Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди

Глава 5

Из центра психологической поддержки мне весной 1972 года пришлось уйти. Я писала по шесть дней в неделю, да и звонки начали утомлять. За полтора года я слишком много наслышалась одних и тех же проблем. У меня хватало своих. Муж съехал, мы подали на развод. Двое детей подросткового и двое предподросткового возраста у меня дома создавали предостаточно кризисов, с которыми мне приходилось разбираться. Тед окончил университет в июне. Прежде мы общались только в центре психологической поддержки, теперь же стали изредка перезваниваться, но встретила я его только в декабре.

Развод состоялся 14 декабря. А 16 декабря Брюс Каммингс пригласил на рождественскую вечеринку всех нынешних и бывших сотрудников центра в свой дом на озере Вашингтон. У меня была машина, но не было спутника, и, зная, что у Теда машины нет, я позвонила ему и спросила, не хочет ли он поехать на вечеринку со мной. Он, кажется, обрадовался, и я заехала за ним к Роджерсам на 12-ю Норд-Ист-стрит. Фреда Роджерс мне улыбнулась и позвала Теда.

Всю дорогу от Университетского района и до самой южной окраины мы делились новостями с нашей последней встречи. Тед летом стажировался в окружной больнице Харборвью в консультации по вопросам психического здоровья. Служа в пятидесятые в полиции, я доставила на пятый этаж окружной парочку психически ненормальных и отлично знала обширный больничный комплекс. Однако о летней работе Тед не распространялся. Больше рассказывал об участии в губернаторской кампании осени 1972 года.

Нанял его комитет по переизбранию губернатором штата Вашингтон Дэна Эванса. Бывший губернатор Альберт Роселлини решил вернуться, и Теду поручили ездить за Роселлини и записывать его речи на пленку для аналитиков Эванса.

– Я просто смешивался с толпой, и никто меня не узнавал, – объяснял Тед.

Ему нравился маскарад – он то приклеивал усы, то без труда, как недавний студент, прикидывался студентом и забавлялся тем, как Роселлини легко менял тональность речей – для выращивающих пшеницу фермеров с востока штата или выращивающих яблоки садоводов в Уэнатчи. В отличие от рубахи-парня Эванса Роселлини был прожженным политиком.

Пребывание в эпицентре кампании, охватывающей целый штат, встречи для передачи пленок с самим губернатором Эвансом и его заместителями кружили Теду голову.

2 сентября за рулем лимузина, в котором сидели губернатор Эванса и другие высокопоставленные лица, Тед первым проехал по автостраде Норт Каскэйд, проходящей по впечатляющим ландшафтам севера штата Вашингтон.

– Ждали приезда президента Никсона, – вспоминал Тед. – Всех проверили агенты секретной службы. Но вместо него появился его брат. Мне было все равно. Мне надо было проехать шестьдесят четыре мили через горы, ведя за собой колонну в 150 тысяч человек.

Кампания по переизбранию Эванса увенчалась успехом, и Тед был у властей на хорошем счету. На момент рождественской вечеринки он работал в сиэтлской городской комиссии по предупреждению преступности и занимался пересмотром закона штата о путешествии автостопом, вновь легализовавшем голосование на дорогах.

– Запиши меня в ярые противницы автостопа, – сказала я. – Слишком много мне пришлось написать историй о женщинах, убитых в попутке.

Тед не отказался от намерения поступать в юридическую школу, но уже метил на пост председателя комиссии по предупреждению преступности и даже фигурировал в коротком списке кандидатов. На перспективу получить должность он смотрел оптимистично.

На вечеринке мы разошлись. Раз или два я танцевала с Тедом и заметила, что он явно недурно проводит время, болтая с разными женщинами. Кажется, его пленила одна молодая женщина из сиэтлской Лиги юниорок, тоже волонтер центра, но мы оба раньше ее не видели. Удивляться не приходилось, поскольку некоторые ночные смены никогда не пересекались. Ее мужем был молодой подающий надежды юрист, сегодня один из самых преуспевающих сиэтлских адвокатов.

Казалось, она внушала Теду благоговейный трепет, но он с ней не заговорил – только, указав на нее, спросил меня о ней. Она была красива – длинные темные прямые волосы с пробором посередине; о деньгах и вкусе говорил ее наряд: черная с длинным рукавом блузка, прямая белая шелковая вечерняя юбка, солидная золотая цепочка и серьги.

