Окончательный вывод
– Я оправдываю свое жалованье, мистер Вулф.
Холодный взгляд, холодная улыбка, холодный тон. С некоторыми ледышками помогает, если слегка растопить их лед и посмотреть, что получится, – бывает любопытно, кстати, – но с другими сразу становится ясно, что ледяная корка у них очень толстая. Дина Атли была из вторых. При этом вполне себе красотка – личико привлекательное, фигурка ладная.
Вулф пристально ее оглядел:
– Не сомневаюсь. Как вы знаете, миссис Вейл звонила вам отсюда. Я слышал, как она наставляла вас не делиться со мной содержанием вчерашней телефонной беседы с мистером Нэппом. Но разрешите напомнить, что ей сейчас непросто рассуждать здраво. Быть может, вы полагаете иначе. Что скажете?
– Нет. – Опять этот холодный тон. – Она моя нанимательница.
– Тогда я не стану вас изводить. Вы постоянно открываете почту миссис Вейл?
– Да.
– Все письма, которые приходят на ее имя?
– Да.
– Сколько писем было во вчерашней утренней почте?
– Не считала. Может, десятка два.
– Конверт вот с этим письмом – вы открыли его первым или несколько позже?
Разумеется, его тактика была стара как мир – минимум три тысячи лет возрастом. Он выспрашивал подробности события, выискивая признаки неуверенности и смятения.
Дина Атли улыбнулась:
– Сначала я разбираю почту, а рассылки и прочую регулярную корреспонденцию оставляю на потом. Вчера было четыре, нет, пять конвертов, которые я открыла в первую очередь. Это письмо нашлось в третьем по счету конверте.
– Вы немедленно показали его миссис Вейл?
– Разумеется. Отнесла в ее комнату.
– В загородный дом в воскресенье вечером она звонила при вас?
– Нет. Я была дома, но к тому времени уже легла.
– В какое время вчера днем поступил звонок от мистера Нэппа?
– В четыре часа восемь минут. Я догадывалась, что точное время может понадобиться, и сделала себе пометку.
– Вы слушали разговор?
– Да. Миссис Вейл попросила, и я согласилась.
– Стенографировали?
– Конечно.
– Вы учились в колледже?
– Да.
– А печатаете двумя пальцами или четырьмя?
Она снова улыбнулась:
– Всеми десятью. Вслепую. – Она повела ладонью. – Право же, мистер Вулф, к чему эти глупые расспросы? Разве они помогут вернуть мистера Вейла живым?
– Нет. Однако они вовсе не бессмысленны. Понимаю, что вы стремитесь быть рядом с миссис Вейл, а она в вас нуждается, и сильно я вас не задержу, обещаю. Выяснять насчет голоса и манеры произношения звонившего бесполезно. Если я и узнаю что-то новое, уже слишком поздно. Но, если не возражаете, мистер Гудвин возьмет у вас отпечатки пальцев. Арчи, будь добр…
Это ее немного расшевелило.
– Мои отпечатки пальцев? Зачем?
– Не ради благополучного возвращения мистера Вейла. Эти отпечатки могут пригодиться впоследствии. Не исключено, что мистер Нэпп или его пособник оставили следы на этом листке. Кстати, вы не знаете, брал его кто-либо в руки до вас и миссис Вейл?
– Не знаю.
– Мы с мистером Гудвином трогали листок, но позднее. Надо бы отпечатки и у миссис Вейл взять. Смею заверить, мистер Гудвин отлично справляется. Даже если мистер Вейл вернется домой в добром здравии – надеюсь, именно так все и будет, – нам, возможно, потребуется определить, нет ли на письме неопознанных отпечатков. Вы возражаете против процедуры или согласны?
– Не возражаю. Чего мне опасаться?
– Отлично. Арчи?
