– Не смею задерживать тебя. – ответил я, отступив от нее.
Она вышла, беззвучно ступая по полу. За ней закрылась дверь. В мою грудь врезалось что-то горячее и острое. Мне еще ни разу не было так больно осознавать действительность.
Следующий месяц жизни ушел на мою личную борьбу с давлением и недовольством Старейшин из-за отказа жениться на Агнесс. Я стоял на своем, нерушимо, словно скала. Но мне очень не хватало Реи. А повысившийся интерес всего братства к моей жизни вне выполнения обязанностей главы не давал никаких шансов попасть к ней. Так и шла жизнь в двух мирах с борьбой на двух фронтах – Абсорбс вне и Старейшины внутри братства.
Если бы Рея знала, как мне ее не хватает!
Я вздохнул с облегчением, когда братство переключилось на более важные дела, нежели моя жизнь. Абсорбс Глобал Индастри неудержимо шагала вперед. Теперь оно не наступало нам на пяты, а бежало впереди нас.
8
В один из унылых вечеров несколько недель спустя, кода я уже не ожидал ничего интересного, в мои двери постучали. Я как всегда сидел за своим рабочим столом, и сортировал груды бумаг: что подписать, что прочитать, что передать. Услышав стук в двери, я ответил "войдите", не вставая из-за стола, и в дверях появился Иероним. Ожидая услащать очередную лекцию от него, я недовольно закатил глаза и вздохнул.
– Не веди себе как ребенок. – возразил Иероним.
– Ты же опять пришел меня поучать? Не надоело ли Старейшинам бодаться со мной? Я всё равно продолжу стоять на своем.
– Я пришел не спорить с тобой. Ты должен понимать, что это в интересах братства. Но сегодня есть дела и поважнее, нежели твоя личная жизнь.
– Что-то произошло? – взволнованно ответил я.
– Не хочешь прогуляться? – загадочно ответил он.
– Почему я ни о чем не знаю? – продолжил настаивать я.
– Сегодня хороший вечер для прогулки. Возьми свою накидку, и идем. Давай же.
– Мне нужно брать оружие?
– Возьми. Но, надеюсь, оно нам не пригодится.
Я снял свою повседневную сутану, надел черную накидку с любимыми кинжалами, и вышел вслед за Иеронимом из кабинета, а затем и из келий.
– Куда мы собираемся?
– В Друид Хилс. – ответил он.
– Зачем? Там какой-то шабаш? – попытался пошутить я – Что там забыло братство?
– Два наших шпиона уже несколько дней не выходят на связь. Последняя информация от них поступала из Друид Хилс. Есть вероятность, что они были замечены и раскрыты партнером Максвелла.
– Кто именно?
– Доктор Дженкинсон, создавший сыворотку Р1085Пи.
– Что он делал в Друид Хилс? Есть какие-то зацепки, подсказки где могут быть наши алатисы?
– Есть несколько. Мы полетим туда, чтобы изучить эти "следы" и найти наших братьев.
Погода была чудесной. Сперва мы прогулялись по саду, и Иероним поведал мне все детали дела. Спокойный темный вечер, изредка легкий ветер ворошил верхушки деревьев, по небу проплывали тонкие белые облака.
– Подожди, – вспомнил я – но старейшины меня отстранили от заданий. Не так ли?
– Это не задание. – усмехнулся Иероним.
– Это прекрасная причина согласиться на это дело.
Мы с легкостью добрались до пригорода Друид Хилса. Уютный город со спокойной архитектурой, домиками в колониальном стиле без заборов, и размеренным ходом жизни.
– Что дальше? Какой у нас план? – спросил я, полагаясь на Иеронима.
– Три места – ответил он, подтвердив свои слова жестом – детский дом у пригорода, центральный госпиталь и офис лаборатории генной инженерии Абсорбс Глобал Индастри. Мы начнём с детдома.
– Окей. Где он находится?
– В нескольких сотнях метров. Пойдем пешком.
За несколько минут мы добрались до детдома, где был несколько дней назад Др. Дженкинсон. Мы подошли к огороже здания – страшного и унылого приюта Св. Анны для сотни брошенных детей. Осевшее здание, с крошечным двориком, где дети могли проводить свой досуг, огромные щели в окнах, хлипкая крыша. От одного вида этого здания становилось до боли жаль этих детей. Жуткое зрелище, вызывавшее в глубине души чувство вины и угрызения.
