Внутри горело всего несколько факелов. Огромный потолок часовни почти полностью оставался в тени, и казалось, будто сияющие окна купола парят в ночном небе, дыры во тьме, сквозь которые виднелись небеса. Продолжая сжимать в руках гнездо с птенцами, Саймон стал бесшумно перемещаться к перилам хоров. Расположившись в тени, в углу, ближайшем к лестнице, уходившей вниз, к первому этажу часовни, он просунул лицо между резными стойками перил балюстрады, одна щека прижималась к сцене, изображавшей мученичество святого Таната, другая – к рождению святой Пелиппы с Острова.
– …И ты, с твоими Господом проклятыми жалобами! – бранился один голос. – Я от них невероятно устал. – Саймон не видел лица говорившего, тот стоял спиной к хорам и был в плаще с высоким воротником. Однако его собеседника, сидевшего напротив на церковной скамье, разглядел хорошо и сразу узнал.
– Когда люди слышат вещи, которые им не нравятся, они называют их «жалобами», брат, – сказал тот, кто сидел на скамейке, устало взмахнув левой рукой с тонкими пальцами. – Я предупреждаю тебя о священнике из любви к королевству. – Наступило короткое молчание. – И в память о привязанности, которую мы когда-то разделяли.
– Ты можешь говорить что угодно, все, что пожелаешь! – рявкнул первый мужчина, и его гнев был полон боли. – Однако трон принадлежит мне по закону и желанию нашего отца. И ни твои мысли, ни слова, ничего не изменят!
Джошуа Однорукий – Саймон часто слышал, что так называют младшего сына короля – неловко поднялся со скамьи. Его жемчужно-серую тунику и лосины украшали едва различимые красно-белые узоры; каштановые волосы были коротко подстрижены, открывая высокий лоб. Вместо правой руки из рукава выглядывал цилиндр из черной кожи.
– Я не хочу сидеть на троне из костей дракона, не сомневайся, Элиас. – Джошуа произнес эти слова совсем тихо, но они полетели в убежище Саймона, точно стрелы. – Я лишь предупреждаю тебя относительно священника Прайрата, человека с… нездоровыми интересами. Не позволяй ему здесь появляться. Он опасный человек – поверь мне, ведь я знаю его давно, еще со времен семинарии Усириса в Наббане. Монахи избегали его, как переносчика чумы. Однако ты продолжаешь прислушиваться к нему, словно он достоин доверия не меньше, чем герцог Изгримнур или старый сэр Флуирен. Глупец! Он разрушит наш дом. – Джошуа постарался успокоиться. – Я хочу лишь дать тебе совет, идущий от самого сердца. У меня нет никаких претензий на трон.
– Тогда покинь замок! – прорычал Элиас и повернулся спиной к брату, скрестив на груди руки. – Уйди и дай мне подготовиться к правлению, как и следует мужчине, – избавь от жалоб и интриг.
У старшего принца был такой же высокий лоб и ястребиный нос, но он обладал куда более мощным сложением, чем Джошуа, и выглядел как человек, способный голыми руками свернуть врагу шею. Его волосы, сапоги для верховой езды и туника были черными. На зеленом плаще и лосинах осталась грязь после долгого путешествия.
– Мы оба сыновья нашего отца, о будущий король… – Улыбка Джошуа получилась насмешливой. – Корона принадлежит тебе по праву. А наши разногласия не должны тревожить. Твое будущее королевское величество находится в полной безопасности – даю тебе слово. Но, – его голос стал набирать силу, – я не стану, услышь меня, не стану покидать дом моего отца по любому приказу. Даже если он исходит от тебя, Элиас.
Его брат повернулся и посмотрел в глаза Джошуа, и Саймону показалось, будто скрестились клинки.
– Наши разногласия? – прорычал Элиас, и в его голосе прозвучала боль и обида. – Что ты можешь иметь против меня? Твоя рука? – Он отошел от Джошуа на несколько шагов, и его голос стал глухим от наполнившей его горечи. – Потеря руки. Из-за тебя я стал вдовцом, а моя дочь лишилась матери. Так что не говори мне о разногласиях!
Казалось, Джошуа затаил дыхание – он ответил после небольшой паузы.
– Твоя боль… твоя боль мне известна, брат, – наконец заговорил он. – Разве ты не знаешь, что я отдал бы не только правую руку, но и жизнь!..