Я открыл ящик стола и извлек чернильницу со штемпельной подушечкой и специальную бумагу. Теперь-то мне стало ясно, что за предположение проверял Вулф, когда изучал клавиши моей пишущей машинки с письмом мистера Нэппа в руке, а еще я понял, зачем нужны отпечатки Дины Атли. Словом, необходимости указывать ее имя на листке с оттисками не было, но я все равно его надписал. Она встала, подошла к моему столу, и сначала я занялся ее правой рукой. Какие красивые у нее ладони – гладкие, ухоженные, с длинными и тонкими пальцами… Ни единого колечка, между прочим. Когда мы перешли к левой руке, покончили с большим, указательным и средним пальцем и взялись за безымянный, я непринужденно поинтересовался:
– Что это? Царапина?
– Ерунда. Прищемила ящиком.
– Мизинец тоже? Не волнуйтесь, я буду осторожен.
– Уже почти зажило. Это случилось несколько дней назад.
Но я проявил деликатность. Какой смысл действовать грубо, если ее отпечатки нам все равно ни к чему? Отмывая кончики пальцев тряпкой, смоченной в растворе, она спросила Вулфа:
– Неужели вы думаете, что похититель был настолько глуп, что мог оставить свои отпечатки на письме?
– Вряд ли глуп, – признал Вулф. – Но не исключено, что он оставил след по неосторожности. Еще одно, мисс Атли. Позволю себе уточнить, что нашей первейшей заботой является жизнь и безопасность мистера Вейла. Я приложу все старания к тому, чтобы он остался жив. Арчи, покажи копию объявления.
Я взял бумагу со стола и протянул мисс Атли. Вулф подождал, пока она не прочтет, и добавил:
– Это объявление появится в сегодняшней «Газетт» и в утренних газетах. Если похититель его заметит, то, возможно, призадумается. Больше того, он наверняка призадумается, если слышал обо мне хотя бы краем уха. Этим объявлением я публично беру на себя некие обязательства. Если он убьет мистера Вейла, то тем самым окажет себе медвежью услугу. Я непременно отыщу его – через месяц, через год или через десять лет. Очень жаль, что мы с вами не в состоянии связаться с ним и разъяснить ему это обстоятельство.
– И вправду жаль. – Ее тон ничуть не изменился. Она вернула мне копию объявления. – Быть может, он не настолько высокого мнения о ваших способностях, как вы сами. – Она сделала три шага к двери, остановилась и добавила: – Быть может, он считает, что полиция для него даже опаснее.
С этими словами она вышла из кабинета. Я метнулся в прихожую, чтобы открыть входную дверь. Благодарности и слов на прощание я не ждал – и не получил.
Вернувшись в кабинет, я встал перед столом Вулфа и, глядя на шефа сверху вниз, утвердительно произнес:
– Значит, это она напечатала.
– Разумеется, – кивнул он. – Я не…
– Прошу прощения, но давайте я сам попробую. С первого взгляда на письмо вам, как и мне, стало ясно, что человек, который его печатал, бьет по клавишам неравномерно. Потом, пока я звонил, вы рассматривали письмо, вас осенило. Вы сравнили буквы с клавишами и заметили, что все слабо пропечатанные буквы расположены на клавиатуре слева – не просто левее центра, но на левом краю. W, F, A, S и D. Поэтому вы предположили, что печатал кто-то, умеющий делать это десятью пальцами, а не двумя или четырьмя, и что…
– Что, возможно, он печатал вслепую…
– Прошу прощения, но я не закончил. Насчет «вслепую» – это лишь ваши домыслы. По какой-то причине безымянный палец и мизинец на левой руке нашего неизвестного били по клавишам слабее, чем другие пальцы. Ладно. Я присоединился к вам после ланча, когда вы читали, прямо перед ее приходом. Вы видели, как я сравниваю письмо с клавишами машинки…
– Не видел. Я читал.
