Вальс до востребования

Женщина особой породы.

Эта ее изысканность во всем: в обманчиво простом, почти строгом платье, в подборе драгоценностей сдержанного дизайна авторской работы (пара колец, серьги и тонкий браслет на руке, инкрустированные приличными природными алмазами), в гладкой прическе с тяжелым пучком на затылке и неярком макияже, создававшем иллюзию почти полного его отсутствия, в манере непринужденно, естественно держаться, свободно говорить и быть погруженной в тему разговора, но больше заинтересованно слушать собеседника – все это поражало классом.

Безупречная элегантность.

Уровень, практически утраченный в наше время, встречающийся у редких людей, имеющих природную расположенность к внутренней красоте и изыску, интеллектуальную наполненность, обладающих врожденным безупречным вкусом и умеющих держать этот уровень неизменно высоким в любой ситуации.

И эта потрясающая женская аура, окружающая ее, не на уровне банальной сексуальной манкости, а гораздо более тонкая, глубокая, поражающая, истинно женская притягательность.

Обалдеть! Стаховский и обалдел.

Он прекрасно отдавал себе отчет, чего стоит на самом деле и каким образом достигается такой уровень и класс. Нет, не деньгами и не богатым «папиком» с его связями и возможностями – нет. Это примитив дешевый.

Столь утонченная изысканность, такой стиль и грация, спокойное, уверенное восприятие мира и себя, своего места в нем, интеллигентность и духовная наполненность достигаются только годами колоссального, часто каторжного, ежедневного труда, жесткой аскезы и самодисциплины – кропотливо шлифуются, как алмаз из достойного природного материала.

Да, природные данные важны, но лишь как основа, как кусок великолепного мрамора, из которого еще требуется сотворить статую Мадонны.

Эта женщина была тем самым алмазом и той Мадонной, которую выточила, сотворила и сделала из себя сама. Явлением.

Никогда всерьез не очаровывавшийся женщинами жестко реалистичный, уверенно циничный и ироничный для этого Стаховский был совершенно ошеломлен тем поразительным воздействием, которое она производила на него. Слушал этот тихий, приятный голос, смотрел на ее великолепные руки с длинными, тонкими чуткими пальчиками, на дрожащие уголки красивых губ, готовых в любой момент улыбнуться, ловил взгляд темно-синих бархатных глаз и понимал, что очаровывается и тонет в этой женщине.

Тонет, отлично сознавая, что это не простое и банальное горячее мужское желание и легкое увлечение – то, что он сейчас испытывал к Марианне Кирт, было совсем иной природы: выше по эстетике и эмоциям, мощнее, глубже и насыщенней всего того, что он когда-либо чувствовал и испытывал к женщинам. Тут переплелось и «выстрелило» все сразу – и уважение, которое он чувствовал к этой женщине еще до личного знакомства, только изучая ее биографию, и восхищение, и любование как неким изумительным природным явлением, и, разумеется, сексуальное жаркое влечение, как же без него, и что-то еще, сплетенное из множества разных тонких нюансов и ощущений.

Яну приходилось жестко контролировать себя, следить за каждым своим словом, взглядом и движением, чтобы держаться в допустимых светских пределах, продолжая вести непринужденную беседу, и не «залипать» взглядом и вниманием исключительно на Марианне Кирт, а общаться и с другими членами их небольшого кружка.

Честно сказать: было нелегко. Да какое там нелегко! Это было до хрена как сложно! Его мужское начало орало и возмущалось любому укороту, мешающему немедленно двигаться вперед – очаровывать, рисоваться, демонстрируя себя с наилучших сторон, увлекать, завоевывать эту необыкновенную женщину, но…

Стаховский, пользовавшийся не просто успехом и повышенным спросом у женщин, а будучи прямо-таки суперпринцем и его белым конем в одном флаконе, вожделенным призом в женских соревнованиях за мужчин, особо-то не утруждавший себя тем самым завоеванием и долгими осадами-ухаживаниями, да и не нуждавшийся в этом, никогда не сталкивался с женщинами, которых хочешь до… сильно, одним словом, до одури хочешь, на которых западаешь всерьез по самой полной программе до потрохов и сердца и которых при этом, по каким-то там причинам, нельзя заполучить.

