Книга Риббентроп. Дипломат от фюрера - читать онлайн бесплатно, автор Василий Элинархович Молодяков. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Риббентроп. Дипломат от фюрера
Риббентроп. Дипломат от фюрера
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Риббентроп. Дипломат от фюрера

Подлинная биография Риббентропа нисколько не похожа на фильмы про Джеймса Бонда. Летом 1918 года, когда положение Турции из критического превратилось в катастрофическое, его вызвали в Берлин для доклада. «Один из господ в центральном отделе военного министерства, к которому я явился, счел мое сообщение столь важным, что уже через несколько часов мне пришлось лично докладывать самому военному министру [Пруссии, Герману. – В. М.] фон Штайну – бывшему начальнику и хорошему знакомому моего отца. Но он принял меня крайне немилостиво. Признать перед молодым лейтенантом ненадежность турецкого союзника военному министру никак не улыбалось; он прервал мой доклад и стал расспрашивать меня… о немецких школах в Турции! А потом довольно холодно – но с приветами отцу – позволил удалиться»33.

Не эта ли поездка породила легенду о предании Риббентропа суду за дезертирство, когда за него заступился Папен? «Фантасты» пишут об обвинении в «самовольном оставлении части» и объясняют его шпионскими подвигами в Америке, о которых даже командиру полка знать не полагалось. Папен, посвященный в тайну, не мог ее раскрыть, но поручился за товарища словом офицера34.

По воспоминаниям Риббентропа, он узнал об отречении кайзера и окончании войны от своего непосредственного начальника, майора Майера, так что происходило это, видимо, в Константинополе или поблизости от него. К тому времени большую часть немцев, включая посольство, уже эвакуировали через Одессу и Севастополь – единственный путь к отступлению до тех пор, пока у Германии сохранялись дипломатические отношения с большевиками, но вскоре и он был отрезан35. Не приводя дат, Риббентроп прочертил такой пунктир: «После интернирования в азиатской части Турции, ночной переправы через Босфор, чтобы не дать документам военного министерства попасть в руки врага… после попытки пробраться в Германию через Россию, после уличных боев в Одессе и обратного пути в Константинополь мне, наконец, посчастливилось вернуться на родину через Италию»36. Произошло это в начале 1919 года: одни источники называют январь, другие – март.

Явившись в Военное министерство, обер-лейтенант Риббентроп получил приказ принять участие в подготовке мирной конференции. В официальных изданиях нацистского периода он фигурирует как ее участник, хотя до Парижа так и не добрался. Германское правительство отказалось подписывать предложенный ему кабальный договор. Ужесточение блокады вынудило Берлин принять его, но Матиас Эрцбергер, поставивший свою подпись под договором, позже поплатился за это жизнью (Риббентроп послал его вдове телеграмму соболезнования).

Сделав окончательный выбор в пользу гражданской жизни, Иоахим вышел в отставку и поступил на службу в «берлинский филиал одной старой бременской фирмы, занимавшейся импортом хлопка… После того, как мне удалось осуществить несколько удачных сделок, я приобрел еще большее доверие хозяев, которые относились ко мне с поистине ганзейской купеческой широтой»37. Первые заработки пошли на поправку семейных дел, включая выплату долгов за лечение брата Лотара, которое так и не спасло его от ранней смерти в декабре 1918 года. Но главным бизнесом отставного гусара стал не хлопок, а спиртные напитки.

Недоброжелатели не упускали случая обозвать Риббентропа «торговцем шампанским». Сам он предпочитал уклончиво говорить об «экспортно-импортной фирме». Несмотря на послевоенную разруху, «спекулянты процветали, а молодежь стремилась в вихре удовольствий позабыть о своей четырехлетней героической, но, по всей видимости, бесцельной борьбе во имя Германии»38. Денег у «героев тыла» было предостаточно, и они охотно тратили их на предметы роскоши, включая французское шампанское. Риббентроп уже в 1919 году наладил его контрабандные поставки, поскольку официальный запрет на ввоз в Германию импортного алкоголя был снят лишь 1 января 1924 года. Прекрасно одетый, элегантный и учтивый молодой человек, к тому же отличный танцор, органично вписался в среду нуворишей, которым «по случаю» предлагал настоящее «Поммери» и «Вдову Клико». Шампанское стало для него знаком судьбы: в том же 1919 году на курорте Бад-Хомбург, на теннисном корте Иоахим познакомился с Аннелиз Хенкель, дочерью «шампанского короля» Отто Хенкеля (фирма Henkell & Co, основанная в 1832 году, существует до сих пор).

