…»

Кто ж тебя знал, друг ты ласковый мой,Что не своей заживешь ты судьбой?Сумку да кнут по наследству носил, —Только всего, что родился красив.Двор без ворот да изба без окон, —Только всего, что удался умён.Рваный пиджак, кочедыгда копыл, —Только всего, что ты дорог мне был.Кто ж тебя знал, невеселый ты мой,Что не своей заживешь ты судьбой?Не было писано мне на родуЗамуж пойти из нужды да в нужду.Голос мои девичий в доме утих.Вывел меня на крылечко жених.Пыль завилась, зазвенел бубенец,Бабы запели – и жизни конец…Сказано было – иди да живи, —Только всего, что жила без любви.Жизнь прожила у чужого стола, —Только всего, что забыть не могла.Поздно о том говорить, горевать.Батьке бы с маткой заранее знать.Знать бы, что жизнь повернется не так,Знать бы, чем станет пастух да батрак.Вот посидим, помолчим над рекой,Будто мы – парень да девка с тобой.Камушки моет вода под мостом,Вслух говорит соловей за кустом.Белые звезды мигают в реке.Вальсы играет гармонь вдалеке…

1936

«Не стареет твоя красота…»

Не стареет твоя красота,Разгорается только сильней.Пролетают неслышно над ней,Словно легкие птицы, лета́.Не стареет твоя красота.А росла ты на жесткой земле,У людей, не в родимой семье,На хлебах, на тычках, сирота.Не стареет твоя красота,И глаза не померкли от слёз.И копна темно-русых волосУ тебя тяжела и густа.Все ты горькие муки прошла.Все ты вынесла беды свои.И живешь и поешь, веселаОт большой, от хорошей любви.На своих ты посмотришь ребят,Радость матери нежной проста:Все в тебя, все красавцы стоят,Как один, как орехи с куста.Честь великая рядом с тобойВ поле девушке стать молодой.Всюду славят тебя неспроста, —Не стареет твоя красота.Ты идешь по земле молодой —Зеленеет трава за тобой.По полям, по дорогам идешь —Расступается, кланяясь, рожь.Молодая береза в лесуПоднялась и ровна и бела.На твою она глядя красу,Горделиво и вольно росла.Не стареет твоя красота.Слышно ль, женщины в поле поют,Голос памятный все узнают —Без него будто песня не та.Окна все пооткроют дома,Стихнет листьев шумливая дрожь.Ты поешь! Потому так поешь,Что ты песня сама.

1937

Матери

И первый шум листвы еще неполной,И след зеленый по росе зернистой,И одинокий стук валька на речке,И грустный запах молодого сена,И отголосок поздней бабьей песни,И просто небо, голубое небо —Мне всякий раз тебя напоминают.

1937

Ивушка

Умер Ивушка-печник,Крепкий был еще старик…Вечно трубочкой дымил он,Говорун и весельчак.Пить и есть не так любил он,Как любил курить табак.И махоркою добротнойУгощал меня охотно.– На-ко, – просит, – удружи,Закури, не откажи.Закури-ка моего,Мой не хуже твоего.И при каждом угощеньеМог любому подаритьСтолько ласки и почтенья,Что нельзя не закурить.Умер Ива, балагур,Знаменитый табакур.Правда ль, нет – слова такиеПеред смертью говорил:Мол, прощайте, дорогие,Дескать, хватит, покурил…Будто тем одним и славен,Будто, прожив столько лет,По себе печник оставилТолько трубку да кисет.Нет, недаром прожил Ива,И не всё курил табак,Только скромно, не хвастливоЖил печник и помер так.Золотые были руки,Мастер честью дорожил.Сколько есть печей в округе —Это Ивушка сложил.И с ухваткою привычной,Затопив на пробу печь,Он к хозяевам обычноОбращал такую речь:– Ну, топите, хлеб пеките,Дружно, весело живите.А за печку мой ответ:Без ремонта двадцать лет.На полях трудитесь честно,За столом садитесь тесно.А за печку мой ответ:Без ремонта двадцать лет.Жизнью полной, доброй славойСлавьтесь вы на всю державу.А за печку мой ответ:Без ремонта двадцать лет.И на каждой печке новой,Ровно выложив чело,Выводил старик бедовыйГод, и месяц, и число.И никто не ждал, не думал…Взял старик да вдруг и умер,Умер Ива, балагур,Знаменитый табакур.Умер скромно, торопливо,Так и кажется теперь,Что, как был, остался Ива,Только вышел он за дверь.Люди Иву поминают,Люди часто повторяют:– Закури-ка моего,Мой не хуже твоего.А морозными утра́миНад веселыми дворамиДым за дымом тянет ввысь.Снег блестит все злей и ярче,Печки топятся пожарче,И идет, как надо, жизнь.