– Почему-то я вам не верю. Вы ничего не упускаете, хотя частенько притворяетесь, будто упустили. Меня вы точно видели. Потом пришла мисс Атли, и вы меня снова опередили. Согласен, сам заслужил. Мое зрение не хуже вашего, находился я ближе, чем вы, но вы первым обратили внимание на то, что кончики двух пальцев на ее левой руке обесцвечены и слегка раздуты. А я проморгал. Конечно, когда вы сказали, что нам необходимы ее отпечатки, я тоже это заметил. Так что забудьте мои слова насчет «сам заслужил», ведь я сообразил, от чего пострадали ее пальцы. Ну, все верно?
– Да. Не считая того, что это по-прежнему предположение, а не факт.
– Мы практически его подтвердили и заработали вам пятьдесят тысяч. По-вашему, просто совпадение, что она, опытная машинистка, живущая в доме нанимательницы, ушибла два пальца на левой руке ровно настолько, чтобы продолжать ими печатать? Чушь собачья! Хоть режьте, эту отговорку я не приму. Потом вы заставили ее прочитать объявление, убедились, что она все запомнила, рассчитывая, что она донесет суть послания до мистера Нэппа… Почему вы позволили ей уйти?
– Выбор был невелик, – ответил Вулф. – Либо она уходит, либо мы ее прижимаем. Как думаешь, она сдалась бы?
– Нет. Крепкий орешек.
– А если мистер Вейл уже мертв, что вполне возможно, было бы непростительным промахом раскрывать перед ней наши подозрения. И если он жив – тоже. Она бы посмеялась надо мной, только и всего. Задержать ее силой, взять в заложницы по подозрению, пускай обоснованному, и известить мистера Нэппа, что мы готовы обменять ее на мистера Вейла? Вариант, конечно, однако как связаться с мистером Нэппом? Публиковать второе объявление слишком поздно. У тебя есть идеи?
– Найдутся. Я напрошусь на встречу с миссис Вейл, под любым предлогом, и исхитрюсь, так или иначе, напечатать что-нибудь на машинке, которой пользуется Дина Атли. Разумеется, это письмо она могла напечатать на другой, но все равно мы сможем сравнить шрифты.
Вулф покачал головой:
– Нет. Ты мыслишь смело и бываешь порой деликатным, но мисс Атли наверняка насторожится. Кроме того, вспомни, о чем она спрашивала: помогут ли мои расспросы вернуть мистера Вейла живым? Словом – нет.
Он бросил взгляд на часы. Через десять минут ему предстояло удалиться на ежедневную двухчасовую встречу с орхидеями в оранжерее – с четырех до шести, как обычно. Еще можно прочитать несколько страниц. Он потянулся за книгой и раскрыл ее на заложенном месте.
Глава 3
Возможно, я внушил вам неверное представление о Джимми Вейле, поэтому спешу исправиться.
Возраст: тридцать четыре года; рост: пять футов десять дюймов; вес: сто пятьдесят фунтов. Темные глаза, иногда подернутые ленивой поволокой, иногда яркие, блестящие от возбуждения. Прилизанные темные волосы, почти черные, правильное бледное лицо с большим ртом. Видел я его ничуть не реже, пожалуй, чем его жену, поскольку в театры и рестораны они, как правило, ходили вдвоем. В 1956-м он устроил целое представление в «Глори хоул» в Гринвич-Виллидже – полчаса болтал беспрерывно, отпуская язвительные замечания обо всем на свете. Тогда-то и приметила его Алтея Теддер, вдова Харольда Ф. Теддера, а год спустя вышла за него замуж, или он на ней женился, в зависимости от того, кто это рассказывает.
Полагаю, любая женщина, выходя замуж за мужчину лет на десять моложе себя, становится мишенью для злословия даже среди друзей, не говоря уже о недругах, как бы ни обстояли дела в действительности. Конечно, нередко сплетни не более чем пустые домыслы. Джимми Вейл нравился женщинам всех возрастов, они хотели быть с ним, спору нет, а сам он, нет сомнений, мог бы погуливать налево от супруги хоть семь дней в неделю, возникни у него такое желание, но лично я ничего подобного за ним не замечал. Как по мне, он, если отбросить досужую болтовню, был просто примерным мужем. Я ждал, что она попросит Вулфа последить за ним, потому что стараниями друзей узнала о части слухов.
