На репетиции я была, как никогда, несобранная. Все время забывала текст и срывалась на вокализы. По типу: вместо слов выпевала набор звуков и букв. Войдя в кураж, вылетала на высокие ноты с бэлтингом[8 - Бэлтинг – вокальный прием, в котором высокие ноты поются на опоре.] и погружала низкие глубоко в грудь, отчего они напоминали мужские обертона. Такие грузовые и широкие, что даже наш басист, любитель музыки потяжелей, присвистнул в конце композиции.
– Си, ты где-то далеко-далеко, за горизонтом. – Толя почесал палочками рабочий барабан и отбил короткую негромкую дробь. Пыль ползала между нами и занавешивала просторную комнату слабым туманом.
Отодвинувшись от микрофона, я провела усталым взглядом Вадима и Кота. Они попросились на перекур, а у меня было несколько минут для отдыха.
Заплела непослушные разноцветные волосы колоском и перехватила их проволочкой, что валялась на подоконнике. Вообще я русая, но люблю часто менять имидж. Вот сейчас, как настоящий попугай, с перьями – это мне после серой и дряблой осени захотелось чего-то эдакого. Но оно смоется быстро, потом еще что-нибудь придумаю: заплету сотню-две косичек, как вариант.
Из-за меня музыкантам приходилось смириться с неудобствами и даже промозглой осенью и ранней слякотной зимой «наслаждаться» дымом на улице. Мы уже сработались за год, потому никто не спорил. Я сигареты на дух не переношу, даже когда от одежды идет легкий приторный табачный шлейф – выворачивает. Алексей Васильевич, няшный дирижер, исключение, может, он и не дымит, а просто постоял рядом с курильщиком, я же точно не знаю.
Ребята вечно смеялись надо мной, что я не истинная рокерша: не курю, не пью, разве что могу пригубить сухое красное вино. Так, для вкуса, веселья мне и своего хватало. Замолчали они и бросили сыпать колкостями, когда услышали мой драйв и скрим[9 - Скри?минг, или скрим (от англ. … scream «кричать») – техника вокального расщепления.]. Гроулить[10 - Гроул – приём экстремального вокала.] я тоже умею, но не люблю.
Я до сих пор мысленно находилась в стенах Академии и перематывала воспоминания, где дирижер искусно и непринужденно размахивал палочкой, а большой организм оркестра слушался его. Музыка рождалась на кончиках пальцев, от едва различимого поворота корпусом, от наклона и кивка головы, от взгляда и стиснутых губ. Чудеса, которые не понять и не почувствовать, пока не увидишь и не услышишь.
А сейчас мне еще предстоит ребятам сказать, что придется перенести репетиции на другой день из-за оркестра. О-о-ой, они меня прибьют. Нет, растерзают, однозначно.
– Си? Ты спишь, что ли? – повторил Тотоша и цокнул палочкой по ободу рабочего.
Он паренек простой и незаурядный. Без всяких излишеств, всегда одет просто, без рокерских замашек. Прическа короткая, ни пирсинга в ушах, ни колючек на плечах. А вместо кожанки и высоких берцев он носил пуховик и простые тупоносые ботинки.
Вообще это страшное заблуждение, что все рокеры напяливают на себя черный шмот, прокалывают тело во всевозможных местах, а еще бухают, как заядлые алкоголики. Да вранье все это! Или мне повезло сталкиваться только с интеллигентными музыкантами? Хотя встречались и подонки…
– Че приморозилась? – Тотоша стукнул сильнее в центр рабочего барабана.
– Та забей! – Я отмахнулась и пошла залить в себя еще водички из кулера. Сушило сильно, будто стекло раскрошилось в горле.
Ковры, устеленные змеями проводов, мягко прогибались под подошвами. Я обогнула колонку и комбик гитариста и рухнула на диван.
В репетиционную шумно ввалились остальные. А с ними еще две подруги. Где они их вечно находят – одному камертону[11 - Камерто?н (нем. Kammerton – комнатный звук) – инструмент для фиксации и воспроизведения эталонной высоты звука. Применяется для настройки музыкальных инструментов, хористов и др.] известно. Нарядные, как елки. Даром, что не стоят в торговом центре на Мостовой – хотя им там сейчас самое место, перед всеобщей паранойей под названием «Новый год». Я девиц знала давно, только имена не запомнила – обычно вычеркиваю из головы то, что мне неинтересно или причиняет боль. Они вечно путались под ногами у одного персонажа, можно сказать, из прошлой жизни, а его имя даже вспоминать не хочу. Давно это было и неправда. Ко мне барышни не липли, это радовало, так что пусть развлекают ребят. Мне фиолетово.
