Оленные люди

Мавра принялась подметать пол. Тихо приоткрылась дверь. Зашел Отакчан.

– На почте был. Ты была права, она работает. Возьми вот это, Мавра.

– Это что ты мне даешь, ака?

– Пенсию получил. Возьми, не стесняйся. Купи что-нибудь в магазине.

– Спасибо, ака. В самом деле сбегаю в магазин, – по-детски обрадовалась сестра, глаза заблестели, будто помолодела даже.

– А я пойду проведаю друга детства. Говорю про Сэмэкэ.

* * *

Дед Отакчан любуется оленьим стадом. Его взор ласкают оленьи рога. У самцов рога растут быстрее, чем у остальных оленей: упряжных, верховых, важенок, молодняка. По ним легко можно определить состояние стада. Рога можно сравнить с обыкновенным зеркалом, в котором отражается лик человека, когда он смотрится в него. Там все видно. То же самое с рогами оленей. Когда видишь оленя с красивыми ветвистыми рогами, можешь не сомневаться, что перед тобой не подверженный болезням здоровый олень. У такого оленя все ветви симметрично одинаковы на обоих рогах. Отакчан за свою долгую жизнь это хорошо усвоил. Он всегда настоятельно просит, чтобы без надобности не рубили рога. Нутром чувствует, что все жизненные силы оленя сосредоточены в рогах. Вот что значит житейский опыт.

«Рога у самцов не трогайте. Нельзя их резать. В этих рогах кроется будущее здоровое потомство. Когда-нибудь вспомните мои слова», – настаивает он при каждом удобном случае.

В пору роста рогов у оленей Отакчан советует, чтобы оленеводы пока воздерживались от ловли их арканами. В это время неокрепшие рога легко ранимы, неосторожными действиями можно сломать их. Много крови, так нужной и полезной для организма, теряет тогда олень. Поэтому верховых и вьючных оленей лучше и удобнее заманивать солью. Олени с охотой лакомятся ею.

Сегодня Отакчан пасет стадо с Виктором. Ему по душе молодой оленевод. У него ровный характер, толковая голова. Прежде чем что-то сказать, он сперва подумает. Это свойство характера во многом придает ему больше степенности. Он сам-то, возможно, не замечает этого. Но сородичи прислушиваются к его голосу. Даже Айчима с его заносчивым характером слушает Виктора.

…Стадо разбрелось по широкой долине речки Буркат. Олени не спеша пасутся. Зелени сколько угодно. Торопиться некуда, потому, видать, они с особым удовольствием поедают сочную листву тальников.

Отакчан с Виктором сидят на бугорке. Чувствуется, что земля оттаяла, можно сидеть на ней. Здесь же коротенькие кроны ягоды умтичан-шикши округлыми ковриками стелются по земле. Прошлогодние ягодки, как черные бусинки, заманчиво блестят на солнце. Умтичан – самая живучая из всех ягод, какие растут на Севере. Она под толщей зимнего снега не замерзает, весеннее солнце встречает живой. Рядом появляются блеклые плоды новых ягод.

Отакчан сидит и молча с умиротворением сосет трубку, втягивая в грудь табачный дым. А вот Виктор собирает в ладонь ягоды-бусинки и по мере того, как ладонь наполнится, с умилением опрокидывает большую горсть умтичана в рот и с хрустом жует.

– Ты чем там хрустишь, как абага? – подал голос Отакчан.

– Вон сколько ягод, дед. Вкуснятина такая, – живо отзывается парень.

– По весне только абага балуется умтичаном. Он голоден, потому для него это спасение. Ты поосторожнее, как бы желудок не расстроился.

– Ничего. Не волнуйся, дед. Зато желудок промоется, – смеется Виктор.

– А ты посмотри на себя, на кого стал похож.

Взглянул Виктор на свои руки. Они были синие, как будто измазаны чернилами.

– Губы и зубы тоже синие. Хоть бы прополоскал, – продолжил дед.

