– Это – точно! – подтвердил Октавий. – Прости за подробности, но я два года назад видел, как за ней со слезами на глазах бегал сам Марк Катон! И знаешь почему? Она не хотела с ним общаться, потому что он не стал сенатором и не служил у Помпея. Представляешь? Так и сказала: «Как мы можем встречаться с тобой, Марк», – подражая голосу Эмилии, нежно протянул Октавий, – «если ты не можешь защитить меня от ночных бандитов? У тебя же нет даже своего дома. А мне нужен бассейн. Маленький фонтанчик у тебя во дворе скорее похож на тазик для ног, чем на усладу для тела. Говорят, ты даже в термы не ходишь и просто пудришь лицо», – Октавий от смеха закашлялся, схватился за грудь и покраснел.
– Да, я тоже слышал об этом, – подтвердил Гай Кассий. – Причём, жена Марка, Сестерция, приняла эти слова как подтверждение их тайной связи. После этого сына Катона целый месяц не было видно. Говорят, лечился от побоев ревнивой жены. Ты ведь служил в Квинтом Цицероном в Галлии у Цезаря, так?
– Да, – кивнул Лаций.
– Он тоже предлагал ей выйти за него замуж и стать матерью его детей. Представляешь?
– Но я пока не собираюсь жениться, – пробормотал Лаций, хотя в душе очень этого хотел. Он опустил взгляд, чувствуя, что впервые в жизни краснеет.
– Естественно! Где найти столько золота? – продолжал давить на больное место Октавий. – Если она таким денежным мешкам отказывает! Кстати, никто её так и не смог приручить, кроме Мессалы Руфа. Говорят, он её единственный любовник.
– Он не любовник, – покачал головой Лаций. – Это – точно. Я знаю.
– А чего тогда так переживаешь? – спросил Кассий.
– Не знаю. Она… она – очень красивая и понимает меня.
– Лаций, похоже, ты пропал…
– Наверное, да, – опустил глаза он, благоразумно решив больше не рассказывать товарищам о своих чувствах.
– Послушай, у тебя сейчас проблем больше, чем надо – нет ни дома, ни имения, ни денег. Надо как-то уладить дело с судом и смертью Клавдии Пизонис, – жёстко и беспощадно рассуждал Кассий. Лаций не стал спорить. Тот продолжил: – Сейчас тебе надо накопить достаточно денег, чтобы нанять хорошего адвоката и свидетелей в Риме. Доказать твою невиновность будет сложно. Придётся её покупать. Поэтому унижаться перед Эмилией не стоит. Не обижайся! Прими мои слова, как слова друга.
– Я не обижаюсь. Но почему унижаться? Я не собираюсь ей ничего обещать.
– Ну тогда прости! Считай, что мы погорячились. Просто нам всем показалось, что ты попал в ловушку и не можешь из неё выбраться из-за денег. Мы думали, что тебе нужны деньги Эмилии. Ладно, тогда поехали в лагерь! У Красса там какие-то новые желания, – сказал он и встал. Уже тогда Лацию бросилась в глаза эта черта Гая Кассия – практичность. Этот молодой и способный квестор всегда и во всём стремился добиться ясности и чёткости. Его всегда раздражали пустая трата времени и пустословие. Размышляя над этим, Лаций невольно поймал себя на мысли, что этими качествами Гай Кассий очень напоминал ему Юлия Цезаря, только моложе и беднее, а потому – вспыльчивее и резче.
В лагере Лация сразу вызвали к Крассу. Как оказалось, консул тоже хотел поговорить об Эмилии. Обычно тщательно приглаженные седые волосы консула были на этот раз взлохмачены, брови сошлись на переносице и на лице застыло непонятное напряжение.
– Садись, – без приветствия сказал он.
– Благодарю тебя, – Лацию бросилось в глаза, что Красс даже не посмотрел на него, расхаживая по палатке и нервно теребя подбородок.
– Ко мне тут заходил Марк Валерий. Говорит, что у него есть для тебя хорошее место на Сардинии. Его связи помогли бы тебе с назначением в Сенате. Ну а проблемы в суде он сам решит, – Красс замолчал, но выражение лица у него не изменилось. Какая-то мысль по-прежнему не давала ему покоя.