1938


Ноябрь

В лесу заметней стала елка,Он прибран засветло и пуст.И, оголенный, как метелка,Забитый грязью у проселка,Обдутый изморозью золкой,Дрожит, свистит лозовый куст.

1943


Две строчки

Из записной потертой книжкиДве строчки о бойце-парнишке,Что был в сороковом годуУбит в Финляндии на льду.Лежало как-то неумелоПо-детски маленькое тело.Шинель ко льду мороз прижал,Далёко шапка отлетела.Казалось, мальчик не лежал,А все еще бегом бежал,Да лед за полу придержал…Среди большой войны жестокой,С чего – ума не приложу, —Мне жалко той судьбы далекой,Как будто мертвый, одинокий,Как будто это я лежу,Примерзший, маленький, убитыйНа той войне незнаменитой,Забытый, маленький, лежу.

1943

Я убит подо Ржевом

Я убит подо Ржевом,В безыменном болоте,В пятой роте, на левом,При жестоком налете.Я не слышал разрыва,Я не видел той вспышки, —Точно в пропасть с обрыва —И ни дна ни покрышки.И во всем этом мире,До конца его дней,Ни петлички, ни лычкиС гимнастерки моей.Я – где корни слепыеИщут корма во тьме;Я – где с облачком пылиХодит рожь на холме;Я – где крик петушиныйНа заре по росе;Я – где ваши машиныВоздух рвут на шоссе;Где травинку к травинкеРечка травы прядет, —Там, куда на поминкиДаже мать не придет.Подсчитайте, живые,Сколько сроку назадБыл на фронте впервыеНазван вдруг Сталинград.Фронт горел, не стихая,Как на теле рубец.Я убит и не знаю,Наш ли Ржев наконец?Удержались ли нашиТам, на Среднем Дону?..Этот месяц был страшен,Было всё на кону.Неужели до осениБыл за ним уже ДонИ хотя бы колесамиК Волге вырвался он?Нет, неправда. ЗадачиТой не выиграл враг!Нет же, нет! А иначеДаже мертвому – как?И у мертвых, безгласных,Есть отрада одна:Мы за родину пали,Но она – спасена.Наши очи померкли,Пламень сердца погас,На земле на поверкеВыкликают не нас.Нам свои боевыеНе носить ордена.Вам – все это, живые.Нам – отрада одна:Что недаром боролисьМы за родину-мать.Пусть не слышен наш голос, —Вы должны его знать.Вы должны были, братья,Устоять, как стена,Ибо мертвых проклятье —Эта кара страшна.Это грозное правоНам навеки дано, —И за нами оно —Это горькое право.Летом, в сорок втором,Я зарыт без могилы.Всем, что было потом,Смерть меня обделила.Всем, что, может, давноВам привычно и ясно,Но да будет оноС нашей верой согласно.Братья, может быть, выИ не Дон потеряли,И в тылу у МосквыЗа нее умирали.И в заволжской далиСпешно рыли окопы,И с боями дошлиДо предела Европы.Нам достаточно знать,Что была, несомненно,Та последняя пядьНа дороге военной.Та последняя пядь,Что уж если оставить,То шагнувшую вспятьНогу некуда ставить.Та черта глубины,За которой вставалоИз-за вашей спиныПламя кузниц Урала.И врага обратилиВы на запад, назад.Может быть, побратимы,И Смоленск уже взят?И врага вы громитеНа ином рубеже,Может быть, вы к границеПодступили уже?Может быть… Да исполнитсяСлово клятвы святой! —Ведь Берлин, если помните,Назван был под Москвой.Братья, ныне поправшиеКрепость вражьей земли,Если б мертвые, павшиеХоть бы плакать могли!Если б залпы победныеНас, немых и глухих,Нас, что вечности преданы,Воскрешали на миг, —О, товарищи верные,Лишь тогда б на войнеВаше счастье безмерноеВы постигли вполне.В нем, том счастье, бесспорнаяНаша кровная часть,Наша, смертью оборванная,Вера, ненависть, страсть.Наше всё! Не слукавилиМы в суровой борьбе,Все отдав, не оставилиНичего при себе.Все на вас перечисленоНавсегда, не на срок.И живым не в упрекЭтот голос наш мыслимый.Братья, в этой войнеМы различья не знали:Те, что живы, что пали, —Были мы наравне.И никто перед намиИз живых не в долгу,Кто из рук наших знамяПодхватил на бегу,Чтоб за дело святое,За советскую властьТак же, может быть, точноШагом дальше упасть.Я убит подо Ржевом,Тот еще под Москвой.Где-то, воины, где вы,Кто остался живой?В городах миллионных,В селах, дома в семье?В боевых гарнизонахНа не нашей земле?Ах, своя ли, чужая,Вся в цветах иль в снегу…Я вам жить завещаю, —Что я больше могу?Завещаю в той жизниВам счастливыми бытьИ родимой отчизнеС честью дальше служить.Горевать – горделиво,Не клонясь головой,Ликовать – не хвастливоВ час победы самой.И беречь ее свято,Братья, счастье свое —В память воина-брата,Что погиб за нее.