Элиас резко развернулся, протянул руку к своей шее и вытащил что-то блестящее из-под туники. Но это был не нож, а нечто мягкое и податливое, похожее на образец мерцающей ткани. Элиас на миг поднес его к удивленному лицу брата, швырнул на пол, развернулся на каблуках и быстро зашагал прочь по проходу между скамьями. Джошуа долго стоял неподвижно, потом наклонился, двигаясь, точно человек во сне, и поднял яркий серебристый женский шарф. Он смотрел на мягкую ткань, и его лицо исказила гримаса ярости и страдания. Саймон сделал несколько быстрых вдохов и выдохов, а Джошуа спрятал шарф на груди, под рубашкой, и последовал за братом к выходу из часовни.
Прошло довольно много времени, прежде чем Саймон осмелился выбраться из своего укрытия и стал спускаться к главному выходу из часовни. Ему казалось, что он присутствовал при странном кукольном представлении, пьесе об Усирисе, сыгранной для него одного. Внезапно мир утратил свою стабильность, стал менее надежным – если принцы Эркинланда, наследники всего Светлого Арда, могут кричать и ругаться, как пьяные солдаты.
Когда он заглянул в главный зал часовни, его напугало внезапное движение: какой-то человек в кожаной куртке быстро шел по проходу – невысокий, юноша возраста Саймона или даже младше. Незнакомец бросил осторожный взгляд назад – Саймон увидел блеснувшие глаза – и скрылся за углом. Саймон его не узнал. Неужели он шпионил за принцами? Саймон покачал головой, чувствуя полное недоумение, точно ослепленный солнцем бык. Потом снял шляпу с гнезда, для птенцов наступил день, и они зачирикали, а Саймон снова покачал головой. Утро выдалось тревожным.
Глава 4
Клетка сверчка
♕Моргенес метался по мастерской, поглощенный поисками пропавшей книги, отмахнулся от просьбы Саймона найти клетку для птенцов и вернулся к охоте, переворачивая стопки манускриптов и томов, точно слепой великан в городе с хрупкими башнями.
Отыскать дом для птенцов оказалось более сложным делом, чем рассчитывал Саймон: в комнате имелось множество клеток, но ни одна не подходила. У некоторых прутья были расставлены так широко, что они больше подходили для свиней или медведей; другие Моргенес набил странными предметами, ни один из которых даже отдаленно не походил на животное. Наконец под грудой блестящей одежды ему удалось найти правильную клетку, высотой до колена, в форме колокола, сделанную из речного камыша, пустую, лишь на дне лежал слой песка; сбоку Саймон обнаружил маленькую дверцу, завязанную куском веревки. Он распутал узел и открыл клетку.
– Прекрати! Остановись немедленно!
– Что?! – Саймон отпрыгнул назад.
Доктор бросился к клетке и закрыл дверцу ногой.
– Извини, что напугал тебя, мальчик, – задыхаясь, проговорил Моргенес. – Мне бы следовало подумать, прежде чем посылать тебя разбираться в этом хаосе. Боюсь, она совсем не подходит для твоих целей.
– Но почему? – Саймон наклонился вперед, прищурился, но так и не сумел разглядеть внутри ничего особенного.
– Постой в стороне и ничего не трогай, я тебе покажу. Как глупо с моей стороны, что я забыл. – Моргенес принялся озираться, пока не увидел давно забытую корзину с сушеными фруктами. Он сдул пыль с инжира и подошел к клетке.
– А теперь смотри внимательно. – Моргенес открыл дверцу и бросил туда фрукт, который упал на песок на дне клетки.
– И что? – в недоумении спросил Саймон.
– Подожди, – прошептал доктор.
Когда он произнес это слово, в клетке стало что-то происходить. Сначала воздух внутри начал мерцать, Саймон увидел, что песок пошевелился, и вокруг инжира возник песчаный водоворот. Внезапно – так быстро, что Саймон отпрыгнул назад и вскрикнул – в песке появился большой зубастый рот и мгновенно сожрал фрукт, так проглатывает комара карп, вынырнувший на поверхность пруда. По песку пошла рябь, потом в клетке все замерло и снова выглядело вполне невинно.
– Кто сидит под песком? – выдохнул Саймон.
Моргенес рассмеялся.
– В этом все дело! – Он выглядел невероятно довольным. – Здесь сидит зверушка! Тут нет песка: просто маскарад, если можно так выразиться. На дне клетки обитает умное животное. Прелестно, ты согласен?
– Ну наверное, – без особой уверенности ответил Саймон. – Откуда оно взялось?
