Мигранты. Писарчуки

– Разрешите представиться: каперанг Гнидо Валериан Валерьевич, – бодрым чётким шагом наверняка в недалёком прошлом военнослужащего промаршировал в просторный кабинет главного редактора новой, считанные дни назад зарегистрированной газеты первый сегодняшний посетитель с отличной кожи портфельчиком строго под цвет и фактуру не менее щегольских чем сам портфель лакированных башмаков.

На полпути к столу хозяина кабинета вошедший сбавил скорость до нуля, свободной от портфеля рукой одёрнул застёгнутый на все пуговицы сюртук, потрогал, не съехал ли в сторону классически строгий узел галстука и, по-военному дисциплинированно ожидая приглашения сесть, не удержался всё же, чтобы не оглядеться вокруг. Помещение, надо признать, такого несдержанного любопытства стоило. Всё здесь притягивало взгляд. Оснащено оно было по последнему слову офисной техники, оформлено и обставлено в духе ультрасовременных веяний дизайнерской мысли – претенциозно-консервативная классика с элементами модерна в разумной пропорции. Отделка – сплошь натуральными материалами: алебастровая, в дворцовом стиле потолочно-карнизная лепнина; декоративные элементы из поделочного камня, фрагментарно-изящно вписывающиеся в массив стеновых панелей красного дерева, а художественно-наборный штучный паркет – вообще глаз не оторвёшь. И в тон всему этому не менее роскошная, заказная, скорее всего, мебель настолько хороша, что прямо музей буржуазных изысков, а не рабочее пространство, пусть и руководителя организации. Довершал картину большой, диаметром с метр, украшенный тонкой инкрустацией по полированной поверхности шара напольный глобус в переднем углу, свидетельствующий, видимо, о немалых территориальных амбициях владельца… Чувствовалось – денег во всё это великолепие вложено немерено.

– Да-да, проходите, присаживайтесь. Слушаю вас, Валерий Валерьян…

– Валериан Валерьевич… – вежливо, но твёрдо перебив, поправил гость. – Хотя, не это главное. А вот о чём я хотел бы вас попросить настоятельно, так это не путать, как невольно, а иногда будто невзначай, на деле же нарочно недоброжелательно делают многие, ударение в моей фамилии. Как и у известного в своё время оппонента советской власти генерала Шкуро1 оно должно ставиться на последнем, а не на первом слоге.

– Постараюсь, – исподлобья, поверх очков глянул на собеседника редактор и перевёл взгляд на настенные часы, стрелки которых показывали ровно девять утра. – Вы пунктуальны, Валерий, э-э… Валерьянович. Ну, а меня, напомню, хотя вы наверняка прочитали это на табличке у двери, да и без того не можете не знать, поскольку шли с конкретной целью и по договорённости, Андреем Петровичем зовут. Фамилия – Артамонов. Проще некуда.

– Очень приятно… но я всё-таки Валериан Валерьевич, а не наоборот, – уже с плохо скрываемым раздражением, но пока что так же твёрдо-вежливо, как и при первой оговорке, вновь поправил главного бывший военный.

– Взаимно. Простите, всю жизнь на запоминание имён я не силён был, не обижайтесь, пожалуйста. Да, а что означает, позвольте полюбопытствовать, это словечко – «каперанг»? Где-то в кино, по-моему, или в театре я что-то в этом роде слышал. Признаться, нечасто приходится знакомиться подобным образом, когда твой визави представляется столь оригинально, да ещё и без разъяснения сути названного им псевдонима, или как это назвать ещё, не знаю…

– Каперанг – это, да будет вам известно, Андрей Петрович, на сленге военных моряков означает сокращённое производное от первых слогов «ка-

питан пе-рвого ранг-а». По сухопутному – а вы, я вижу, явно не из морских офицеров, – полковник. «Кавторанг», по соответствующей аналогии и с понижением на ступеньку – ка-питан вто-рого ранг-а, или подполковник. Всё это, конечно, уже в прошлом, да вот привычка представляться по-воински, понимаете ли… Но, опять же, и это не главное. Важнее, на мой взгляд, то, что-о… а, ладно…

– Договаривайте уж, коль начали, – редактор чувствовал, что «каперангу» не терпится высказать что-то сокровенное, но он затрудняется выразиться точно, не умея сходу подобрать нужных слов. – Что «то, что»?