– Что здесь Дженкинсон забыл? – удивился я.
– Его новая разработка направлена на создание суперсолдат. И преимущество его вещества в том, что оно создает этих солдат уже с подросткового возраста. Необходимо ввести первую часть сыворотки в первые месяцы после рождения ребенка, а вторую – в период становления сознания ребенка – примерно два –три года. А третья – непосредственно в начале подросткового возраста. Тогда рост физических способностей увеличивается вдвое: скорость, сила, ловкость, выносливость и регенерация! А сознание в то же время притупляется – то есть он становится легкоуправляемым. Вуаля! Идеальный солдат готов. И уже в возрасте десяти-двенадцати лет они смогут выполнять задачи, которые сейчас выполняет спецназ. Но для того чтобы быть уверенным в результате Дженкинсону нужны испытуемые. Он берет их именно в таких мало финансируемых детдомах.
Слушая рассказ Иеронима, я просто вскипал от ярости внутри.
– Это не человек, это настоящее животное! – воскликнул я.
– Нет. Животные так не поступают. Но никак невозможно доказать его вину. К сожалению.
– Мы должны что-то сделать!
– Мы не можем вмешиваться в дела людей. Помнишь устав?
– Конечно. Но…
– Я понимаю тебя. Особенно сейчас, когда я сам понимаю, что такое быть отцом.
– Боюсь, я не совсем понимаю тебя.
– Ты будешь первым, кому мы скажем… Еще никто не знает, но Авем ждет ребенка. Точнее двух. Еще не заметно, но она на четвертом месяце.
– Ты серьезно? Не шутишь? – удивился я – Я рад за вас! Ух ты, даже не верится, что я первым об этом узнал!
– Да, и это необычное чувство, если ты понимаешь, о чем я. Анжели уже взрослеет, и это не менее прекрасно. Но ожидание этого чуда ни с чем не сравнимо. И я так яро настаивал на твоей женитьбе для того, чтобы ты тоже мог ощутить это.
– О, нет, не смей переводить это в русло «заботы о моей судьбе». Моя судьба заключается в ином. Скажи лучше, вы уже знаете, кто у вас будет?
– Да.
– А имена придумали?
– Придумали. Хочешь скажу?
– Если не секрет.
– Не смеши. Я сказал тебе одному, что Авем ждет двойню, так что имена детей это уж точно не секрет.
– Говори же.
– Себастиан и Бастион. В честь отца Авем и моего деда.
– Прекрасные имена! И, кроме того, Себастиан приходится мне прадедом, не так ли? – ответил я, приходя в еще больший восторг.
– Верно. Ну, хватит об этом. Не нужно забывать, зачем мы здесь.
– Я и не забывал. Кстати, я заметил, когда мы осматривали здание, что здесь нет никакого медкабинета. Соответственно, любые, даже малейшие ушибы или прививки приходится делать приезжим врачам либо вести детей прямо в госпиталь. А ты до этого говорил, что у нас по плану центральный госпиталь. Полагаю, там эти дети обследовались, прежде чем Дженкинсон выбрал себе «подходящих».
– Ты прав. Давай проверим госпиталь.
Мы осмотрели шестиэтажное новое здание госпиталя. С трех близлежащих зданий открывался хороший обзор на госпиталь, но только с одного было видно отделение педиатрии и отделение скорой помощи. Его мы и решили исследовать.
Крыша здания была усыпана темным гравием. Несколько вентиляторов, кондиционеров, электрощиты. Однозначно неприметное место, но хорошо подходившее для слежки.
– Подойди сюда! – позвал меня Иероним, глядя на госпиталь.
– Что ты нашел?
– Чувствуешь запах? – ответил он, глубоко вдыхая воздух.
Я так же глубоко вдохнул и во рту сразу же появился пряный привкус крови. Я присел, и провел пальцами по гравию, устилавшему крышу. Он был влажным от вечерней росы, грязным и покрытым слоем пыли и песка, но помимо того, у края бордюра встречались пятна крови, незаметные невооруженным глазом.
– Чувствуешь кровь? – спросил Иероним.
– Да, здесь везде следы крови. Не могу лишь понять, чья она…
– Или кто-то из людей решил здесь устроить разборки, или наших братьев каким-то образом сумели ранить.
– Надеюсь мы ошибаемся в любом случае. – ответил я, чувствуя, как в груди сжимается воздух – Давай осмотрим здесь все.