Виктор молча зашагал к ручейку. Нагнулся, чтобы руки помыть. Из зеркальной глади воды на него глянула безобразная испачканная рожа, губы и зубы черные. «Неужели это я? – усмехаясь подумал он. Поневоле залюбовался чистотой горной речки. – Вот где наше спасение от всяких напастей, наша отрада».

* * *

…Я в детстве тундровом еще застал

картины первородные, когда

стада, казалось, затмевали свет

качающейся порослью рогов,

где норовило солнце затонуть,

но выплывало, чтобы на рогах

оленьих мягким золотом сиять.

То чудо не забудешь никогда:

из поколения в поколение им ребенок

восхищался, ощутив

веков и дней связующую нить –

сообщество

оленей и людей… [21]

Конец весны и раннее лето – золотое время на Крайнем Севере. Природа стремительно пробуждается и преображается с необычайной силой. Быстро набухающая тайга наполняется всевозможными нежными ароматами, радующим сердце пением птиц. Кругом светло и тепло. Белые ночи вступают в свои права. Человеку от души хочется, чтобы такое благо продолжалось как можно дольше. Но всему есть предел. На свете не бывает невероятных и вечных чудес. Все меняется. Природа-мать по своим таинственным и неотступным законам все распределяет сама. Она несет на землю и хорошее, и плохое. Если бы все всегда было хорошо и гладко, не было бы проблем и трудностей, жизнь потеряла бы свою прелесть и неповторимость. Все живое, включая человека, в некотором роде эгоистично, желая почивать только на прекрасном, вечно светлом. Но такого не бывает. После незабываемой прекрасной поры, как некая альтернатива, наступает пора хаоса в природе…

Так в одно прекрасное утро все переворачивается вверх дном, вчерашнее состояние блаженства мигом улетучивается. Настают ужасные, удручающие дни и ночи. Во всем виноваты комары. Неизвестно откуда вдруг черной тучей налетает эта неведомая страшная сила, заполняя собой все пространство вокруг. В тайге не остается ни клочка земли, свободного от них.

Комары, эти ненасытные твари, ни перед чем не останавливаются. Дико издавая надоедливый монотонный пискливый звук, лезут во все дыры. Нет никакой силы, способной противостоять им. Ученые доказывают, что в мире существуют три тысячи разновидностей комаров. Есть ли от них хоть какая-то мало-мальская польза? Скорее всего, нет. Разве только дед Отакчан на этот счет имеет свое устойчивое мнение. Как он считает, комары защищают Север от нежелательных пришельцев, быстро отнимая у тех всякую охоту поживиться на Севере. Возможно, дед по-своему прав. Нынче сильно расплодилось бродяжничество по бывшим золотым приискам. Бродяги эти не всегда имели такое обличье. В свое время они были классными специалистами, рабочими высокой квалификации. После развала Союза позакрывались золотые прииски. Мертвая, как на погосте, тишина воцарилась в закрытых рабочих поселках. В советское время в них жизнь кипела и била ключом. В чем провинились эти прииски и рабочие поселки? Может быть, те, кто много кричал о демократии, поиграли на чувствах защитников окружающей среды, потому быстро превратили Север в безмолвие? В последние годы советского периода пошла мода критиковать власть за загрязнение окружающей природной среды. Многие из демократов на волне такой критики нашли себе теплые места. А теперь по заброшенным приискам бродят тени… Они знают сезонный характер комариного нашествия. Они не уходят. Спасаются в заброшенных избах. Многие из этих изб хорошо сохранились. Почему бы не пожить в них? Такая жизнь порождает браконьерство. Бродяги убедились в том, что после закрытия рабочих поселков в тех местностях появилась всякая живность: медведи в лесных урманах, близ озер и прочих водоемов в тенистых березовых и тополиных рощах сохатые, в отрогах труднопроходимых хребтов снежные бараны, много лисиц и соболей – и удачно охотятся на них. Полученную продукцию сбывают на городских и районных рынках. Они наконец нашли для себя хоть какое-то занятие, пусть временное, но все же свое дело. Плохо то, что за ними на бросовую охоту массово бросились оголтелые браконьеры на современных вездеходах-внедорожниках, на вертолетах. Они все из числа состоятельных чиновников.