1945–1946


В тот день, когда окончилась война

В тот день, когда окончилась войнаИ все стволы палили в счет салюта,В тот час на торжестве была однаОсобая для наших душ минута.В конце пути, в далекой стороне,Под гром пальбы прощались мы впервыеСо всеми, что погибли на войне,Как с мертвыми прощаются живые.До той поры в душевной глубинеМы не прощались так бесповоротно.Мы были с ними как бы наравне,И разделял нас только лист учетный.Мы с ними шли дорогою войныВ едином братстве воинском до срока,Суровой славой их озарены,От их судьбы всегда неподалеку.И только здесь, в особый этот миг,Исполненный величья и печали,Мы отделялись навсегда от них:Нас эти залпы с ними разлучали.Внушала нам стволов ревущих сталь,Что нам уже не числиться в потерях.И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,Заполненный товарищами берег.И, чуя там сквозь толщу дней и лет,Как нас уносят этих залпов волны,Они рукой махнуть не смеют вслед,Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.Вот так, судьбой своею смущены,Прощались мы на празднике с друзьямиИ с теми, что в последний день войныЕще в строю стояли вместе с нами;И с теми, что ее великий путьПройти смогли едва наполовину;И с теми, чьи могилы где-нибудьЕще у Волги обтекали глиной;И с теми, что под самою Москвой,В снегах глубоких заняли постели,В ее предместьях на передовойЗимою сорок первого; и с теми,Что, умирая, даже не моглиРассчитывать на святость их покояПоследнего, под холмиком земли,Насыпанным не чуждою рукою.Со всеми – пусть не равен их удел, —Кто перед смертью вышел в генералы,А кто в сержанты выйти не успел —Такой был срок ему отпущен малый.Со всеми, отошедшими от нас,Причастными одной великой сениЗнамен, склоненных, как велит приказ, —Со всеми, до единого со всемиПростились мы. И смолкнул гул пальбы,И время шло. И с той поры над нимиБерезы, вербы, клены и дубыВ который раз листву свою сменили.Но вновь и вновь появится листва,И наши дети вырастут и внуки,А гром пальбы в любые торжестваНапомнит нам о той большой разлуке.И не за тем, что уговор храним,Что память полагается такая,И не за тем, нет, не за тем одним,Что ветры войн шумят, не утихая,И нам уроки мужества даныВ бессмертье тех, что стали горсткой пыли.Нет, даже если б жертвы той войныПоследними на этом свете были, —Смогли б ли мы, оставив их вдали,Прожить без них в своем отдельном счастье,Глазами их не видеть их землиИ слухом их не слышать мир отчасти?И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,В конце концов, у смертного порога,В себе самих не угадать себеИх одобренья или их упрека?Что ж, мы – трава? Что ж, и они – трава?Нет, не избыть нам связи обоюдной.Не мертвых власть, а власть того родства,Что даже смерти стало неподсудно.К вам, павшие в той битве мировойЗа наше счастье на земле суровой,К вам, наравне с живыми, голос свойЯ обращаю в каждой песне новой.Вам не услышать их и не прочесть.Строка в строку они лежат немыми.Но вы – мои, вы были с нами здесь,Вы слышали меня и знали имя.В безгласный край, в глухой покой земли,Откуда нет пришедших из разведки,Вы часть меня с собою унеслиС листка армейской маленькой газетки.Я ваш, друзья, – и я у вас в долгу,Как у живых, – я так же вам обязан.И если я, по слабости, солгу,Вступлю в тот след, который мне заказан,Скажу слова без прежней веры в них,То, не успев их выдать повсеместно,Еще не зная отклика живых,Я ваш укор услышу бессловесный.Суда живых не меньше павших суд.И пусть в душе до дней моих скончаньяЖивет, гремит торжественный салютПобеды и великого прощанья.