– Из Наскаду, из одной страны пустыни. Теперь ты понимаешь, почему я не хотел, чтобы ты открыл клетку – не думаю, что твои пернатые сиротки хорошо провели бы там время.
Моргенес снова закрыл дверцу клетки, завязал ее кожаным ремнем и поставил на высокую полку. Для этого ему пришлось забраться на стол, потом он пошел по нему, аккуратно перешагивая через разбросанные вещи, пока не нашел то, что искал, после чего спрыгнул на пол. В контейнере, сделанном из деревянных дощечек, не было подозрительного песка.
– Клетка для сверчков, – объяснил доктор и помог юноше переселить птичек в их новый дом.
Туда же они поставили крошечную миску с водой, потом Моргенес вытащил откуда-то маленький мешочек с семенами, которые рассыпал по полу клетки.
– А они уже достаточно взрослые для такой пищи? – спросил Саймон.
Доктор небрежно махнул рукой.
– Не беспокойся, это полезно для зубов.
Саймон обещал птенцам, что скоро вернется с чем-нибудь более подходящим, и последовал за доктором через мастерскую.
– Ну, молодой Саймон, чародей зябликов и ласточек, – сказал Моргенес и улыбнулся, – что я могу для тебя сделать в этот холодный полдень? Мне кажется, ты еще не завершил справедливое и благородное перемещение лягушек, когда нас вынудили прерваться.
– Да, и я надеялся…
– И мне кажется, что там было еще кое-что? – усмехнулся Моргенес.
– Что? – Саймон принялся напряженно вспоминать.
– Кажется, речь шла о том, что тут следовало подмести пол? Метла, одинокая и покинутая, мечтает в своем сучковатом сердце, чтобы ей позволили немного поработать, не так ли?
Саймон угрюмо кивнул. Он рассчитывал, что обучение начнется на более приятной ноте.
– О, легкое отвращение к черной работе? – Доктор приподнял бровь. – Объяснимо, но неуместно. Человеку следует ценить скучную работу, занимающую тело, но оставляющую свободными ум и сердце. Ну мы постараемся помочь тебе в первый день твоей службы. Я придумал замечательную систему. – Моргенес сделал смешное танцевальное па. – Я буду говорить, а ты – работать. Тебя устраивает?
Саймон пожал плечами.
– У вас есть метла? Я забыл свою.
Доктор заглянул за дверь и извлек предмет, столь пыльный и покрытый паутиной, что в нем едва ли можно было признать метлу.
– А теперь, – продолжал доктор, торжественно, словно королевский штандарт, вручив Саймону рабочий инструмент, – о чем ты хочешь, чтобы я рассказал?
– О пиратах и черном железе, и ситхи… и про их замок, конечно. И короля Джона.
– О да. – Моргенес задумчиво кивнул. – Довольно длинный список, но если нас снова не прервет глуповатый лентяй Инч, я смогу немного его сократить. Ну, начинай, мальчик – и пусть полетит пыль! Кстати, на чем я остановился в прошлый раз?…
– Появились риммеры, ситхи стали отступать, у риммеров были железные мечи, и они убивали всех, даже ситхи, при помощи черного железа…
– Хм-м-м, – сухо протянул Моргенес, – кажется, я начинаю вспоминать. Да. Ну, по правде говоря, северные налетчики не убивали всех; кроме того, они нападали не так часто и вели себя не настолько жестоко, как тебе могло показаться. Они провели много лет на севере, прежде чем впервые пересекли Фростмарш, – но и в этот момент им пришлось столкнуться с серьезным препятствием – жителями Эрнистира.
– Да, но народ ситхи!.. – Саймон испытывал нетерпение. Он все знал про эрнистирийцев – встречал многих из западных языческих земель. – Вы сказали, что маленький народец бежал от железных мечей!
– Не маленький народец, Саймон, я… ой! – Доктор опустился на груду переплетенных в кожу книг и подергал себя за редкую бороду. – Я вижу, что мне нужно рассказать все подробнее. Тебя ждут к обеду?
– Нет, – тут же соврал Саймон.
Рассказ доктора, который не придется прерывать, казался ему достойной платой за легендарную взбучку Рейчел.
– Хорошо. Тогда поищем для нас хлеба и лука… ну и чего-нибудь выпить – разговоры всегда вызывают жажду, – и тогда я попытаюсь превратить окалину в чистейший металл, иными словами, чему-то тебя научу.
Когда они отыскали еду и выпивку, доктор снова сел.