Спустя несколько минут без особых усилий Иероним нашел записку, спрятанную между двух технических блоков с другого края крыши. На записке было указано время и дата, написанные угольком. Ни места, ни имени – никакой другой полезной информации не было. Дата была сегодняшняя, а время – ну у нас еще оставался час, чтобы найти то место, где должно что-то произойти.
– Возможно, прежде, чем братьев схватили, они успели что-то узнать. А когда поняли, что они раскрыты, то оставили записку для тех, кто их будет искать. Но только не смогли указать где это произойдет. – предположил я.
– Согласен. Может, это будет в офисе лаборатории генной инженерии АГИ? Насколько я знаю, Дженкинсон еще не покидал Друид Хилс. Вероятно, встреча пройдет там.
– Сколько у нас время чтобы добраться туда?
– Мы успеваем.
Офис лаборатории генной инженерии АГИ находился в одном из наибольших бизнес-центров. Здание было хорошо защищено. Офис Абсорбс Глобал Индастри находился по середине здания, и его можно было осмотреть из окон соседних зданий комплекса. Кроме того, в здании находились офисы нескольких частных охранных компаний и адвокатских контор.
– Ты понимаешь, что мы уже выполняем задание, а не разыскиваем наших братьев. – заметил Иероним – Это совсем другой уровень риска.
– И всё же мы ищем в первую очередь наших братьев.
– Ты пойдешь на этот риск?
– Конечно. – удивленно ответил я, недоумевая, о чем он – Это же наши братья!
– Хорошо.
– Думаю, мы сможем привлечь их внимание, бросив что-то на крышу здания. Датчики сработают, и когда охрана выйдет на крышу, чтобы проверить, мы незаметно войдем в здание. Или «выключим» охрану, и потом войдем… – размышлял я, осматривая крышу бизнес-центра с крыши противоположного здания.
– Не считаю это хорошей идеей.
– Да, ты прав, я вижу там несколько камер. Но можно их разбить вот этим. – ответил я, подбрасывая в воздух мелкие камешки щебня, устилавших цветочные горшки на крыше.
– Это тоже не очень хорошая идея.
– Хм, ну да, если бы датчики реагировали на мелкие предметы, то охрана бегала бы на крышу из-за любой птицы, севшей на крышу. Должно быть что-то больше! – продолжал я маниакально строить план.
– Аллан, прекрати придумывать. Посмотри туда! – сказал Иероним, указывая пальцем на один из этажей бизнес-центра.
Одно из окон было открыто настежь. Наверное, кто-то неосторожно раскрыл окно, чтобы впустить вечернюю прохладу в офис, и забыв закрыть его, ушел, а окно так и осталось открытым. И мы, к нашему счастью, могли без препятствий в него попасть. Составив план действий, мы влетели в офис. Закрыв за собой окно, дабы не вызвать лишнего внимания, мы затаились в кабинете. Переговорная Абсорбс находилась двумя этажами выше, и при надобности, когда наступит время, мы проберемся туда.
Время настало, но, как ни странно, все здание затихло. Во всех кабинетах потух свет, остались гореть лампы лишь в коридорах, все кабинеты опустели, все двери закрылись. Возможно, это был трюк Абсорбс Индастри. Мы ждали. Время все бежало, и спустя час мы поняли, что всё же оказались не там, где должны были быть. Тогда на всех парах мы полетели обратно, к центральному госпиталю.
– Почему мы не подумали об этом! – корил я себя – Как мы не поняли, что встреча будет в госпитале! Теперь это так очевидно – дата и время, место не указано, потому что мы уже на месте!
К тому моменту, как мы прилетели к госпиталю, встреча была уже окончена. Мы увидели Дженкинсона, садящегося в автомобиль. Несколько минут он стоял у госпиталя, а затем поехал.
– Что ты задумал? – настороженно спросил Иероним, глядя мне в глаза – Не говори, что ты хочешь последовать за ним! Нас могут заметить люди.
– Люди настолько редко смотрят на небо, что даже пролетая над их головами, мы не привлечем их внимания. Их интересуют деньги, скидки, развлечения и спец-предложения. Ни звезды, ни Солнце, ни небо. Полетели.
Иероним скорчил недовольную гримасу и забубнил что-то себе под нос.