1948


Жестокая память

Повеет в лицо, как бывало,Соснового леса жарой,Травою, в прокосах обвялой,Землей из-под луга сырой.А снизу, от сонной речушки,Из зарослей – вдруг в тишине —Послышится голос кукушки,Грустящей уже о весне.Июньское свежее лето,Любимая с детства пора.Как будто я встал до рассвета,Скотину погнал со двора.Я все это явственно помню:Росы ключевой холодок,И утро, и ранние полдни —Пастушеской радости срок;И солнце, пекущее спину,Клонящее в сон до беды,И оводов звон, что скотинуВгоняют, как в воду, в кусты;И вкус горьковато-медовый, —Забава ребячьей поры, —С облупленной палки лозовойДушистой, прохладной мездры,И все это юное лето,Как след на росистом лугу,Я вижу. Но памятью этойОдною вздохнуть не могу.Мне память иная подробноСвои предъявляет права.Опять маскировкой окопнойОбвялая пахнет трава.И запах томительно-тонок,Как в детстве далеком моем,Но с дымом горячих воронокОн был перемешан потом;С угарною пылью походаИ солью солдатской спины.Июль сорок первого года,Кипящее лето войны!От самой черты пограничной —Сражений грохочущий вал.Там детство и юность вторичноЯ в жизни моей потерял…Тружусь, и живу, и старею,И жизнь до конца дорога́,Но с радостью прежней не смеюСмотреть на поля и луга;Росу обивать молодуюНа стежке, заметной едва.Куда ни взгляну, ни пойду я —Жестокая память жива.И памятью той, вероятно,Душа моя будет больна,Покамест бедой невозвратнойНе станет для мира война.

1951


Признание

Я не пишу давно ни строчкиПро малый срок весны любой;Про тот листок из зимней почки,Что вдруг живет, полуслепой;Про дым и пух цветенья краткий,Про тот всегда нежданный день,Когда отметишь без оглядки,Что отошла уже сирень;Не говорю в стихах ни словаПро беглый век земных красот,Про запах сена молодого,Что дождик мимо пронесет,Пройдясь по скошенному лугу;Про пенье петушков-цыплят,Про журавлей, что скоро к югуНад нашим летом пролетят;Про цвет рябиновый заката,Про то, что мир мне все больней,Прекрасный и невиноватыйВ утрате собственной моей;Что доля мне теперь иная,Иной, чем в юности, удел, —Не говорю, не сочиняю.Должно быть – что ж? – помолодел!Недаром чьими-то устамиУж было сказано давноО том, что молодость с годамиПриходит. То-то и оно.

1951

«Весенний, утренний, тоненький…»

Весенний, утренний, тоненькийЛедок натянуло сеткой,Но каплет с каждой соломинки,С каждой ветки.Поет по-зимнему улица,Но свету – что летним днем.И, как говорится, курицаУже напилась под окном.И звонкую, хрупкую,Набравшись силы в ночи,Чуть солнце – уже скорлупкуПроклюнули ручьи.Весна сугробы подвинула,Плотнее к земле примяв.И зелень коры осиновой —Предвестье зелени трав.Апрельским ветром подунуло,Запахли водой снега.И дело свое задумалаРека, упершись в берега.Ей грезится даль раздольная,Ей минута близка…Грохочет крылечко школьное,Едва дождавшись звонка.Давай, начинай, разламывайНатоптанный лед рябой…А что, если снова заново,С начала самогоНачать нам жить с тобой?..