«Нельзя заполучить понравившуюся женщину» до произошедшей сегодня встречи с Марианной Кирт в мужской жизни Яна Стаховского не существовало как понятия, как реальности и вероятно возможной жизненной ситуации. Как это нынче принято говорить – от слова «совсем». Не в том смысле: что хочу, то и беру, а в том, что дамы в отношениях с ним всегда и на все были согласны сами, заранее и авансом вперед – только посмотри с интересом…

Но Ян Стаховский никогда бы не сделал столь блестящей карьеры и не достиг бы того топового уровня, которого он достиг, если бы не умел управлять своими желаниями, эмоциями и при необходимости держать то и другое железной волей в узде.

И, кажется, ему это вполне удавалось. Он умел чувствовать настроения и эмоции людей, направлять их и сейчас четко считывал с членов их небольшой группы, что не вышел за какие-то рамки. Тем более трое других мужчин активно выказывали свое восхищение госпожой Кирт, достаточно открыто заигрывая, что, к слову, видимо, вызывало у ее мужа лишь ироничную улыбку нескрываемого самодовольства и гордости. Константину Аркадьевичу со всей очевидностью импонировало, что его жена пользуется столь повышенным интересом у мужчин и вызывает их восхищение.

В какой-то момент один из ведущих вечера объявил начало выступления танцевальных бальных пар и предложил гостям присоединяться к профессионалам на танцполе. Константин Аркадьевич протянул раскрытую ладонь жене, приглашая на танец, Марианна Викторовна неторопливым, плавным движением опустила свою ладошку в его ожидающую руку, принимая приглашение, и они двинулись между гостями, намереваясь принять участие в танце.

Стаховский, не отрывая взгляда, наблюдал за четой Кирт, кружившейся в вальсе, и не мог не отметить, насколько прекрасно они смотрятся вместе: тонкая, гибкая, грациозная женщина и высокий, крепко сбитый мужчина легко и непринужденно кружились, идеально и точно и синхронно выполняя все па, все повороты и движения танца.

Вернувшиеся после танца в небольшой кружок гостей, Кирты были встречены аплодисментами и бурным выражением восхищения.

– Это было потрясающе, – присоединился к высказываниям других гостей и Ян, причем совершенно искренне. – Блистательная пара, и ваш танец был прекрасен. Вы смотрелись невероятно гармонично. Очень красиво.

– Благодарю, – принимал похвалы с явным довольством Константин Аркадьевич. – Это все жена. Марианна настояла, чтобы я научился хотя бы вальсу. Все уговаривала: у тебя, говорит, жена профессиональная танцовщица, победитель всех международных соревнований и преподаватель танцев, а ты не можешь двух движений освоить. Настояла. – Он благодарно-показательно поцеловал руку жене.

– И правильно сделала, – поддержал Стаховский госпожу Кирт в ее настойчивости. – Вы шикарно вместе вальсируете, просто классно.

– А вы, Ян Валерьевич, владеете танцем? – поинтересовалась Марьяна Валерьевна в рамках светской беседы.

– Таким искусством, как вы, нет, – признался Ян с сожалением. – Я все больше на уровне танцулек в клубах.

– Я могла бы дать вам несколько уроков, или преподаватели из моей танцевальной школы, – тем же благожелательным, светским тоном ни к чему не обязывающей беседы предложила она.

Живое воображение Яна мгновенно нарисовало красочную картинку, как Марианна Кирт учит его танцевать и двигаться в вальсе, в паре с ней… Настолько яркую, что пришлось поспешно выкинуть эту картинку усилием воли на хрен из головы куда подальше, чтобы не оконфузиться.

– Спасибо, но пока нет, – улыбнувшись с наигранным сожалением, отказался он от предложения.

– Жаль, – улыбнулась ему в ответ Марианна, – у вас великолепные данные, уверена, вы могли бы очень быстро освоить вальс и прекрасно двигаться.

А Стаховского вдруг так шоркнул по нервам, так задел, зацепил этот ее отстраненный, чуть снисходительный, профессиональный тон, что он неожиданно спросил, несколько провокационно:

– Если я когда-нибудь научусь, вы обещаете вальсировать со мной, Марианна Викторовна? – И, вовремя вспомнив про ее мужа, присутствующего рядом, тут же смягчил свой тон, уточнив: – Оценить достижения в качестве специалиста?