Между прочим, двадцать пять лет назад она тоже произвела фурор – Алтея Перселл, молочница в пьесе «Луговой жаворонок», бросила театр, чтобы стать женой мужчины старше себя и намного богаче. У них родились двое детей – сын и дочь. Я видел их пару раз во «Фламинго». Теддер умер в 1954-м, и Алтея выждала положенный по приличиям срок, прежде чем снова выйти замуж.
По правде говоря, ни Джимми, ни Алтея не совершили ничего предосудительного или хотя бы скандального за четыре года своего брака. В газетах их имена мелькали часто, но лишь потому, что от них постоянно ожидали чего-то этакого. Она бросила Бродвей на взлете карьеры, чтобы стать женой богатого и довольно знаменитого мужчины средних лет, а он отказался от славы у микрофона ради женитьбы на богатой женщине средних лет. Когда подобная парочка наследует дом и капиталы Теддера, можно ожидать чего угодно, вот пресса и ждала.
С другой стороны, два дня назад наконец-то случилось нечто необычное, экстраординарное, а в газеты до сих пор не просочилось и намека. В объявлении Вулфа, адресованном мистеру Нэппу, не было ни словечка, которое позволило бы связать его с четой Вейл. Попадись оно на глаза Хелен Блаунт, приятельнице миссис Вейл, та, быть может, догадается, но вряд ли станет кричать о том на каждом углу. Лично я увидел объявление вскоре после того, как Вулф удалился в оранжерею. Не дожидаясь половины шестого, когда нам обычно доставляли вечерний выпуск «Газетт», я прогулялся до киоска на углу Тридцать четвертой улицы и Восьмой авеню. Объявление напечатали на пятой полосе, с широкими полями. Ни один Нэпп такое точно не пропустит, но мы-то знаем, что на самом деле похитителя зовут иначе.
На вечер у меня были планы: пообедать с подругой и сходить на спектакль. Доложу я вам, это было приятное отвлечение: работа сыщика, пусть он и правая рука Ниро Вулфа, а также его ноги, сводится в основном к скучной, утомительной рутине, а потому мысль о преследовании женщины, несущей полмиллиона долларов похитителю ее мужа, вводила в соблазн. Во-первых, отличный способ скоротать вечерок, а помимо того – добрая гора возможностей. Однако дело взял Вулф, а я работал на него, поэтому без его ведома и одобрения такие вылазки недопустимы, он же совершенно точно не разрешит. Попросту отмахнется и опять уткнется в книгу. Потому в шесть я поднялся к себе, переоделся и направился в ресторан. Впрочем, на протяжении всего вечера лицо клиентки маячило перед моим мысленным взором, а вернувшись домой около часа ночи, я с трудом поборол искушение набрать ее номер и справиться, как все прошло.
Зазвонил телефон. Среди всех неприятных способов побудки самый мерзкий для меня – это телефонный звонок. Я перекатился на бок, заставил себя открыть глаза, увидел, что уже светло, а часы показывают 7:52, схватил трубку, поднес к уху и ухитрился проворчать:
– Резиденция Ниро Вулфа. Арчи Гудвин слушает.
– Мистер Гудвин?
– Я вроде бы назвался, нет?
– Это Алтея Вейл. Мне нужно переговорить с мистером Вулфом.
– Невозможно, миссис Вейл. До завтрака – никаких разговоров. Если что-то срочное, сообщите мне. Вы…
– Мой муж вернулся! Целый и невредимый!
– Хорошо. Замечательно. Он сейчас с вами?
– Нет, он в нашем загородном доме. Звонил десять минут назад. Сказал, что примет ванну, переоденется, поест, а потом поедет в город. С ним все в порядке, в полном порядке. Я вот почему звоню: он обещал похитителям никому ничего не рассказывать сорок восемь часов и за меня тоже поручился. Я не сказала ему, что ездила к Ниро Вулфу. Подожду, когда он доберется сюда. Нельзя, чтобы мистер Вулф проговорился. Ни он, ни вы. Потому я и звоню. Вы ему передадите?
– С удовольствием. Вы уверены, что звонил именно ваш муж?
– Еще бы! Мне ли не знать его голос?!
– Отлично. Будем считать, что объявление помогло. Перезвоните, пожалуйста, когда ваш муж приедет домой.
Она пообещала, и на этом мы расстались. В радиоприемнике щелкнуло, мужской голос произнес:
– …Располагает пятью удобными помещениями в Нью-Йорке! Одно находится на…
Я протянул руку и выключил радио. Ночью, перед сном, я настроил приемник на восьмичасовой выпуск новостей, но в данный момент никакие другие новости мне не требовались. С несказанным удовлетворением я потянулся, зевнул, изрек вслух: «Какого черта! Что бы ни твердил Джимми Вейл, мы-то знаем, что Нэпп испугался объявления!» – снова зевнул и смирился с тем фактом, что вставание с кровати требует изрядной силы воли.
Над головой ничего не висело, а потому я еще понежился и лишь после половины девятого спустился на первый этаж, вошел в кухню, пожелал доброго утра Фрицу, налил себе стакан апельсинового сока, сделал хороший глоток и насладился благодарным бурчанием живота. Пока спускался, мне было пришло в голову заглянуть к Вулфу, но я быстро передумал. Он наверняка сейчас уминает завтрак – Фриц обычно идет к нему с подносом в восемь пятнадцать.
– Никакого перца в колбасках, – предупредил Фриц. – Это было бы оскорбление вкуса. Мистер Хауи прислал нам свой лучший товар.
– Тогда мне двойную порцию. – Я снова глотнул сока. – Ты порадовал меня хорошими вестями, и я тебя тоже порадую. Женщина, которая приходила вчера, поручила нам дело, и поручение уже выполнено. Вот так. Денег хватит, чтобы нам с тобой платили несколько месяцев.
– Fort bien[1]. – Он подлил масла на сковородку. – Поэтому ты вчера припозднился?
– Нет. Шеф справился, не вставая с кресла.
– Неужели? А разве не ты утверждал, что он без тебя как без рук? Кто же тогда piquer?[2]
– Чего? Как это слово пишется?
Фриц произнес по буквам.
– Погляжу в словаре.
Я поставил пустой стакан на стойку и сел за стол у стены, где лежал мой экземпляр «Таймс». Пока ел, продолжал поглядывать на часы и в 8:57, когда доедал первую оладью и вторую колбаску, протянул руку к домашнему телефону и набрал комнату Вулфа.
– Да? – прорычал он.
– Доброе утро. Миссис Вейл звонила с час назад. Ее муж связался с ней из их загородного дома. Он на свободе, вроде бы жив и здоров, приедет в город, когда приведет себя в порядок и перекусит. Пообещал кому-то – видимо, мистеру Нэппу, – что ни он сам, ни его жена рта не раскроют в ближайшие сорок восемь часов. Она просила, чтобы мы не проболтались.
– Годится.
– Ну да, все как будто сошлось. Но я собираюсь выйти в банк, обналичить ее чек, а оттуда всего пять кварталов до редакции «Газетт». Скоро слухи все равно разойдутся, и я хочу предупредить Лона Коэна, чтобы он пока помалкивал. Он слово держит, вы сами знаете, а за предупреждение будет благодарен.
– Нет.
– В смысле? Он не держит слово?
– Нет. Он-то как раз доказал, что ему можно доверять. Но я не видел миссис Вейл сегодня. И ты тоже не видел. Было бы полезно сделать мистера Коэна нашим должником, но с этим можно повременить. Не торопись. – Он повесил трубку.
Ба! На целых две минуты опоздал с выходом в оранжерею на крыше.
Фриц принес вторую оладью и пару колбасок.
– Пожалуй, за гнутую монетку я бы сходил наверх и понадоедал бы ему.
Он похлопал меня по плечу:
– Брось, Арчи. Если приспичит, тебя не остановить, а если нет, значит нет.
Я намазал оладью маслом:
– Будем считать, что это похвала. Надо запомнить.
Следующие пару часов, за которые я позавтракал и дочитал «Таймс» (наше объявление было на двадцать шестой полосе), проверил почту, смел пыль со столов, убрал вчерашние орхидеи и налил в вазу свежую воду, прогулялся до банка и обратно, а также выполнил множество мелких повседневных дел, я не прекращал обдумывать ситуацию. Картина выглядела до отвращения нелепой. Тебя нанимают ради столь громкого дела, как похищение знаменитости, – а Джимми Вейл всяко знаменитость, – и ты печатаешь объявление в газете, получаешь гонорар, и все довольны. Все ли? Я, конечно, не прочь понадоедать Вулфу, когда для того есть повод, но ведь Джимми Вейл, спасать которого нас наняли, вернулся домой целехоньким! Когда все раскроется, в погоню за мистером Нэппом кинется орава копов и спецов из ФБР; рано или поздно они его, думаю, изловят. Наша работа выполнена, не считая того, что хотелось бы повидать Джимми воочию. Миссис Вейл клялась, что перезвонит, когда он приедет. Вот не поленюсь, спрошу у него, показывал ли ему мистер Нэпп номер «Газетт» с нашим объявлением.
Идти никуда не пришлось. В 11:25 в дверь позвонили. Вулф спустился из оранжереи, уселся за свой стол, поставил в вазу Oncidium marshallianum, оторвал вчерашний листок с перекидного календаря, проглядел почту и принялся надиктовывать длинное письмо охотнику за орхидеями из Гватемалы. Он терпеть не может, когда его отрывают от чего-то по-настоящему важного, но Фриц был наверху, так что я прервался, чтобы узнать, кто пришел, рассмотрел стоявшего на крыльце и доложил Вулфу, что явился Джимми Вейл, затем вернулся в прихожую и открыл дверь.
– Возможно, вы меня узнали? – спросил Джимми. – Я-то вас помню. Вы чертовски хорошо танцуете!
Я тоже его похвалил, ничуть не лукавя, принял пальто и шляпу, повесил на вешалку и проводил в кабинет. Вейл направился прямиком к Вулфу, встал перед столом и произнес:
– Знаю, вы не пожимаете рук. Однажды я хотел драться за вас с типом, который сказал, что вы пустозвон. Я, конечно, знал, что он струсит. Я Джимми Вейл. Можно присесть? Желательно – в красное кожаное кресло. А вот и оно. – Он сел, уперся локтями в подлокотники и скрестил ноги. – Заранее извините, если я вдруг рыгну. Два дня и три ночи меня кормили одной консервированной фасолью, а потом я съел яичницу с беконом. Жена рассказала, что наняла вас. Еще никогда столько не тратили ради такого пустяка. Разумеется, мне не нравится, когда меня называют имуществом жены. А кому понравится? Но я понимаю ваши соображения. Я увидел объявление, только когда жена мне показала. Не знаю, видели его мои похитители или нет. Это важно?
Глядя на него и слушая его треп, трудно было вообразить, что он провел шестьдесят часов в руках похитителей, питался холодной фасолью и, быть может, готовился к смерти. Правда, у него было время умыться и переодеться, а в сплетнях, которые о нем распускали, обвинений в мягкотелости не звучало. Лицо его было мертвенно-бледным, как всегда, гладким и с правильными чертами, тоже как всегда, а темные глаза задорно блестели.
– Полезно, однако не более того, – ответил Вулф. – Вы пришли сообщить мне это? Что ничего не знаете?
– Не совсем. – Вейл вскинул руку к правому виску и щелкнул кончиком среднего пальца по кончику большого. Этим жестом он прославился в «Глори хоул». – Я упомянул об этом, поскольку это может быть важно для нас – для меня и моей жены. Если кто-нибудь из похитителей видел объявление в газете, то им известно, что моя жена все вам рассказала, а последствия могут быть плачевными. Вот поэтому я и пришел сразу, как приехал. Мне велели держать рот на замке сорок восемь часов, до утра пятницы, и проследить, чтобы жена помалкивала, иначе, мол, придется пожалеть. По-моему, они не шутили. Знаете, они меня убедили, что словами не бросаются. Мы с женой намерены молчать до утра пятницы уж точно, а вы что думаете? Можно напечатать другое объявление для мистера Нэппа, сообщить, что, раз имущество возвращено, вы претензий не имеете. Ваш интерес исчерпан. Сдается мне, это будет правильно.
Вулф разглядывал его, наклонив голову набок:
– Мистер Вейл, вы исходите из необоснованного допущения. Вы считаете, что я должен молчать до утра пятницы. Я сказал вашей жене, что обязанность уведомлять власти о серьезном преступлении порой смягчается привходящими обстоятельствами, например желанием спасти чью-то жизнь, но вы теперь, очевидно, вне опасности. Я увидел вас живым и здоровым, следовательно, больше не могу откладывать обращение в полицию. Лицензированный частный детектив обременен ограничениями, которые неведомы обычному гражданину. Не хочу подвергать вас или вашу жену…
Зазвонил телефон; я развернулся и снял трубку:
– Кабинет Ниро Вулфа. Арчи Гуд…
– Это Алтея Вейл. Мой муж у вас?
– Да, он…
– Мне нужно поговорить с ним.
В ее голосе прозвучала настойчивость. Я поступил так, как поступил, не только из любопытства. Между Вулфом и Джимми Вейлом явственно назревало столкновение по поводу утра пятницы. Если она звонит ради того же самого, я должен это услышать. Короче, я сказал Вейлу, что это его жена, передал ему трубку, а сам шмыгнул на кухню, ко второму аппарату.
– …Случилось жуткое. Только что позвонили из Уайт-Плейнса, некий капитан Сондерс из полиции штата сообщил, что нашли мертвую женщину, и это Дина Атли, как им кажется. Хотят, чтобы я приехала в Уайт-Плейнс и опознала тело или прислала кого-нибудь вместо себя. Господи, Джимми, неужели это Дина?! Как она там очутилась?
Джимми. Не знаю. Может, Арчи Гудвин догадается. Он подслушивает нас по второй трубке. Полицейский рассказал, как ее убили?
Алтея. Нет. Он…
Джимми. А с чего они взяли, что это Дина Атли?
Алтея. Определили по вещам в ее сумочке и в машине. Она поехала туда на машине. Я не… Не хочу ехать… Может, отправить Эмиля?
Джимми. А почему нет? Как думаете, Гудвин? Эмиль – это наш шофер. Он точно скажет, это Дина Атли или нет. Обязательно ехать моей жене? Или мне?
Не было смысла притворяться, будто я не слушаю.
– Вас вызывают не просто ради опознания. Если это действительно Дина Атли, полиция захочет задать вам обоим несколько вопросов. Возможно, у них возникли какие-то сомнения, но тогда они сами приедут. А для опознания и я подошел бы. Попросите мистера Вулфа, чтобы он послал меня вместо вас.
Алтея. Здорово! Давай, Джимми!
Джимми. Ну не знаю… Куда там ехать в Уайт-Плейнсе?
Я. Я найду.
Алтея. Это наверняка Дина! Она не вернулась домой вчера вечером и… Как ужасно!
Джимми. Прошу, Ал, успокойся. Я скоро приеду. Просто постарайся успокоиться…
Я повесил трубку и вернулся в кабинет. Когда я вошел, Вейл как раз закончил утешать жену.