– Ну, так вот, Саймон, – о, только не надо демонстрировать скромность, орудуя метлой во время еды. Молодые люди такие подвижные! Ну а сейчас поправь меня, если я ошибусь. Сегодня дрордень, пятнадцатое – шестнадцатое? – нет, пятнадцатое новандера. А год – 1164-й, верно?
– Думаю, да, – кивнул Саймон.
– Превосходно. Положи это на табуретку, ладно? Итак, тысяча сто шестьдесят четвертый год с начала чего? Ты знаешь? – Моргенес наклонился вперед.
Саймон сделал кислое лицо. Доктор знал, что он олух, и теперь испытывает его. Ну откуда поваренку могут быть известны такие вещи? Он продолжал молча подметать пол.
Через некоторое время Саймон поднял голову. Доктор жевал, внимательно разглядывая корку черного хлеба.
«Какие проницательные голубые глаза у старика». Саймон отвернулся.
– Ну, так что? – с полным ртом снова спросил доктор. – От начала чего?
– Я не знаю, – пробормотал Саймон, который возненавидел собственный обиженный голос.
– Хорошо, – продолжал Моргенес. – Или ты только думаешь, что не знаешь. Ты слушаешь воззвания, когда их читает глашатай?
– Иногда. Когда хожу на рынок. Или мне Рейчел рассказывает, что они говорили.
– И что глашатаи всегда произносят в конце? В конце они называют дату, помнишь? – проворчал Моргенес. – И будь осторожен с хрусталем, мальчик, ты подметаешь так, словно человек, бреющий злейшего врага. Так что он говорит в конце?
Саймон покраснел от стыда и уже собрался бросить метлу и уйти, когда из глубин его памяти всплыла фраза вместе с шумом рынка – шелест флажков на ветру и хлопанье навесов, – а также чистый запах весенней травы под ногами.
– От Основания. – Да, он был уверен.
Он слышал эти слова, когда стоял на рынке.
– Превосходно! – Доктор поднял кружку, словно салютуя ему, и сделал большой глоток. – Ну а теперь, «Основания» чего? Не беспокойся, – продолжал Моргенес, когда Саймон потряс головой, – я тебе расскажу. Я не рассчитываю, что молодые люди в наши дни, выросшие на сомнительных рассказах о путешествиях и героических подвигах, знают истинную историю. – Доктор покачал головой, сделав вид, что он опечален. – Речь идет об основании Империи Наббана – или объявлении о ее основании – тысяча сто и тридцать с чем-то лет назад, Тьягарисом, первым императором. В те времена легионы Наббана правили всеми землями людей на севере и юге и по обоим берегам реки Гленивент.
– Но Наббан совсем маленький! – Саймон был удивлен. – Он лишь малая часть королевства короля Джона!
– Это, молодой человек, – сказал Моргенес, – и есть то, что мы называем «историей». Империи имеют обыкновение приходить в упадок, королевства распадаются. За тысячу с лишним лет может произойти все, что угодно – на самом деле расцвет Наббана продолжался заметно меньше. Однако я имею в виду совсем другое – когда-то Наббан управлял людьми, которые жили бок о бок с ситхи. Король ситхи правил здесь, в Асу’а – Хейхолте, как мы его называем. Король-Эри – «эри» старое слово, означающее ситхи – отказывал людям в праве посещать земли его народа, требовалось особое разрешение, и люди – очень сильно опасавшиеся ситхи – подчинялись.
– А кто такие ситхи? – спросил Саймон. – Вы сказали, что они не имеют отношения к маленькому народцу.
Моргенес улыбнулся:
– Я ценю твой интерес, парень – и это при том, что сегодня я ничего не говорил об убийствах и сражениях! – но я бы оценил его еще больше, если бы ты активнее работал метлой. Танцуй с ней, мальчик, танцуй! Вот, посмотри сюда, здесь просто необходимо навести порядок.
Моргенес быстро подошел к стене и указал на пятно из сажи диаметром в несколько локтей, которое очень походило на след ноги. Саймон решил ничего не спрашивать и принялся счищать сажу с камня, покрытого белой известью.
– О, большое тебе спасибо. Я хотел привести это место в порядок уже несколько месяцев – с самого октандера, если уж быть точным. Да, во имя Меньших Вистрил, на чем я остановился?… О, твои вопросы. Ситхи? Ну они пришли сюда первыми, возможно, снова вернутся, когда не станет нас. Когда мы все уйдем. Они отличаются от нас так же, как люди от животных – но и похожи, как животные… – Доктор смолк и задумался.