1951

О прописке

По всему Советскому Союзу,Только б та задача по плечу,Я мою уживчивую МузуПрописать на жительство хочу.Чтобы мне не ведать той печали,Как ответят у иных ворот:– Нет, не проживает. Не слыхали.Номер дома, может быть, не тот.Чтоб везде по селам и столицамОтвечали на вопрос о ней:– Как же, есть. Давнишняя жилица, —И улыбки были б у людей.Чтоб глаза у стариков яснели,Чтобы к слову вставил не один:– Мы еще на фронте были с нею,Вместе помним Вязьму и Берлин.Чтоб детишки из любого дома,Если к ним случайно обращусь,Говорили б:– Как же, мы знакомыИ немножко знаем наизусть.Чтобы не с почтеньем, а с любовьюОтзывалось каждое жилье:– Здесь она. На доброе здоровьеЗдесь живет. А как же без нее?Вот тогда, как отзыв тот желанный,Прозвучит о ней, моей родной,Я и сам пропиской постояннойОбеспечен буду под луной.

1951

Перед дорогой

Что-то я начал болеть о порядкеВ пыльном, лежалом хозяйстве стола:Лишнее рву, а иное в тетрадкиПереношу, подшиваю в «дела».Что ж, или все уж подходит к итогуИ затруднять я друзей не хочу?Или опять я собрался в дорогу,Выбрал маршрут, но покамест молчу?Или гадаю, вступив на развилок:Где меня ждет озаренье и светРадости той, что, быть может, я в силахВам принести, а быть может, и нет?..Все я приму поученья, внушенья,Все наставленья в дорогу возьму.Только за мной остается решенье,Что не принять за меня никому.Я его принял с волненьем безвестнымИ на себя, что ни будет, беру.Дайте расчистить рабочее местоС толком, с любовью – и сразу к перу.Но за работой, упорной, бессрочной,Я моей главной нужды не таю:Будьте со мною, хотя бы заочно,Верьте со мною в удачу мою.

1951

«Мне памятно, как умирал мой дед…»

Мне памятно, как умирал мой дед,В своем запечье лежа терпеливо,И освещал дорогу на тот светСвечой, уже в руке стоявшей криво.Мы с ним дружили. Он любил меня.Я тосковал, когда он был в отлучке,И пряничного ждал себе коня,Что он обычно приносил с получки.И вот он умер, и в гробу своем,Накрытом крышкой, унесен куда-то.И нет его, а мы себе живем, —То первая была моя утрата…И словно вдруг за некоей чертойОсталось детства моего начало.Я видел смерть, и доля смерти тойМне на душу мою ребячью пала.И с той поры в глухую глубь земли,Как будто путь туда открыт был дедом,Поодиночке от меня ушлиУже другие проторенным следом…В январский холод, в летнюю жару,В туман и дождь, с оркестром, без оркестра —Одних моих собратьев по перуЯ стольких проводил уже до места.И всякий раз, как я кого терял,Мне годы ближе к сердцу подступали,И я какой-то частью умирал,С любым из них как будто числясь в паре.И если б так же было на войне,Где счет потерям более суровый,Наверно б, жизни не хватило мнеИ всем, что ныне живы и здоровы.Но речь о том, что неизбежный час,Как мне расстаться – малой части – с целым,Как этот мир мне потерять из глаз, —Не может быть моим лишь частным делом.Я полагаю, что и мой уход,Назначенный на завтра иль на старость,Живых друзей участье призовет —И я один со смертью не останусь.