Словом, при новой власти начался откровенный грабеж Севера. Это гораздо опаснее, чем это было в прошлом. Теперь там царит беззаконие, ибо Север оказался беззащитным. Он превратился в вотчину массового браконьерства. Это в тысячу раз страшнее, чем нашествие комарья, а также всякого рода пакости. Север стонет. Есть ли спасение? Трудно ответить на этот вопрос. У этих горе-охотников всех мастей есть те, кто крышует их, то есть защищает. Отакчан, умудренный жизнью дед, потомственный оленевод, прав лишь отчасти. Комары не защищают Север. Если, предположим, и защищают, то только на очень короткое время. Но за всякое бесчестье и алчность рано или поздно придется платить. Придет время справедливости и возмездия. Таков закон природы.

* * *

Наступило долгожданное лето. Летняя пора по-своему спесива. В конце весны – начале лета оживают горные реки и речки, стекающие с гор. Набирает силу черная вода с сильным течением, бурлящая, как кипящая темная сила. Такой водой уносится множество неокрепших оленят. Вслед за этим наступает невыносимое время кровососущих насекомых – комариный писк гудит над всей тайгой. Бессметные комариные полчища налетают на все живое. Бедным оленям нет спасения от этого зла. А в середине лета оленей изматывает жара. Олени сохнут от нее, ибо они беззащитны перед таким природным бедствием. Легко подвергаются разным заболеваниям. От этого случается падеж оленей. А пока до такого кошмара еще рановато. Но оно нагрянет нежданно. Лето непредсказуемо. Пока есть время, надо наслаждаться тем, что дарит природа. Оленье стадо нутром чувствует перемену времени. Оно умиротворенно успокаивается и не спеша растекается по пастбищам. Оленеводы с легкой душой кочуют по знакомым летним тропам. Оленята за месяц-полтора заметно подросли. Теперь ни на шаг не отстают от матерей-важенок. На удивление стали шустрыми. Просто так их теперь не поймаешь. Все они разной масти. Есть темные, есть красновато-серого оттенка. Встречаются пестрые. Редко, правда, но радуют глаз оленята-альбиносы.

Северная природа в конце весны щедра, как сам северный человек щедр душой. Все вокруг радует сердце. Склоны причудливых гор, небольшие горные лужайки принаряжаются отменно, будто сплошь затянуты изумрудным ковром. Олени в хорошем настроении. Они как люди. Радуются ясному небу, золотому солнцу.

Хозяин тайги – медведь после противостояния с дедом Отакчаном на склоне горы, что высится у речки Умбэ, больше не тревожил ни оленей, ни людей. А после нападения на старика возле лабаза и вовсе исчез, то ли затаился где-то в урмане, то ли ушел восвояси из этих мест. Правда, кое-где на мокром песке возле ручейков оленеводы видели отпечатки когтистых лап. Может, это тот, а может и другой, пришелец со стороны. Оленеводы теперь называют того медведя «наш». Они про себя и вслух благодарят хозяина тайги за добрососедство. Отакчан как бы невзначай напоминает о необходимости уважительного отношения к нему. «О нем нельзя говорить непочтительно. Это обернется против тебя самого, – повторяет при каждом разговоре о медведе. – Эвены издревле говорили: «Миролюбие медведя – к сытой жизни. Злой зверь – к неурожаю и голоду». Еще говорили наши предки: «Медведь хитрее человека, не пытайся с ним мериться умом».

Виктор с Байбалом почтительно слушали старика. По их любопытству видно было, как им интересны слова пожилого человека. Только Айчима, как всегда, посмеивался над стариком.

