Рассказы о животных

Лесные тайнички

Лес густой, зелёный и полон шорохов, писков, песен.

Но вот вошёл в него охотник – и мигом всё спряталось и насторожилось. Как волна от брошенного в воду камня, покатилась от дерева к дереву тревога. Все за кусток, за сучок – и молчок.

Теперь хочешь увидеть – сам стань невидим; хочешь услышать – стань неслышим; хочешь понять – замри.

Я это знаю. Знаю, что из всех лесных тайничков следят за мной быстрые глаза, влажные носы ловят бегущие от меня струйки ветра. Много кругом зверьков и птиц. А попробуй найди!

Я пришёл сюда повидать сплюшку – крохотную, со скворца, сову.

Целые ночи она, как заведённая, кричит своё: «Сплю! Сплю! Сплю!» – будто лесные часы тикают: «Тик! Тик! Тик! Тик!..»

К рассвету станут лесные часы: сплюшка смолкнет и прячется. Да так ловко прячется, будто её никогда в лесу и не было.

Голос-то сплюшки – ночные часы – кто не слышал, а вот какая она на вид? Я знал её только по картинке. И так мне захотелось увидеть её живьём, что я целый день пробродил по лесу, каждое дерево, каждую ветку осматривал, в каждый куст заглядывал. Устал. Проголодался. Но так и не нашёл её.

Сел на старый пень. Молчу, сижу.

И вот, глядь, откуда ни возьмись – змейка! Серая. Плоская головка на тонкой шее, как почка на стебельке. Выползла откуда-то и глядит мне в глаза, будто чего ждёт от меня.

Змейка – она пролаза, должна всё знать.

Я ей и говорю, как в сказке:

– Змейка, змейка, поведай мне, где спряталась сплюшка – лесные часы?

Змейка подразнила меня язычком да юрк в траву!

…И вдруг, как в сказке, открылись передо мной лесные тайнички.

Длинно-длинно прошуршала в траве змейка, показалась ещё раз у другого пня – и вильнула под его обомшелые корни. Нырнула, а из-под них вывернулась большая зелёная ящерица с синей головой. Точно кто-то вытолкнул её оттуда. Прошуршала по сухому листу – и шмыг в чью-то норку.

В норке другой тайничок. Хозяйкой там тупоморденькая мышка-полёвка.

Испугалась она синеголовой ящерицы, выскочила из отнорка – из темноты на свет, – заметалась-заметалась – и шасть под лежачую колодину!

Поднялся под колодиной писк, возня. Там тоже оказался тайничок. И целый день спали в нём два зверька – сони-полчки. Два зверька, похожие на белочек.

Выскочили из-под колодины сони-полчки, ошалели от страха. Хвосты ершом. Взвинтились по стволу. Поцокали – да вдруг опять им страшно стало, ещё выше по стволу винтом кинулись.

А выше в стволе – дупло.

Сони-полчки хотели в него – и сшиблись у входа лбами. Пискнули от боли, кинулись опять обе сразу – да так вместе в дупло и провалились.

А оттуда – фык! – маленький дупляной чёртик! Ушки на макушке что рожки. Глаза круглые, жёлтые. Сел на сучок, спиной ко мне, а голову так завернул, что смотрит на меня в упор.

Конечно, не чёртик это, а сплюшка – ночные часы!

Я моргнуть не успел, она – раз! – и в листву. И там завозилось, запищало: тоже кто-то таился.

Так от дупла к дуплу, от норки к норке, от колоды к колоде, от куста к кусту, от щели к щели шарахается от страха лесная мелюзга, открывая мне свои ухороночки-тайнички. От дерева к дереву, от куста к кусту, как волна от камня, катится по лесу тревога. И все прячутся: скок-скок за кусток, за сучок – и молчок.

Хочешь увидеть – стань невидим. Хочешь услышать – стань неслышим. Хочешь узнать – затаись.

Загадочный зверь

Кошка ловит мышей, чайка ест рыбу, мухоловка – мух.

Скажи, что ты ешь, и я скажу, кто ты.

И слышу я голосок:

– Угадай, кто я? А ем я жуков и муравьёв!

Я подумал и твёрдо сказал:

– Дятел!

– Вот и не угадал! Ещё я ем ос и шмелей!

– Ага! Ты птица-осоед!

– Не осоед! Ещё я ем гусениц и личинок.

– Гусениц и личинок любят дрозды.

– А я не дрозд! Ещё я грызу сброшенные лосями рога.

– Тогда ты, наверно, лесная мышь.

– И вовсе не мышь. Бывает, я сама ем мышей!

– Мышей? Тогда ты, конечно, кошка.

– То мышка, то кошка! И совсем ты не угадал.

– Покажись! – крикнул я. И стал вглядываться в тёмную ель, откуда слышался голосок.

– Покажусь. Только ты признай себя побеждённым.

– Рано! – ответил я.

– Иногда я ем ящериц. А изредка рыбу.

– Может, ты цапля?

– Не цапля. Я ловлю птенцов и таскаю из птичьих гнёзд яйца.

– Похоже, что ты куница.

– Не говори мне про куницу. Куница мой старый враг. А ем я ещё почки, орехи, семена ёлок и сосен, ягоды и грибы.

Я рассердился и крикнул:

– Скорей всего, ты – свинья! Ты лопаешь всё подряд. Ты одичавшая свинья, которая сглупу забралась на ёлку!

– Сдаёшься? – спросил голосок.

Ветки качнулись, раздвинулись, и увидел я… белку!

– Запомни! – сказала она. – Кошки едят не только мышей, чайки ловят не только рыбу, мухоловки глотают не одних мух. А белки грызут не одни орешки.

Неслух

Медведицы строгие матери. А медвежата неслухи. Пока ещё сосут – сами сзади бегают, в ногах путаются. А подрастут – беда!

Да и медведицы сами со слабинкой: любят в холодке подремать. А весело ли медвежатам слушать их сонное сопение, когда кругом столько заманчивых шорохов, писков, песен!

От цветка к кусту, от куста к дереву, – и забредут…

Вот такого неслуха, удравшего от матери, я однажды и встретил в лесу.

Я сидел у ручья и макал сухарь в воду. Был я голодный, а сухарь был жёсткий, потому трудился я над ним очень долго. Так долго, что лесным жителям надоело ждать, пока я уйду, и они стали вылезать из своих тайников.

Вот вылезли на пень два зверька-полчка. В камнях запищали мыши, – видно, подрались. И вдруг на поляну выскочил медвежонок. Медвежонок как медвежонок: головастый, губастый, неловкий.