Аннелиз было 24 года, – на три года меньше, чем Иоахиму. Согласно расхожему мнению, она не блистала красотой, не могла похвастаться крепким здоровьем (страдала мигренями), но отличалась умом, честолюбием и сильной волей, не стесняясь перечить родителям и настаивать на своем. Их любовь была быстрой, яркой и взаимной – уже 5 июля 1920 года они поженились. Родители невесты были не в восторге от зятя: приятная внешность, хорошие манеры и знание иностранных языков (в его немецком замечали даже легкий английский акцент) едва ли могли компенсировать отсутствие образования, профессии и состояния, а опыт военной службы ценился в веймарской Германии совсем не так, как в кайзеровской. Мемуаристы приводят немало колкостей, сказанных родственниками в его адрес, включая фразу тещи: «Из всех моих зятьев больше всего преуспел самый глупый»39. Однако старший сын пишет о «бабушке Хенкель, очень любившей отца»40.

Риббентроп посвятил предсмертные записки «моей превыше всего любимой отважной жене» и написал о ней коротко, но выразительно: «Она подарила мне больше двадцати пяти лет безмерного счастья и нашу “пятерку” – троих сыновей и двух дочерей[10]. Суждено ли кому-нибудь пережить столько любви, радости и глубокой преданности друг другу, даже и в горе, чем довелось нам вдвоем? Разве может смертный требовать от судьбы большего блага, чем это?»41 Они, действительно, были хорошей парой, потому что не только любили, но и дополняли друг друга. Волевая Аннелиз подталкивала Иоахима к «деланию карьеры», едва ли предполагая, чем это может закончиться…

Отто Хенкель мог недолюбливать зятя и не одобрять его методы ведения бизнеса (клиентам приходилось выбирать: либо приобретать весь предложенный ассортимент, либо не получить ничего), но был вынужден признать в нем хорошего коммерсанта. Не допустив зятя до партнерства, он сделал фирму «Шёнеберг и Риббентроп» (Schöneberg und Ribbentrop) своим главным торговым агентом; с 1931 года Иоахим владел фирмой единолично, переименовав ее в Impegroma, то есть «Импорт и экспорт великих марок» (Import und Export Großer Marken), и только после назначения послом в Лондон передал управление родственникам жены. Ко всеобщему изумлению, Риббентроп сумел прорваться не только на британский, но и на французский рынок шампанского, играя на соотношении цены и качества.

Другим его успехом стало приобретение исключительных прав на продажу в Германии виски «Джонни Уокер», причем при занятных обстоятельствах. Узнав по прибытии в Лондон о том, что конкуренты выехали в Шотландию на поезде, Иоахим арендовал небольшой самолет и приземлился прямо в поместье сэра Александра Уокера, не только опередив соперников, но и произведя впечатление на хозяина, который отдал контракт предприимчивому немцу. Если полеты в Москву в 1939 году стали сенсацией мирового значения, то можно представить, как это воспринималось пятнадцатью годами ранее! Рудольф фон Риббентроп добавил, что после Второй мировой войны Уокер «сохранил верность нашей семье» и «предоставил моей матери и мне безвозмездно средства для оплаты французского адвоката, который должен был блюсти мои права пленного против французской юстиции»42.

Иоахим быстро научился мыслить стратегически, пусть пока в пределах своего бизнеса. Дипломат Пауль Шварц, знавший его с 1919 года, вспоминал, что, отправляясь в 1926 году генеральным консулом в Коломбо (Цейлон), поручил Риббентропу организовать перевозку своего винного погреба к новому месту службы, климат которого так отличался от берлинского. Тот не только доставил всё в целости и сохранности, но приложил образцы вин и коньяков, которыми торговала его фирма. Инвестиции дали дивиденды – через несколько лет «Шёнеберг и Риббентроп» прибавили к своим рынкам Цейлон и Южную Индию43. Их бизнес пережил крах германской марки в 1923 году и начавшуюся в 1929 году Великую депрессию, так что Риббентроп имел все основания говорить: «В середине 20-х годов моя импортно-экспортная фирма стала одной из крупнейших в своей области»44.

Риббентропы обосновались в Далеме, аристократическом районе Берлина, выстроив стильную виллу на Ленце-аллее 7–9, с садом, бассейном, теннисным кортом, вышколенный прислугой, безукоризненной кухней и превосходным винным погребом. По свидетельству дочери их тогдашних знакомых – берлинских евреев-коммерсантов – Риббентропов прозвали «Риббенснобами»[11]. И не без оснований.