– Дед, сколько тебя слушаю, ты ни разу дурных слов о нем не говорил. Скажи, тогда почему медведь на тебя напал? – глаза Айчимы озорно поблескивали.

Дед Отакчан по своему обыкновению не сразу подал голос. Подбоченившись, сидел невозмутимо. Под конец вынул изо рта трубку, сунул во внутренний карман старой замшевой куртки и тихо заговорил:

– Абага был голоден. Сам знаешь. Ему жить хотелось. А без кормежки и он помрет. Свалил лабаз, разодрал кули с мукой и стал утолять голод. В это время к лабазу подъехал я с оленями. Абага неуступчив, потому задумал отстоять свою добычу. Другими словами, добытую им муку. Вот и напал. Скорее он умертвил бы меня тогда, но, видно, свыше до него дошел сигнал о том, что не на того напал. Вот и Кэрэмэс не случайно подоспел. А ты, Айчима, умеешь только лясы точить, а строить крепкий лабаз не можешь. Из-за твоей расхлябанности я попал в беду и едва не погиб. Тут не абага виноват, а виноват ты. Понимаешь, Айчима? То-то из милиции зачастили тогда ко мне в больницу и все допытывались. Все про тебя спрашивали.

Блаженная улыбка медленно сошла с самодовольного лица бригадира. В палатке воцарилась тишина.

Отакчан знает, о чем говорит. Природа мудра. Она берет под свою защиту всех: и зверей, и птиц. Белоснежную куропатку, например, не сразу заметишь в снегу. Эта безобидная краса Севера умеет себя обезопасить. Засыпает не просто так, а делает лунку в снегу, где и засыпает спокойненько. Ее не заметит ни сова, ни сокол, ни даже лиса. Ей помогает сама природа.

Однажды Виктор ехал к оленям. За ним неторопливо следовал дед Отакчан. Ехали по мари. Откуда-то со стороны послышался отчетливый зов куропатки-самца: «Кабяв-кабяв-кабяв!» И вдруг буквально из-под ног верхового оленя выпорхнула взрослая куропатка. Отлетев метров десять, села и вытянула шею.

Виктор соскочил с седла на землю и замахнулся палкой, чтобы запустить в куропатку. Сзади послышался негромкий оклик деда Отакчана: «Не смей!» Виктор, опуская палку, недоуменно оглянулся на деда. Между тем куропатка, все так же вытянув шею, побежала между кочками. Она явно не собиралась удирать. Ее что-то удерживало тут.

– Я бы попал в нее. Почему остановил меня, дед? – спросил Виктор, когда дед подъехал к нему.

Отакчан молча спешился.

– Ты слышал, как кабяв загалдел? – спросил дед.

– Слышал. Но голос его доносился издалека.

– Это куропаточья семейная пара. Самец издали караулил самку. Учуяв опасность, он поспешил подать сигнал тревоги. Куропатка поначалу, видно, затаилась в надежде, что мы проедем стороной. А ты, как назло, поехал прямо на нее. Вот она и выпорхнула. Поищи-ка тут, у тебя зоркие глаза. Где-то рядышком она понесла яйца, – дед говорил тихо и спокойно.

Виктор стал всматриваться в кочки.

– Нашел, дед! Вот они, яйца! – азартно вскричал Виктор.

Отакчан подошел к нему. В небольшом округлом сооружении из трав лежали шесть яиц. Они были пестрые, под цвет трав.

– Люблю вареные яйца, – с такими словами Виктор снял картуз и потянулся к яйцам, чтобы сложить их туда.

– Бери четыре яйца, а два оставь. Смотри, не дотрагивайся только к ним, – велит Отакчан.

– Давай все шесть возьмем, абага.

– Зачем? Это же потомство куропаточье. Пожалей куропатку. Она же будет горевать, если останется без птенцов. К тому же эвены не жадные.