– Что значит, сам решит? – не понял Лаций.
– При помощи денег.
– И что я должен сказать? – спросил он.
– Хочешь ли ты уехать через два дня в Рим и стать наместником на Сардинии? – открыто спросил Красс.
– Наместником?! – Лаций удивлялся всё больше и больше. – Я ничего не понимаю. Здесь что-то не так. Зачем Мессале Руфу беспокоиться о моей судьбе? Он мог бы назначить туда своего сына или одного из своих этих… э-э, как бы это сказать… – Лаций замялся.
– Мальчиков? – подсказал Красс с презрительной усмешкой.
– Да.
– Дело в том, что своего сына он хочет назначить наместником на Сицилии. Ну и ты прав, Марку Валерию действительно до тебя нет никакого дела. Его просто попросили. Причём, настойчиво. Надеюсь, не надо говорить, кто. Ты и сам догадываешься, – Красс поднял глаза на Лация, и тот в замешательстве отвёл взгляд в сторону. Но консул, казалось, не обратил на это внимание.
– Но я же не просил… – запнулся он.
– Я дам тебе совет, – решительно произнёс Красс. – А ты решай, что делать. У тебя нет сейчас дома и имения. У тебя пока мало собственных средств. Пока ещё никто не знает о Парфии и Индии. Когда мы придём туда, будет другое дело, ты станешь богаче половины римских сенаторов. Но сейчас ты – беден, прости за правду, никому не нужен. Сардиния – прекрасный вариант. Надёжный и стабильный. За пару лет сможешь извлечь оттуда достаточную сумму, – консул вздохнул и о чём-то задумался. Лаций тоже молчал. Уже второй раз за день ему говорили о сложном положении, поэтому сейчас надо было понять, что это значит. Какой знак посылают ему всесильные боги? Или не боги? Что от него хотят?
Консул, тем временем, продолжил:
– Эмилия Цецилия – очень обеспеченная женщина. Но это сегодня. А через год или два, не говоря уже дальше, её имение тоже может постигнуть неурожай или засуха, как запад Италики два года назад. Деньги под процент она не даёт, торговлей не занимается. А на подарки от богатых покровителей долго не проживёшь. Кстати, с ней сейчас пытается наладить связи Помпей. Поэтому мой тебе совет: постарайся сделать так, чтобы она не рассчитывала на тебя в будущем, – Красс замолчал. Эти слова решили всё. Лаций мог пойти против Красса, но тот спас его в порту Брундизия, взяв с собой в Азию. Эмилия тоже спасла его, но, в отличие от Красса, не могла обещать надёжное будущее, славу, победы, деньги и место в Сенате – всё то, ради чего он жил и готов был пожертвовать жизнью. Зачем было становиться простым наместником на Сардинии? Ведь тогда все будут обсуждать его неудавшееся прошлое и никчемное настоящее. Мог, но не сумел. Нет, выбор был очевиден.
– Я всё понял, консул, – твёрдым голосом ответил Лаций. – Я не поеду с сенатором в Рим и Сардинию. Я останусь здесь.
– Парфия, Парфия, а потом – Индия. Да, ты прав, это не Сардиния! Надеюсь, что это твоё собственное решение, а не моё давление? – на всякий случай спросил Марк Красс.
– Да, это – моё решение. Я не гонюсь за попутным ветром и ценю твою помощь.
Лаций вышел из палатки консула и некоторое время стоял на месте, подставив лицо холодному ветру. Эмилия уезжала через два дня. И ему надо было поговорить с ней об этом до отъезда.
ГЛАВА ПРОЩАНИЕ С ЭМИЛИЕЙ
На следующий день она ждала его в беседке у фонтана, кутаясь в большую тёплую накидку. Рядом стояли две рабыни с корзинками и водой. Лаций осторожно присел на край скамейки, не решаясь начать разговор первым.
– Идите! – кивнула служанкам Эмилия и повернулась к нему. – Ты сделал свой шлем? – стараясь скрыть грусть в голосе, спросила она.
– Шлем? – он был так удивлён, что на мгновение забыл, о чём хотел поговорить, и нахмурился. Грустная улыбка и опущенные уголки глаз сразу же напомнили ему о разлуке, и Лаций, не выдержав, стыдливо отвёл взгляд в сторону.