В дополнение к материальному благополучию и светским знакомствам Иоахим решил обзавестись аристократической приставкой «фон». Республиканские законы лишили аристократию привилегий, но разрешали использовать дворянские титулы и приставки «фон» и «цу» как часть фамилии, что повлекло за собой волну усыновлений. В 1925 году Иоахима усыновила Гертруда фон Риббентроп, которую он называл «тетей». Биографы утверждают, что их общий предок жил за два столетия до описываемых событий45, однако Рудольф фон Риббентроп, несомненно, знающий историю своей семьи, по-иному описывает их родство и историю усыновления:

«Генерал Карл фон Риббентроп [отец Гертруды. – В. М.] имел сына и дочь. У сына детей не было. На смертном одре отца-генерала он пообещал тому сохранить принадлежавшее этой семейной ветви дворянство с помощью усыновления внутри семьи, оттого что потомства от Фридриха фон Риббентропа, генерал-интенданта, тоже не осталось. Еще перед Первой мировой войной он обратился к дедушке Рихарду, предложив усыновить его. Однако тот, своевольный, как мы еще увидим, человек, дал своему двоюродному брату [выделено мной. – В. М.] от ворот поворот. Тогда он предложил усыновить старшего сына дедушки, дядю Лотара, брата нашего отца. Но так как оба брата в этот момент уже жили в Канаде, до Первой мировой войны сделать это уже не удалось. Почти сразу после войны, в 1919 году, Лотар умер от туберкулеза легких в Швейцарии. А отец вернулся из Турции в Германию только в 1919 году. Инфляция была в полном разгаре, и членов семьи волновали тогда совсем другие заботы, чем возможное усыновление. Когда общие условия несколько упрочились, сын генерала – его звали Зигфрид фон Риббентроп – вернулся к мысли об усыновлении. Тем временем он, однако, удочерил дочь своей жены от ее первого брака.

Так пришли к соглашению, что отца должна усыновить его [Зигфрида] сестра, дочь генерала. Эта уважаемая нами тетя Гертруда жила в Наумбурге, там же, где и наши дедушка с бабушкой. Она не была благословлена земными благами, осталась незамужней, инфляция обесценила ее сбережения, так что мой отец помогал ей уже в течение долгого времени. Это, разумеется, продолжалось и после усыновления; помимо того, после усыновления он и по закону обязан был это делать. […] Зигфрид фон Риббентроп и его сестра Гертруда по желанию их отца должны были передать унаследованный ими дворянский предикат той семейной ветви, чьи члены проявили себя “на поле боя”. Три поколения: мой прадедушка, мой дедушка и мой отец были награждены Железными крестами 1-го класса в войнах 1870–1871 и 1914–1918 годов. […] Тетя Гертруда по всем правилам уведомила об усыновлении, как это тогда было принято, Дворянское собрание»46.

Рихард Риббентроп дистанцировался от претензий сына, Хенкели злословили по адресу «нашего титулованного родственничка». Новоиспеченного «фона» не включили в «Готский альманах» – авторитетнейшее генеалогическое издание – и поначалу прокатили на выборах в аристократический «Унион клуб». Мемуаристы и биографы спорили, приняли Иоахима туда или нет, пока его сын не поставил точку в этой истории: «Согласно свидетельству господина фон Болье, многолетнего секретаря клуба, отец уже 10 августа 1928 года по решению приемной комиссии стал членом “Унион-клуба”»47. За него хлопотали фон Папен и сослуживец по Первой мировой войне граф Вольф-Генрих фон Хельдорф48. Аннелиз не любила Хельдорфа – гуляку, бабника и картежника, вечно сидевшего без денег, хотя Папен числил его в друзьях. Но дело было не только в образе жизни: именно Хельдорф впутал Иоахима в политику.

3

В двадцатые годы Иоахим фон Риббентроп интересовался политикой лишь настолько, насколько это было принято в его среде, и не участвовал в «политическом процессе», а попытки проникнуть в узкий круг лиц, приглашаемых на приемы в иностранные посольства (самым демократичным было американское, самым снобистским – голландское), свидетельствовали лишь о социальных амбициях. Это «фантасты» превратили его в участника реакционного Капповского путча 1920 года в Берлине вместе с Требич-Линкольном, действительно имевшим к нему отношение49. Иоахим слыл консерватором, националистом и антикоммунистом, но не был замечен ни в антиреспубликанских акциях, ни в антисемитских настроениях. Среди деловых партнеров и гостей далемской виллы было много евреев. По свидетельству дочери одного из них, Герберта Гутмана из Дрезденского банка, хозяин не раз «играл на скрипке в компании своих хороших еврейских друзей»50. А вот Хельдорф сразу после войны служил в добровольческих формированиях «Фрайкора» и участвовал в Капповском путче, после поражения которого скрывался в Италии. Вернувшись в Германию в 1926 году, он вступил в НСДАП.