Мы последовали за автомобилем Дженкинсона до самой окраины города. Там, у старого особняка, автомобиль оставил доктора, и вернулся обратно в город. А Дженкинсон вошел в дом, открыв двери своим ключом. Особняк был двухэтажным, с большим чердаком, просторным отдельным гаражом и двумя старыми сараями, а также крытой оранжереей. Дженкинсон поставил кожаный портфель на комод, снял дорогое кашемировое пальто, надел белый врачебный халат, и через черный ход вышел во двор. Оттуда он направился в один из сараев, снял крупный железный замок, и вошел, закрыв за собой двери на внутренний замок, пронзительно проскрипевший дважды. Этот скрип буквально пронзил мертвую тишину вокруг. Мы с Иеронимом скрывались среди деревьев, а когда Дженкинсон скрылся в сарае, направились к его окнам чтобы все осмотреть. Иероним предпочел осмотреть сперва дом, я же сразу направился к сараю, где должен был быть Дженкинсон. Но заглянув в окно, я ничего не обнаружил. Только слабо мерцала старая лампа, доживавшая свой век. В ее слабом свете было видно груды старых вещей: колеса от велосипеда, деревянные бруски, детали машины, картонные коробки, но самого Дженкинсона там не было.
Я осмотрел старое хлипкое сооружение – не вышел ли он через второй вход. Но стены были глухи: ни дверей, ни окон. Раздался пронзительный скрип, и из деревянного люка в полу яркий свет разлился по всему сараю, озаряя ненужный старый хлам. Послышался стук ботинок по деревянным ступеням, и из подвала вышел Дженкинсон.
Как же это просто и банально! Как я мог не догадаться. – досадовал я своей несообразительности – Теперь, когда все стало понятно, это кажется само собой разумеющимся!
Тем временем Дженкинсон закрыл крышку люка и, обтряхнув пыль с белого врачебного халата, направился к двери. Я успел взобраться на крышу сарая прежде, чем он вышел из него, и таким образом он ничего не заметил. Не спеша Дженкинсон направился в дом. Зная, что кроме него и нас здесь никого нет, я не стал тревожиться за Иеронима и спешить предупредить его о приближении Дженкинсона. Уверенный, что он не растеряется сам, я поспешил войти в сарай и спустился в подвал, оставив крышку люка открытой на всякий случай.
Внизу оказалась огромная лаборатория. Более того, это было не импровизированное место, сооружённое своими силами, а хорошо оборудованное помещение для проведения опытов. Я вошел в открытое помещение, предназначенное, скорее для наблюдения за опытами, нежели для них самих. За стеной находилась лаборатория с множеством химических реагентов, пробирок, штативов и медицинских принадлежностей. Тут же стояло медицинское кресло с кожаными ремнями для фиксации тела.
Позади были две двери. Одна вела в кладовую с медпрепаратами. К сожалению, ни картотеки, ни архива не нашлось. Вторая же вела в операционную. похожую больше на анатомический театр. С левой стороны от операционного стола находилась витрина, позади которой стояли несколько рядов комфортабельных кресел. Сомневаюсь, что они предназначались для просмотра фильмов.
Справа от стола, намного дальше, чем кабинет для наблюдения, в стене, находились широкие металлические ящики. В таких же ящиках в морге хранят трупы людей…
Я осторожно приблизился к ним, и протянул руку, положив ладонь на одну из ручек ящика, настолько удивленный и увлеченный, что не услышал приближающихся шагов. К моему счастью, это был Иероним.
– Ты знаешь, что там. Что в этих ящиках? – тихо спросил он.
– Нет. А почему так тихо ты говоришь?
– Вдруг Дженкинсон что-то заподозрит – нужно держаться осторожно.
– Он в доме остался?
– Да, я ушел раньше, чем он обнаружил меня. Там есть несколько ящиков с документами об экспериментах Дженкинсона и АГИ. Может, когда он ляжет спать, мы заберем их для изучения.
Я кивнул. Глубоко вздохнув, я потянул за ручку и открыл ящик. Он был пуст. Второй ящик я открыл уже с меньшим волнением. И, к счастью, он тоже оказался пуст. Иероним открыл еще один…Но увы, он уже не был пуст. Увидев то, что находилось там, я застыл. Отчаянье и огорчение буквально лишили меня сил. Там лежало тело одного из наших братьев. Он был мертв, по всему телу виднелись следы ударов, ссадины и колотые раны.
– Это… – нерешительно произнес Иероним – Это он.
– Да, черт возьми! – ответил я, со всей силы ударяя кулаком в стену.