1951


«Ни ночи нету мне, ни дня…»

Ни ночи нету мне, ни дня,Ни отдыха, ни срока:Моя задолженность меняПреследует жестоко.У стольких душ людских в долгу,Живу, бедой объятый:А вдруг сквитаться не смогуЗа все, что было взято!За то добро, за то тепло,Участье и пристрастье,Что в душу мне от них вошло,Дало изведать счастье.Сдается часом: заплачу,Покрою все до строчки;А часом: нет, не по плечу,И вновь прошу отсрочки.И вновь становятся в чередСомненье, сил упадок.Беда! А выйду на народ:– Ну как? – Бодрюсь: – Порядок…И устаю от той игры,От горького секрета,Как будто еду до порыВ вагоне без билета.Как будто я какой злодей,Под страхом постоянным,Как будто лучших я друзейК себе привлек обманом.От мысли той невмоготуИ тяжелей усталость.Вот подведут они черту,И – вдруг – один останусь.И буду, сам себе ровня,Один, в тоске глубокой.Ни ночи нету мне, ни дня,Ни отдыха, ни срока.За что же мне такой удел,Вся жизнь – из суток в сутки?..…А что ж ты, собственно, хотел?Ты думал: счастье – шутки?

1955

«Ты дура, смерть: грозишься людям…»

Ты дура, смерть: грозишься людямСвоей бездонной пустотой,А мы условились, что будемИ за твоею жить чертой.И за твоею мглой безгласной,Мы – здесь, с живыми заодно.Мы только врозь тебе подвластны, —Иного смерти не дано.И, нашей связаны порукой,Мы вместе знаем чудеса:Мы слышим в вечности друг другаИ различаем голоса.И как бы ни был провод тонок —Между своими связь жива.Ты это слышишь, друг-потомок?Ты подтвердишь мои слова?..

1955

«Немного надобно труда…»

Немного надобно труда,Уменья и отваги,Чтоб строчки в рифму, хоть куда,Составить на бумаге.То в виде елочки густой,Хотя и однобокой,То в виде лесенки крутой,Хотя и невысокой.Но бьешься, бьешься так и сяк —Им не сойти с бумаги.Как говорит старик Маршак:– Голубчик, мало тяги…Дрова как будто и сухи,Да не играет печка.Стихи как будто и стихи,Да правды ни словечка.Пеняешь ты на неуспех,На козни в этом мире:– Чем не стихи? Не хуже техСтихов, что в «Новом мире».Но совесть, та исподтишкаТебе подскажет вскоре:Не хуже – честь невелика,Не лучше – вот что горе.Покамест молод, малый спрос:Играй. Но бог избави,Чтоб до седых дожить волос,Служа пустой забаве.

1955

Моим критикам

Всё учить вы меня норовите,Преподать немудреный совет,Чтобы пел я, не слыша, не видя,Только зная: что можно, что нет.Но нельзя не иметь мне в расчете,Что потом, по прошествии лет,Вы же лекцию мне и прочтете:Где ж ты был, что ж ты видел, поэт?..

1956

О сущем

Мне славы тлен – без интересаИ власти мелочная страсть,Но мне от утреннего лесаНужна моя на свете часть;От уходящей в детство стежкиВ бору пахучей конопли;От той березовой сережки,Что майский дождь прибьет в пыли;От моря, моющего с пенойКаменья теплых берегов;От песни той, что юность пелаВ свой век – особый из веков;И от беды и от победы —Любой людской – нужна мне часть,Чтоб видеть всё и всё изведать,Всему не издали учась…И не таю еще признанья:Мне нужно, дорого до слёзВ итоге – твердое сознанье,Что честно я тянул мой воз.

1957–1958

«Вся суть в одном-единственном завете…»

Вся суть в одном-единственном завете:То, что скажу, до времени тая,Я это знаю лучше всех на свете —Живых и мертвых, – знаю только я.Сказать то слово никому другомуЯ никогда бы ни за что не могПередоверить. Даже Льву Толстому —Нельзя. Не скажет – пусть себе он бог.А я лишь смертный. За свое в ответе,Я об одном при жизни хлопочу:О том, что знаю лучше всех на свете,Сказать хочу. И так, как я хочу.

1958

«Некогда мне над собой измываться…»

Некогда мне над собой измываться,Праздно терзаться и даром страдать.Делом давай-ка с бедой управляться,Ждут сиротливо перо и тетрадь.Некогда. Времени нет для мороки, —В самый обрез для работы оно.Жесткие сроки – отличные сроки,Если иных нам уже не дано.

