Мы вышли из себя на земле.
***
Когда, сгустившись, слоилось небо,
Я мял руками, как глину, воздух,
И сбил так плотно, что даже звёзды
Скрипели в небе. И так увязли.
Остановилась, чуть дрогнув, сфера…
Я стал по людям скучать, не мысля
О смерти собственной.
Человек ведь
О смерти собственной и не мыслит,
Ведь человек только семя мира,
А семя смертно, а значит вечно.
Я так и думал. Но помнил крепко,
За что лишились дыханья люди,
И стал лепить просто Дом и Двери.
Не двери в небо, не окна в душу,
А просто Двери, и Дом, и Окна.
Трава была голубой вначале
И руки первые – голубые,
И только женщина – получилась!
Она не лезла деревьям в душу,
Она не рвалась железом в небо,
И потому она получилась.
А я устал. Перемазав руки
До локтя синей рабочей глиной,
Уснул. Наутро меня подняли
И в дом ввели. Не спросили имя.
Я не был лишним. Меня позвали
И усадили за стол…
Сначала
Мне дали губы – для поцелуя.
Мне дали молча, для сердца – руку.
Мне дали просто, для тела – хлеба.
Для глаз – сиянье, для лёгких – воздух.
Я стал надеяться…
***
Когда небеса отворятся
Громов золотым кистенём
И дрогнет, набухшая рясно
Сирень, опьяняясь огнём,
Когда, как сирень, отворяя
Себя вероломной весне,
Ты медлишь и медлишь, смиряя
Огонь свой, порывы ко мне,
Я знаю, что это смиренье
Не жалкий кураж торжества,
Но жаркую дрожь оперенья
Устала смирять тетива,
Что молний, разящих беспечно,