Ранние контакты Риббентропа с нацистами окутаны мраком. Когда они были у власти, он гордился, что поддерживал их с 1930 года. На суде и в мемуарах он утверждал, что впервые встретился с Гитлером в августе 1932 года51. «Фантасты» сообщают, что лейтенанты Риббентроп и Розенберг[12] познакомились с ефрейтором Гитлером еще в конце войны, поручив ему наблюдение за собраниями коммунистов; их вторая встреча якобы произошла в Берлине в дни Капповского путча, куда Гитлер прибыл вместе со своим другом Дитрихом Эккартом и откуда Риббентроп после краха всей авантюры помог им бежать в фургоне, перевозившем шампанское «Хенкель». Гюнтер пишет, что сближению Гитлера и Риббентропа способствовал Рудольф Гесс – фронтовой товарищ и друг Иоахима. Это совершенная нелепица – Риббентроп и Гесс познакомились не ранее 1932 года. Впрочем, и здесь можно отыскать рациональное зерно: если вместо Розенберга, Гесса (Глен называет столь же невероятного Рёма) и «ефрейтора Гитлера» подставить фамилию Хельдорфа, сказанное будет похоже на правду52. Некий звон «фантасты» все-таки слышали…

Попробуем подытожить то, о чем мы знаем наверняка.

Двадцать третьего июля 1928 года гауляйтер Берлина Йозеф Геббельс провел вечер в Висбадене вместе с Риббентропами, которые навещали родственников Аннелиз. «Милая пара. Нашлось много о чем поговорить», – гласит краткая запись в его дневнике53. Геббельс был скандально известен на всю Германию, в том числе нападками на главу берлинской полиции еврея Бернхарда Вайсса, так что в столице респектабельные «Риббенснобы» едва ли стали бы с ним встречаться. В 1934 году, не найдя своей фамилии в только что изданной книге Геббельса о приходе нацистов к власти «От “Кайзерхофа” до Имперской канцелярии», Иоахим заметил: «Говорят, что фальсификация истории начинается через пятьдесят лет. Неверно – она уже началась»54.

Риббентроп продолжал общаться с Хельдорфом, но лишь как со старым знакомым, а не нацистским функционером (с 1931 года тот возглавлял берлинских штурмовиков, а годом позже был выбран от НСДАП в прусский ландтаг). На суде в Нюрнберге Викко фон Бюлов-Швандте, бывший офицер и дипломат, знавший и Риббентропа, и Хельдорфа, утверждал, что в 1930 году при его посредничестве Гитлер и Риббентроп встретились на обеде у принца Виктора цу Вида; будущий рейхсминистр так пленился филиппикой будущего фюрера против коммунистов, что тут же вручил ему чек на шесть тысяч марок55. Более достоверным представляется рассказ Бюлова-Швандте об обеде в Далеме весной 1932 года, где между Гитлером и хозяевами состоялась беседа на внешнеполитические темы. «Судьба вошла в дом нашего детства неприметно, почти бесшумно»56.

Фюрер очаровал Иоахима и Аннелиз – он был не таким, как все. Симпатия оказалась обоюдной. «Еще при первой встрече с Адольфом Гитлером его личность произвела на меня сильное впечатление […] Он никоим образом не был человеком компромиссов… Вместе с тем мог быть подкупающе любезен, сердечен и открыт […] Когда он хотел привлечь кого-нибудь на свою сторону или добиться чего-нибудь от собеседника, он делал это с непревзойденным шармом и искусством убеждать […] Он обладал несгибаемой волей и немыслимой энергией в достижении своих целей. Его интеллект был огромен, а способность схватывать все на лету – ошеломляюща. Мир его представлений и фантазий всегда характеризовался крупными историческими перспективами и параллелями». И рядом с восторгами – признание: «За все годы этого сотрудничества я в человеческом плане не сблизился с ним в большей мере, чем в первый день нашего знакомства, хотя мной пережито вместе с ним так много. Во всем его существе было что-то такое, что невольно отстраняло от личного сближения с ним»57.