– Ты хотел сделать шлем у кузнеца, в городе. Помнишь? – каким-то неестественно тихим, покорным голосом спросила Эмилия, и он понял, что ей тоже не хочется говорить о расставании.
– Я вчера долго думал, как поговорить с тобой об этом, – решил сразу начать с главного он. – Дело в том, что Марк Красс предложил мне вчера уехать в Рим… с сенатором Мессалой Руфом. Тот обещал добиться для меня какой-то должности на Сардинии. Обещал решить все проблемы в суде… – в горле запершило, он запнулся, чувствуя, что говорит совсем не о том. – Но я не хочу уезжать. У меня нет сейчас ни дома, ни имения, ни денег, чтобы вернуться в Рим. Сардиния – это болото, понимаешь? Что там делать? Только собирать оливки, ловить рыбу и получать из Рима заказы на хлеб и вино?
– Лаций, – спокойно произнесла Эмилия, – ты это хотел мне сказать? – она замолчала. В воздухе повисла неудобная тишина. Совсем рядом ехала какая-то повозка, и непослушный осёл не хотел везти тяжёлый груз. Хозяин ругался и отчаянно бил животное. Ишак в ответ громко орал и не двигался с места. Лаций в душе ругал себя самыми последними словами, но чувствовал, что не может говорить об их отношениях. Он поднял взгляд на Эмилию, и та увидела в них отчаяние. Она сидела прямо, сложив ладони на коленях. Густые волосы были собраны на затылке в простой узел. Чёрные брови, эти чёрные брови, с которых он не раз стирал краску, чтобы, шутя, испачкать ей щёки, сейчас изогнулись над печальными глазами тонкой дугой страдания и боли.
– Нет, не это, – пересилив себя, наконец, тихо произнёс он. – Я думаю о тебе всё время. И мне без тебя плохо. Я бы хотел, чтобы ты сказала мне: «Где ты, Гай, буду и я, Гайя». Но у меня нет даже дома, где ты могла бы произнести эти слова! Понимаешь? Я не могу вернуться в Рим вот так, как побитая собака, – со вздохом произнёс он. – Я всё знаю. Это ты попросила Мессалу Руфа помочь мне. Но я не хочу такой помощи. И твоей помощи – тоже, – в его голосе невольно прозвучало раздражение. – Не знаю, почему. Но не хочу. Я вернусь в Рим с Крассом, а не с тобой. И ещё… ещё я не хочу быть твоим любовником. Я хочу быть твоим мужем, и мне плевать, что будут об этом говорить.
– Лаций, я тебя ни в чём не виню. И ни о чём не прошу, – покорно произнесла она. Нежная улыбка тронула губы Эмилии, и в глазах засветилось счастье. – Почему ты оправдываешься? Я боялась, что ты соврёшь и не скажешь это, – её голос звучал беззащитно и нежно. Лёгкие оттенки бархатной хрипотцы были едва слышны, и его снова потянуло к ней. Эмилия как-то странно улыбнулась и сложила руки на животе. Внезапно по её лицу промелькнула тень, и, взяв Лация за локоть, она тихо произнесла: – Я была в храме, а потом жрецы провели для меня ауспиции.
– И что? – напряжённо спросил он, предчувствуя неприятные новости. Гадания всегда вызывали у него настороженность и волнение.
– Я скажу тебе ровно половину. Если ты вернёшься в Рим, то я скажу тебе: «Где ты, Гай, буду и я, Гайя». Обещаю тебе! Ты будешь самым счастливым мужчиной в мире! Но только вернись!
– Что за чушь! Почему ты так говоришь?
– Потому что жрица в храме Изиды сказала, что в Красса вселился бог жадности и он приведёт его к гибели.
– Это можно было сказать и без пророчества, – недовольно пробурчал Лаций.
– Наверное, да. Но ещё она сказала, что один человек победит всё римское войско за один день. Совсем скоро. В живых останутся единицы. Поэтому я и прошу тебя быть осторожным.
– Это – невозможно! Жрица ошиблась! Ты знаешь, что такое сорок тысяч человек? Кто их здесь может победить? Кто? В Азии нет такой силы? Не то что силы, здесь просто нет столько людей. Ни в одной армии. Поверь мне…