Об увлеченности Теда ею она, по-моему, и не догадывалась, но несколько раз я за вечер видела, как он смотрел на нее. Экспансивный и непринужденный со всеми остальными на вечеринке он, как правило, был душой компании.

За рулем была я, поэтому Тед выпивал и, когда мы уходили в два часа ночи, уже прилично поднабрался. Дружелюбный и расслабленный от выпивки, он влез на заднее сиденье и принялся бормотать об этой произведшей на него столь сильное впечатление женщине.

– Такую я всегда хотел. Она – идеал. Но она даже на меня не взглянула.

И крепко заснул.

Когда я подъехала к дому Роджерсов, он пребывал едва ли не в коматозном состоянии, и мне пришлось с десять минут его тормошить, чтобы привести в себя. Я довела его до двери и пожелала доброй ночи, с улыбкой глядя, как он запнулся в дверном проеме.

Неделю спустя я получила рождественскую открытку от Теда. На ней он печатными буквами вывел: «О. Генри написал рассказ «Дары волхвов», где двое влюбленных пожертвовали друг для друга самым дорогим. Она состригла длинные волосы и купила возлюбленному цепочку для часов. А он продал часы и купил ей гребень. В дурацких с виду поступках эти двое обрели дух волхвов».

Это мой любимый святочный рассказ. Как он узнал?

От себя Тед добавил: «Пусть этот Новый год станет замечательным для такой талантливой, очаровательной и с недавних пор свободной женщины. Спасибо за вечеринку. С любовью, Тед».

Меня этот жест тронул. В этом был весь Тед. Он знал, как подобным проявлением чувств может оказать столь необходимую мне эмоциональную поддержку.

Похоже, ничем на свете я ему не могла ответить. Романтического интереса он ко мне не испытывал. Почти такая же бедная, как он, и нисколько не влиятельная. Открытку он прислал, потому что мы были друзьями. Глядя на нее из сегодняшнего дня и сравнивая с десятками последующих его писем, не могу не отметить бросающейся в глаза разницы. Больше нигде, кроме этой открытки, нет примет такого непринужденного довольства жизнью.

Место председателя Комитета по профилактике преступлений Тед не получил и в январе 1973 года оттуда ушел. В следующий раз я встретила его дождливым мартовским днем. С давней подругой Джойс Джонсон, знакомой мне еще по работе в полиции, а сейчас ставшей следователем отдела по борьбе с сексуальными преступлениями, мы шли пообедать, и Тед стоял у тюремного лифта в полицейском участке. Он отрастил бороду и настолько изменился, что я его не сразу узнала, пока он меня не окликнул и схватил за руку. Я представила ему Джойс, а он с гордостью рассказал, что работает в Управлении планирования законодательства и отправления правосудия округа Кинг.

– Изучаю дела об изнасилованиях, – объяснил он. – Если сможешь достать мне подшивки твоих рассказов по делам об изнасилованиях – это поможет в моих исследованиях.

Я пообещала посмотреть в своем архиве и отобрать рассказы, часто написанные на основе следственных дел Джойс, и передать ему. Но руки так и не дошли, а потом о его просьбе я просто забыла.

Тед вторично подал документы для поступления в юридическую школу Университета Юты – во многом по настоянию Мег. В Юте ее отец был состоятельным врачом, а у братьев и сестер Мег была хорошая работа, и она надеялась, что однажды они с Тедом тоже осядут в штате мормонов.

На сей раз его приняли быстро, хотя на прошлое заявление в 1972 году последовал отказ, несмотря даже на диплом с отличием Вашингтонского университета. Средний балл диплома Теда составлял 3,51 – оценка, к которой стремится каждый студент, однако на квалификационном юридическом экзамене он набрал недостаточно баллов по стандартам Университета Юты. В 1973 году ему помогли рекомендательные письма профессоров и губернатора Дэна Эванса. Помимо стандартного заявления Тед подготовил резюме с описанием всех достижений после окончания Вашингтонского университета и шестистраничное эссе своего видения правовой системы.

Это был внушительный пакет.