Первого мая 1932 года Иоахим фон Риббентроп вступил в НСДАП и получил партийный билет № 1 199 927, хотя сам позднее утверждал, что это произошло в августе того же года, после первой (!) встречи с Гитлером58. Видимо, в августе в партию вступила Аннелиз – ее билет имел № 1 411 594. Правда, оба встали на партийный учет не у себя в Далеме, а в баварском Розенхайме – чтобы не повредить деловой репутации.

Летом 1932 года Риббентроп ездил к Гитлеру в Берхтесгаден, осенью участвовал в переговорах между нацистами и националистами о формировании коалиционного правительства. Папен, занимавший пост рейхсканцлера с 1 июня по 3 декабря 1932 года, пользовался поддержкой президента Гинденбурга, но был на ножах с Рейхстагом, в котором самой динамичной и влиятельной фракцией стали нацисты, поскольку остальные (кроме коммунистов) демонстрировали полную беспомощность и разобщенность. Консерваторы и военные, включая преемника Папена на посту канцлера, «политического генерала» Курта фон Шлейхера, решили «приручить» Гитлера, предложив ему пост вице-канцлера при рейхсканцлере Папене и несколько второстепенных должностей для его партайгеноссе. В 1921–1922 годах итальянские националисты пытались проделать такой же трюк с Муссолини, но тот решительно отказался, соглашаясь лишь на пост премьера, пусть в коалиционном кабинете при меньшинстве своей партии. Гитлер учел опыт старшего товарища и в итоге получил то, к чему стремился.

Январские переговоры 1933 года, предшествовавшие назначению Гитлера рейхсканцлером, не раз описаны в литературе (в том числе в записях Иоахима и Аннелиз), равно как и неудачные попытки Шлейхера расколоть НСДАП, перетянув на свою сторону ее радикальное крыло во главе с Грегором Штрассером, которого тоже соблазняли вице-канцлерством. Нас интересует роль Риббентропа, относительно которой полной ясности нет. Официальные нацистские издания уверяли, что кабинет Гитлера был сформирован «при его посредничестве», а «фантасты» объявили Папена и Риббентропа главными виновниками прихода фюрера к власти, правда, безбожно перевирая факты59. Однако имени Риббентропа в этой связи не упоминают ни Папен, ни глава Президентской канцелярии Отто Мейснер, представлявший на переговорах Гинденбурга, ни Геббельс – а это люди знающие. Свидетельства самого Риббентропа тоже двойственны. С одной стороны: «Когда я в 1931–1932 годах увидел, что Германия приближается к пропасти, то приложил все свои усилия, дабы помочь образованию национальной коалиции буржуазных партий и национал-социалистов»60. С другой: «Я предоставил свой дом в Далеме для нескольких встреч Гитлера с Папеном […] На переговорах в моем доме я являлся только посредником и сам к ним допущен был не всегда»61. Впрочем, у Риббентропов и без гостей хватало хлопот: 19 декабря, в разгар переговоров, родилась их вторая дочь Урсула, третий ребенок в семье.

Наиболее точным представляется именно определение «посредник», особенно в отношении контактов между Гитлером и Папеном. Если бы Риббентропа не существовало, у нацистов и консерваторов нашлись бы другие общие знакомые с подходящей виллой для конфиденциальных встреч, и Гитлер все равно пришел бы к власти. Если бы Риббентроп играл самостоятельную политическую роль, он мог бы рассчитывать на хороший пост – либо от нацистов, либо от националистов, составлявших большинство нового кабинета. Однако этого не произошло62.

Глава 2

Дипломат нового типа

(1933–1935)

…Ощутишь спиной негибкой,Что глядит тебе с улыбкойКто-то вслед. И будет этоЛюцифер, носитель света,Ангел утренней звезды.Михаил Щербаков1

Насколько Риббентроп считал себя специалистом в области внешней политики, сказать трудно. Знатоком его считал Гитлер, собственные познания которого об окружающем мире были весьма скромны. Бесспорно другое: его амбиции были связаны именно с дипломатией.