Глава 6
=Настя=
– Колись, Си, что там новенького на орбитальной станции «Музыкальная Академия»? – подцепив мой зеленый локон, спросил Вадим – самый молодой из нашей компании, гитарист.
Мы его между собой Мегамозгом обзывали. В восемнадцать уже такие пассажи на грифе выдавал, что сам Стив Вай бы обзавидовался. Но Вадику еще стоит поработать над эмоциональным контролем и нормой выпивки и курева. Иногда он перегибал так сильно, что не появлялся на репетициях неделями. Однажды мы группой поперлись к нему домой и искупали его в холодном душе. Он нам это долго вспоминал, но после всегда приходил вовремя и предупреждал, если у него не получалось попасть на репу.
– Слушай, Кот! Что-то наша солистка здесь, но и не здесь. – Вадя поплелся к кулеру, а я закатила глаза.
Вот же наблюдательный. Точно Мегамозг.
– Наверное, она хочет нам что-то сообщить?
– Ладно, ребят… – Я заломила пальцы и затравленно взглянула на Тотошку. Сейчас будут бить, ой, не уйти мне целой домой, к папочке.
Кот будто в насмешку хрустнул кулаком и провернул шейный позвонок до мерзкого скрежета. Вот же костлявый Кащей. Девчонки захихикали. Сидели бы уже молча! Их смех оборвался, стоило им заметить мой быстрый и прожигающий взгляд. Я же кусаться умею, не нарывайтесь!
Басист – парень симпатичный, но для меня староватый. Аж двадцать девять лет, с ума сойти! И это все, что мы о нем знали. Он даже свое реальное имя не сказал. Таинственный. А еще он худой и горбился, будто боялся, что малолетки у него кофр с гитарой отберут.
– Настюха, да колись уже, что случилось? – Толя хлопнул меня по плечу.
Когда он успел из своих окопов-барабанов вылезти?
– Мы же видим, что ты на взводе. Не первый день знакомы.
– Да я…
– Котяш, хочу домой, – заныла одна из красавиц, заставив меня поморщиться.
– В общем, – решилась я и встала. – Во вторник и пятницу…
И телефон, гаденыш такой, снова меня перебил! Зазвонил на всю репетиционную. Я специально ставила его на максимальный звук, чтобы даже через дисторшн и рык гитары могла услышать папин звонок. А то мне хватило одного раза: когда он не дозвонился и потом не хотел выпускать меня из дому. Благо, что восемнадцать давно уже стукнуло, еще в позапрошлом году, так что папе пришлось смириться и, как настоящая мамочка, ждать меня у окошка. Да, он для меня и мама, и папа. Так уж получилось.
– Анастасия Чудакова? – заговорил приятный женский голос.
– Д-да…
– Вы подали заявку на отбор с группой «Eccentric», хотим вам сообщить, что она аннулирована.
– Почему? – Я подняла указательный палец, показывая, чтобы все молчали, но девицы все равно хихикали сквозь ладошки. Вот же мерзкие сучки! Редко когда выхожу из себя, но сейчас довели: – Молча-а-ать!
– Что? – послышалось из трубки.
– Да это я не вам, ходят тут всякие. А почему убрали?
– В этом году участников слишком много, а концертный зал маленький. Отбор бы затянулся на недели.
– Но мы согласны ждать.
– До свиданья, Анастасия. Удачи в начинании. Если что-то изменится, я обязательно вам сообщу.
– Вот же паскуда! – выкатилось из губ, когда связь оборвалась. – Нас вычеркнули, малышата.
Я вкратце пересказала разговор с менеджером, и ребята стали перебрасываться возмущенными криками.
– Ну и отлично! – Я натянуто улыбнулась и бросила телефон на диван. – Значит, не будет заминок с оркестром.
Голоса стихли, и ребята хором переспросили:
– Что?!
– Теперь по вторникам и пятницам у меня репетиции перед новогодним концертом с оркестром.
– Зачем ты согласилась? Знала же, что у нас нагрузка, – возмутился Кот.
– Сама разберусь, на что и когда соглашаться.
– Да не рычи ты! – Тотошка вышел вперед. – Кот, ты чего? Может, это для Си шанс? Ну? Чо мы, не поймем?