– Обещаю, – легко рассмеялась своим удивительным тихим, хрустальным смехом женщина.

– Договорились! – придал интонации шуточных ноток Стаховский. – Как только у меня появится возможность, возьму уроки танца и на следующем приеме приглашу вас на тур вальса. – И грамотно перевел стрелки на Кирта, втягивая того в их беседу: – Если, конечно, Константин Аркадьевич не станет возражать.

– Если бы я возражал против всех мужчин, что танцевали с моей женой, – вздохнул показательно господин Кирт, – она бы осталась без золотых медалей, наград и своего бизнеса.

– Тогда буду ласкать себя надеждой на наш совместный танец, Марианна Викторовна, – подвел черту под темой разговора Ян.

– Ну ласкайте, – рассмеялась задорно женщина.

Стаховский вполне прилично и достойно «отстоял» сопровождение четы Кирт на том приеме. Повезло, что они ушли не под утро, как большинство гостей, а немногим позже часа ночи, при этом большую часть времени проведя на танцполе. От их пары Ян, правду сказать, не мог отвести глаз, так его завораживала дивная пластика и грация этой необыкновенной женщины.

И, освобожденно выдохнув и расслабившись после их отъезда, он махнул коньяку, поприсутствовал еще где-то около часа и, чувствуя себя совершенно разбитым и измотанным, как морально, так и физически, уехал домой на служебной машине с водителем.

Потом он еще долго и частенько вспоминал Марианну Кирт, чему в немалой степени способствовал тот факт, что приходилось сотрудничать с ее мужем и встречаться, пусть и не раз в неделю, но достаточно регулярно. И каждый раз при встрече с Константином Аркадьевичем перед мысленным взором Яна ярко и красочно всплывал образ его жены.

Как известно, воображение – спутник созидания.

Ну, в какой-то степени можно применить это высказывание и к нему: воспоминания о Марианне Кирт придавали Стаховскому некий странный импульс, игривую, бурлящую, радостную энергию, наполнявшую его и позволявшую, как ни странно, легко, на подъеме делать гораздо больше дел, везде успевать – ну так вот будоражило. Да и фантазии будило разные и мечты…

Но действительность с его мечтами не коррелировалась никаким образом – Марианна Кирт оставалась для Стаховского лишь мечтой, эталоном женщины. Горячо желанной, но совершенно и напрочь недоступной.

Через какое-то время руководство ввело Яна в команду, готовившую новый крупный проект, с участием иностранных партнеров и государственных интересантов, и ему стало не до ярких воспоминаний и мечтаний о недосягаемой, прекрасной женщине. Ему и до жизни-то своей, той, что принято именовать личной, теперь было не добраться, все поглотила работа в режиме двадцать четыре на семь.

Бесконечные перелеты, порой по два-три раза в день, в разные страны и города, переговоры, мозговые штурмы команды, километры расчетов, схем, стыковки тысячи составляющих. Сон по три-четыре часа в сутки в лучшем случае, а то и вовсе без него, не отпускающее нервное напряжение, сроки, согласования, президентский контроль…

И все-таки они сдали проект вовремя и подписали все соглашения и контракты, закрепили договоренности на международном уровне и, наверное, победили, получив всей командой соответствующее вознаграждение и заслуженный отдых по высшему ВИП-разряду.

А через месяц подоспел юбилей одного из высших руководителей компании, и наверху было принято решение отметить эту дату и удачное завершение работы над проектом торжественным, официальным мероприятием.

Как всегда грандиозным, где-то даже с перебором помпезности и шика, но определенно запоминающимся.

Вот на этом-то приеме Стаховский встретил Марианну Кирт второй раз. Константин Аркадьевич к тому времени считался уже надежным деловым партнером компании и в сопровождении на вечеринке не нуждался, что давало Яну больше простора в действиях и возможность в любой момент покинуть тесный кружок гостей, в числе которых находилась и чета Киртов. Но отчего-то он все не спешил воспользоваться свободой, снова с головой и потрохами захваченный этой женщиной, своей тягой к ней, желанием любоваться ее невероятной грацией, изысканностью, слушать ее дивный смех и острые, ироничные, всегда уместные и точечные шутки.