Составленный Тедом список последипломной занятости:

«Консультант учреждений исполнения уголовных наказаний, январь 1973 год. В настоящее время работаю в Управлении планирования законодательства и отправления правосудия округа Кинг, занимаюсь определением уровня рецидивизма правонарушителей, признанных виновными в правонарушениях и преступлениях в 12 судах первой инстанции округа. Цель исследования – определение характера и числа преступлений, совершаемых после вынесения приговора судом первой инстанции.

Помощник председателя Комиссии по предупреждению преступности, октябрь 1972 – ноябрь 1973 года. В качестве помощника председателя Комиссии по предупреждению преступности предложил и провел предварительное исследование нападений на женщин и должностных (экономических) преступлений. В Комиссии писал пресс-релизы, речи и газетные статьи. Активно участвовал в планировании деятельности Комиссии на 1973 год.

Консультант по психиатрии, июнь – сентябрь 1972 года. Полностью вел 12 пациентов на протяжении четырехмесячной стажировки в амбулаторном отделении больницы Харборвью. Периодически проводил с ними беседы. Заполнял истории болезни, постоянно пересматривал текущие диагнозы, направлял на медицинские и психиатрические обследования. Участвовал в многочисленных учебных занятиях для персонала больницы».

И далее:

«В юридическую школу я хочу поступить потому, что в профессиональной и общественной деятельности мне ежедневно требуется знание законов, которого мне недостает. Изучение поведения преступников, экспертиза законопроектов перед внесением на рассмотрение законодательными органами, отстаивание судебной реформы или намерение учредить свою акционерную компанию – приводит меня к пониманию недостаточности юридических знаний. Мой образ жизни требует знания и навыков применения законов. Я просто хочу быть независимым.

Не буду пускаться в пространные рассуждения о том, что юридическая практика – моя жизненная цель или мне не важны предоставляемые юридическим образованием гарантии материальной обеспеченности и престижа. Однако самое главное для меня состоит в том, что с законом мне приходится работать каждый день.

В юридическую школу я хочу поступить потому, что она сможет помочь мне эффективнее исполнять избранную мной общественную функцию.

Т.Р.Б».

Вступительное эссе демонстрировало отличную эрудицию Теда и пестрело цитатами – начиная с Фрейда и заканчивая отчетом Президентского комитета по правоприменительной деятельности и отправлению правосудия. Начал он с дискуссии о насилии: «Отправной точкой нашего исследования служат отношения между такими понятиями, как сила и право. Хотя слово «сила» я заменил бы более точным словом «насилие». Сегодня антиномия права и насилия выражена наиболее ярко».

Он не смягчил позиции в отношении беспорядков, студенческих восстаний и безвластия. Закон был прав. Остальное было насилием.

Писал Тед и об участии в исследовании судов присяжных. «Используя компьютерные данные 11 тысяч дел по тяжким преступлениям, собранные в рамках Проекта по оценке уголовного судопроизводства в штате Вашингтон, я составляю программы, способные, по-моему, дать приблизительные ответы… на вопросы о ведении дел по тяжким преступлениям.

Он говорил о проведенном им исследовании по выявлению зависимости влияния на обвиняемого расового состава жюри.

Убедительное и подробное вступительное эссе, представленное Тедом в начале 1973 года в юридическую школу Университета Юты, возымело действие и даже затмило заурядный балл квалификационного экзамена. Однако осенью 1973 года Тед, как ни странно, в юридическую школу не пошел, и приведенная им декану приемной комиссии причина была на удивление лживой.

За неделю до начала занятий он «с искренним сожалением» сообщил, что попал в серьезную автокатастрофу и госпитализирован. Он объяснил, что тянул до последнего, рассчитывая, как выяснилось, напрасно, к осеннему семестру оправиться. Он извинялся за задержку оповещения университета и выражал надежду, что ему найдут замену.

Авария была незначительная, Тед только потянул лодыжку, в больницу не попадал и был в отличном состоянии. Правда, машину Мег он разбил. Почему в 1973 году он передумал поступать в Университет Юты, остается загадкой.

В его эффектном досье были и другие несоответствия. И исследование дел по изнасилованиям, о котором он мне рассказывал, и изучение расового состава жюри были лишь задумками. Ни над одной из них он даже не начинал работать.

