Какие лица лепит Бог!
Фарфоровые, роковые,
Картофельные, восковые,
Сырые, мятые, кривые…
Я перечислить всех не мог
Пока, невозмутимо-бодр,
Со дна метро, как экскаватор,
Вычерпывал их эскалатор…
Народонаселенья смотр!
Значенья тайного полны
Всходили и смеркались лица.
Зачем? В каких вселенных длиться?
В каких туманностях весны?
И уплывали в полутьму…
Зачем, кому нужны такие?
А всё кому-то дорогие,
Непостижимые уму.
– — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – — – —
***
Сенека, аккуратнейший мудрец,
Чужие подбиравший мысли, понял:
Их авторство – фантом, и свой ларец
Бесхозными сокровищами полнил.
Метали Марк Аврелий, Эпиктет
Словесный бисер свиньям, Но Сенека
Не глупый боров, и авторитет
Так не ронял. Он знал, что власть и нега
Лишь распрягают волю, и спрягал
Разрозненные мысли в честный узел.
Он «Письмами Луцилию» не лгал,
Когда мятежный хаос нежно сузил.
Вводил мораль. И пантеизм крепил. —
Так уложил в единое пространство,
Что личное с общественным сцепил,
За что был назван «дядей христианства».
Ах, младостоик, странный человек,
И безучастность духа, и пристрастья,
Всё он скрепил судьбой своей навек.
Матерьялист. И соискатель счастья.
А между тем, как воды, времена
Уже шатались, выло время Оно,
Жглись мучеников новых имена
Сквозь ветхий лёд Хрисиппа и Зенона.
И без упрека следуя судьбе,
Когда раскрылся заговор у трона,
Не клянчил стоик милости к себе
Как воспитатель юного Нерона.
Был милосерд тиран и ученик,
Не предавал учителя на муки,
По-царски рассудил – пускай старик,