– Если быть до конца честным, люди и животные сравнительно недолго живут в Светлом Арде, чего не скажешь о ситхи, – продолжал Моргенес. – Ситхи нельзя назвать бессмертными, но они живут намного дольше любого смертного человека, даже нашего короля, которому скоро исполнится сто лет. Возможно, они вообще не умирают, если исключить насилие или самоубийство, – быть может, будь ты ситхи, насилие стало бы твоим выбором.
Моргенес смолк, а Саймон смотрел на него разинув рот.
– О, прикрой рот, мальчик, ты становишься похож на Инча. Это моя привилегия погружаться в раздумья. Быть может, ты предпочтешь вернуться на кухню и послушать старшую горничную?
Саймон закрыл рот и продолжил соскребать сажу со стены. Теперь пятно уже не напоминало след ноги – Саймону оно казалось похожим на овцу; время от времени он останавливался, чтобы оценить свою работу. Ему стало немного скучно, конечно, ему нравился доктор, и он предпочел бы находиться здесь, а не в любом другом месте – но старик так много говорил! Может быть, если он сотрет еще немного сверху, пятно превратится в собаку?… В животе у него тихонько заурчало.
Моргенес принялся подробно рассказывать, добавляя детали, которые Саймону казались лишними, о столетиях мира между не старевшим Королем-Эри и быстро достигавшими успехов императорами людей.
– …и вот ситхи и люди нашли некое равновесие, – сказал старик. – Они даже понемногу торговали между собой…
Живот Саймона громко заурчал. Доктор едва заметно улыбнулся и положил обратно последнюю луковицу, которую взял со стола.
– Люди привозили пряности и краски с Южных островов или драгоценные камни из гор Грианспог, что в Эрнистире, а в ответ получали от Короля-Эри красивые вещи, сделанные с удивительным мастерством.
Терпение Саймона закончилось.
– Но как же пираты риммеры? И что с железными мечами? – Он посмотрел по сторонам в поисках чего-нибудь съестного.
Последняя луковица? Саймон бочком к ней подобрался. Моргенес смотрел в окно; пока старик не отводил взгляда от серого неба, Саймон засунул в карман маленькую коричневую луковицу и поспешно вернулся к пятну на стене. Оно заметно уменьшилось и теперь походило на змею.
Моргенес продолжал, не поворачиваясь от окна:
– Полагаю, в моей сегодняшней истории было довольно много мирных событий. – Он покачал головой и повернулся обратно к столу. – Но мир скоро закончится, можешь не сомневаться. – Моргенес снова покачал головой, и прядь тонких волос упала на морщинистый лоб.
Саймон принялся незаметно жевать луковицу.
– Золотая эра Наббана продолжалась немногим больше четырех столетий, пока в Светлом Арде не появились риммеры. Наббанайская империя начала разваливаться, линия Тьягарисов прервалась, и каждый следующий император приходил к власти в результате случайно выпавших костей; некоторые из них были достойными людьми, пытавшимися удерживать границы страны. Другие, вроде Крексиса Козла, оказались даже хуже, чем грабители с севера. А такие, как Энфортис, были слишком слабыми. Во время его правления пришли повелители железа. Наббан решил полностью уйти с севера.
Они отступили на другой берег реки Гленивент так быстро, что многие аванпосты на северных границах оказались брошенными, и гарнизонам оставалось лишь погибнуть или присоединиться к риммерам. Кажется, ты заскучал, мальчик?
Саймон, прислонившийся к стене, выпрямился и увидел на лице Моргенеса грустную улыбку.
– Нет, доктор, нет! – возразил Саймон. – Я просто прикрыл глаза, чтобы лучше вас слушать. Продолжайте!
На самом деле имена, имена, имена навевали на него сон… и ему хотелось, чтобы доктор поскорее перешел к временам, в которых начались сражения. Но ему нравилось, что во всем замке он был единственным человеком, с которым Моргенес разговаривал. Горничные не имели ни малейшего представления о таких… мужских вещах. Да и что могли горничные и служанки знать об армиях, флагах и мечах?…
– Саймон?
– О! Да? Продолжайте! – Он повернулся, чтобы смести остатки сажи со стены, а доктор возобновил свой рассказ.
Стена стала чистой. Он закончил работу, сам того не заметив?