Виктор не посмел спорить с дедом. В метрах пятнадцати-двадцати вновь появилась куропатка. А в ближнем лесу тревожился отец семейства: «Кабяв-кабяв-кабяв!»

«Каждый борется за свое выживание. Даже вот эта куропатка. Как она рисковала жизнью. Если бы не было деда рядом, я скорее всего подбил бы ее… Дед прав, тут даже спорить нельзя. Вот встречу Илани, обязательно ему расскажу об этом случае. Илани любит слушать такие байки. Ему хочется податься в оленеводы. Он как-то говорил мне об этом. По-моему, быть ему оленеводом недостаточно. Должен же кто-то из нас выйти в люди и отстаивать наши права. Может, из Илани выйдет толк. Сейчас мы все существуем, как эта куропатка, на которую я замахнулся было… Такая жизнь, если она продолжится, ничего хорошего нам не сулит», – Виктор весь погрузился в свои мысли.

* * *

Вчера оленеводы сменили стоянку. Перекочевали на речку Бургавли. К кочевью начали готовиться заблаговременно. Рачительные, опытные кочевники к следующему аргишу[17] начинают готовиться с первого же дня стоянки на новом месте. Заранее определяют место каждой вещи. Айчима не позволяет подолгу задерживаться на одной стоянке. Раньше при власти Советов сезонные маршруты кочевий строго контролировались. Руководство оленеводческой фермы находилось в селе. Заведующий фермой в любое время выезжал в любую бригаду. При этом без предупреждения, не пытаясь даже уточнить местонахождение стада. Ранней весной он сам собственноручно утверждал летние маршруты стад и по этой карте смело отправлялся к оленеводам. Те в свою очередь встречали его в той или иной местности строго по графику кочевий. Некоторые стада иногда запаздывали с кочевкой на пару дней. Тогда без замечаний не обходилось. Заведующий фермой был строг в этом отношении. Так делалось для лучшей сохранности и нагула оленей. А все это потом оборачивалось материальной и моральной пользой для самих же оленеводов. Айчима по-хорошему вспоминал то время.

Теперь над Айчимой никто не довлеет. Он сам все решает. Кажется, это ему тоже по душе. Летние кочевки, их маршруты, где сколько суток жить и дальше куда кочевать – все это его дело. Тем не менее в нем нет самодовольства. Его научили старшие наставники из советского времени неписаным правилам кочевой жизни. Давно усвоил реальную пользу незабываемого прошлого опыта. А в других стадах нынче жизнь свободная. Про графики маршрутных кочевий давно забыли. Могут сколько угодно жить на одной и той же стоянке. Никто от них ничего не требует. Олени до основания растаптывают ягельники. Вот такая вольная жизнь пошла. В таких бригадах больше расхлябанности, чем порядка. Там, где пасут оленей спустя рукава, где не дежурят, случаются большие потери. Ведь за оленями нужен глаз да глаз. А теперь никто ни за что не отвечает, да и некому требовать. Все это бросает тень на оленеводство. Да и профессия оленевода нынче никого не привлекает. Так думают многие. На самом деле большинство оленеводов – настоящие дети природы. Они-то другой жизни, кроме жизни в стаде, не воспринимают. У честного, порядочного оленевода и у оленя – одна судьба. Такой оленевод любит оленей. Где бы ни был, тоскует по ним. И олени также радуются своему хозяину, когда он возвращается к ним. В стадах, которые часто кочуют, олени упитанные, здоровые. Тут люди и олени поневоле часто общаются друг с другом. Вот такая взаимная любовь нынче исчезла. Навсегда ли?

