Камень бел-горюч. Закусишь губы.
Не гадай, сестрица, не проймёт.
Ворон вьётся, он тебя погубит,
Место возле омута займет…
Не проехать мимо, не пройти.
Сколько здесь воды и сколько скорби!
Древний камень встал здесь на пути.
Ворон сел. Седую спину сгорбил.
Эту пиццу видел я в Кремле,
Там, где их питомник заповедный,
Где по ёлкам, золоту, золе
Он стучал точёной лапкой медной.
Это он запахивался в дым
Площадных огней в час предрассветный,
А по кровлям смутно-золотым
Цокотал ночами лапкой медной.
Это он ночами колдовал,
Чтоб зарёй кровавой распалённый,
Выводил на праздник коновал
Свой топор, неправдой искривлённый.
Этот ворон горницы шатал,
Каркал с куполов и белых башен,
А в покоях мраморных – шептал.
Он учён, бессмертен и бесстрашен.
Глаз мне от него не отвести.
Я наймусь, сестричка, во дружины.
Что уж там… ты ран не береди,
Мы и так водою ворожимы.
КАКИМ Я БУДУ В СТАРОСТИ
(Найденное в школьной, «шершавой» тетради 60-х годов 20-го века)
1.Каким был…
«Сухой, подвижный, с острыми глазами,
Я буду хохотать, работать, петь.
В село уеду. Сяду. Закурю.
Пущу колечко дыма. Засмеюсь.
Припомню всё. Спрошу жену иль друга:
«А сколько лет мне?.. Что-то позабыл…»
И скажут мне:
«Давно минуло двести.
Ты сед и стар, ты жизнью умудрён,
И не вместить прожитого тобою
В пристойный человеку срок, а ты…
А ты всё тот же дурень несусветный,
Чудишь, Кащей немыслимый, дуришь,
Как тот пацан, с рогаткой вместо книжки…»
Я засмеюсь, и снова закурю,
Грудь обжигая вкусным, крепким дымом,
Пущу колечко в маленькие лица,
Немолодые, полные заботы
О чудаке, не знающем печали…
Чего жалеть, доживши до седин?»
…
…
…
2.Каким стал…
21-й век. 20-е годы.
Седой, подвижный, рясный идиот,
Всё так же хохочу, сравнив паденье
Зубов из дёсен с кольями забора,
Волос паденье с поздним листопадом,
Измученный суставами, как скрипом
Дверей шатучих, нервами, артрозом,