Кафель на стене потрескался, и несколько кусков упали на пол, разлетевшись на мелкие осколки. Я посмотрел на свою руку – по ней текли струйки крови, но раны быстро затягивались. В стене же зияла темная дыра в пустоту.
– Там есть что-то. – произнес я, заглядывая в темноту.
Вдруг мне в шею, точно в область артерии, что-то резко укололо. Схватив рукой за шею, я почувствовал там крошечный металлический дротик. В тот же момент Иероним превратился в алатиса. Я обернулся и увидел доктора Дженкинсона, стоящего в дверях операционной с тонкой трубочкой в руке.
– Добро пожаловать в мою лабораторию! – торжественно произнес он – Скоро вы присоединитесь к своим товарищам!
– Не думаю, что это случится скоро. – ответил я, надвигаясь к нему.
– Не так быстро. – спокойно ответил он – Видишь ли.... То, что теперь у тебя в крови – сказал он, ехидно улыбаясь и держа в руках другой дротик, каким попал в меня – …не позволит тебе превратиться в алатиса и угнетет все твои способности. А со временем и вовсе убьет тебя. Твои друзья послужили мне подопытными чтобы испробовать его и подобрать дозу. К сожалению, первый исследуемый не выдержал первоначально дозировки. А вот вторая попытка была успешной – он умирал долго и мучительно.
И вдруг он испуганно попятился назад. Я внимательно следил за ним, и спустя несколько секунд мне удалось понять, что он испугался Иеронима. Прежде он его не замечал, пока тот не приблизился к нему. Чем ближе становился Иероним, тем быстрее пятился Дженкинсон. Еще мгновение, и он помчался бы к выходу с подвала, и, возможно, мы упустили бы доктора и попали бы в ловушку. Быстро решившись, я бросился к нему, но превратиться в алатиса я действительно не смог. В это время Дженкинсон схватил один из скальпелей со стола. Набросившись на него, я повалил доктора на пол. Раздался звон металла, стук инструментов об кафель и глухой стук железного подноса.
С одного удара удалось его вырубить. Я встал, подняв за воротник Дженкинсона, но сильная боль в боку буквально сковала меня. Я отпустил доктора, и он рухнул обратно на пол. На моей накидке была кровь. На полу я увидел скальпель, ранее схваченный доктором Дженкинсоном. До половины скальпель был в крови. Поняв, в чем была моя ошибка, я зажал рану рукой.
– Ты ранен? – спросил Иероним, подходя ко мне.
– Да. – недовольно ответил я – Но важно другое – Дженкинсон у нас. И его преступление налицо. Мы должны наказать его.
– Здесь достаточно доказательств, чтобы его посадили в тюрьму.
– Нет-нет! Абсорбс Глобал Индастри с легкостью освободит его оттуда. Мы сами должны его судить.
– Брось эту мысль. Мы не можем… – задумчиво ответил Иероним – Но важно сейчас другое – перевяжи рану, и пойдем разыщем его документы.
Я взял ватные тампоны и приложил их к ране, вытерев кровь. Хирургические приборы были здесь, и я смог зашить рану и перебинтовать. Кровь остановилась, но всё же страшная боль сковывала все движения. Дженкинсон был прав: мое тело отказывалось регенерировать, как это было прежде.
– Давай найдем его наработки, и решим наконец, что делать с этим уродом. А пока привяжи его ремнями к столу.
Иероним молча выполнил приказ. Я направился к дыре в стене чтобы выяснить, что там скрыто. Там находилась еще одна комната, замаскированная от всех. В ней были спрятаны изобретения Дженкинсона, которые даже он побоялся кому-либо показывать. Отобрав документы для изучения, решено было поджечь подземную лабораторию.
– Что будем делать с доктором? – спросил Иероним – Времени у нас мало, скоро рассвет.
– Ты прав – убить его мы не можем, мы же не наемные убийцы, а стражи справедливости. Нужно доставить его на совет Старейшин, а все его наработки – уничтожить.
– Как ты собираешься добираться в монастырь?
– Я с этим разберусь. Ты забирай Дженкинсона, а я сожгу здесь все и догоню тебя.
– Аллан, – ответил Иероним – я знаю этот взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ты не забыл, что у тебя в крови какая-то дрянь, медленно убивающая тебя.
– Да, я знаю. Я чувствую ее в своем теле. Но это не меняет дела. Выполняй мой приказ.