– Вы освоили вальс, господин Стаховский? – спросила она, светски улыбаясь.

– Увы, нет, – повинился Ян, разведя руками, и пошутил: – Оправдания со ссылкой на занятость важными делами принимаются?

– Безусловно, – ободрила его госпожа Кирт, – мне пришлось приложить несколько лет усилий, пытаясь вырвать мужа у этой самой «дамы», чтобы обучить-таки танцу.

– Надеюсь, наш договор остается в силе и обещанный мне вальс вы не зажмете? – принял подачу легкой ироничной беседы Стаховский.

– Если к тому времени окончательно не состарюсь и смогу еще ходить, то да, не «зажму», – рассмеялась Марианна.

Так они перекидывались легкими ироничными фразами, немного играя в словесный пинг-понг, немного шутя, и было Яну отчего-то хорошо на душе, так как-то тепло, уютно и… и будоражаще, искристо, сексуально-напряженно, что только добавляло ярких красок этому общению.

Но их беседа была беспощадно прервана: к нему подошел его руководитель, шепнул на ухо, что надо срочно пройти в комнату для переговоров, и, извинившись перед гостями, Стаховский откланялся и покинул компанию.

И еще долго потом вспоминал удивительную женщину со странным именем Марианна, настолько сильно захватившую его мужское воображение, поразившую неординарностью личности и вызывавшую такие разные и такие сильные эмоции в нем. Завораживающую и совершенно недоступную для него. Женщину-Явление.

Больше они не виделись и не встречались до сегодняшнего дня. Да вот встретились.

И первый раз с того момента, когда Ян пришел в себя после операции и врач сообщил, что ему ампутировали ноги, он почувствовал себя неполноценным.

Вот так. Он мужчина, она женщина, вызывавшая в нем… разные сложные чувства, одно из которых было устойчивым, мощным и неизменным – сексуальное притяжение. Женщина, с которой все нельзя и невозможно. Несбыточная мечта.

И вот поди ж ты – ощутил себя калекой. Вот такая хренотень.

Как он сказал? «Помимо всех ваших неоспоримых достоинств, у вас еще великолепная память»? Кажется, так.

Никакой такой особой великолепной памятью Марианна не обладала. Разных людей, с которыми сводила судьба и приходилось общаться, на протяжении жизни было так много, что большая их часть растворилась, нивелировалась, исчезнув со временем из ее воспоминаний навсегда.

Те две короткие встречи с Яном Стаховским были столь мимолетны, столь незначительны, что относились к разряду тех, которые как раз и следовало забывать в первую очередь в череде жизненных событий.

Но она запомнила. И встречи, и самого мужчину.

Запомнила, потому что Ян Стаховский произвел на нее странное, какое-то пронзительно-сильное, незабываемое впечатление.

Муж Марианны был ее первым и единственным мужчиной, и никогда за годы их совместной жизни она, что называется, «не смотрела на сторону». Нет, само собой, Марьяна обращала внимание на интересных представителей мужского пола и, как человек искусства, порой любовалась и могла по достоинству оценить фигуру, гибкость, грацию и яркую харизму, а как умная женщина – эрудированность и интеллект мужчины. И порой в общении с кем-то из них могла позволить себе намек на флирт, исключительно в рамках светской, легкой, ироничной беседы, чуть более игривой, чем протокольная холодность, никогда не переходящая за грань.

Но ни разу за все годы замужества она не испытала какого-то особого трепета и влечения, сильного эротического интереса к мужчине. Может, дело было в том, что все балетные люди достаточно циничны, поскольку видят оборотную сторону и неприглядную изнанку красоты своего искусства, а может, в том, что ее семейная жизнь была замечательно устроена, упорядочена, и она чувствовала себя в ней защищенно и спокойно со всех сторон.

Но этот мужчина… Ян Стаховский.

Прекрасно сложенный, с великолепной фигурой, над гармонией которой явно потрудилась не только природа, но и упорные, регулярные занятия спортом, это Марьяна сразу же отметила наметанным взглядом профессионала.

