– Я называю Инну дочерью.
– Простите. Есть какая-то информация?
– Мы знаем, что в этой дикой истории принимал участие тот же гребаный учитель, – улыбка сошла с лица Дробыша. – Не представляю, что он там наплел Инне, что наобещал или как ее запугал… Не знаю. Но он выманил девчонку из дома… У него все получилось. Теперь картина похищения ребенка восстановлена. В общих чертах. Этот сукин сын оставил машину на дороге, неподалеку от задних ворот, которыми пользуется технический персонал: уборщики, садовники, охрана. К воротам подходит узкая дорога. Камеры наблюдения там не установлены. Но этого и не требуется. Вечером выпускают собак. В тот раз шел дождь. И собак пожалели. И еще неподалеку флигель, где сидит охрана. Территория возле ворот хорошо просматривается из окон. Злоумышленники не полезут. Я, как всегда, оказался жертвой собственного либерализма. Позволял Инне слишком многое. А за учителями не приглядывал. А надо бы…
– Я уверен, что злоумышленника скоро найдут. И девочку вернут.
– Это все звенья одной цепи: обвинение меня в изнасиловании и похищение Инны, – Дробыш налил воды и одним духом осушил стакан. – За этим учителем стоят могущественные люди. И я докопаюсь до правды. Глупо думать, что сама Инна решила убежать из дома. Я для нее как отец, воспитываю ее столько лет. Не жалел ничего для ребенка. Я показал ей мир: Рим, Париж, Нью-Йорк… Короче, мне позвонил большой полицейский начальник. И обещал, что не сегодня, так завтра этого урода найдут. И девочку тоже.
Дробыш выразительно посмотрел на часы. Радченко попрощался и ушел.
* * *
Через день Чернов сам позвонил Радченко, сказал, что еще раз просмотрел материалы уголовного дела, там много белых пятен, полиция сработала плохо. В частности, не проведены следственные действия на месте предполагаемого преступления, не назначены соответствующие экспертизы. А те экспертизы, что назначены, проведены непрофессионально. Они не ответили на главный вопрос: были совершены изнасилования или это плод воображения заявителя.
– Я вынес постановление о закрытии уголовного дела в связи с отсутствием события преступления, – сказал Чернов. – Вот так. Твоя взяла. Но я все-таки считаю, что… Хотя теперь это уже не имеет никакого значения. Собственно, я звоню по другому вопросу. Если у тебя свободна следующая суббота, может быть, перекинемся в теннис?
– Одну минуточку. Только гляну расписание.
Радченко закинул ноги на стол, взял ежедневник, перевернул пару страниц. На субботу назначены две важные встречи с клиентами. Впрочем, их можно перенести на вторник, даже на среду. Потому что теннисный матч с прокурором в сто раз важнее всех деловых встреч вместе взятых.
– В субботу я свободен, – сказал он в трубку. – Совершенно свободен. И настроен на реванш.
* * *
Радченко остановил «БМВ» на платной стоянке, вылез из машины. За высоким забором начиналась территория вещевого рынка. Несколько гектаров земли были заставлены контейнерами, матерчатыми тентами, палатками и торговыми павильонами, похожими на трейлеры, снятые с колес.
Эти постройки образовывали кварталы города в городе. Поток покупателей растекался по улицам и закоулкам, пропадал в павильонах, забитых трикотажем, детскими игрушками, нижним и постельным бельем, подушками, одеялами, чудо сковородками, порошком от тараканов, лекарствами от всех болезней, всякой всячиной неизвестного происхождения и сомнительного качества.
Радченко шагал известной ему дорогой и думал о том, что незнакомый мужчина неопределенных лет, одетый в серую ветровку, увязался следом и не отстает. Шагать быстрее нельзя, вокруг слишком много людей, поэтому Радченко свернул направо. Замедлив шаг, двинулся вдоль торгового ряда, бесконечных прилавков под открытым небом, делая вид, что погрузился в изучение ценников.
Иногда он бросал взгляд за спину, человек толкался где-то рядом. Радченко свернул к столикам, расставленным на асфальте, взял бутылку пива и порцию шашлыка. Оставив еду на столе, поднялся, нашел вход в туалет и заперся в кабинке. Когда он вышел, мужчина в серой ветровке пропал. Люди спешили мимо столиков по своим делам, гомонили торговцы.
Радченко двинулся дальше, изредка оборачиваясь назад. И вскоре оказался на задворках рынка в тесном помещении без вывески, отделенной от мира витриной из толстого стекла, покрытого слоем пыли. Владелица магазина китаянка Су Юнь поздоровалась с Радченко за руку, ушла и принесла четыре костюма, заказанных две недели назад. Радченко отгородился матерчатой ширмой и стал примерять обновки.
Пахло китайской мазью от радикулита и цветочным чаем. Было слышно, как где-то рядом, за фанерной перегородкой, стрекочет швейная машина. Уже не первый год Радченко покупал здесь костюмы, прототипы которых еще только входили в моду в Италии. Брюки и пиджаки, сшитые в подпольных мастерских по выкройкам последних итальянских моделей, почти ничем не отличались от фирменных аналогов. Разве что материал иногда, попадая на солнечный свет, как-то странно светился, будто по нему пробегали электрические искры. И снашивались костюмы слишком быстро, еще до того, как выходили из моды. Но тут все решали цены: костюмы госпожи Юнь были в пятнадцать-двадцать раз дешевле тех, что продаются в модных магазинах в центре Москвы.
Через пару минут Радченко, одетый в коричневый летний костюм, вышел из-за ширмы.
– Кажется, рукава длинноваты, – сказал он. – Надо бы укоротить.
– Не надо, – ответила Су Юнь, она работала в этой дыре больше десяти лет и вполне прилично говорила по-русски. – Хороший рукава. Очень хороший. Русские не носят короткий рукава. Этот хороший.
Радченко спасовал перед авторитетом Су Юнь. Эта женщина, пользуясь минимальным запасом слов и выражений, обладала загадочной способностью кого угодно убедить в своей правоте. Молча кивнув, Радченко исчез за ширмой. И вновь появился перед Юнь в темно-синем деловом костюме. Узкие лацканы пиджака на трех пуговицах с врезными карманами и двумя шлицами на спине придавали фигуре астеническую стройность.
– Хороший, – госпожа Юнь склонила голову направо, затем налево. Дважды обошла вокруг клиента, двигаясь по часовой стрелке, одернула сзади пиджак. – Очень хорошо. Все девушки тебя любить. Два раза.
– Брюки моего размера, но коротковаты, – сказал Радченко, вглядываясь в свое отражение в мутном в рост человека зеркале. – Точно, коротковаты.
– Почему коротковат? – удивилась Юнь. – Так сейчас носят. Крой такой. Фасон модный.
– А рукава пиджака опять длинные, – вздохнул Радченко.
– У меня костюмы заказывать очень большой люди. И никто никогда не жаловаться. Вот смотри.
Юнь зашла за прилавок и вернулась с замусоленным журналом европейской моды. Она пошелестела страницами и показала несколько поблекших фотографий молодого человека, одетого в костюм, напоминающий тот, что надел Радченко.
– Вот сюда смотреть, – скомандовала госпожа Юнь. – У него тоже брюки короткий, да? А рукав короткий, да? Эта фирма…
Юнь назвала всемирно известный бренд. Радченко сдался.
– Хорошо, беру.
Он вышел из лавки с двумя бумажными сумками и заметил человека в серой ветровке, тот стоял неподалеку, курил, делая вид, что разглядывает в витрине пластиковую куклу, облезлую, давно потерявшую первоначальный цвет. Радченко подошел к мужчине. Тот отступил на шаг и встал, скрестив руки на груди.
– Слушай, тебе не надоело за мной бегать? Могу устроить так, что эту ночь ты проведешь в камере. В ближнем отделении полиции.
– Ничего ты не можешь, – усмехнулся мужчина. – В полиции тебя пошлют подальше. Людям не запрещено ходить сюда. И тратить деньги на покупку контрафактных костюмов.
– Я все-таки попробую, – Радченко поставил сумки на асфальт и вытащил мобильник. – У меня связи в полиции. Если ты искал неприятности, то ты их уже нашел.
– Подожди, – мужчина снял окурок, прилипший к нижней губе. – Надо поговорить. Я тот самый Вадим Наумов, учитель английского. Который на Дробыша написал заявление в полицию. Ну, сел в машину и поехал за тобой. Просто не мог решить, как лучше к тебе подойти, с чего начать…
– Не о чем разговаривать. Дела Дробыша больше нет. Его закрыла прокуратура.
– И много он заплатил? Ну, чтобы дело закрыли?
Вместо ответа Радченко подхватил сумки и заспешил к выходу. На автомобильной стоянке его догнал Наумов. Он встал рядом с машиной и молча наблюдал, как Радченко кладет бумажные сумки в багажник БМВ и пьет воду из пластиковой бутылки.
– Я навел о тебе справки, – сказал Наумов. – По отзывам, ты приличный парень, хоть и адвокат. Удели мне час. Больше не надо. Это недолго, всего час. Тебе надо знать о том, что произошло…
– Меня это уже не касается.
– Ну, считай, что этот час ты подарил мне, – солнце припекало, на лбу учителя выступили капли пота, а губы наоборот сделались сухими и темными.
– Я не делаю подарков незнакомым людям.
– Тогда подари час девочке Инне.
В бутылке еще оставалась вода, Радченко вылил ее на асфальт и взглянул на циферблат наручных часов. На три часа дня назначена встреча с продавцом мотоцикла «Кавасаки», очень хорошего, мощного и удобного, снятого с производства еще лет пять назад. Радченко давно хотел купить эту модель, но найти ее было не так-то просто. Итак, у него полчаса свободного времени. Он молча кивнул.
– Вон моя тачка, – Наумов показал пальцем на «Форд Мондео», стоявший в соседнем ряду. – Там можно.
– Мы поговорим в моей машине. У меня полчаса.
Глава третья
С утра майор полиции Юрий Девяткин поднялся на этаж, где сидит начальство. Прихватив пару папок с делами, которыми в данный момент занимался, и блокнот с записями. Но начальник следственного управления московского уголовного розыска полковник Николай Богатырев оказался занят. Секретарь сказала, что Богатыреву недавно звонили из Министерства внутренних дел и даже из аппарата правительства по поводу какого-то неприятного происшествия. И еще ожидаются звонки от очень больших людей.