– Ну… вы сами обратили внимание на то, что я только что продемонстрировал, явившись минута в минуту, и чего так многим не хватает в нашей сегодняшней жизни. Точность – вежливость королей, как говорили в добрые старые рыцарские времена. Это я по поводу той же пунктуальности, пользуясь случаем – применительно к воспитательному процессу, то есть в качестве примера для будущих подчинённых. Ведь нам с вами предстоит совместно руководить коллективом, который ещё и создать да воспитать надо, как положено, вышколить, построить по стойке «смирно».

– Простите, Валериан, э-э… Валерьевич, но что-то я не припомню, чтобы мы с вами договаривались по поводу совместного, так сказать… Я вас вообще впервые вижу!

– Я полагал, направляясь сюда, что вопрос решён. Вам разве не звонили?

– Да уж звонил Михал Михалыч по вашу душу… ну, и что? Просил рассмотреть кандидатуру – ещё не значит приказал. А во-вторых, даже если в отношении вас вопрос и решится, и вы, заняв у нас одну из руководящих должностей, со всей вашей полезной, не спорю, службистской пунктуальностью примете в какой-то мере участие в отборе кадрового состава… журналисты, они ведь – народ творческий, в большинстве своём нестандартный в мышлении и образе жизни, многие из них снедаемы самомнением относительно своих талантов – так называемые непризнанные гении, ну и не без повышенного свободолюбия, конечно. Привычный вам,

нормальный для вас казарменный стиль «смирно-вольно, шагом марш» здесь, в газете, вряд ли приживётся.

– Дисциплина ещё нигде, никогда и ни для кого не была лишней, в том

числе и в творческих коллективах, тем более, как вы изволили заметить, с самомнением. От себя хотел бы добавить: с нездоровым, больным самомнением. Докладываю: между прочим, я являюсь лауреатом престижнейшей журналистской премии «Золотое перо России». То есть, перед вами профессионал с неплохим опытом, который шантрапу эту пишущую знает не понаслышке.

– Почему «шантрапу»?

– А потому… Не будете же вы отрицать очевидного – в новое, никому пока не известное издание вряд ли можно ожидать сразу бурный приток беспроблемных, благополучных по жизни асов нашего непростого дела, которым ещё и хорошо платить надобно. Так что, основную массу коллектива нам с вами комплектовать придётся, скорее всего, не из людей высшего порядка, а из безработных люмпенов, большей частью приезжих, из которых черпает дешёвый трудовой потенциал множество столичных предприятий. А люмпены эти и есть та самая отпетая шантрапа, для наставления которой на путь истинный кнут, ручаюсь, более продуктивен, чем пряник.

Тут разговор прервался телефонным звонком. Редактор машинально потянулся к трубке, но «каперанг» Гнидо, вдруг вскочив с места, неожиданно опередил его:

– Разрешите, я отвечу?

– Попробуйте… – несколько опешил хозяин кабинета от столь вопиющей бесцеремонности, да к тому же на чужой территории, на приёме у должностного лица чрезмерно уж резвого, грубо игнорирующего, а, возможно, и просто не знающего элементарные правила приличия гостя.

Гнидо с полминуты, стоя в наполеоновской позе, слушал звонившего, затем, досадливо поморщившись, грубо оборвал:

– Предложение ваше изложите в письменном виде и передайте через секретариат! Или пришлите по почте. Да, можно по электронной. Вам ответят официально. С кем разговариваете? С первым замглавреда…. ну, что тут непонятного – первым заместителем главного редактора. Всего доброго.

Ну и прыть!.. – заныло в области солнечного сплетения у главного. Немалым усилием воли сдерживая грозящее гневной вспышкой обвально нарастающее возмущение, рискуя сорваться до непристойной ругани и грубо выгнать вон нахала, он благоразумно вобрал в лёгкие как можно больше воздуху, медленно выдохнул, после чего уже вымученно-спокойно предложил:

– Возьмите у секретаря, которая у нас пока по совместительству ещё и за инспектора отдела кадров, бланки анкеты и автобиографии, дома не спеша заполните и приходите, предварительно позвонив… ну, хотя бы за день до того, как засобираетесь.