Сам Айчима, понукаемый дедом Отакчаном, этому не верит. Он знает, что его пастухи Виктор и Байбал относятся к оленю ничуть не хуже, чем он сам. Айчима, к примеру, как увидит волчьи следы, теряет всякий покой. Дни и ночи напролет объезжает оленей. Виктор с Байбалом не отстают от Айчимы. Парни по очереди круглые сутки пасут оленей. Волк – хитрый и умный зверь. Нападал бы на оленей в любое время, да остерегается человека. Когда тот рядом с оленями, волк предпочитает держаться подальше. Отакчан и тут не отстает от молодых. «Ребята, всегда смотрите в оба. Не говорите потом, что я не учил вас. Как почувствует волк отсутствие человека, так тут же начинает свои разбойные набеги. Обычно он выходит на охоту ночью, когда темно. Знает зверь и о том, что люди ночью спят. Не упускает момента, потому нападает наверняка». Так он внушает оленеводам. Айчима в другое время спорил бы по обыкновению со стариком, но тут отмалчивается. Нутром понимает правоту старого оленного человека. Волков можно гнать, а то и добывать при помощи ружей, капканов, ядохимикатов. Но самое надежное средство защиты оленей от волчьих набегов – присутствие рядом человека. Ты, оленевод, не спи много, больше думай об оленях, об их сохранности. Вот тогда только добьешься удовлетворения трудом и самим собой.

Айчима, наскоро попив чаю, пошел к дальнему лесу у подножья зубчатой скалы. На себе притащил толстый сухостой для растопки. Сейчас с Кирилкой пилят его на чурки двуручной пилой. Мальчик подустал и вспотел, но виду не подает.

– Дождь нагрянет, Кирилка. Много дров потребуется тогда, – говорит Айчима, с довольным видом посматривая на мальчика. Ему нравится усердие Кирилки.

– Посмотри на небо, нет ни облака, откуда возьмется дождь? – не переставая тянуть пилу, спрашивает Кирилка.

– Чуешь дуновение холодного ветерка? – Айчима улыбается.

– Да, есть немного. Правда, так даже лучше, чем жара, – звонко откликается мальчик.

– Знаю, что будет дождь или выпадет снег по тому, как ноют мои кости, – тут с лица Айчимы исчезла улыбка.

Кирилка непонимающе смотрит на отчима.

– Тебе, Кирилка, рано обо всем этом знать. Вот состаришься, как я, тогда однако поймешь.

– Это ты старый? Нет, ты не старый, – смеется Кирилка.

– Почему так считаешь? – Айчима вновь улыбается.

– Потому что ты сильный.

Айчима перестал пилить. Некоторое время молча смотрел на Кирилку, потом мягко сказал:

– Ладно, иди отдохни, Кирилка. Остальное сам нарублю топором.

– Скоро вернусь и натаскаю дров в палатку, ладно? – Кирилка побежал к речке. Там он поищет камушки разных видов и немного поиграет.

«Иди резвись, пока мал. Пока я рядом, с тобой все будет в порядке», – Айчима глядел вослед Кирилке, чувствуя, как теплая волна прошлась по груди. В эти минуты ему вспомнился Илани, когда он был подростком.

* * *

Комариное нашествие началось нежданно. Оно наступило с ранними лучами солнца, когда люди еще спали. Еще вчера о комарах ничто не предвещало. А сегодня оленеводы проснулись от гула несметного числа комаров. Откуда они появились так неожиданно, этого никто сказать не может.

Стадо, спасаясь от них, прибежало к палаткам. Дежуривший ночью Байбал упустил их, потому отстал. Олени ошалело, без остановки кружились по явтаку[18]. Виктор еле успел поймать верховых оленей. Он опасался, что олени всем стадом могут умчаться, куда глаза глядят. Можно остаться без оленей. Пешком их не догонишь. Когда стадо ринулось вверх по речке, оленеводы поспешно принялись восстанавливать прошлогодние дымокуры. Прогнившие шесты заменили новыми. Благо, недалеко на склоне горы зеленел редковатый лесок. Собрали все, что могло гореть. У подножья горы в мешки затолкали мокрый бурый мох. Притащили мох к загорающимся кострам и бросили его в них. Повалил густой дым. Наконец-то задымили четыре дымокура. Олени, почуяв издалека дым, повернули назад к становищу, где стояли палатки. Ветра не было, потому от дымокуров пользы было немного. Олени теснились вокруг них, рискуя наступить на горящие угли.