– Что же, я постараюсь сделать историю более короткой, парень. Как я уже говорил, Наббан отвел армии с севера и впервые стал полностью южной империей. Конечно, это стало лишь началом конца; по мере того как шло время, империя складывалась внутрь, точно одеяло, и становилась все меньше и меньше: теперь Наббан немногим больше, чем герцогство, – полуостров и несколько прилегающих к нему островов. Клянусь стрелой Палдира, что ты делаешь?
Саймон извивался, как пес, пытающийся почесать неудобное место. Да, вот где оказались остатки сажи: пятно в форме змеи перешло на его рубашку. Он робко посмотрел на Моргенеса, но доктор лишь рассмеялся и продолжал:
– Без имперских гарнизонов, Саймон, на севере наступил хаос. Пираты захватили северную часть Фростмарша и назвали свой новый дом Риммерсгард. Но риммерам этого показалось мало, они двинулись на юг, уничтожая все на своем пути. Поставь в стопку у стены, хорошо? Они грабили и убивали, многих брали в плен, но ситхи они считали злыми существами, повсюду их преследовали и убивали огнем и холодным железом… осторожнее с этим томом, вот так, молодец.
– Здесь, доктор? – спросил Саймон.
– Да, клянусь костями Аноксоса, не бросай их! Положи аккуратно! Если бы ты знал об ужасных ночных часах, которые я провел на кладбище Утаниата, чтобы до них добраться!.. Вот! Так гораздо лучше. А теперь о жителях Эрнистира – гордых, страстных людях, которых не смогли окончательно покорить даже императоры Наббана – далеко не все из них были готовы покориться риммерам. Они приходили в ужас от того, что риммеры делали с ситхи. Из всех людей ближе других к ситхи были именно эрнистирийцы – и до сих пор остались следы древнего торгового тракта между этим замком и Таигом в Эрнисдарке. Повелитель Эрнистира и Король-Эри заключили отчаянный союз и в течение некоторого времени удерживали северный поток на границах своих земель.
Но даже их совместных сил оказалось недостаточно. Фингил, король риммеров, сумел перейти Фростмарш у границ территории Короля-Эри… – Моргенес печально улыбнулся. – Мы приближаемся к концу, юный Саймон, не беспокойся, подходим к концу этой истории…
В 663 году два огромных войска сошлись в долине Ак-Самрат, в Саммерфилде, к северу от реки Гленивент. Пять дней продолжалось ужасное, безжалостное сражение, и эрнистирийцы вместе с ситхи сдерживали натиск риммеров. Однако на шестой день их незащищенный фланг предательски атаковали тритинги, давно мечтавшие о богатствах Эркинланда и ситхи. Они напали под покровом ночи. Оборона была прорвана, колесницы эрнистирийцев разбиты, Белый Олень, символ Дома Хем, втоптан в кровавую грязь. Говорят, в ту ночь погибло десять тысяч эрнистирийцев. Никто не знает, сколько пало ситхи, но и они понесли тяжелые потери. Те эрнистирийцы, которым удалось спастись, бежали в леса своего родного дома. И по сей день в Эрнистире Ак-Самрат означает ненависть и утраты.
– Десять тысяч! – присвистнул Саймон.
Его глаза сияли от ужаса и грандиозности картины, нарисованной Моргенесом.
На лице доктора появилась едва заметная гримаса, но он не стал комментировать реакцию Саймона.
– В тот день подошло к концу влияние ситхи в Светлом Арде, хотя потребовалось три долгих года осады, прежде чем северяне одержали победу и захватили Асу’а. Если бы не странная и пугающая магия, сотворенная сыном Короля-Эри, ни один ситхи не пережил бы падения замка. Однако многим удалось бежать в леса, на юг, к морю и… в другое место.
Теперь внимание Саймона стало полным, словно его прибили к месту гвоздями.
– А что стало с сыном короля? – спросил он. – Как его звали? И какую магию он использовал? – Тут Саймону в голову пришла новая мысль. – И Престер Джон? Я думал, вы расскажете мне о короле – нашем короле!
– В другой раз, Саймон. – Моргенес принялся обмахивать лицо веером из тонких пергаментов, хотя в его покоях было прохладно. – Есть множество историй о том, что произошло после падения Асу’а, которые можно рассказать. Риммеры правили здесь до тех пор, пока не появился дракон. В дальнейшем, пока дракон спал, другие люди захватили замок. За долгие годы в Хейхолте сменилось много королей, то были мрачные времена с огромным количеством смертей, пока не пришел король Джон… – Он смолк и провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость.