Красная Тапочка

Мами́на её стращала:

– Ну, что, Тапочка, теперь боишься? На твоем месте я бы села в машину и больше в Колшево и носа не казала.

На что Тапочка заверила, что маньяк в Колшево не сунется, тамошние парни ему враз накостыляют.

Она открывает дверь в лофт, и что же она видит? В открытые окна задувает ветер, и всюду горит яркий свет: дети включили прожекторы, а сами уснули. Они бесились всю ночь и даже умудрились не простудиться.

На ковре лежала учительница, которую невозможно добудиться. Она храпела, и золотая цепочка, висевшая на груди, подпрыгивала и сверкала. Она выпила столько таблеток снотворного, что только чудом осталась жива.

Вот только у Тапочки нет времени рассиживаться, у неё следующее сообщение от курьерской службы на заказ цветов. Скорей за руль смарта.

На пункте охраны её машинку-смарт останавливает шлагбаум.

– Досматривать будешь? – сегодня дежурит не Валера, а его сменщик из Колшево.

– Нет, проезжай.

– А вдруг я ограбила кого?

– Мы тебя знаем, ты курьер доставки, если надо, мы тебя найдем, из-под земли достанем.

– А чего искать, вот она я. А где Валера?

– Занят он, его до завтра не будет. Сказано проезжай. – Видно, не выспался.

В цветочном магазине Тапочке передали букет, выглядевший соблазнительно. Она вдыхала персиковый аромат желтоватых роз, её губы ласкали гладкие лепестки гвоздик.

К букету придавалась карточка.

– А по какому адресу доставка?

– Где-то в районе Колшево. Номер дома не указан. Мы пробовали связаться с клиентом, но он не отвечает.

– Без адреса невозможна доставка.

– Всё в карточке?

Курьер развернула открытку. Там было написано: «Милая Тапочка, обожаю, как ты целуешься. Позвони мне. Я буду ждать. Твой парень Паша Голиков».

Девушка от души расхохоталась, но потом задумалась. Чем больше она размышляла, тем запутаннее ей делалось. Если предположить, что Павлика спрятали в Колшево, заказав цветы, он засветил свою кредитную карточку, и не пройдет и пяти минут, как о его нахождении станет известно. А с какой стати его засунули в эту дыру, как не с целью спрятать.

…Павлик был счастлив, это сразу бросалось в глаза. Объяснений не требовалось. Он встал раньше остальных детей и рвал ручку двери, так и бился, пока Тапочка его не впускала.

– Мне тебе нужно кое-что сказать.

– Твои цветы!

– Я хочу, чтобы ты отыскала отца. Он где-то здесь.

– Самому слабо?

– Лариса не оставляет меня одного. К тому же ребята всегда рядом. Мне не удается уйти.

– Успокойся. Тебе всё кажется.

– Водитель меня предупредит.

Все равно Тапочка приготовилась ждать худшего. Она так и сказала Павлику: «Слушай, когда скажу бежать, беги и не спрашивай».

От цветочного букета у неё появилась аллергия, и она чихала и сопливила до тех пор, пока не догадалась выставить натюрморт в коридор. Как только она избавилась от подарка незадачливого поклонника, её организм успокоился и самочувствие улучшилось. Она вспомнила про этот случай немного позже, когда дорога вела её к пионерлагерю. По обочине росли травянистые кустарнички с мелкими соцветиями желтого цвета, то был донник, от которого Тапочка расчихалась. Организм опять противился, выражал свое несогласие с тем, что она затеяла. А план у нее был таков. Чтобы добраться до заброшенного пионерлагеря.

Утро начиналось скучно. Одиннадцать маленьких человечков бродили в саду и ждали, когда их позовут к завтраку. На кухне учительница пила чай. Так она и проснулась: на диванчике в кухне за чашкой чая. Она минуту раздумывала, окинув Тапочку по-детски наивным взглядом, полным искреннего интереса:

– Простите, я уснула. Это было бестактно.

Учительница нашла себе роль в этом обществе с культурой потребления: серая мышка.

– Помните женщину, которая вчера приезжала на праздник? Сегодня она опять заходила.

– Менеджер из агентства? – уточнила Тапочка. – Но ведь она приехала вместе с вами.

Серая мышка странно на неё посмотрела.

– Та женщина действительно обращалась ко мне с предложением, но я ей отказала. С ней не заключали договора, она агент, который работает от себя. Так что здесь она не из-за нас.

Тапочка насторожилась. Вот это новость.

– Значит, ей так понравилось у нас, что она решила не уезжать, – попробовала она пошутить, но у самой на душе кошки скребли.

От училки этой, Ларисы Вадимовны, толку мало. Вчера Тапочка расспрашивала, отчего сюда дети приехали. Она мялась, не хотела говорить. А сегодня немного расслабилась, снизошла до откровенности. Как оказалось, по делу:

– Мне просто нужно поговорить с тобой, тапочка. Ту брильянтовую серёжку, что Павлик тебе подарил, я должна передать его матери. Они с его отцом в разводе, и она мальчику опекун.

Тапочке серьга не нужна. Неужели она похожа на охотницу за брильянтами?

– Слушай… Ты слушаешь? – Лариса потянулась за сигаретой и, только щелкнув зажигалкой, спросила, не возражает ли Тапочка, если она закурит. С сигаретой в зубах она чувствовала себя спокойнее.

Итак, Лариса жаждала поделиться. Происшедшее её тяготило, но доверить свою тайну она никому не могла. Тапочка не торопит собеседницу. Ей нужно время, чтобы справиться с тяжелыми переживаниями.

– У Павлика папа за границей. Говорили сначала, что на лечении вроде в психушке где-то здесь. Мы все больницы обзвонили, нигде нет. Остается какая-нибудь частная больница. Павлику сказали, что за пионерлагерем база отдыха, там есть дежурный врач, вот туда он и хочет идти.

Тапочка не вмешивается, даёт собеседнице время собраться с силами.

Собственно, рассказывать не о чем. Когда Лариса вышла в сад, собирая детей к завтраку, она наткнулась на Александра Еремеевича, который её напугал. Тот явился в спортивных штанах, на обнаженной груди пучками росла шерсть. Однако он отнюдь не оскорблял её взора наготой, напротив, на нём было больше одежды, чем на ком другом. Потому что из-под полы розового дождевика у него выпархивали пёстрые шелка халата, ворот которого не сходился на груди, а из-под него появлялось белое полотно рубашки или ночной сорочки, слишком тесной, чтобы он мог дышать, а потому разорванной на груди.

Всем своим видом он выражал нетерпение.

– Что он вам сказал? – допытывалась Тапочка, но учительница сделала вдруг печальное лицо и сказала, что дальше ей тяжело вспоминать. И её приятное лицо пошло морщинами, на которые было больно глядеть. Просто сердце её не могло выносить такой ужас.

– Завтра мы уедем. Лучше бы сегодня, но мне не удалось заставить их собраться. Никто не хотел меня слушать. Я хотела связаться с матерью Павлика, объяснить, что место опасное для детей, но с ней меня не соединили. На меня даже рассердились, что я беспокою по такому пустяку. Эта отвлекает её от важных дел, так объяснил мне помощник. Бывают такие люди, они постоянно заняты, им ни до чего, вот и она такая же.

Лариса промокнула влажный лоб салфеткой. Она судорожно свела губы, словно хотела сказать, но это было нервное непроизвольное движение.

Сославших на плохое самочувствие, учительница приняла таблетку. «Я скоро усну. Вымоталась за день. Вы присмотрите, чтобы они не ушли далеко». Тапочка заверила её, что с детьми всё будет хорошо».

Тапочка слушала её, не поднимая головы, и кивала, а палец её прокручивал экран смартфона, где в это время Мами́на пишет сообщение.

Тапочка не знает, что ей сказать. Картинка её пугает.

Больной готов к операции, лежит на каталке. Вид у него не слишком бодрый. Ситуация – сами понимаете. Лучше предать быстрой и лютой казни, чтобы он не мучился. Вопрос только, кто он такой. Чей черед? Ах, как не хочется Тапочке получать ответ на этот вопрос, но он задан, и никак не отвертеться.

А что эта каталка означает, гадала Тапочка. Что больной останется в живых или наоборот? Как это понимать?

Нужно установить фильтр поверх себя, чтобы уловить воспоминания. Короче, в лофте «Алеко» решили устроить праздник, потому для праздников он и предназначался. Столы отодвинули (они были на колесиках), и освободили место для танцев.

Ангелина потанцевала с Волком, он был маленького роста и едва доставал до ей плеча. Этим и объяснялась его нервозность. У него вообще быстро менялось настроение. Мог плясать до упаду, а потом свалиться на пол и сложиться, как в гробу. Потом Ангелина села в машину и уехала. Что это значит, непонятно.

Всего этого Мами́на знать не может, но её дочь Лаура всё видела, словно при этом присутствовала. И теперь она тихонько постучала в невидимую дверь.

Интересно, что сама Мами́на считает рисунки дочери развлечением на досуге.

Утром дети нервничали, только и разговоров было о завтрашнем отъезде. Если Тапочка хотела выполнить обещание, следовало поторопиться.

Вчера Павлик упрашивал её:

– Пойдем утром его искать, Тапочка.

– А разве тут люди живут?

– В том-то и дело, что нет. Турбаза закрыта. Стоят пустые корпуса, в них никого. Но мы его найдём, верно, Тапочка?

Сидеть дома оказалось довольно скучно, и дети упрашивали разрешить им прогулку по дальнему маршруту, однако учительница не давала о себе знать. Выпив чая, она больше не выходила из своей комнаты, так что ребята оказались предоставленными сами себе.

Волк явился к завтраку в ярко-белой тенниске, которую он надел в первый раз. Старушка поинтересовалась, как прошла его деловая поездка, и он ответил, что удачно, и он даже хотел пригласить гостя в дом, но не был уверен, что за столом достаточно места. Тут Тапочка увидела майского жука, который полз у него по плечу, и, слушая, как Волк нахваливает кашу, подумала, что он лжет и ни на какую встречу он не ездил, а встречался с кем-то тайно на поляне с березами, откуда и принес насекомого.

И чего это он церемонится, удивлялась Тапочка. Весь день он к ней не подходил, неужели на него так подействовала Ангелина?

После чая дети отправились на поляну с березами ловить майских жуков, которые впоследствии неудачно выползли из банки и разлетелись по дому, пугая всех обитателей. Тапочка не принимала участия в этих развлечениях, но пару раз и она снимала со своего платья жужжащих насекомых – они летели на белое. Эти майские жуки стали последней каплей, переполнившей чашу терпения. Вот Долгушева и говорит:

– Забирай их и веди гулять, и чтоб до вечера их не видели.

За дело взялась Тапочка, махнула бейсболкой и провозгласила:

– Кто хочет в пионерлагерь? Сразу и отправляемся!

Не последовало одобрительного гула, только несколько человек порадовались – верно, им понравилась Тапочка. Остальные сидели к ней спиной и болтали о своем или смотрели в телефоны. В конце концов завтра – это завтра, и может быть, они потом будут жалеть об отъезде, надеялась Тапочка.