И все же осенью 1973 года Тед поступил в другую юридическую школу при Университете Пьюджет-Саунда в родном городе Такома. На вечерние занятия за 26 миль от дома Роджерсов он ездил по понедельникам, средам и пятницам, в общей машине с еще тремя студентами. А после занятий часто заходил с ними выпить пива в таверну «Крикуотер».

Возможно, в Вашингтоне Тед решил остаться из-за предложенной в апреле 1973 года политической синекуры должности помощника Росса Дэвиса, председателя отделения Республиканской партии штата Вашингтон. Зарплата в тысячу долларов в месяц была самой большой в жизни Теда. Работа давала «привилегии», которыми любой, кто стремится к деньгам и признанию, мог бы упиваться: специальная кредитная карта Республиканской партии, участие во встречах с «большими боссами» и возможность периодически пользоваться шикарным лимузином. Были и полностью оплаченные поездки по всей территории штата.

Дэвис и его жена высоко ценили Теда. Минимум раз в неделю его приглашали на семейные обеды, и он часто оставался присматривать за их детьми. Дэвис называл Теда «умным, напористым и притом – редкостным сторонником системы».

Работа в Республиканской партии не мешала Теду хорошо учиться в вечерней юридической школе Университета Пьюджет-Саунда. Жить он продолжал в Университетском квартале в Сиэтле в доме Фреды и Эрнста Роджерсов. Эрнст болел, и в свободное время Тед помогал с ремонтом дома.

1973 год был для Теда годом больших потрясений. В ту пору я видела его лишь однажды – тем мартовским днем в полицейском участке. Наша дружба была из тех, когда видишься редко, но всякий раз рад встрече и понимаешь, что как минимум на поверхности это все тот же человек, кого ты знала раньше.

Снова я встретилась с Тедом в декабре 1973 года и опять на рождественской вечеринке в доме одного из руководителей центра психологической поддержки в районе Лорелхерст, на севере Сиэтла. В этот раз Тед пришел с Мег Андерс – так я впервые ее увидела.

Помню, как будто это было вчера: мы втроем стоим на кухне и разговариваем. Кто-то оставил на столе огромную миску жареных куриных крылышек, и пока мы говорили, Тед их поглощал.

Тед никогда не описывал мне Мег. Он делился воспоминаниями о красоте Стефани Брукс, и я помнила его реакцию на ту высокую темноволосую женщину с прошлогодней вечеринки. Ни на одну из них Мег не походила. Миниатюрная, она казалась очень ранимой, длинные светло-русые волосы затмевали черты ее лица. Теда она явно боготворила и жалась к нему, стесняясь общаться с другими гостями.

Я обмолвилась, что на прошлой вечеринке мы с Тедом были вместе, и она просияла.

– Правда? Это были вы?

Я кивнула.

– У меня не было кавалера, а у Теда – машины, и мы решили объединиться.

Казалось, у Мег камень упал с души. Ясно, я была ей не соперница – милая леди средних лет с кучей детей. Мне было интересно, почему Тед заставлял ее целый год мучиться, когда мог легко объяснить, что мы друзья?

Большую часть вечера я проговорила с Мег, казалось, испуганной всеми этими снующими вокруг незнакомцами. Она оказалась очень умной и милой. И в центре ее внимания был Тед. Когда он терялся в толпе, она искала его взглядом. Она изо всех сил старалась вести себя естественно, но кроме него для нее никого не существовало.

Я очень хорошо ее понимала. Три месяца назад я влюбилась в мужчину, который не был и никогда не будет свободным, и сочувствовала шаткости ее положения. Тем не менее Тед прожил с ней уже четыре года и казался преданным ей и Лиэн. Возможно, однажды они поженятся.

Видя Мег и Теда вместе, я подумала, что Тед оставил фантазии о Стефани. Однако я глубоко ошибалась. Ни Мег, ни мне не было известно, что недавно Тед провел со Стефани Брукс несколько дней, более того, обручился со Стефани и на этой неделе с нетерпением ждал новой встречи.

Тед так тщательно разделил свою жизнь перегородками, что с одной женщиной он мог быть одним, а с другой – совершенно другим. Он вращался во многих сферах, однако большая часть его друзей и коллег не подозревали о других сторонах его жизни.