Он сжал губы, сдерживая себя. Иероним связал Дженкинсона и, взвалив его на плечо, вышел из лаборатории. Когда я убедился, что Иероним покинул поместье, я направился к столу с химическими пробирками, но почувствовал такую сильную боль, что рухнул на попавший под руку стул. Рана, нанесенная доктором, стала сильно кровоточить. Все тело ослабло и по рукам пробегала дрожь. К счастью, я заметил, что, когда я буквально рухнул на стул, он немного отъехал – это говорило о том, что это был обычный офисный стул на колесиках. Собрав последние силы, я покатился на стуле к кладовой. Прежде, осматривая ее, я видел там несколько пакетов с раствором глюкозы, а также барбитураты и седативные препараты.
Пошарив в кладовой, я нашел упаковку шприцов с иглами, упаковку глюкозы и новокаин. Вколов их по очереди, я откинулся на спинку стула и стал ждать ожидаемого эффекта. Спустя какое-то время я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, и смог встать со стула. Незаметно утихла и боль, но по телу пробегала дрожь и судороги. Собрав папки с документами доктора Дженкинсона, я уничтожил все его препараты, ампулы и пробирки, а затем поджег лабораторию.
В сарае Дженкинсона пылился старый черный "Ягуар". В нем было немного бензина, но мотор рычал как настоящая дикая кошка. Машина была на ходу и ничего не мешало на ней покинуть город. Забросив документы в багажник, я направился в дом за второй стопкой документов и в надежде найти немного денег для заправки "Ягуара". Найдя то, что нужно, я включил газ в плите, и оставил горящую свечу в гостиной. Забросив вторую стопку бумаг в машину, я сел за руль и надавил на газ. Мимолетное чувство восторга, ностальгия и эйфория охватили меня, как только машина выехала на шоссе и помчалась вперед со всей мощностью и прытью ее двигателя.
Несколько километров спустя на дороге нашлась заправка, и, заполнив бак, я, полный уверенности, направился в Джерси.
Однако, чем ближе я становился к монастырю, тем хуже я чувствовал себя. В итоге слабость, головокружение и раздвоение в глазах привели к тому, что я съехал на обочину дороги. Спустя несколько минут, свинцовая тяжесть сковала мое тело, я стал терять рассудок. Меня ужасно мутило и все тело пронзали судороги. Мне показалось, что позади на обочине кто-то остановился, ярко осветив фарами мой автомобиль. Рев двигателя замолк, хлопнули двери, послышались шаги возле машины. Кто-то постучал в окно – я повернул голову к окну и увидел двух бородатых молодых парней и девушку в очках с толстыми стеклами и двумя белоснежными косичками. Но ответить им я уже не смог.
Спустя несколько мгновений, я почувствовал, как девушка тормошит меня за плечо. Она наклонилась ко мне проверяя, дышу ли я.
– Пожалуйста… – прошептал я из последних сил.
– Он что-то говорит! – воскликнула девушка – Замолчите, я не слышу!
– Позвоните по номеру…Я заплачу…
Девушка внимательно слушала. Я прошептал номер телефона. Что было далее, я не помню. Все закружилось, потемнело и зазвенело, словно тысячи разбивающихся стекол, взрывающихся от пронзительного звона колокола.
«Лишь бы они не обманули.» – была моя последняя мысль.
Я очнулся в лазарете братства. Белоснежные стены, простыни, занавеси на окнах, сверкающие стерильные инструменты, штативы с капельницами и больничные койки. Ко мне подошла медсестра Натэль. Не заметив, что я очнулся, она проверила мой пульс и записала показатели с прибора возле моей кровати.
– Натэль – прохрипел я, чувствуя, что во рту все пересохло, словно я нажрался песка – Что со мной?
– Ох! – воскликнула она – Вы очнулись. Сейчас-сейчас! Я позову Марию.
– И принеси воды. – прохрипел я ей вслед, когда она, бросив блокнот с записями, бросилась прочь из комнаты.
Мария – заведующая лазаретом – буквально прибежала через несколько минут. Высокая светловолосая женщина, всю себя посвящающая медицинской науке и исследованиям, с приятной улыбкой – теплой и слегка смущенной – и темными глазами. Мария всегда ходила в белом халате, говоря этим, что она всегда остается в первую очередь врачом. Порой я думал, что в мире людей от нее было бы больше пользы, чем здесь. Но она была до последней фибры души предана братству. Она протянула мне стакан с водой, и я его мигом осушил.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она, прощупывая пульс – Какие показатели? – спросила она у Натэль.