Он обладал внешностью не картинного красавца, не брутального мачо и не слащавого героя-любовника; в принципе, его лицо можно было бы назвать интересным, но вполне обычным, если бы не весьма непростой, острый и цепкий, умнейший взгляд ярко-голубых глаз, великолепная открытая улыбка, от которой на щеках у него появлялись не ямочки, а такие очень мужские вертикальные складки, сразу же делавшие это лицо открыто мужественным, притягивающим, выдавая в нем глубокую наполненность человека, способного на сильные поступки и решения.

Великолепный рассказчик и собеседник, внутренне совершенно свободный, раскованный и органичный, никаких комплексов и зажимов. Обладающий тонкой иронией, Стаховский умело контролировал течение беседы, вовлекая всех присутствующих в разговор, создавая тонкую иллюзию, будто это они такие бойкие на шутку, прекрасно ориентирующиеся в любой затронутой теме. Он виртуозно вел и направлял общение гостей уверенной рукой профессионала наивысшего уровня – легко, непринужденно, играючи.

Марианна видела и по достоинству оценила его профессионализм и излучаемую им мощную жизненную энергию, особую здоровую притягательность, присущую только мужчинам реализованным, удачливым и богатым, отмечая про себя, что при таких данных вряд ли найдется хотя бы одна женщина, способная устоять перед его сокрушительным обаянием и харизмой.

Но странное дело, она почувствовала, ощутила его особенный, обостренный интерес, направленный на нее. И хоть, без сомнения, в большей степени этот интерес носил мощную сексуальную основу, в нем не было вульгарного, примитивного животного желания, а чувствовалось нечто гораздо более глубокое и сильное. И вся ее женская сущность внезапно мощно и ярко отозвалась на этот посыл, и Марьяна испытала странную, необъяснимую тягу к этому мужчине, какое-то будоражащее влечение, притяжение.

Захватившие ее чувства были столь поразительны, столь внове для нее, что она как-то даже растерялась в первый момент. И все наблюдала за Стаховским, изучала его, стараясь контролировать себя, «держать лицо», слушала его красивый, с легкой эротичной хрипотцой голос и поражалась, удивлялась самой себе.

Что ее так потянуло к этому человеку? Что вызвало столь поразительные, незнакомые чувства, эмоции? Ведь встречала она мужчин гораздо более интересных, сильных и ярких личностей, но ничего подобного к ним никогда не испытывала.

Марианна достаточно быстро смогла уравновесить свои эмоции и взять под контроль чувства – бесконечные жесткие физические тренировки и репетиции, требовавшие незаурядной силы воли и характера, учат справляться с многими непростыми ситуациями. А то, что происходило с ней сейчас, и ситуацией-то невозможно назвать – просто неожиданный и странный всплеск женского влечения и интереса к незаурядному, прямо скажем, мужчине. Она и справилась.

Но образ Яна Стаховского не выходил у нее из головы всю обратную дорогу домой, пока их с мужем вез с приема выделенный хозяевами вечера шикарный лимузин. И секс в ту ночь получился необыкновенным, наполненный удивительным накалом, горячей страстностью, потому что на месте мужа она видела лицо того мужчины, и от какого-то стыда и ощущения, словно она изменяет мужу, как ни удивительно, Марьяна становилась еще более страстной и раскрепощенной.

– Вот это да! – восхитился Константин, когда смог отдышаться. – Что это было, Марьяш? Откуда столько страсти и огня?

– Завелась, танцуя с тобой, – ответила она первое, что пришло на ум. – Ты был великолепен, дорогой, прекрасно вел в каждом танце, особенно в вальсе, и возбудил меня необычайно. Ну, и полтора бокала великолепного французского сухого, я думаю, тоже сыграли свою роль.

– Может, тебе стоит почаще, чем раз в полгода, позволять себе бокал-другой вина, для таких вот страстей в койке? – предложил муж игриво, начиная следующий «заход».

– Лучше почаще со мной танцуй, – отговорилась Марьяна, принимая его ласки.

А в голове проскочила предательская мыслишка: «Интересно, каково было бы танцевать с этим Яном? Вальс или танго. И не только танцевать…»

Они встретились через несколько месяцев, и тоже на приеме, который устраивала все та же компания, с которой сотрудничал ее муж и в которой работал Стаховский. И Марьяна вновь испытала странные чувства, что пережила в прошлую их встречу: непростой интерес и притяжение к этому мужчине и небывалое, поразительно волнующее, искристое возбуждение.