Дымокуры не могли охватить, как того хотели оленеводы, все стадо. Олени, оказавшиеся вдали от спасительного дымокура, вновь пускались в бег навстречу слабому ветерку, увлекая за собой всех оленей. Олени знали, куда бежать. Их манило верховье реки. Там просторно, тягучий воздух не стоит на одном месте. Налетающий изредка ветер рассеивает его. Оленям только это и нужно. Но и тут они не останавливаются, как ошалелые, крутясь вокруг. Здесь им легче дышать, чем в низовье реки, где много тальника и кустарника. Там кипящим роем крутится комарье, там настоящий ад для всего живого.

Комары доставляли немало хлопот и самим оленеводам. Они нагло садились на открытые места тела: на руки, на лицо, лезли за ворот, пытались попасть в ноздри. Не было спасения даже внутри палаток, где по углам комары кишели гудящей темной массой.

Люди, хоть плачь, абсолютно не имеют никакой защиты от них. Было время, когда в стада доставляли дымовые шашки, противокомариные сетки для оленеводов, мази разные. Словом, о людях и оленях заботились. К сожалению, то время кануло в Лету. Сейчас настали другие времена, где на простых людей, оленных людей мало кто обращает внимание. Много говорильни и пустых обещаний. Все талдычат о каком-то мнимом развитии, о каких-то мегапроектах, до которых оленеводам далеко, как до небес. Те мегапроекты, о которых много шумят, вместо позитива вносят больше сумятицы в размеренную жизнь жителей тайги. Все ссылаются на какую-то демократию, на свободу. Оленеводы, от природы смекалистые люди, все понимают, но помалкивают. Все доброе и хорошее осталось в прошлом, ничего теперь не вернешь. Правда, один дед Отакчан остается при своем мнении: «В природе все меняется. Зиму заменяет весна, за весной наступает лето, затем осень. И жизнь человека крутится так же. В ней нет ничего, пришедшего навсегда. И это непонятное сложное время тоже уйдет. Вот увидите, оно обязательно уйдет. Я-то скорее не доживу до того светлого дня. Говорят, сейчас много воруют. Те убегут в чужие страны. А вы будете смеяться им вослед». На эту тему дед много рассуждал. С ним никто не спорил.

Виктор с Байбалом погнали стадо в горы, где свежий воздух. К вечеру наступит прохлада.

Солнце клонилось к закату. Оно медленно опускалось на вершины хребтов, озаряя их скалистые склоны золотым покрывалом. Вот-вот оно исчезнет за ними. В это время к Айчиме пришел дед Отакчан.

– Айчима, здесь оленям худо. Перекочуем-ка на верховье речки Нолима, – заговорил он.

– Через перевал, что ли?

– Надо оленей спасать.

– Пожалуй, ты прав, дед. Завтра откочуем, – немного подумав, согласился Айчима.

С вечера до поздней ночи готовились к кочевке. На нарты положили продукты, хозяйственную утварь, палатки. Остальные вещи навьючат на оленей.

Утром проснулись рано. Стадные олени с первыми солнечными лучами сами прибежали к людям. Комары по-прежнему сильно гудели. Олени, как обычно, не остановились, а продолжали бежать вкруговую, поднимая пыль. Это стоило им большого напряжения сил. Оленеводы привычны к любому труду. Они делают свое дело при любых условиях. Так случилось и на этот раз. Без криков и ругани прошла ловля оленей. На нервозность и плохое настроение человека олени весьма чутки. Иным может казаться, что олень ничего не понимает, а на самом деле у этого животного тонкое чутье. Как только в очередной раз стадо умчалось к верховью реки, не мешкая, даже не попив традиционного чаю перед кочевкой, люди выехали. Их прочь гнали комары.