1959

«Есть книги – волею приличий…»

Есть книги – волею приличийОни у века не в тени.Из них цитаты брать – обычай —Во все положенные дни.В библиотеке иль читальнеЛюбой – уж так заведено —Они на полке персональнойКак бы на пенсии давно.Они в чести.И, не жалеяНемалых праздничных затрат,Им обновляют в юбилеиШрифты, бумагу и формат.Поправки вносят в предисловьяИль пишут на́ново, спеша.И, – сохраняйтесь на здоровье, —Куда как доля хороша.Без них чредою многотомнойТруды новейшие, толпясь,Стоят у времени в приемной,Чтоб на глаза ему попасть;Не опоздать к иной обедне,Не потеряться в тесноте…Но те —С той полки:«Кто последний?» —Не станут спрашивать в хвосте.На них печать почтенной скукиИ давность пройденных наук;Но, взяв одну такую в руки,Ты, время,Обожжешься вдруг…Случайно вникнув с середины,Невольно всю пройдешь насквозь,Все вместе строки до единой,Что ты вытаскивало врозь.

1963


«Дробится рваный цоколь монумента…»

Дробится рваный цоколь монумента,Взвывает сталь отбойных молотков.Крутой раствор особого цементаРассчитан был на тысячи веков.Пришло так быстро время пересчета,И так нагляден нынешний урок:Чрезмерная о вечности забота —Она, по справедливости, не впрок.Но как сцепились намертво каменья,Разъять их силой – выдать семь потов.Чрезмерная забота о забвеньеНемалых тоже требует трудов.Все, что на свете сделано руками,Рукам под силу обратить на слом.Но дело в том,Что сам собою камень —Он не бывает ни добром, ни злом.

1963

Памяти матери

* * *Прощаемся мы с матерями        Задолго до крайнего срока —Еще в нашей юности ранней,        Еще у родного порога,Когда нам платочки, носочки        Уложат их добрые руки,А мы, опасаясь отсрочки,        К назначенной рвемся разлуке.Разлука еще безусловней        Для них наступает попозже,Когда мы о воле сыновней        Спешим известить их по почте.И, карточки им посылая        Каких-то девчонок безвестных,От щедрой души позволяем        Заочно любить их невесток.А там – за невестками – внуки…        И вдруг назовет телеграммаДля самой последней разлуки        Ту старую бабушку мамой.* * *В краю, куда их вывезли гуртом,Где ни села вблизи, не то что города,На севере, тайгою запертом,Всего там было – холода и голода.Но непременно вспоминала мать,Чуть речь зайдет про все про то, что минуло,Как не хотелось там ей помирать, —Уж очень было кладбище немилое.Кругом леса без края и конца —Что видит глаз – глухие, нелюдимые.А на погосте том – ни деревца,Ни даже тебе прутика единого.Так-сяк, не в ряд нарытая земляМеж вековыми пнями да корягами,И хоть бы где подальше от жилья,А то – могилки сразу за бараками.И ей, бывало, виделись во снеНе столько дом и двор со всеми справами,А взгорок тот в родимой сторонеС крестами под березами кудрявыми.Такая то краса и благодать,Вдали большак, дымит пыльца дорожная.– Проснусь, проснусь, – рассказывала мать, —А за стеною – кладбище таежное…Теперь над ней березы, хоть не те,Что снились за тайгою чужедальнею.Досталось прописаться в теснотеНа вечную квартиру коммунальную.И не в обиде. И не все ль равно,Какою метой вечность сверху мечена.А тех берез кудрявых – их давноНа свете нету. Сниться больше нечему.* * *Как не спеша садовники орудуютНад ямой, заготовленной для дерева:На корни грунт не сваливают грудою,По горсточке отмеривают.Как будто птицам корм из рук,Крошат его для яблони.И обойдут приствольный кругВслед за лопатой граблями…Но как могильщики – рывком —Давай, давай без передышки, —Едва свалился первый ком,И вот уже не слышно крышки.Они минутой дорожат,У них иной, пожарный на́вык:Как будто откопать спешат,А не закапывают на́век.Спешат, – меж двух затяжек срок, —Песок, гнилушки, битый каменьКой-как содвинуть в бугорок,Чтоб завалить его венками…Но ту сноровку не порочь, —Оправдан этот спех рабочий:Ведь ты им сам готов помочь,Чтоб только всё – еще короче.
* * *

Перевозчик-водогребщик,