Если верить Папену, вскоре после прихода нацистов к власти Риббентроп обратился к нему с просьбой о содействии в получении поста статс-секретаря МИДа. Почему к Папену, а не к Гитлеру? Потому, что их знакомство было более давним и более близким? Думаю, решающую роль сыграло то, что министерство, известное в обиходе как «Вильгельмштрассе» (по названию улицы, на которой оно находилось), возглавлял барон Константин фон Нейрат, приглашенный на этот пост именно Папеном. Одним из условий назначения Гитлера рейхсканцлером было невмешательство нацистов в деятельность МИДа, глава которого напрямую подчинялся президенту Гинденбургу. На это пришлось согласиться. Понимая, что Нейрат – консерватор, аристократ и мастер дипломатической рутины – не возьмет к себе в заместители «торговца шампанским», а заставить его не удастся, Папен стал отговаривать Риббентропа, ссылаясь на то, что статс-секретарь – должность сугубо бюрократическая и не престижная. В интервью, данном незадолго до смерти, экс-рейхсканцлер добавил, что, прося о должности, Риббентроп представил записку с соображениями о внешней политике, но Нейрат счел ее «дилетантской» и «безграмотной»1. Проверить это, к сожалению, невозможно, ибо записка не сохранилась.

Гитлер не любил дипломатов – ни своих, ни чужих – и не верил им. Вместе с тем он нуждался в людях, знавших мир за пределами Германии и способных доходчиво рассказывать о нем. Риббентроп принадлежал к их числу, но у него сразу же нашлись многочисленные, влиятельные и не слишком разборчивые в средствах соперники. Рудольф фон Риббентроп пишет об отце: «Как “человек со стороны” он не был закален и ожесточен во внутрипартийной борьбе за влияние и власть. Возникающие при этом ссоры, интриги, борьба направлений и образование фракций были ему незнакомы. У него отсутствовала возможность узнать людей, бывших в подчинении Гитлера, но имевших на него влияние, изучить их характеры и оценить их важность. Люди, с которыми он должен был сотрудничать в верхах режима, были ему чужды как по происхождению, так и по менталитету. Он снискал благоволение фюрера, спустившись “сверху”, и многие завидовали его позиции и влиянию»2.

Первого апреля 1933 года было создано Внешнеполитическое управление НСДАП во главе с Альфредом Розенбергом, главным партийным философом и теоретиком «новой внешней политики». Авторитет рейхслейтера Розенберга, первым привезшего в Германию «Протоколы сионских мудрецов» и видевшего «жидобольшевизм» собственными глазами, был непоколебим до тех пор, пока в начале мая того же года, во время визита в Лондон он не возложил к кенотафу на Уайтхолле венок со свастиками на лентах. Ветераны из Британского легиона сочли это оскорблением: венок оказался в Темзе, отчеты о происшествии – в газетах. Перед этим по просьбе германского посольства Розенберга приняли министр иностранных дел сэр Джон Саймон и его постоянный заместитель сэр Роберт Ванситтарт, ярый германофоб[13], приняли холодно и равнодушно. Визит окончился очевидным провалом, причиной которого лондонские газеты назвали незнание гитлеровским эмиссаром британского менталитета и реалий. Больше Розенберга за границу не посылали3.

Сентябрьский выезд министра пропаганды Геббельса на конференцию по разоружению в Женеву (на чем настоял Нейрат, не желавший оправдываться за преследования евреев и костры из книг) оказался удачнее, хотя увязавшийся с ним вечно нетрезвый глава Германского трудового фронта Лей явно подпортил картину. Однако договориться с великими державами не удалось: 14 октября Гитлер заявил, что Третий рейх покидает и конференцию, и саму Лигу Наций.

В том же 1933 году ведомства Розенберга и Геббельса вывели из игры еще одного потенциального «дипломата» – Курта Людеке. Старый член партии, собиравший для нее деньги в Новом Свете в двадцатые годы, Людеке с осени 1932 года не только был аккредитован при Белом доме, Госдепартаменте и Конгрессе как корреспондент нацистской прессы, но имел мандат на право представлять в США, Канаде и Мексике «политические интересы» НСДАП и воспринимался как «неофициальный посол Гитлера». В марте 1933 года он отправился в Берлин, рассчитывая на одобрение своих планов ведения пропаганды за рубежом, но попал в жернова интриг и угодил в концентрационный лагерь, откуда выбрался только через год и вернулся в США. Гибель его друзей Эрнста Рёма и Грегора Штрассера во время «Ночи длинных ножей» 30 июня 1934 года побудила Людеке порвать с рейхом и дать показания о нацистской пропаганде, а затем потребовать от партайгеноссе 50 тысяч долларов за дальнейшее молчание. Не получив денег, в 1938 году Людеке опубликовал мемуары, однако они почти не содержали новой информации, а потому не вызвали интереса. В годы войны он был интернирован, а затем вернулся на родину, где умер в полном забвении4.