– Заявление о приёме на работу я могу написать прямо сейчас?

– Лучше не сегодня, а по готовности анкеты, которую нам с учредителем газеты не помешало бы предварительно проанализировать на предмет подыскания вам наиболее подходящей должности, поскольку… в командный состав стремитесь, как я понимаю. А это – особый, более скрупулёзный, чем для рядовых вариантов, порядок рассмотрения кандидатуры. Да и штатное расписание у нас ещё не готово. Я потороплю, чтобы доделали его как можно скорее, там и определимся – и с должностью, и с размером денежного содержания. Естественно, если будете приняты, то, согласно требованиям трудового законодательства, с испытательным сроком до полугода, как для должностного лица руководящего звена.

– И, тем не менее, касательно денежного вопроса, о котором вы так кстати, хоть и вскользь, упомянули, хотелось бы получить какую-то ясность не откладывая на потом, то есть не отходя, как говорится, от кассы. Хотя бы приблизительно, какой размер моей заработной платы я могу озвучить сегодня дома своей жене, какими цифрами ей оперировать в перепланировании семейного бюджета? Желательно, чтобы выражалась зарплата не только моя, а и всего коллектива, что, на мой взгляд, было бы правильным – и в твёрдом окладе для спокойствия, при условии, конечно, выполнения определённого трудовым договором объёма работы, и плюс предполагала гонорарное подспорье для стимулирования творческой активности. О премиальных, лично для себя во всяком случае, заикаться считаю пока преждевременным, да и нескромным.

– Заикаться, дражайший Валерьян, простите, Валериан Валерьевич, пока вообще не о чем. Вот завтра-послезавтра, когда мне самому будет всё ясно, и порешаем…

– Есть, завтра! Вы уже почти безошибочно произносите моё имя-отчество, значит – сработаемся. Разрешите откланяться… итак, до какого часа завтрашнего дня? – взялся за ручку портфеля-люкс «каперанг».

– Да уж откланяйтесь, ради Бога, лучше до послезавтрашнего, не раньше. Время встречи согласуете с секретарём по телефону, как определитесь. Вы свободны.

Молоденькая миловидная секретарша заглянула в этот момент в дверь:

– Андрей Петрович! Тут от собственника здания Николай Гаврилович с подписанными с их стороны дополнительными соглашениями к договору аренды и счетами на оплату.

– Просите.

В кабинет вошёл подтянутый седой, стриженный «под ёжик» энергичный мужчина с умным строгим, и в то же время предельно спокойным, преисполненным достоинства взглядом уверенного в себе человека – отставной адмирал, до недавнего времени служивший командиром крейсера на Тихоокеанском флоте, а ныне, после ухода в отставку и переезда по желанию семьи в Москву, управляющий делами специализированной фирмы, сдающей в аренду редакции газеты занимаемые ею ныне апартаменты. Поравнявшись с выходящим «каперангом», экс-адмирал приостановился, вглядываясь, просиял лицом, приветливо

улыбнулся и развёл руки для объятий:

– Мичман! Разрази меня гром, если это не Гнидо, хоть и в штатском сегодня что-то! Какими судьбами в Москве? В отпуске, или, никак, в запас списался? По возрасту-то, да и по состоянию здоровья, наверное, мог бы и послужить ещё…

– Извините, я опаздываю… – сконфуженный чуть не до паралича мичман-«каперанг», не пожав руки тому, кому когда-то отдавал честь, при встречах поспешно переходя на строевой шаг чуть ли не за версту, поспешил ретироваться.

Редактор в недоумении заморгал учащённо:

– Это ваш сослуживец, Николай Гаврилович? Не спутали ни с кем человека? Полковник и мичман далеко не одно и то же… хотя фамилию назвали, вообще-то, верно.

– Как же! Такого и спросонья не спутаешь… мало, кто у нас на Тихоокеанском не знал этого писарчука. Служил на мелкой, строго по чину – мичманской должности в штабе флота, сотрудничал в качестве внештатного корреспондента со многими военными изданиями, вплоть до газеты «Красная звезда». Всё недостатки разные вскрывал. Кляузник неимоверный, за что и не любили его, а многие и побаивались. А причём тут полковник?

– Таковым этот хлыст представился. «Каперанг» я, говорит, – капитан первого ранга, то есть, по общевойсковому ранжиру, полковник. А на деле, оказывается, по тому же ранжиру – всего-то скромный прапорщик. Во, даёт!

– Хм-м… на него похоже. Что, на работу просится?

– Если бы просто на работу… так ведь высокоруководящую подавай ему, стервецу. По телефонной просьбе одного господина, отказать которому – что харакири совершить или, в лучшем случае, на сухой паёк сесть.

– Да-а… позавидовать тебе, Петрович, в данном случае трудно. Он и по твою душу пасквили начнёт писать, если что не так. Имей ввиду и будь бдителен – вонючка эта хоть и не ахти какая опасная по большому счёту, но кровь попортить может, ведь в мелких пакостях тоже мало прелести.

– Спасибо. Предупреждён – значит вооружён.

– А всё равно приятно однополчанина встретить, даже паршивенького. Ничего, справимся совместными усилиями, я ведь всё-таки авторитет для них, младших сослуживцев – пусть и отставной, но адмирал как-никак. Надеюсь, не решится на большие мерзости, зная, что мы с тобой в дружеских отношениях.

– Мёд бы пить вашими устами, Николай Гаврилович.

– Ну, да время покажет. Это даже стимул для безошибочной работы, особенно по бухгалтерии и прочим финансам. Всегда легче страховаться, если знаешь, откуда какого ждать укуса.

– Людей бы не распугал, а то пока устойчивый коллектив сложится…

– Во всяком случае, Петрович, не стесняйся, если что, и на мою поддержку рассчитывай смело.

– Буду признателен, – протянул собеседнику его экземпляр подписанного допсоглашения к договору редактор.

***

Оставшись один, «Петрович» призадумался. Как в воду глядела эта потенциальная заноза с символичной фамилией: набирать коллектив изначально планировалось большей частью из наводняющих столицу неумолимо увеличивающимся потоком всё последнее десятилетие провинциалов, ищущих здесь пути решения каких-то личных проблем, чаще всего материального свойства. Контингент не из лёгких, но – так надо… в этом весь смысл задуманного.

А может, не такое уж и зло этот Гнидо? Безусловно, хваток и не безнадёжно туп, хотя косность так и прёт из всего его поведения. Имеет опыт журналистской, штабной работы. Как выходец из когорты военных с многолетней выслугой – по определению, до слепого исполнительства подвержен дисциплине сам, и ждёт в ответ безупречной дисциплинированности от окружающих. И, пожалуй, способен служить примером для других в плане той же пунктуальности. На первого и вообще никакого заместителя, конечно, не тянет по причине слишком всё же заметной интеллектуальной ограниченности, а посему все «замовские» должности из штатного расписания лучше, во избежание лишних проблем, исключить, взамен введя в него пару единиц руководителей каких-нибудь нестратегических направлений без права подписания финансовых документов. Должности главного редактора и генерального директора, естественно, совместить и оставить за собой. Зарплату личному составу, хоть это и неэкономично с позиций оптимизации, а выражаясь точнее и честнее – «максимальной минимизации» налогообложения, от греха подальше выплачивать как можно большей частью «белой», желательно совсем без «неучтёнки» в конвертах, широко практикуемой отечественными коммерческими структурами… это уж как хозяин-инвестор Миша согласится, но в любом случае нелишне заранее отсекать на корню малейшие поводы для доносов, о вероятности которых вовремя предупредил отставной адмирал Николай Гаврилович.

Поскольку же взять, да отмахнуться от этого Гнидо, протежируемого самим хозяином, проблематично – придётся, куда ж деваться, скрепя сердце и приняв все возможные меры предосторожности, его брать. Пока, на первое время… а там война план покажет.

И когда это он, шельма, успел влезть Мише в душу? Пробивно-о-й субъект!.. Но ничего тут уже не попишешь, что случилось, то случилось, а спорить с таким человеком настроения как Михал Михалыч – в самом деле, себе дороже. Спасибо, финансирует пока, на первых порах не просто добросовестно, а даже с азартом, не глядя на цены и без вопросов. Сам настоял на выборе офиса не эконом-класса, а как можно более высокого уровня комфортности, презентабельного, настоящих апартаментов, чтобы конкуренты пикнуть не могли относительно солидности учредителя, и чтобы вообще редакция выглядела «самой крутой» в Москве. И – почти в центре города, рядом с метро, что немаловажно при рекрутировании персонала. Оргтехнику оплатил без задержек современнейшую, дорогостоящую, мебель красивую и удобную, по степени дороговизны соответствующую уровню самого помещения, даже посуду и прочую утварь для гостевых кофе-чая-коньяка велел закупить по высшему разряду. Рабочие места рядовых сотрудников – тоже, как в лучших издательских домах. Машину штабную представительского класса выделил из собственного гаража, почти новую. Не скупясь на материальную базу, в разработку творческой концепции издания, однако же, вмешиваться не стал, что делает ему честь. Считает достаточным, чтобы блюли главное – не забывать тему его бизнеса, но и без слащаво-дешёвого популизма вроде чуть ли не ежестраничных, к месту и не к месту, вставок мудрых изречений и имиджевых портретов кормильца, как практикуют порой недалёкие в креативном плане издания.

Спору нет, всё это стоит того, чтобы чем-то и поступиться по его капризу – принять, например, рекомендованного им человечка на какую-то из привлекательных должностей. Пусть этот сотрудник и не подарком судьбы окажется, но подобные издержки неизбежны, наверное, в любом мало-мальски серьёзном деле. Мириться какое-то время придётся, грусти не грусти, даже с экземплярами вроде «каперанга» Гнидо, что делать…

***

– Позвольте войти? – в кабинет бесшумно, едва не на цыпочках вошёл-прокрался чистенько-светленько одетый, но весь какой-то взъерошенный, в чём более всего преуспела причёска, не первой молодости, но с сыпью нелогичных для его возраста, похожих на юношеские периода полового созревания прыщей по смуглому лицу, с начинающейся проседью в волосах брюнет в дорогих при всё том, торговой марки «Дюпон», как и у самого главреда, очках, сквозь фирменно полированные стёкла которых мигающим неуловимо редко, как у ящерицы-хамелеона, «пожирающим начальство» преданным взглядом уставились куда-то повыше и сбоку лба собеседника круглые вытаращенные глаза, то ли грузин, то ли абхазец. Или, чтобы не гадать – по расхожему протокольно-милицейскому определению – просто «лицо кавказской национальности».

Неужто ещё одно чудо из той же гоп-гвардии, что и предыдущий кадр?.. – иронично-озадаченно почесал в затылке главный, не подозревая, как близок к истине. – Сговорились, что ли, они сегодня? Как ведьмы на шабаш…

– Проходите, коль вы и так уже здесь, но… мы разве оговаривали эту встречу? – мельком заглянул он в рабочую тетрадь-ежедневник, а затем более пристально, вопрошающе воззрился на незапланированного посетителя. – И как вы прошли мимо секретаря? Она мне о вас не докладывала.

– А в приёмной никого не было, может, отлучилась секретарь… по надобности какой-нибудь неотложной… – пожал плечами простовато-чудаковатый с виду, но и с проглядываемой в то же время природной хитрецой незнакомец.

– Приёмная наша никогда не остается без присмотра. Если секретарь и отлучается изредка по неотложным, как вы теоретически верно предположили, надобностям, её практически всякий раз кто-то обязательно подменяет на это время. Странно… Ну, хорошо, слушаю вас. Кто вы, откуда, с чем пожаловали?

– Член Союза писателей Дзтракая Давид Георгиевич. Разумеется, по делу.

– Поздравляю, конечно, с членством в уважаемом творческом союзе, но если хотите писать о нас роман, балладу или даже что-то поскромнее вроде рассказа или очерка, в любом случае вы поторопились или просто дверьми ошиблись, не туда постучались – вряд ли мы можем служить для вас благодатной в этом отношении темой. Газета только готовится к изданию, её ещё практически нет как таковой, она, можно сказать, в зародышевом состоянии, есть пока лишь зарегистрированное в законном порядке в соответствующих органах название… за формирование творческого состава штата редакции взялись буквально с сегодняшнего дня, вследствие чего, вполне естественно, и героев труда представить вам пока не можем. Так что, извините…

– Нет, нет, что вы, какие романы и баллады! Какие герои… Пока что речь идёт всего-навсего о собственном трудоустройстве моей скромной персоны как раз в том самом творческом составе вашего штата, который, как вы сами констатируете, уже формируется.

– Вот как? Но нам нужны, простите, профессиональные журналисты, умеющие точно и беспристрастно как магнитофон или фотоапарат, а главное регулярно и оперативно отображать окружающую действительность, текущие события по заданной тематике… а никак не литераторы-сочинители с творческим полётом фантазии, да фантазирующие чаще не на актуальные темы дня сегодняшнего, а о прошлом, и, может, реже – о будущем. Это разные ипостаси, согласитесь, хотя и та, и другая, не спорю, прямо и непосредственно связаны со словом, пользуются словом как основным инструментом в работе.

– М-м… ну, не совсем я ещё член, честно говоря. Хотя, вот-вот… необходимые рекомендации есть, да и творческий багаж вроде достаточен.

– И что за багаж, если не секрет?

– Ну-у… сами понимаете, в советские времена, когда я был юн, горяч, резал правду-матку бескомпромиссно и невзирая…

– На злобу дня, как Маяковский2 когда-то?

– Ой, да что вы опять, Андрей Петрович! Конечно же, на такие лавры я пока не претендую… я только хотел сказать, что истинную правду публиковать в нашей стране в эпоху правления коммунистов было непросто.

– Но на то и существует литературный вымысел, позволяющий завуалировать какую угодно правду-матку, чтобы довести её хотя бы иносказательно до читателя. А умный читатель уж сумеет между строк, как говорится в таких случаях, отловить необходимую информацию. Есть немало жанров в этом направлении, таких, например, как басня, притча и так далее.

– Позволю себе повторить, я был слишком молод и горяч, может быть ещё и как кавказец по происхождению…

– А вот кавказцы-то и отличались всегда незаурядным красноречием, умели выразить мысль не только красиво, но и неоднозначно, когда надо.

– Однако, как бы ни было, а более-менее регулярно печататься я начал только с приходом Перестройки, благодаря которой властями была провозглашена гласность и открыто критиковать недостатки, язвы общественной жизни и всяческие безобразия, творимые кем угодно, хоть наипервейшими руководящими лицами стало не только возможно, но и востребовано. Причём, чем жёстче критика, тем похвальнее для автора.

– Помню-помню, было такое – неудержная критика взахлёб всего подряд как одна из издержек однобоко истолкованной многими гласности. Ну, и с чего же вы как автор начали в тот сложнейший для общества, но благоприятный для сатириков всех мастей переходно-исторический период? С какой творческой визитной карточкой идёте сегодня в Союз писателей, и в какой именно из мимикрировавших во всепоглощающем перестроечном азарте партийно-забюрократизированных когда-то, а ныне радикально-демократических писательских союзов – на малой исторической родине своей, или здесь, в Москве, где, кстати, в духе того же легализованного плюрализма уже давно не один подобный союз функционирует?

– В российский, конечно, главный по моему мнению, который называется – Союз писателей России. Я, к слову сказать, уже года три как полноценный россиянин по прописке. А совсем недавно, в конце прошлого года за то, что помог своими произведениями свалить одного губернатора-взяточника, получил от его преемника неплохую квартиру всего в двух сотнях километров от Москвы. Теперь, как поменяю её на какую-нибудь жилплощадь здесь, в столице – стану таким же полноценным москвичом.

– Недурно!.. И что это за шедевры такие, дающие столь ошеломительные результаты? Свалить одним махом губернатора, даже плохонького – не фунт изюма слопать.

– Одним махом сложно, согласен. И в моём случае всё развивалось тоже без чудес, в естественном русле, пошагово. Ведь и Москва, говорят, не сразу строилась… Сначала были относительно безобидные юморески, сатирические рассказы на общие темы, потом цикл всё более адресных и острых, кусачих фельетонов по текущим проблемам жизни народа со всё более возрастающей активностью в поиске виновников этих проблем. Ну а дальше уже открытая, откровенная критика совершенно конкретных негодяев – ненавижу продажных политиков. И, наконец, родилась целая книга, детально, доказательно разоблачающая команду подлецов, прорвавшихся к власти над одним из благодатнейших регионов страны. Вот по этой книге и иду в Союз.