Но пообщаться им удалось совсем коротко, лишь успели перекинуться парой незначительных фраз, как Стаховского вызвали по какому-то делу, и он, чинно раскланявшись, поспешил за своим шефом.

Марьяна частенько вспоминала его и трепетала от этих воспоминаний, представляя перед мысленным взором Яна Стаховского, улыбающегося ей, и сердце билось быстрее от опасных размышлений о том, как могло бы у них получиться… И мнилось что-то, виделось возможное, но лишь на уровне женских горячих фантазий о несбыточном… Так, для тонуса и ощущения себя живой, сексуальной, рискованной, способной на что-то эдакое… ах, ах!

Но. Жизнь. Просто жизнь текла дальше.

Закрутила в своих житейских водоворотах, в ярких событиях, переменах, и вся эта горячая романтичность растаяла в череде обыденности легким дымком от давно уплывшего круизного парохода, на борт которого ты так и не поднялась.

И надо же, встретиться здесь, в этом месте. Да еще вот так.

Что с ним случилось? Какая катастрофа?

Он стал другим, не в том смысле, что потерял ноги до колен, и не в том, что теперь вынужден передвигаться на инвалидной коляске. Хотя, наверное, именно в этом и дело – в нем больше не чувствовалось той мощной искрящейся сексуальности богатого, невероятно удачливого, успешного во всех сферах и делах, необычайно уверенного в себе, дерзкого и решительного мужчины, которую распространял, излучал он в прошлом.

Теперь он совсем другой. Нет, не менее сексуальный, но… эта его природная сексуальность перестала быть столь прямолинейно-шибающей и очень конкретной, став качественно другой – наполненной каким-то иным свойством, более глубокой душевной, мыслящей составляющей, что ли.

Но другой не другой – неважно, его сексуальность все так же пробивает ее желанием. Вот так. И он по-прежнему ее волнует.

Думала, вспоминала Марианна и дивилась своим реакциям и чувствам, невпопад отвечая на бесконечные мамины расспросы о человеке, заполонившем все ее мысли, пока они готовили тот самый ужин, что собирались нести в гости. Волновалась в предвкушении скорой встречи и переживала, как она выстоит этот самый спонтанный прием.

Но на удивление и вопреки волнениям Марьяны, ужин прошел на подъеме в замечательной легкой, веселой и доброжелательной атмосфере. Они много смеялись, шутили, рассказывали забавные истории и анекдоты, допустимые в присутствии ребенка. Стаховский обладал блистательным ироничным складом ума и великолепным чувством юмора, очень близким юмору Марианны, к тому же владел искусством управлять беседой, вовлекая в нее всех присутствующих настолько тонко и виртуозно, что каждому казалось, будто он сегодня блистает эрудицией, красноречием и юмором. Этот его талант Марианна отметила еще в ту их первую далекую встречу, казавшуюся теперь нереальной какой-то, словно из другой жизни совсем про других людей или из позабытого кино, вызывающего немного печальную ностальгию при его просмотре.

Правда, когда они всем семейством зашли в дом к соседу, то в первые минуты чувствовали естественную скованность и неловкость момента, какие испытывает любой человек, волею случая попадая на застолье в гости к чужим людям, но непринужденность и легкость атмосферы помог создать Кирюшка, с детской прямотой нарочито демонстрируя свои эмоции и настроения.

Когда они снимали и вешали верхнюю одежду в высокий встроенный шкаф в просторной прихожей, Кирюха показательно дулся, отмалчивался и сопел, мол, смотрите все, как я на вас обижен.

– Что это с Кириллом? – поинтересовался у Марьяны гостеприимный хозяин, не пропустивший актерства ребенка.

– Прослушал лекцию-наставление по основам безопасности жизнедеятельности, ОБЖ, – старательно сдерживая улыбку, пояснила Марьяна, так, чтобы и сынок слышал краткое повторение урока. – Разъяснили, почему опасно беззаботно убегать одному куда захочется, заходить в чужие дома и общаться с незнакомыми людьми. – И, не сдержавшись, все-таки улыбнулась. – Последний аргумент он яростно отвергает, утверждая, что дядя Ян не какой-то там чужой, а совершенно наш, практически родной. От этого и дуется.